Алексей Лопатин: «Зачем академическая карьера? Чтобы в 30 лет получать в разы меньше реального сектора?»

Зарплату в университетах необходимо поднимать кратно, но и требовать нужно реальный результат, убежден завкафедрой реактивных двигателей и энергетических установок КНИТУ-КАИ Алексей Лопатин Фото: «БИЗНЕС Online»

Как мотивировали сотрудников академической среды в СССР?

Наша система высшего образования находится на перепутье. Последние 30 лет идут перманентные и ничем не завершающиеся реформы, цель которых, кажется, непонятна даже тем, кто их начинал. Каждая новая команда, приходящая в министерство науки и высшего образования, считала своим долгом перечеркнуть все начинания предшественников. Такой подход привел к неопределенности с вектором развития и принципами финансирования образовательных и исследовательских проектов. То мы хотим быть как ведущие западные университеты, во всем им подражаем, пытаясь втиснуться в зарубежные рамки и доказать, что мы можем быть не хуже. А потом вдруг на полном ходу совершаем разворот на 180 градусов и начинаем создавать собственную уникальную образовательную систему, которая подозрительно напоминает то, что уже есть, только под новым названием. При этом мы постоянно заботимся о реформировании формы, но даже не начинаем обсуждать содержание образовательного процесса. Ведь качество образования не зависит от сроков обучения. Для того чтобы понять логику эволюции социальных лифтов в высшем образовании, обратимся к его истории за последние 100 лет.

Начнем с отечественного опыта начала первой трети ХХ века. В первые годы молодой советской республики власти не сильно заботились об образовании, тем более о высшей школе, считая это элементами буржуазных пережитков, от которых стоит избавляться. Но быстро пришло понимание, что для продвижения идей «мировой революции» государству необходимо обладать мощной оборонной промышленностью. А реализовать это без сильной образовательной системы невозможно. В конце 20-х — начале 30-х форсированно начала формироваться разноуровневая система профессионального образования. Крупные региональные города получили не только классические университеты, но и инженерно-технологические, педагогические, аграрные, медицинские и ветеринарные институты. Этот системный подход позволил сформировать в молодой и не очень грамотной стране сеть высшего профессионального обучения. Параллельно шло создание большого количества предприятий и заводов. Если наложить друг на друга две карты СССР, на одной из которых будут отмечены промышленные предприятия, построенные в период индустриализации, а на второй вузы, созданные или воссозданные в этот же период, мы увидим полное совпадение.

Оставалась одна проблема — где взять профессорско-педагогические кадры для этого многообразия институтов? Привлекли хоть и «идеологически чуждых», но незаменимых на тот момент профессоров и педагогов, воспитанных в императорских университетах. А для формирования идеологической подготовки в рамках общественных дисциплин воспользовались кадровым потенциалом «Школы красной профессуры», основанной в 1921 году постановлением Совета Народных Комиссаров РСФСР. Первый выпуск этой необычной школы состоялся в 1924-м и состоял из 194 «профессоров»: 88 экономистов, 42 философа, 32 русских историка, 18 западных историков, 9 естественников и 5 правоведов. К концу 30-х система заработала.

Но что же было с мотивацией? Для формирования конкурентной академической среды требовалось обеспечить постоянный приток кадров в научно-образовательную сферу. И молодая, тогда еще и совершенно небогатая советская республика приняла единственно верное решение — сделать заработную плату такой, чтобы способный и талантливый молодой специалист, попадая в академическую среду, уже никогда не задумывался о материальном обеспечении. Особенно это проявилось в послевоенные годы, когда разрушенной стране пришлось развиваться такими темпами, чтобы обеспечить не только восстановление существовавших традиционных отраслей промышленности, но и создание новых, например атомной и ракетно-космической. Именно тогда научно-исследовательская и педагогическая сферы стали синонимом жизненного успеха. Так было и позже. Достаточно вспомнить эпизод из знаменитого советского фильма «Служебный роман», где героиня актрисы Алисы Фрейндлих хвалится, что прошлым вечером была в ресторане со своим другом — авиаконструктором. Они ни в чем себе не отказывали, ели шашлык, купаты и запивали все хорошим грузинским вином «Киндзмараули» и «Хванчкарой». Приехали они на «Волге» друга, которая в конце 70-х была сравнима с современным Mercedes Gelandewagen.

