«ДАЙТЕ ЛЮДЯМ ВЫГОВОРИТЬСЯ»

— Сергей Владимирович, много ли людей сейчас обращаются к вам за психологической помощью?

— Обращаются. Недавно, например, к моей коллеге за помощью пришла девушка — она потеряла в катастрофе сразу трех подруг. Она рассказывает, что родители этих девушек, конечно, в очень сложном состоянии. У людей есть даже элементы бреда, они не верят в реальность произошедшего, что дочери их погибли. Первые 9 - 10 дней люди не могут мыслить рационально, и не надо их ни чем переубеждать. Не надо говорить, чтобы они не переживали и не волновались. Надо просто их в этот момент принимать такими, какие они есть сейчас, поддерживать их и быть рядом с ними. И, самое главное, давать выговориться.

— То есть элемент проговаривания случившегося важен?

— Он обязательно должен быть. Ни в коем случае человек не должен молчать, нельзя позволять ему замыкаться. Когда люди слушают такого человека, они не должны его перебивать, пусть идет поток сознания, пусть говорит, говорит... Даже если вы услышите, что ваш собеседник утверждает, что все, что случилось, это неправда, что его близкие живы, то не переубеждайте его. В эти дни надо принять его и то, что он говорит, так, как есть. Пусть то, что в это время творится в его душе, выйдет наружу. Для этого надо постоянно с ним разговаривать. Может быть, возле таких людей даже стоит установить дежурство. Нельзя людям в таких ситуациях оставаться наедине с самими собой.

— А стоит в это время давать родственникам погибших какие-то медикаментозные средства?

— Ничего не могу сказать по этому поводу, это прерогатива врачей, а я психолог.

— Пик осознания потери, он в какой период наступает?

— Первая реакция — это реакция отрицания. Она бывает всегда в таких случаях. Например, человеку говорят, что у него тяжелая болезнь, и он внутри себя начинает это отрицать, ему приходит в голову, что это ошибка. Потом вторая стадия — это агрессия, начинается поиск виноватых. В нашем случае будут говорить, что пилоты виноваты, жена виновата, что отпустила дочь в эту поездку, и так далее. Муж и жена начинают обвинять друг друга. Эта стадия тоже очень острая. Потом от потери наступает депрессия, в это время можно принимать лекарства. И, наконец, наступает фаза принятия. Путь к принятию сложный. Любой ушедший близкий человек — часть нашей души. И когда мы его теряем, мы эту часть теряем, мы должны пережить эту потерю, чтобы снова жить. Слово «переживание» напоминает слово «пережевывание», мы должны «пережевать» нашу боль. «Переварить» ее, а на это надо время, нужна работа души. Если человек верующий, ему легче, у него есть молитва за ушедшего, есть поминки — это тоже необходимый ритуал. Атеистам сложнее. Тут стоит только уповать на помощь и внимание друзей и близких.

— Наши люди, увы, часто убегают в алкоголь.

— Вот это-то как раз и нежелательно. Это амнезия временная, при ней проблема загоняется внутрь, и потом это может сыграть плохую службу. Проблема остается «непереваренной», и эта травма, этот стресс будут жить внутри. И последствия потом будут более тяжелые. Поэтому, если друзей и близких недостаточно, надо идти к специалистам, психологам.

— К сожалению, в России до сих пор нет обширной практики обращения к психоаналитикам и психологам.

— Да. Люди не так часто обращаются, а ищут успокоения в алкоголе, занимаются самолечением.

«ПСИХОЛОГИ ПОМОГАЛИ ВЫЙТИ ИЗ ШОКОВОГО СОСТОЯНИЯ»

— Как только «Боинг» разбился, практически сразу же стали поступать сообщения, что в аэропорту Казани с родственниками жертв работают психологи. А что можно сказать человеку в таком горе?

— Там были специалисты по работе с людьми в сложных ситуациях. У них есть свои методики, специалисты экстремальных служб ими владеют. Они могут нормализовать психику человека, как минимум вывести его из шокового состояния.

— Похоже, что у людей началась аэрофобия?

