Эвелина Гатауллина: «Недавно весь день вспоминала, как по-татарски будет «капуста»

Эвелина Гатауллина: «Когда абитуриенты поступают в театральный институт, педагоги заинтересованы набрать себе молодую, свежую кровь. А театры, как оказалось, не очень» Фото: Инесса Суханова

«Казалось, что Театр на Малой Бронной — это что-то очень страшное»

— Эвелина, как вы попали в Театр на Малой Бронной, на который, с тех пор как его возглавил Константин Богомолов, обращено самое пристальное внимание театральной Москвы?

— Когда я оканчивала четвертый курс школы Райкина (Высшая школа сценических искусств — прим. ред.), мы с однокурсниками ходили на показы в московские театры. Это очень сложный процесс для всех курсов, и, хотя многие руководители коллективов приходили к нам на спектакли в течение года, наш мастер Александр Анатольевич Коручеков хотел показать студентов в максимальное количество театров. Мой курс, кстати, хорошо разошелся: из 16 человек 14 попали в театры.

Для Театра на Малой Бронной мы готовили специальный показ — играли отрывки из произведений. У меня с партнерами были отрывки из «Медведя», «Безотцовщины» Чехова и «Двенадцатой ночи» Шекспира. Все нас пугали: «Вы что, это же Богомолов, он не смотрит отрывки до конца!» Хотя практически везде не смотрят отрывки до конца. А в итоге это был один из наших лучших показов, и мы были собой довольны.

Я очень волновалась, ведь для молодого актера это совершенно новый опыт. Когда абитуриенты поступают в театральный институт, педагоги заинтересованы набрать себе молодую, свежую кровь. А театры, как оказалось, не очень — часто в них просто не хватает мест. Но мы пришли с бодрым настроем, я вышла на сцену, максимально дала себя рассмотреть и ушла. После показа Константин Юрьевич позвал на разговор несколько человек, но в театр пригласил только меня. Он сказал, что мы можем гордиться нашими педагогами, а они — нами. Эти слова очень ценны для меня до сих пор.

— Это был ваш первый просмотр в театре?

— Наоборот. Театр на Малой Бронной был одним из последних, где мы показывались. К Богомолову я пришла 6 апреля, а 7 человек с моего курса уже в январе были при театрах.

— Как бы вы определили нынешнее кредо театра на Малой Бронной — это театр про что?

— Театр вообще сложная организация, и мне было трудно представить, что она из себя представляет изнутри, хотя в Казани у меня было много друзей, связанных с театром. Казалось, что Театр на Малой Бронной — что-то очень страшное, но нет, это просто сильные артисты с таким же сильным художественным руководителем, который бесконечно работает. Думаю, это самое главное — ежедневно и ежечасно трудиться.

— Недавно Богомолов реализовал на выставке «Россия» проект «Голоса страны», где силами известных режиссеров представил отечественный документально-художественный театр. Это как-то перекликается с тем, что ваш худрук делает на Малой Бронной?

— Сейчас без документальности театр не имеет никакого смысла. Она нужна и зрителю, и артисту, и режиссеру, ведь мир постоянно меняется, в нем происходит много событий. Но при этом документальность должна быть окрашена художественно. Я рада, что проект «Голоса страны» удалось реализовать: именно сейчас нам так важно посмотреть живых, настоящих людей вокруг, понять, что с ними тоже что-то происходит.

Я трепетно отношусь к вербатиму (документальный театр, где принято дословно воспроизводить прямую речь реальных людей, — прим. ред.), если это можно так назвать. В институте во время карантина мы работали в этом формате, и в итоге вышел целый спектакль. Это очень интересно и постановщику, и актерам, и человеку, чью историю берут в основу сюжета. У меня, к сожалению, не получилось посетить спектакли проекта из-за репетиций, но я планирую их посмотреть.

«С Богомоловым вот так, по-рабочему»

— Насколько активно вам приходится сталкиваться с Богомоловым в репетиционном процессе? Какой он режиссер — диктатор или нет?

— Думаю, странно классифицировать режиссеров. Режиссер — это всеобъемлющая фигура, кем является Богомолов на 250 процентов. Мне странно судить, кем является Константин Юрьевич, потому что я с ним непосредственно работаю и очень это люблю. Недавно мы выпустили спектакль «Дачники на Бали, или „Асса“ 30 лет спустя», всего в этом сезоне у меня было 8 вводов, и сейчас мы продолжаем репетировать.

