«До озверения можно довести и хомячка»: как из-за стресса не заработать язву или инфаркт

«Стрессоустойчивые люди специально отбираются на работы или в службы, где экстремальные ситуации — норма» Фото: https://ru.freepik.com/

«Это процесс, который запускается ожиданиями неприятностей»

— Сергей Борисович, сегодня много говорят о том, что наша жизнь — сплошной стресс. Все с утра напряжены, раздражены, «наэлектризованы», задень кого случайно — искры полетят. Какова природа этого явления?

— Основоположник учения о стрессе, канадец Ганс Селье, считал, что это всегда реакция на повреждение. Эта его первая идея была в 30-х годах прошлого века. Но постепенно стало понятно, что вовсе нет. Это процесс, который запускается ожиданиями неприятностей. То есть их предсказаниями. Вообще, ведь в последние полвека мы в физиологии, психофизиологии отказались от доминирования пресловутых павловских рефлексов. Там стимул — ответ, сначала что-то действует, а потом мы отвечаем. Когда мы научились мерить, как работает мозг, то выяснилось, что, вообще говоря, мы начинаем действовать заранее, до того как событие произошло. Мы его предсказываем, и вся наша жизнь, по сути, складывается из непрерывного планирования того, что будет.

В детстве у нас была одна мысль — только бы не было войны! А вот теперь сами видите, что ситуация изменилась. Изменилась ситуация и с плотностью населения, и с транспортом, и со многим другим. В результате наш мозг, не спрашивая нас, как будто специально предсказывает: а вдруг здесь что-то будет не так, а вдруг дальше опасность? Соответственно, у нас порог запуска стресса существенно снизился, потому что мы сами, не отдавая себе в этом отчет, заранее на подсознательном уровне как бы уже моделируем и предсказываем себе возможные неприятности.

Когда возникает классический стресс? Например, вы едете в маршрутке, у кондуктора плохое настроение, и она срывает его на вас. Никакого повреждения не произошло. Но у вас стресс во всей красе, поскольку опыт, даже не наш личный, а множества поколений наших предков, предсказывает: если запущена такая вербальная атака, то дальше это может перейти в физическую атаку, и, стало быть, надо готовиться к повреждениям. Стресс заранее готовит нас к обороне. Это защитная реакция.

Многие авторы считали и считают, да и я сам так полвека назад считал, что стресс — это адаптация. Какая здесь может быть адаптация, то есть приспособление или привыкание? Какое может быть приспособление к тому, что тебя собрались убивать?! Абсурдное утверждение. Сейчас уже есть объективные доказательства того, что это не адаптация, а защита. Мы заранее готовимся выставить иголки и принять врага во всеоружии. Видимо, это все сказывается. Я согласен с вами в том, что очень понизился порог запуска стресса и очень повысилось количество стрессов.

— Это интернациональное явление, оно присутствует во всех странах или свойственно только нашим людям?

— Мне довелось много и поездить по миру, и поработать в других странах. Могу вам сказать, что мы как раз в этом смысле покрепче будем. Например, европейцы — существа чрезвычайно нежные. У них стресс запускается, что называется, с полщелчка. У нас в этом смысле человека надо все-таки довести.

— На Западе же бытует мнение, что россияне — это угрюмые, неулыбчивые, злые и агрессивные люди, всегда и по любому поводу готовые вступить в конфликт, напасть и побить, что в России не принято извиняться, даже если не прав, поскольку это сочтут за проявление слабости.

— Да, они считают, что сами при этом белые и пушистые. Приведу вам такой пример. Я работал в Германии и помню такую бытовую сценку. Иду с коляской для покупок по супермаркету. Приближаюсь к кассе, вдруг ко мне подходит немец и без всяких «здравствуй» и «до свидания» спрашивает: «Вы русский?» Отвечаю: «Да, а как вы узнали?» Он говорит: «Очень заметно». — «Почему?» А он говорит: «А вы посмотрите, как мы ходим». Как они ходят? Они с этими тележками идут на таран — кто отвернул, значит, струсил. «А вы стараетесь уступать», — говорит он.

Так что не у всех там впечатление, что мы такие злые и драчливые. Это все эффекты последнего времени. Сейчас же идет очень жесткая накачка. У них мозги промывают. Хотя могу сказать, что не очень-то получается. Нормальные люди, которых большинство и в Штатах, и в Европе, к нам хорошо относятся. А это все называется страшным словом «пропаганда», не более того.

— Сейчас практически все работодатели пишут, что кандидаты на вакансию должны быть стрессоустойчивыми. Что это значит? Как понять, я стрессоустойчивый человек или нет? Как это может определить работодатель?

— Часто стрессоустойчивость понимают не совсем верно. На самом деле стрессоустойчивость — это способность продолжать выполнение своих непосредственных обязанностей в ситуации стресса. Это не то, что у меня нет стресса, а то, что, несмотря на то что во мне этот защитный процесс развивается, я тем не менее продолжаю выполнять свои функции.

Отдельно надо сказать, что стрессоустойчивые люди специально отбираются на работы или в службы, где экстремальные ситуации — норма. Это люди профессий риска. Для их отбора существуют специальные тесты. Причем тесты не вербальные опросники, которые ничего не дают, а действительно ситуативные измерения, когда проводятся исследования состояния человека в режиме смоделированной экстремальной ситуации. Эти измерения должны выявить целый ряд его объективных показателей в стрессовом режиме. Таким образом люди отбираются. Это первое.