В течение 10 лет университетская карьера окончательно потеряла востребованность у молодежи Фото: «БИЗНЕС Online»

Расслоение зарплат в лихие 90-е

А сейчас работа в авиационном конструкторском бюро символизирует успех, высочайший уровень жизни и комфорт? Уверен, что большинство читателей ответят отрицательно. А ведь в институтах и университетах тогда заработная плата была не менее привлекательной, чем на крупных предприятиях и в конструкторских бюро. Так как же можно было попасть в такое чудесное КБ? Конечно, окончив профильный институт. Разумеется, не все выпускники могли рассчитывать на карьеру успешного авиаконструктора. Но шанс был у многих.

В позднем СССР основными социальными лифтами являлись институты (научные и образовательные) и комсомол. Сильная конкурентная среда в обоих случаях давала результат. Недаром большинство отечественных миллиардеров 90-х и нулевых годов и просто очень богатых людей являются выходцами из комсомола. Согласен и с теми, кто говорит, что многие социальные неравенства, появившиеся в комсомольской и партийной среде, стали в том числе причинами краха системы. Тем не менее «естественный отбор», сохранявшийся в комсомоле практически до конца эпохи СССР, позволял выйти на поверхность сильным и талантливым организаторам. Но время комсомола безвозвратно ушло, и на первый план выходят вузы как место естественной селекции сильных личностей.

Академическая среда оставалась базовым социальным лифтом для активной и талантливой молодежи практически до середины нулевых. Да, начиная с 1991 года в университетах практически не было серьезных средств, а в «лихие 90-е» иногда и с выплатами зарплаты возникали проблемы. И если раньше в зависимости от отраслевой принадлежности института зарплата ректора была ненамного больше, чем у завкафедрой, то в постсоветское время это расслоение достигло неимоверных значений. Произошла инверсия-трансформация, должность профессора из уважаемой превратилась в синоним бедности и неуспеха. И напротив, стать проректором или ректором оказалось счастьем. К этому счастью захотели прикоснуться многие, и даже те, кто не имел никакого отношения к академической среде. Это происходило на глазах у сотрудников университетов и научных институтов, и такие «истории успеха» демотивировали сотрудников и целые коллективы. Молодежь понимала, что, как бы они ни работали, им не удастся стать первыми. И если во времена СССР такие негативные явления нивелировались очень высокими зарплатами, то теперь и их не осталось. У молодежи возникает вопрос — для чего им выбирать научно-исследовательскую или преподавательскую стезю, если эта дорога не приведет ни к карьерному росту, ни к обеспеченной жизни?

Несмотря на то что популярность академической карьеры, как и самого высшего образования, в обществе была сведена практически к нулю, молодежь где-то по инерции, а где-то исходя из возможности сделать быструю карьеру в слабой конкурентной среде, продолжала тоненьким ручейком просачиваться в питательную академическую почву. Именно к концу 90-х и началу нулевых можно отнести появление одних из самых стремительных академических карьер. Докторами наук становились в 30 с небольшим лет. Соглашусь с коллегами, которые скептически относятся к научной ценности работ, выполненных в отсутствие конкуренции. Известны случаи, когда диссертации делались всей кафедрой только для того, чтобы выполнить необходимый минимум защит в год, и высшая аттестационная комиссия попросту бы не закрыла диссертационный совет как неэффективный. При этом молодежь, не обладавшая связями, могла рассчитывать только на свои профессиональные и организаторские способности для того, чтобы добиться если не серьезных заработков, то хотя бы карьерного роста и самореализации.

Начиная с 2010-х в университеты пошло серьезное финансирование, и «окно возможностей» для активной молодежи стало закрываться, замещаясь «бумажными» кадровыми резервами, существующими в каждом российском университете. А молодежь, остро ощущая несправедливость, уходила в те направления профессиональной деятельности, где их голова и организаторские способности были более востребованы. Университеты постепенно потеряли ореол тех мест, где можно стать self made (сделать себя самостоятельно). Потолки возможностей стали осязаемыми. Как в знаменитом анекдоте о советской армии, где говорится, что сын полковника может стать только полковником, т. к. у генерала есть свой собственный сын.

В течение 10 лет университетская карьера окончательно потеряла востребованность у молодежи. Доставщик продуктов маркетплейсов получает значительно больше университетского преподавателя. А те ребята, которые идут в аспирантуру, работают параллельно и не связывают свое будущее с университетом. Те, кто все же доходит до защиты диссертации, успешно реализуются на производстве или в других сферах. Для реального сектора экономики это неплохо, предприятия получают высококвалифицированные и социально активные кадры, но для университетов это просто беда.

Гораздо более серьезная проблема для студентов и выпускников связана с тем, что не существует разницы в оплате труда выпускников с дипломом бакалавра и магистра Фото: «БИЗНЕС Online»

«Как вернуть университету статус социального лифта в обществе?»