Мне было очень страшно переходить в место, кардинально отличающееся от того, где я училась четыре года. Мне казалось, что это что-то совершенно иное. «Это ведь театр Богомолова», — все так про это говорят — кричат или плачут. Но нет, это тоже театр, даже в более полном его обличье. Сам Константин Юрьевич — умнейший и талантливейший человек, я счастлива в его труппе. Мне никуда не хочется: ни в будущее, ни в прошлое, каждый день я бесконечно впитываю в себя знания и ощущения. Извилины мозга шуршат и кипят — с Богомоловым вот так, по-рабочему. Замечания Константина Юрьевича я самозабвенно храню в сердце, но пока не готова ими делиться.

— Вообще, в работе Константин Юрьевич похож на тот скандальный медийный образ, который у него есть?

— Я не очень знакома с его скандальным медийным образом, но понимаю, о чем вы говорите. В работе это всегда четкий, мудрый и ответственный человек.

— В начале мая в вашей личной афише театра — премьерный «Пигмалион» режиссера Сергея Кальварского и хитовый «Бэтмен против Брежнева». Расскажите о своих героинях в этих спектаклях и о том, как вы их чувствуете.

— «Бэтмен…» связан с моими первыми шагами в театре Богомолова. Там я играю Лику Кувшинову, самую красивую женщину Советского Союза. Получив эту роль, я подумала: «Ну наконец-то!» Ведь в институте я играла обычно старых женщин (смеется). А здесь моя героиня по совместительству еще и Женщина-кошка. В целом «Бэтмен» — ироничный, веселый и светлый спектакль, один из моих любимых в репертуаре. Понимаете, мне 26 лет, и я уже никогда не узнаю, что такое Советский Союз, и чем больше проходит времени, тем больше становится таких людей, а спектакль тонко, без лишней романтизации погружает зрителя в то время. Мне каждый раз приятно слышать реакцию зала и то, как наши костюмеры между собой обсуждают этот спектакль («мол, у нас так все и было»). В «Бэтмене» прекрасно все — и сюжет, и герои, и постановочная команда. Актеры всегда играют его в хорошем настроении. Рекомендую посмотреть.

Премьера «Пигмалиона» была яркой, я вижу много постов о ней в соцсетях. Не очень люблю пьесу Бернарда Шоу, но в театре Богомолова она потрясающе адаптирована под наше время. Это перевертыш, открывающий смешные, грустные, идиотические и прекрасные детали повседневности. В спектакле у меня три персонажа и три небольших, смешных, узнаваемых эпизода, но рассказывать о них не хочу. Пусть зритель придет в театр и сам все увидит.

«Илаяли» действительно феномен. Для нашего курса это очень значимая работа» Фото предоставлено Эвелиной Гатауллиной

«Впервые прочитав «Голод», я подумала: «Боже мой, что здесь играть?»

— На YouTube можно встретить фрагменты студенческих работ с вашим участием, коллеги хвалили вашу работу в «Комедии двенадцатой ночи» Олега Долина на Малой Бронной. И делали из этого всего вывод, что вам ближе комедийные, даже гротескные роли. Это действительно ваше?

— Мой наставник в школе Райкина был мастером комедии дель арте (характеризуется импровизированными диалогами и постоянными персонажами с устоявшимися чертами характера — прим. ред.). Мы с Александром Анатольевичем занимались масками, а это и есть гротескная форма существования. Она оказалась мне близка, и первые два года обучения я «ехала» на этом. Начиная с третьего курса у меня было уже больше, как принято говорить, «героинь», и сейчас в театре всего две мои роли можно отнести к ярким комическим образам — Труффальдино в спектакле «Женщина-змея» и Мария в спектакле «Комедия двенадцатой ночи».

— Во многих спектаклях Театра на Малой Бронной на сцену выходят актеры из числа больших звезд. Кто из них на вас действительно производит большое впечатление своей работой? Может, кто-то дает полезные советы о профессии?

— Мне вообще везет на людей вокруг. Во время спектаклей я не сижу в гримерках, а постоянно нахожусь за кулисами, наблюдаю за коллегами, учусь у них. Я ненавижу, когда ко мне подходят и дают советы, потому что сама довольно часто подхожу, что-то спрашиваю, и очень радостно, когда люди откликаются. Мне повезло с труппой и сложно кого-то выделить, но, конечно, назову Александра Семчева, Сергея Епишева, Елизавету Базыкину (сейчас в Казани все должны знать ее имя), Александру Ребенок, Дмитрия Куличкова, Ольгу Лапшину. Тут можно перечислять бесконечно. Думаю, труппа Театра на Малой Бронной в целом достаточно известна.