И второе. Стрессоустойчивость тренируется. Хорош будет, например, какой-нибудь боец спецназа, который при стрессе (а он в нем практически живет), опустит руки, впадет в ступор или запаникует. Потому это все тренируется.

Очень важный момент, которым все в мире занимаются и мы тоже, — это как объективно определить, что у конкретного человека в данный момент стресс. Оказывается, такие методы уже есть и это можно сделать. Потому я думаю, что придет время (и, очевидно, довольно скоро), когда все работодатели будут располагать неким набором инструментария для того, чтобы объективно измерить, как человек реагирует на экстремальную ситуацию.

Например, есть такая штука, которая называется стресс-интервью, когда человека как будто нарочно вталкивают в стресс. Ему задают провокационные вопросы. И если в это время оценивать его состояние организма (не психики, ее мы проверить не можем, о ней мы можем только рассуждать, так же как о вере, религии, не более того), то это довольно эффективней инструмент для подбора персонала, если хотите. И прежде всего там, где это касается экстремальных видов деятельности.

— Но они же пишут не об экстремальных видах деятельности, не в спецназ на HeadHunter набирают, а обычных офис-менеджеров, каких-то служащих, продажников и так далее. Везде пишут: многозадачность, стрессоустойчивость, умение работать в команде. Вот такие шаблонные фразы, но стрессоустойчивость там обязательно присутствует.

— У вас хорошее определение проскользнуло, когда вы задавали вопрос. Это действительно своего рода стереотип. Да, каждому работодателю хочется, чтобы у него был человек, который, несмотря ни на что, на вопли этого работодателя, на его топанье ногами, на то, что он зажал часть зарплаты, продолжает мило улыбаться и выполнять свои функциональные обязанности. Но вы же понимаете, что на самом деле это не более чем игра. Почему? Потому что идеально стрессоустойчивых людей в массовых количествах нет. Они есть, но встречаются очень редко и это требует специальной подготовки. Хотите стрессоустойчивого, доброго, покладистого и работящего — повысьте зарплату, и все будет хорошо.

«Сейчас выяснилось, что у животных есть не просто язык, а речь. Например, у дельфинов словарный запас составляет 14 тысяч слов» Фото: © Alexander Chaplygin / Russian Look / www.globallookpress.com

«Надо воспитывать некую толстокожесть»

— Может ли стрессоустойчивый человек в конце концов взорваться, как в известном фильме Джоэла Шумахера «С меня хватит!», и начать проявлять неадекватное насилие по отношению к стрессовым вызовам жизни? Что делать, чтобы этого не случилось?

— Такое, к сожалению, может случиться с каждым. Просто у каждого из нас разный уровень, разный порог, когда это может случиться. До озверения можно довести и милейшего хомячка. Если его прижать в углу клетки, то он начнет кусаться. Поэтому здесь тоже есть какие-то границы, и они достаточно индивидуальны. Кстати, они довольно тесно связаны с этносом. Я думаю, даже не надо доказывать, что итальянца или грузина довести до срыва гораздо легче, чем северянина. Без обид — я искренне люблю и тех и других. В этом смысле, кстати сказать, мы намного более стрессоустойчивы, и это наше преимущество. Нас очень долго нужно доводить, чтобы мы в конечном итоге все-таки взорвались. Как говорится: «Русские долго запрягают, но быстро ездят».

— Может ли обычный человек успешно бороться со стрессом? Что для этого надо делать?

— Прежде всего, как это принято у физиков, давайте договоримся о терминологии. Бороться со стрессом достаточно наивное занятие, потому что стресс — это наша защитная реакция, защитный процесс. Потому бороться со стрессом — это как сражаться с головной болью при помощи гильотины. Бороться надо прежде всего со стресс-индуцированными заболеваниями, которые являются последствиями стресса. А их очень много сегодня. Это сердечно-сосудистые, аллергические, поскольку сегодня стало понятно, что они напрямую связаны со стрессом, и даже онкология является стресс-индуцированной, то есть вызванным стрессом заболеванием. Вот с этим надо бороться.

И надо бороться, если хотите, с собой. В том смысле, что нужно уметь владеть собой, воспитывать некую толстокожесть. Для этого существуют соответствующие тренинги, которые действительно позволяют немножко «загрубить» свое отношение к ситуациям.

— Все ли живые существа испытывают стресс?

— Стресс есть у всего живого. Давно стало ясно, что он есть у растений. Потом появились забавные работы о том, что он есть у грибов. А сейчас уже говорят о стрессе у бактерий. То есть на самом деле это защита в случае нападения на тебя или угрозы тебе. Это тот самый инстинкт самосохранения, который, по-видимому, присущ всему живому.

Но мы, будучи существами очень цивилизованными, окультуренными, стали больно нежными. Это побочный эффект нашей особой эволюции, когда у нас появилось, по существу, единственное отличие от всех живых существ — культура. Это странно звучит, но на самом деле во всем остальном мы от них не отличаемся. Сейчас выяснилось, что у животных есть не просто язык, а речь. Например, у дельфинов словарный запас составляет 14 тысяч слов. Сегодня стало понятно, что эта байка о том, что только человек способен к орудийной деятельности, тоже неправда. Выяснилось, что социум у них есть не хуже, чем у нас, а человек не изобрел ни одной формы социума, которого не было бы у животных. Там у них есть и демократия, и диктатура, и что хотите. И все эти барьеры, которые на протяжении столетий выставлялись между нами и другими животными, сейчас рушатся. Даже о религии у животных в последнее время пишут на полном серьезе.