— Аэрофобия? Ну конечно, она началась. И в этом смысле пресса этому способствует. Освещение трагедии очень хаотичное, в погоне за сенсацией в ход идут непроверенные сведения. Нет единой политики, нет методики, как грамотно освещать такие трагические случаи. Напугать людей — это дело нехитрое. Но научиться писать об этом конструктивно сложнее. Люди должны понимать, что, несмотря на трагедию, жизнь продолжается. Надо уметь переключать внимание.

— Отказаться от полетов современному человеку невозможно. Как же бороться с аэрофобией, если уж она настигла нас?

— Да, отказаться от самолетов мы не можем. У меня, например, в таких случаях только один метод. Когда для меня ситуация неразрешима, я сижу в самолете и от меня ничего не зависит, я молюсь.

— Но это приемлемо для человека верующего. А для атеиста?

— Здесь психолог может помочь. Но общего рецепта нет, подход нужен индивидуальный. Аэрофобия — это всего лишь симптом, симптом чего — непонятно. На базе какой-то причины могут быть самые разные фобии. Часто фобия возникает в результате нарушения базового доверия к жизни вообще. Пройдет аэрофобия — возникнет новая фобия. Аэрофобия — это частный случай, проявление какого-то иного внутреннего страха. А в фобиях нет рационального. Если говорить об аэрофобии, самолеты с точки зрения рацио — наиболее безопасный вид транспорта. Под колесами автомобилей и в автоавариях ежедневно гибнет огромное количество людей. Но каждый день люди садятся за руль, они едут и видят эти аварии на каждом шагу. Но ездить мы продолжаем. Другое дело, что людям хочется гарантированной безопасности. А любая авария — это напоминание, что она не всегда бывает. Но в нашей ситуации объектом фобии стали даже не сами самолеты, а авиакомпания «Татарстан». Катастрофа ударила по доверию к этой компании, как они будут выбираться из ситуации, непонятно. Судить о компании не могу, я не специалист в авиации, а психолог.

— Родственников наконец-то пустили на летное поле. Они увидели это место трагедии. Стоило ли это делать?

— Есть такое понятие — «завершенная ситуация». Произошло трагическое событие, родственники его не видели, они знают только по рассказам. Они фантазируют. А здесь они увидели все это воочию. И точка для них поставлена.

«СЛУХИ ЗАПОЛНЯЮТ ВАКУУМ ИНФОРМАЦИИ»

— В советское время, когда происходили такие катастрофы, все это замаливалось, и люди узнавали обходными путями. Возможно, это было лучше для психики граждан?

— Здесь нужно выработать стратегию грамотного освещения таких событий. Замалчивание невозможно — есть интернет, это похоже на то, когда ребенок начинает интересоваться вопросами секса, спрашивает у родителей, родители молчат, ребенок идет во двор и Бог знает что там узнает об этом. Так что открывать информацию надо, интернет произвел революцию в сознании людей, мы до конца еще не можем знать ее последствий. Чтобы правильно рассказывать о таких трагедиях, нужны совместимые усилия и психологов, и журналистов, и политиков.

— Эта катастрофа, хотя она очень подробно освещается, уже обросла массой слухов. Кто-то говорит, что в кабине пилотов были террористы, кто-то твердит о том, что пилоты дали руль просто кому-то из пассажиров. Домыслов масса. Почему они, с точки зрения психологии, рождаются?

— Это то, о чем мы только что говорили. Слухи заполняют вакуум информации. В освещении катастрофы «Боинга» есть много нестыковок. Там, где есть нестыковки и появляются логические вопросы, эти ниши заполняются домыслами и слухами. То говорят, что самолеты старые, то летчики виноваты, то «черный ящик» не нашли... Эти детали не складываются в единую картинку. Самолет пошел на второй круг и вдруг резко упал. Что случилась? Непонятно. Нет внятного ответа, а это рождает слухи. Люди этим способом восполняют информацию, которая отсутствует.

— Такое ощущение, что горожане за эту неделю переменились, ощущается подавленность. Как долго мы будем ее испытывать? Мы, люди, которых трагедия не коснулась впрямую?

— Да, эта история всех нас задела и переменила. Вспомните «Булгарию», мы около года все это переживали. Так же будет, наверное, и в этот раз. Но надо уметь переключаться и продолжать жить.