— Вы продолжаете играть в спектакле высшей школы сценических искусств «Илаяли» Сергея Тонышева. На Малой Бронной не против? Знаю, что этот спектакль стал практически культовым. И как вы объясните такую популярность в современном российском театре романа «Голод» Кнута Гамсуна? Есть спектакль Тонышева, а недавно в МХТ имени Чехова была громкая премьера Елизаветы Бондарь.

— На Малой Бронной никто не против «Илаяли», главное, чтобы показы не совпадали с репертуаром театра. Потому мы так редко его и играем — последний спектакль был три месяца назад, ближайший — 29 мая, но билетов на него уже нет. «Илаяли» действительно феномен. Для нашего курса это очень значимая работа. У нас было много спектаклей, в том числе где мы играли все вместе. «Илаяли» случился уже под конец обучения. Помню, как мы все заболели, но все равно приходили на репетиции, потом сразу поехали на гастроли. В этом спектакле наш курс существует как одно целое (сейчас сложно найти удобную для всех актеров дату, но мы все равно собираемся и играем). Думаю, поэтому спектакль и нравится зрителю — он очень живой, в нем хорошо виден каждый из нас, а исполнители главных ролей Алексей Ярмущик и Екатерина Воронина просто великолепны. Люди чувствуют наши добрые взаимоотношения друг с другом, с материалом пьесы и отвечают взаимностью.

Впервые прочитав «Голод» Кнута Гамсуна, я подумала: «Боже мой, что здесь играть?» Главный герой просто страдает и никак не может умереть. К тому же Гамсун — специфичный и не очень популярный автор, его не проходят в школе. Но, когда я стала вчитываться в текст, вдруг запахло Достоевским, еще чем-то родным… Я стала фантазировать и видеть на страницах живых людей (ту же Булочницу, которую играю в спектакле). «Голод» не «результативный» роман. Он нацелен на процесс: во время чтения активно работает мозг и ты видишь определенный срез общества. Возможно, людям интересно именно это, ведь такая литература для нас очень специфична.

«Меня позвали в эпизод с единственным словом: «Газы»

— Смотрели ли вы сериал «Слово пацана»? Как отреагировали на этот фильм? Знаете, что здесь, в Казани, о нем много спорили?

— Споров действительно было много, и это закономерно. Не знаю, как к ним относиться, лично мне фильм понравился. Сейчас в России много замечательных сериалов, и мне приятно, что это один из них. Я росла в Казани, и многое из того, что показали на экране, там еще осталось. В «Слове пацана» офигенный сценарий, потрясающие актерские работы, оно красиво и правдиво снято. Часто, когда в кино возникают документальные истории, все начинают докапываться и искать неправду, а здесь вообще не возникает таких вопросов. Я рада, что российский кинематограф пополнился такой прекрасной картиной.

— Вы не жили в конце 1980-х, но что-то из казанской жизни узнали в сериале?

— Думаю, ни для кого не секрет, что группировки все еще есть. Сейчас они занимаются совсем другими вещами, но «уличные законы» все равно остались. Я, как девочка, не была погружена в них так, как могла бы, будучи мальчиком. Но «стрелки» в сериале были очень узнаваемыми. А у кого из нас их не было на районе?

— Сериал сделал звездой вашу коллегу по театру Елизавету Базыкину. Ждете, что такая звездная работа и у вас не за горами?

— Конечно. Пока в кино у меня было всего несколько небольших работ. Это сериал Егора Анашкина «Зулейха открывает глаза», куда я попала невероятным образом. В казанской театральной студии «Оперение» был очередной набор малышей, куратор попросила помочь в организации, и тут приехал кастинг-директор, чтобы просматривать детей в «Зулейху». Я их завожу-увожу, и вдруг мне говорят: «Ну давай по приколу тоже что-нибудь прочитай». Я прочла, и меня позвали в эпизод с единственным словом: «Газы». А через два дня перезвонили, сказали, что я понравилась режиссеру, и написали для меня еще одну сцену (воспоминания, показывающие Анастасию в молодости). Это были мои первые в жизни съемки.

Я очень волновалась, и, когда пришла на площадку, мне сказали, что у меня будет другой персонаж. Сидела, учила текст на гриме, и мне сообщили: «Сейчас придет Сергей Васильевич». В студии у меня был педагог Сергей Васильевич Мосейко, актер Казанского ТЮЗа. Я так обрадовалась, что встречусь с ним, и тут заходит Маковецкий. Это было что-то невероятное, то, что навсегда останется у меня в памяти. Меня впечатлило, как слаженно работает съемочная команда, артисты, гримеры — все нацелены на то, чтобы сделать общее дело. И конечно, приятно, что специально для меня написали новую сцену.