Единственное, что у нас есть, а у них нет, — это культура, способность фиксировать информацию на материальном носителе. На камне, папирусе, бересте, в памяти компьютера хранить эту информацию и предавать ее через множество рядов поколений. Вот это дало человеку возможность так резко выделиться из остального животного мира. Из-за того что мы должны расплачиваться за эту нашу окультуренность большей чувствительностью, да, у нас стрессы возникают в гораздо менее опасных ситуациях, чем, например, у животных. У зайчика стресс возникнет, когда он волка увидит в 5 метрах от себя, когда начнется непосредственная угроза жизни. А на нас просто посмотрели — и мы уже кипим, у нас уже стресс, мы уже начинаем брыкаться.

Есть и другая сторона медали. Был такой, на мой взгляд, великий психолог ХХ века, специалист в области психологии личности и эмоций Ричард Лазарус, который ввел понятие «копинг». У нас его перевели как «одоление» или «преодоление». На самом деле смысл слова такой — это стратегия выхода из сложной, прежде всего стрессовой, ситуации. А стратегии бывают разные. Есть проблемоцентрированные стратегии, есть эмоциоцентрированные. Вторые присутствуют у подавляющего большинства из нас. То есть, если возникает какая-то сложная ситуация, мы посыпаем голову пеплом, рвем на себе оставшиеся волосы, иначе говоря, переживаем это аффективно, эмоционально. А вот те, у кого проблемоцентрированный копинг, решают проблемы. Таких людей изначально явно меньше. Еще раз повторяю: это возможно тренировать.

Теперь о том, как действительно помочь человеку. Есть масса тренингов, которые каждый желающий может найти в интернете. В частности, есть медитативные практики, которые сейчас снова в моду вошли. Да, они тоже могут работать. Есть и аппаратурные методы, которые позволяют снизить риски стресс-индуцированных заболеваний. Есть такой вариант брейнкомпьютерного интерфейса BCI (Brain–computer interface), или нейрокомпьютерная интерфейс–технология, которая регистрирует сигналы мозга и отправляет их к внешним исполнительным системам. А есть вариант нейробиоуправления (НБУ). Это некая аппаратурная система, когда с человека, прежде всего с его мозга, снимаются его индивидуальные и свойственные только ему ритмы мозговой активности. Они перерабатываются по соответствующему алгоритму, и затем человеку предъявляются звуковые сигналы и световые мелькания, являющиеся, по сути, резонансом его собственных ритмов. А поскольку мы сегодня знаем, как при стрессе все эти ритмы сбиваются, то можем с помощью такого рода НБУ-тренинга постепенно вывести мозг человека, а стало быть, и его самого из этой смятой, скомканной ситуации в нормальный режим, нормальную ритмику.

Причем очень интересный момент: люди, которым действительно плохо (не физически, а что-то внутри их гложет, грызет), с восторгом проходят эти процедуры. Складывается впечатление, что мозг самым активным образом впитывает эти правильные ритмы. Если же у человека все хорошо, то он после таких сеансов говорит: «Что-то я ничего не понял, зачем я только время на это все тратил?» Правильно, у него мозг сытый, довольный, у него все хорошо, не надо его мучить в таком случае. Это очень прогрессивная технология. Она сегодня во всем мире активно развивается и у нас в стране тоже. Одним из первопроходцев здесь выступает профессор Александр Иванович Федотчев из Пущинского института биофизики клетки, признанный в мире авторитет в этой области. Я хочу сказать, что здесь есть разные выходы. Можно человека перенастроить на более нормальное функционирование, на более нормальный уровень его жизни.

— Как не допускать стрессовой обстановки на работе, в коллективе, если работодатель заранее предупреждает, что ждет исключительно стрессоустойчивых сотрудников? Кто это должен делать — работодатель, сами сотрудники или, может быть, пригласить какого-то специалиста, чтобы исключить вариант коллектива в виде «клубка целующихся змей»?

— В таких случаях я на всех своих лекциях заканчиваю рассказ о стрессе одной картинкой из «Кота Леопольда»: «Ребята, давайте жить дружно». Шутки шутками, но на самом деле чем меньший змеюшник у нас будет, тем лучше. И в этом смысле от руководства очень многое зависит. А здесь мы сталкиваемся с проблемой. Дело в том, что в последние годы к руководству в самых разных сферах пришли молодые ребятишки, которые, скажем так, вовремя не получили не только должного образования, но и воспитания. Увы, надо признать, что такое есть. Я с сожалением смотрю на то, что некоторые современные начальники вообразили, что у нас чуть ли не рабовладельческое общество и он надсмотрщик, а все остальные — рабы на плантациях. Надо понимать, что это, конечно, до добра не доведет. С другой стороны, и мы, те, кто не является боссами, тоже порядком подраспустились, давайте честно в этом признаемся.

Очень плохой путь, когда все чаще и чаще обнаруживается, что люди идут на работу ради отношений, а не ради работы. Путать кислое с пресным, наверное, не стоит. Отношения, вообще-то говоря, должны быть в семье, с друзьями, на работе же главное — это работа, а не выстраивание отношений. Если в ущерб работе начнется выстраивание отношений, то закончится это тем, что все друг с другом перессорятся, потому что у каждого свой взгляд на то, какими должны быть отношения в коллективе. Мне кажется, здесь есть с чем поработать организационному психологу. Есть такие.