Хотелось бы детальнее рассмотреть возможности ребят, которые остаются в университете. Удобнее это сделать на примере двух гипотетических друзей — выпускников инженерной специальности среднестатистического регионального университета. Итак, молодой специалист оканчивает университетское обучение в 22 года. Дальше он либо идет на завод, либо в КБ. На заводе, например в цеху, стартовая зарплата будет существенно выше, чем в КБ. Если брать предприятия уральского макрорегиона, начальная заработная плата может достигать 70–90 тыс. рублей. Плюс кое-где есть серьезный социальный пакет. Это то, на что может рассчитывать молодой специалист, готовый на переезд в другой регион, после первого года работы.

Теперь рассмотрим возможности в академической среде. После окончания той же специальности будущему преподавателю и исследователю необходимо поступить в аспирантуру, где он как «технарь» будет четыре года заниматься научной работой и готовить диссертацию, получая при этом стипендию и в очень редких случаях имея возможность подработки на кафедре в качестве ассистента на 0,25 ставки. Это будет приносить будущему ученому около 20 тыс. рублей в месяц. Если аспирант окажется очень работоспособен и настойчив, а у его научного руководителя будет мотивация им заниматься, есть шанс защититься за четыре или пять лет. Защита прошла, и через полгода молодой ученый получил «корочку» кандидата наук, с которой стартует его карьера. Нашему молодому ученому предстоит проработать еще примерно четыре года для того, чтобы просто занять должность доцента. К 30 годам у парней должна быть семья и как минимум один, а лучше два ребенка. Сколько же получает наш ученый? Средняя зарплата таких преподавателей колеблется от 45 тыс. до 60 тыс. рублей. Рассматривать стоит не усредненную зарплату преподавателя (сюда могут быть прибавлены выплаты за исследовательскую работу), а только деньги, получаемые за преподавательскую деятельность в должности доцента на одну ставку.

А что же с молодым специалистом, который пошел на предприятие? У него все хорошо. С помощью предприятия он уже выплатил ипотеку, живет в собственной двух- или трехкомнатной квартире. У него неплохая машина и семья. Не берусь оценивать его должность, но он может быть либо замом начальника или начальником цеха, либо ведущим конструктором. В зависимости от профессионального уровня он может получать зарплату от 150 тыс. до 250 тыс. рублей.

Любого здравомыслящего человека будет мучить вопрос: зачем связываться с академической карьерой, чтобы в 30 лет получать заработную плату в разы меньше, чем его товарищ, который пошел в реальный сектор экономики? В сочетании с полузакрывшимися социальными лифтами кажется, что карьера в университетах выглядит совершенно непривлекательной.

Но и на предприятиях молодым специалистам с высшим образованием не всегда удается реализоваться. Наше высшее образование традиционно нацелено на воспитание профессиональных качеств и забывает о коммуникативных компетенциях. Эта ситуация постепенно преодолевается университетами. И на большинстве современных отечественных предприятий успешно функционируют системы корпоративного обучения. И, если молодой сотрудник готов к работе над собой, работодатель всегда пойдет навстречу и поможет.

Гораздо более серьезная проблема для студентов и выпускников связана с тем, что не существует разницы в оплате труда выпускников с дипломом бакалавра и магистра. Если нет разницы в зарплате, зачем учиться дополнительных два года? Именно так рассуждают выпускники бакалаврских программ и не идут в магистратуру. В сочетании с необдуманным отказом от специалитета мы получили очень грустную картину — средний уровень образованных специалистов значительно снизился. Бакалавриат в его нынешнем виде даже в отдаленном приближении не тянет на уровень постсоветского специалитета. Теперь у нас на предприятиях работает большое количество «высококвалифицированных бакалавров», а предприятия по делу костерят университеты за недостаточное качество подготовки. Только вот у подавляющего большинства университетов никто не интересовался их мнением по поводу ухода от специалитета. Так же, как и сейчас никто не спрашивает об обратном переходе. Система живет своей жизнью, а образование — своей.

Решение проблемы с развитием высшей школы связано с возвращением и развитием модели социального продвижения наиболее талантливых членов академического сообщества, а также кратного роста финансового стимулирования преподавателей и исследователей. Зарплату в университетах необходимо поднимать кратно, но и требовать нужно реальный результат, а не десятки пустых статей, опубликованных в платных третьесортных журналах. Иначе нашу академическую систему в ближайшие годы ждет не очень радужное будущее в виде принудительного омоложения на бумаге уже не очень молодых ученых и бурная имитация исследовательской и всякой иной деятельности.