«Относительно недавно стало ясно, что не всегда, но, как правило, аллергия возникает в момент сильного стресса. И вот если в это время к человеку в нос прилетела пыльца какого-нибудь мятлика, то наш бедный организм, не разобравшись, решает, что вот он враг — эта пыльца» Фото: © Belkin Aleksey / news.ru / www.globallookpress.com

«Очень важно поймать начало этих стресс-индуцированных заболеваний»

— Вы уже упомянули о том, что стресс может перерасти в какие-то серьезные заболевания. Как определить, что это уже не стрессовое состояние, а человек болен чем-то серьезным? Где эта граница?

— Сегодня уже можно определить, только для это надо провести соответствующие измерения. Та технология измерения стресса, которая, например, разработана нами, наверное, лет 15 назад, сейчас уже и по миру распространена, и у нас в стране даже в обязательном порядке должна использоваться. Есть такой приказ той самой Анны Поповой — главного санитарного врача России, которая в свое время всех нас маски заставляла носить. Эта технология основана на разработках конца 50-х годов, когда для космических полетов нужно было найти какой-то миниатюрный инструмент для того, чтобы оценить, как будет чувствовать себя на орбите Гагарин, Титов и все последующие космонавты. И Роман Маркович Баевский предложил тогда еще достаточно простой вариант технологии измерения ритма сердца. Оно же у нас не просто насос, а очень чуткий насос. Каждый по себе знает, что сердце и екает, и сладко замирает, и в пятки уходит, и где-то в горле бьется, и чего только с ним ни творится, потому что на самом деле управление работой сердца со стороны мозга идет в связи с эмоциями. А стресс и эмоции напрямую связанные вещи.

И вот мы, опираясь на эти уже сильно модифицированные и приведенные в соответствие с современными реалиями разработки, можем, например, определять так называемую шкалу состояний. То есть, по Баевскому, по ритму сердца мы можем обнаружить, что у человека норма или у него донозология, то есть состояние на грани нормы, и он вот-вот может заболеть. Состояние так называемого преморбида, когда болезнь уже в скрытой форме началась. И наконец состояние патологии, болезни. Четыре стадии. Данная технология позволяет такие вещи делать.

Очень важно поймать начало этих стресс-индуцированных заболеваний в самом зародыше, в самом начале, а дальше уже дело прежде всего врачей. А ведь стресс-индуцированных заболеваний море. Есть так называемая триада Селье, в которую входят гипертрофия надпочечников, когда начинает страдать эндокринная система, или инволюция тимуса, когда начинает страдать иммунная система (неслучайно после сильных стрессов мы очень легко заболеваем самой ерундовой простудой, которая в обычном, нормальном состоянии нас бы не взяла), и наконец язва желудка и тонкого кишечника.

С язвой вообще забавная вещь. Как только открыли бактерию Helicobacter pylori, которая вызывает язвенную болезнь желудка и 12-перстной кишки, тут же решили, что Селье был не прав, а это просто инфекционное заболевание и, стало быть, с ним можно будет справиться с помощью каких-то мероприятий. Но оказалось, что ничего подобного. Эта бактерия, оказывается, всегда живет в нас. Но пока мы сильны, она сидит тихо и никого не трогает. Стоит нам чуть-чуть ослабнуть — наш иммунитет начинает сдавать и начинается ее массовое размножение. А дальше она начинает разрушать слизистый и подслизистый слой нашей пищеварительной трубки.

Но ведь, кроме этого, есть еще инфаркты и инсульты, которые во многом связаны со стрессом. Безусловно, есть онкологии. Сейчас я вернулся с конгресса, где был чудовищный по неграмотности доклад, в котором докладчик говорил, что связь онкологии со стрессом — миф и ничего более. При этом показал статистику, что в более чем 50 процентах случаев было доказано, что именно стресс вызвал конкретную опухоль, конкретную онкологию. Это и всяческие аллергии. Относительно недавно стало ясно, что не всегда, но, как правило, аллергия возникает в момент сильного стресса. И вот если в это время к человеку в нос прилетела пыльца какого-нибудь мятлика, то наш бедный организм, не разобравшись, решает, что вот он враг — эта пыльца. В результате мы начинаем страдать тем, что называется сенной лихорадкой, и получаем целый букет неприятных ощущений в виде температуры, слез, соплей. И горло болит, а на самом деле это все не более чем наша защитная реакция. Кожные многие заболевая стресс-индуцированные. Диабет. Нам всегда говорили, что диабет бывает от того, что человек очень любит сладкое. Оказалось, что это совсем неправда. Не в сладком дело, а в том, как отработал стресс.

Тут важный момент какой? Стресс — это защита, а защита, в отличие от адаптации, всегда предполагает механизм жертвы. Типичный пример защиты, это когда ящерица удирает от глупого котенка и оставляет у него в зубах свой хвост. То есть мы отдаем часть себя для того, чтобы сохранить целое. Стресс позволяет выкрутиться из тяжелой ситуации, дает энергию на борьбу. Мы ведь иногда чудеса творим во время стресса. Прыгаем выше головы, поднимаем два собственных веса, чего только ни делаем в это время. Но за все удовольствия надо платить. И вот расплата идет за счет того, что при каждом стрессе у нас в организме возникает повреждение как разменная монета за то, что мы спасли себя в целом. Механизм древний, сугубо доисторический, что называется. Поэтому надо отдавать себе отчет в том, что там все достаточно грубо работает. Это откат к каким-то очень древним способам поведения, которые позволяли спастись. Кто обладал этой возможностью, тот выживал и давал потомство. У кого не было, тот не сохранился. Эволюция — штука жестокая.

— Как растить стрессоустойчивого ребенка? Сейчас это очень важный вопрос. В школах сплошь и рядом буллинг, травля, конфликты. Вы говорите, что надо вырабатывать толстокожесть. Как это делать у ребенка?

— Вы знаете, здесь есть один парадоксальный способ. Осведомлен — значит, вооружен. Чем более развит ребенок, чем более разумному воспитанию он подвергался, тем больше шансов на то, что в ситуации того же буллинга, например, он сможет ей противостоять. Давайте «Тома Сойера» перечитаем. Все эти беды были всегда. В школе детей встречали розгами — и ничего, как-то выживали. Да, есть коллективы, в которых действует принцип: «Что, такой умный? На получи в нос». Но даже в уголовной среде, не говоря о детишках, сильного духом, необязательно телом, человека в итоге уважают.

А в школе да, масса стресс-факторов. Мы в свое время со своей технологией пришли в школу. Хотели узнать, какие формы занятий являются самыми стрессогенными. То, что экзамен самый стрессогенный фактор, — это факт. И подавляющее большинство исследований стресса в мире, вообще говоря, исследования экзаменационного стресса. Тут много объяснений. Прежде всего наука в мире сегодня, как правило, развивается при университетах, а академии наук далеко не во всех странах есть. А в университетах кто испытуемый? Да вот они — по коридорам бегают, студенты, вот их и меряют. В школе тоже есть экзамены, и да, это подтвердилось.

А дальше мы обнаружили один странный факт — мы думали, что стрессогенными будут, например, уроки математики, литературы или иностранного языка. Но вдруг в школе, которую мы исследовали, обнаружилось, что тотальный стресс у детишек вызывают уроки географии. Что же там такого сложного, напряженного? Выяснилось, что проблема в личности учителя и не более того. Он сумел на своих уроках создать такую невыносимую атмосферу, что на них дети думали не о географии, а о том, чтобы пережить 45 минут и живыми выйти из этой экзекуции. Кстати сказать, нам очень вежливо руководство школы посоветовало не выносить на общее обозрение данный факт, потому я не называю эту школу и учителя. Конечно, в школе стресс-факторов много. И всю жизнь нас могут сопровождать стресс-факторы. Готовить к ним надо с детства, и прежде всего это воспитание духа, конечно.

— Почему некоторые люди целенаправленно ищут экстремальных ситуаций? То есть целенаправленно ищут стресса. В народе говорят, что это «энергетические вампиры», которые подзаряжаются от любого конфликта, скандала, драки, боя. Так ли это? Какова биология такого поведения?

— Здесь скорее не биология, потому что чем там особо подзарядишься? А это все-таки психология. Мы все разные, в том числе среди нас есть люди, которые действительно считают, что если в течение дня не доведут кого-то до слез, то день прожит зря. Да, есть такие. Это чисто психологические свойства характера. И вот тут, пожалуй, вы правы, биология тоже есть.

Я приведу очень простой пример. Можно организовывать себе своеобразную утреннюю зарядку, облаяв своих сослуживцев. Но давайте возьмем немножко другую ситуацию. Есть довольно много людей, которые увлекаются экстремальными видами спорта, развлечений и так далее. Это альпинисты, и всякого рода зацеперы, и паркурщики, и так далее. Казалось бы, ну ради бога, пожалуйста, но несколько лет назад возникла очень любопытная гипотеза, согласно которой оказалось, что, как правило, это люди, у которых нарушена работа эндогенной опиоидной системы (сокращенно ЭОС), а в просторечии системы эндорфинов. Об эндорфинах слышали все. Они никакие не гормоны счастья, хотя насчет счастья там много баек существует. И дофамин — гормон счастья, и серотонин. И то и другое не гормоны. Это во-первых. Счастье там и рядом не гуляло — это во-вторых.

Вот об эндорфинах тоже говорят уже 50 лет. Так вот, оказалось, что у любителей экстремальных развлечений снижена активность этой самой системы эндорфинов. А так как они выделяются при стрессе и, как сейчас стало ясно, это один из главных биологических факторов в развитии стресса, то щекочущие нервы ситуации позволяют поднять этот уровень, увеличить его.

А дальше самое парадоксальное и неприятное. Оказалось, что примерно такие же разрушения наблюдаются у наркоманов. Отсюда возник довольно грустный вывод: лучше пускай эти люди занимаются экстремальными развлечениями, чем они станут наркоманами. Опиатный наркоман — это самоубийца. Средняя продолжительность жизни героинового наркомана — 7 лет. В 20 лет начал — в 27 будь добр на кладбище. У меня есть подозрение, но нет данных, чтобы сказать, что у этих самых «вампиров», как вы их назвали, что-то не в порядке с эндорфиновой системой. Я такие результаты не видел. Но у меня есть подозрение, что там что-то похожее.

«Самое популярное лекарство в мире — это самые разные транквилизаторы. В меньшей степени седатики типа корвалола. Они разрушают систему инстинкта самосохранения, полового инстинкта и пищедобывательного инстинкта» Фото: https://ru.freepik.com/

«Сами ветераны пребывали в блаженном неведении»

— Идет СВО, там много как добровольцев, так и мобилизованных, которые специально не искали для себя экстрима, тем более на войну никогда не рвались. Как боевая обстановка влияет на этих людей? Нужна ли им будет реабилитация после окончания боевых действий?

— Сразу отвечаю: большинству такая реабилитация будет нужна. Так называемые комбатанты действительно требуют особого к себе отношения. Причем это давно известный факт. Мы знаем это и по итогам Великой Отечественной войны, американцы — по результатам вьетнамской войны. Действительно, многим требуется реабилитация, и, слава богу, у нас об этом позаботились. Есть реабилитационные центры, которые занимаются этим. Кстати сказать, в том числе используя и наши технологии, которые мы наработали.

У нас был опыт работы с одним из реабилитационных центров, где проходили регулярные обследования ветераны Афганской войны и потом чеченского конфликта. У многих из них так называемое ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство. Самое близкое, с чем это можно сравнить, — затянувшаяся третья стадия стресса. Первая стадия — это стадия тревоги, когда мы творим чудеса силы, ловкости и скорости. Вторая — стадия резистентности, когда мы продолжаем упираться и сопротивляться. А вот третья стадия — истощение, или след, как ее назвал Селье. Сегодня оказалось, что это тоже защитная стадия, а вовсе не истощение. Там система эндорфинов включается. Древнейшая система на Земле. Пассивная защита. И вот оказалось, что это ведет к множественным нарушениям в работе всех систем организма.

При ПТСР мы обнаруживали и проблемы с легкими, и с сердцем, и с пищеварительным трактом, причем сами ветераны пребывали в блаженном неведении. Более того, они считали, что у них все абсолютно в порядке. Они вообще не понимали, зачем их систематически кладут в реабилитационный центр. Это серьезная проблема. Вообще, когда человек убивает другого человека, для уже окультуренной личности это некая аномалия. Но когда идет справедливая война (а как-то так получалось, что Россия в своей истории несправедливые войны практически не вела), там есть стержень. Это защита, ну если хотите, своего дома в расширительном понимании. И конечно, во время боевых действий не у всех, но у большинства возникает очень интересный эффект — они становятся крепче. Они переносят тяжелые физические условия с легкостью.

Я много общался с ветеранами Великой Отечественной войны, и они все почти в один голос говорили, что при минусовой температуре в одной шинельке в окопе никто не простудился. И это действительно так. Идет очень мощная мобилизация внутренних ресурсов, и там очень важен боевой дух. Пафосное выражение, но тем не менее это так. Когда ты понимаешь, что защищаешь свой дом (а сейчас у нас идет реальная защита от страшной беды), это очень мобилизует внутренне. В такой ситуации у воюющего человека все болезни начинают отступать на второй план. Но когда это заканчивается и напряжение спадает, вот тут нужна очень активная забота об этих людях, потому что задним числом это все, конечно, отыгрывается.

— Опять же много говорят о «солдате будущего», который благодаря специальным препаратам будет по нескольку дней обходиться без сна, пищи, не будет испытывать страха, боли, усталости, угрызений совести. Сейчас вроде даже американцы испытывают подобные препараты на украинских солдатах. Возможен такой универсальный суперсолдат или это будет одноразовый продукт: накачали — пошел и умер, живая бомба?

— Это очень хороший солдат для «мясного штурма». Действительно одноразовый. Боли не чувствует, страха не испытывает, идет вперед, несмотря ни на что, ранен 10 раз, продолжает выполнять задачу, ну и на этом все заканчивается. Можно ли сделать это многоразовым? Вот спецвойска, там да, в какой-то степени солдаты будущего. Но там совсем другое. А вот вся эта фармакология, да, вы правы, там наркотики очень серьезно применяются. Опиаты. Эта информация в открытом доступе есть. Там применяются стимуляторы типа амфетамина, например, когда человек напролом прет, что называется. Но такие воины — это расходный материал.

Здесь, в отличие от специально тренированных, очень немногочисленных, элитных спецподразделений, расчет именно на одноразовое использование. Это практикуется давно. Еще со времен Второй мировой войны, а может быть, и раньше такие вещи разрабатывались. Например, пресловутый LSD. Его свойства были открыты фармакологом Мюллером по прямому указанию Гитлера, который с изумлением обнаружил, что его непобедимая армия, когда вступила на территорию Советского Союза, вдруг в некоторых случаях начала отступать и бежать. Для него это стало потрясением, и был издан закрытый приказ по всем немецким специалистам-фармакологам, которые работали в том числе за рубежом, чтобы они начали разрабатывать лекарство против страха. Немецкий солдат не может и не должен отступать. Вот этот Мюллер, который занимался LSD (кстати, название надо писать латинскими буквами, потому что по-русски это ДЛК, другая аббревиатура), решил, что это именно то лекарство, которое нужно, и он его нашел. Подопытные крысы, которых он пытался взять из ящика, вместо того чтобы прятаться по углам, нападали на его руку, проявляя совершенно явное бесстрашие. Депеша наверх пошла. Наши разведчики перехватили ее. В Москве расшифровывали, но, так как переводчик оказался, мягко говоря, балбесом и ему было лень переводить полностью химическое название, он взял и обозначил его тремя буквами. В итоге наши бедные химики и фармакологи, по-моему, года полтора потратили, чтобы понять, что это за лекарство против страха. К тому времени Мюллер уже понял, что это галлюциноген и не более того, а крысы кидались на его руку просто потому, что они принимали ее за какого-нибудь крысиного дракона или что-то в этом роде. И у них все отменилось. А у нас бились над расшифровкой, и, когда химики в итоге поняли, что это диэтиламид лизергиновой кислоты (по-русски ДЛК) и это практически готовая формула, то стало понятно, что время и силы потрачены впустую.

То есть давно такого рода средства используются. Но, на мой взгляд, это не перспективный путь. Сейчас становится гораздо проще создавать роботов. Да, это дороже, потому что ясно, что жизнь какого-нибудь пойманного на улице и отправленного на фронт украинца стоит гораздо меньше, но в технической области действительно можно создать идеальные машины для убийства. Да мы это уже видим. Посмотрите, гораздо больше идет война дронов, чем война пилотируемых самолетов. Казалось бы, чего проще? У нас столько этих самолетов, сразу запустили бы даже половину из них, и пол-Украины наша. Но там же люди, там же летчики. Поэтому давайте лучше дронами. Я думаю, что дальше все больше и больше будут именно в данном направлении двигаться.

— Обязателен ли прием лекарств для борьбы со стрессом? У нас очень распространен корвалол, «Атаракс», разные «-зипамы» («Фенозепам», «Эльзепам») и так далее. У американцев — «Ксанакс». Какова польза и вред от приема всех этих лекарств?

— По моему мнению, польза стремится к нулю. Это в основном реклама. Самое популярное лекарство в мире — это самые разные транквилизаторы. В меньшей степени седатики типа корвалола. Они разрушают систему инстинкта самосохранения, полового инстинкта и пищедобывательного инстинкта. То есть практически всех базовых инстинктов, на которых, несмотря на всю нашу культуру, наше поведение строится. Они это все разрушают, и человек больше не боится. Это антифобики, а не лекарство против стресса. Принимающему их человеку становится наплевать на себя, свою жизнь. Я считаю, что это порочный путь. То, что можно успокоиться валерьянкой, — ну да, я ничего против не имею. Но это мягкое средство. Радикальных фармакологических средств против стресса не существует. Это все реклама и бизнес.

— Значит, если у нас человек приходит к врачу и говорит, что ему плохо, он не может ходить на работу, видеть злых людей, его все пугает, а ему назначают антидепрессанты — это не есть хорошо?

— Не совсем так. Транквилизаторы формируют у человека толерантность. То есть нечувствительность к окружению. Человеку становится неинтересно, что ему, может быть, что-то угрожает. У него это подавлено. Человеку неинтересна семейная жизнь. Ему неинтересна даже вкусная еда. Это работа транквилизаторов. Много ребятишек, которые учились у меня на биофаке, в 90-е годы вынуждены были разъехаться по всему миру, и когда они приезжают на родину, то с большими глазами рассказывают, что те же американцы с ума сошли: они едят транквилизаторы на завтрак, обед и ужин. Как так?! А я говорю: «Ребята, а вы не почувствовали особенность американского образа жизни? Ты для этого человека не существуешь. Он к тебе толерантен, то есть ему безразлично твое существование». И на этом основывается американская цивилизация. На толерантности. Это страшное слово, означающее безразличие, нечувствительность. И это транквилизаторы.

Теперь о том, почему вы не совсем правы. Бывают ситуации, когда это действительно спасение. При очень тяжелых психических травмах, например, потере близких, любимых, для кого-то потере любимой работы, когда человек оказался уже на дне своих переживаний, транквилизаторы позволяют вернуться к жизни. Они затупляют, «загрубляют», но позволяют пережить это тяжелое состояние и выйти из него. Потому сказать, что это совсем никчемушные вещи, нельзя.

С другой стороны, те же самые седатики — валерьянка, корвалол, пустырник. Это успокаивающие средства. В некоторых ситуациях для каких-то людей это совсем неплохо. Естественно, в разумных дозах. При этом надо понимать: если валерьянка из растительного сырья, то в корвалоле есть довольно мерзкие компоненты, которые называются барбитуратами, и они плохо влияют на психику. Конечно, последствия в любом случае бывают, но хорошие, настоящие врачи всегда говорят: когда мы начинаем лечиться, то из двух зол выбираем меньшее, поскольку любое лекарство что-то в организме нарушает.

Антибиотики. Все люди грамотные и могут перевести, что значит это слово: «анти» — против, «биос» — жизнь. То есть это отравляющие вещества. Фокус заключается в том, что бактерии, против которых применяются антибиотики, маленькие, а мы большие. А любой яд действует по принципу — миллиграмм яда на килограмм веса жертвы. Они маленькие, значит, помрут первыми. Бывают ситуации, когда без антибиотиков человека спасти невозможно. Когда у тебя простая простуда, то антибиотики принимать ни в коем случае не надо, потому что ты себя тоже травишь. А когда это какая-нибудь пневмококковая пневмония, тогда, конечно, антибиотики. А что делать? Из двух зол выбираем наименьшее.

«Животное понимает, что в зеркале отражается оно, а не кто-то другой»

— В перечне дисциплин, которые вы преподаете, значится и зоопсихология. А сейчас авторитетная международная группа ученых подписала декларацию о том, что они признают за животными разум. Если это так, то, стало быть, у животных есть и характер.

— Пункт первый, я не зоопсихолог. Я вынужден читать зоопсихологию, потому что у нас в городе профессиональных зоопсихологов нет. Вообще, зоопсихологи — это штучный товар. По-моему, на всю Россию их человек 25 насчитается, и всё. А курс этот абсолютно необходим будущим психологам и, думаю, не только психологам, потому что он развенчивает эти «байки из склепа» по поводу нашей абсолютной уникальности во всем. Я уже сказал, в чем наша уникальность — это культура.

Пункт второй. Что касается этих деклараций, то первая вышла в 2012 году. Это была Кембриджская декларация. Под ней подписались порядка десятка, но крупнейших специалистов в мире в области изучения сознания животных. С тех пор прошло 12 лет, и в этом году вышла Нью-Йоркская декларация. Она гораздо короче. Она констатирующая и говорит о том, что у нормального, здравомыслящего человека сомнений в том, что у животных есть сознание, быть не должно. Под ней подписей уже несколько сотен. Я тоже поставил свою подпись под этой декларацией. Почему? Потому что это действительно снятие шор, которые на нас искусственно были на протяжении многих столетий.

Пункт третий. У животных есть орудийная деятельность. Причем даже у птиц, а не только у обезьян. У животных, как я уже говорил, есть очень сложный социум. У них есть самоосознание. Есть такой зеркальный тест, когда во сне животному ставят кляксу, например, на щеку, а потом как бы случайно проводят мимо зеркала, и, увидев в зеркале свою физиономию, зверушка тут же начинает вытирать эту кляксу не у зеркала, а у себя. Животное понимает, что в зеркале отражается оно, а не кто-то другой. У животных есть масса, я бы так сказал, вполне человеческих свойств. Достаточно сказать, что сейчас на планете насчитывается порядка сотни обезьян, которые наладили вербальный контакт с человеком. Так как у них голосовые органы, гортань прежде всего, не позволяют произносить членораздельную человеческую речь, они общаются с помощью языка немых. Это все работает. Так что мы от них не очень сильно отличаемся. Количественно да, а вот качественных отличий у нас немного. Прежде всего это то, что мы создали техногенную цивилизацию за счет того, что у нас есть культура передачи знаний через поколения. Это принципиально то, чего у них нет. Писать никто из зверей пока не научился.

Пункт четвертый. Характер у них есть. Есть среди них и флегматики, и меланхолики, и совершенно откровенные сангвиники. Иногда это довольно сильно привязано к породе. Вы могли бы себе представить в качестве меланхолика, например, джек-рассела (джек-рассел-терьер — порода охотничьих собак — прим. ред.)? Это же вечный двигатель, он ни секунды не сидит.

— А чем объяснить, что дружат совершенно разные животные, которые в природе должны конфликтовать: кошки, попугайчики, собаки, еноты, лисы, обезьянки и так далее? Это разумная деятельность? Как они находят общий язык? Они понимают друг друга или как они общаются?

— У них есть язык. Причем это давно было показано. Было такое очень интересное наблюдение. По просьбе американцев россияне из нашей Восточной Сибири переселили на Аляску стадо оленей. И вдруг выяснилось, что буквально через год все они куда-то исчезли. Вначале грешили на браконьеров. Потом выяснилось, что нет. Оказалось, что хищники съели. Но почему? У нас же тоже хищники есть, и их не съели. Оказалось, во всем виноваты сороки. Аляскинские сороки свои крики тревоги и предупреждения об опасности издают на «американском» языке, в отличие от наших сибирских, и наши бедные олени не понимали, что их предупреждают о том, что хищник подкрадывается. Вот даже такие вещи есть.

Да, у них есть межвидовое общение. Мы считаем, что язык — это всегда только слова. На самом деле формы общения гораздо богаче. Это и язык жестов, и язык запахов. Там очень много вариантов для передачи информации. И они активно ей обмениваются. Кроме того, есть такое понятие, как параллельная эволюция. Так как домашние животные живут с нами, то они очень многое у нас перенимают. Наверное, вы обращали внимание на совершенно замечательных собачек, которые на переходе через большую дорогу сидят и покорно ждут зеленого сигнала светофора и только, когда он включается, начинают переходить улицу. Это естественный отбор. Кто на красный сигнал переходил, тех уже нет. А эти адаптировались к нашей техногенной урбанистической среде.

— Говорят же, что лисы не одомашниваются, а они прекрасно живут в семье и дружат с домашними животными. Это мы на них так влияем или появляется какой-то новый отросток эволюции?

— Да, в том числе и мы влияем. Мы вообще для них условия среды, а условия среды всегда влияют. Да, это своего рода микроэволюция.

Насчет лис, я знаю, что есть некоторые дикие прирученные с младенчества, и это ненадежно. А вот в Новосибирске есть генетическая селекционная разработка, где выведены абсолютно домашние лисы. Это потрясающе. Это был эксперимент академика Беляева, который показал, что примерно за одно человеческое поколение мы можем путем грамотной селекции, то есть искусственного отбора, полностью одомашнить целый вид. У меня даже фотография где-то есть, на которой я стою и у меня в виде воротника на плечах лежит лиса. Причем эта фотография не показывает, что лиса в это время лижет мне ухо. Это чрезвычайно домашние новосибирские лисы. Они были одомашнены в очень короткий период, буквально через несколько поколений.

— А как одомашнили? Гены какие-то пересадили, биологический фактор использовали или что?

— Нет. Там не было никакой генной инженерии и генной модификации. Там шла только селекция именно по одному признаку — отношению к человеку. Постепенно разделялись те, кто дружелюбно относился к человеку, и их потомство, на котором закреплялся этот признак, и те, кто относился к человеку враждебно, агрессивно. Такие особи отбраковывались.