«Мне нравится постоянно осваивать новое и быстро становится скучно, если я что-то уже знаю» Фото: Катя Зонненштраль

«Каждый спектакль или фильм — бесценный дар, считаю неправильным выбирать»

— Сейчас вы снимаетесь в двух фильмах, что это за картины?

— Первый сериал — «Дино» Тимофея Шарипова, в нем у меня небольшая роль администратора. Название второго проекта пока сказать не могу, там тоже будет небольшой эпизод.

— В сериале «Мир! Дружба! Жвачка!» вы сыграли роль девушки легкого поведения. Как вы, человек высоких моральных устоев, в нее вжились?

— Прекрасно (смеется). Это были мои вторые серьезные съемки. За два дня до старта я узнала, что в фильме одну из главных ролей играет Ильнур Гарифуллин, бывший актер Казанского ТЮЗа, мы когда-то вместе работали на «Поколении Маугли» в Казани. Я его хорошо знаю как актера и очень уважаю, поэтому обрадовалась, что на площадке будет знакомый человек. На съемках все меня поддерживали, видя, как у меня трясутся коленки, и я постаралась профессионально подойти к работе. Правда, переживала, что скажут бабуля с дедулей, когда увидят меня в роли проститутки, но они нормально к этому отнеслись.

— «Поколение Маугли» — это нынешний спектакль в репертуаре МХТ имени Чехова.

— Это благотворительный театральный проект, который в рамках студии «Оперение» сделал Константин Хабенский. В 2014 году он впервые прошел в Казани, каждый спектакль играли для конкретных детей, которые нуждались в лечении и были в списке фонда Константин Юрьевича. Это было очень большое дело, Хабенский объединил огромное количество ребят со всей страны, с которыми мы дружим по сей день. Потом проект поехал в Уфу, Новосибирск и Санкт-Петербург, а сейчас коллеги из уфимской студии открыли студию «Оперение» в Москве и вернули спектакль «Поколение Маугли» в столицу — он идет в МХТ имени Чехова.

— В ваших ближайших планах — сконцентрироваться на работе в театре или более активно продвигаться в кино?

— Мне нравится постоянно осваивать новое и быстро становится скучно, если я что-то уже знаю. Пока работы и в театре, и в кино достаточно — мне в равной степени интересно и то и другое. Каждый спектакль или фильм — бесценный дар, я считаю неправильным выбирать и очень люблю все это как зритель.

Недавно была на премьере «Государя» Александра Локтионова в «Сатириконе», это прекрасный спектакль с камерным составом артистов. Также смотрела «Чагина» Сергея Тонышева в «Современнике», «Бориса Годунова» Петра Шерешевского в Театре Наций, где играет моя однокурсница Катя Воронина. Вообще стараюсь ходить на спектакли к своим сокурсникам, хотя получается не всегда.

«Детство с запахом лака и блесток на платье»

— Вы с трех лет регулярно занимались эстрадно-джазовым вокалом.

— Я начала петь в родном селе Средне-Девятово Лаишевского района. Моим художественным руководителем был Владимир Курмышкин, и в деревне меня до сих пор называют Мамонтенком, если узнают в магазине или на почте. Потом уже в Казани мама отвела меня в музыкальную школу заниматься эстрадно-джазовым вокалом, а на хоровом отделении у нас был русский и татарский народный вокал. Я ездила на городские и республиканские конкурсы, завоевала много дипломов — это было детство с запахом лака и блесток на платье. А в 12 лет перестала заниматься из-за травмы голосового аппарата. У меня был надрыв связок, и к вокалу я вернулась уже в 16 лет, когда поняла, что не могу управлять своим голосом. Вместе с педагогом Эльвирой Ильгизовной Авзаловой мы занимались академическим пением, по крупицам восстановили связки, и сейчас я продолжаю держать себя в форме.

— Получается, из-за травмы вы не стали профессиональной певицей?

— В юности я не хотела профессионально заниматься вокалом и сейчас об этом жалею. Я не окончила музыкальную школу, и мне ее очень не хватает. До 11-го класса я планировала быть врачом, училась в химбиолицее при Казанском медицинском институте и параллельно занималась в студии «Оперение» (к слову, там не готовят детей к профессии актера и поступлению в театральный вуз). Но в 11-м классе поняла, что слишком люблю театр. Я каждый день бегала на спектакли, даже если видела их уже 20 раз, много читала, анализировала прочитанное и перед выпускным решила, что буду поступать в театральный институт.

— Вы обмолвились, что в «Оперении» не готовят актеров…

— Это хорошо видно на моем примере — я поступала в театральный институт четыре года (смеется). Несмотря на то что в «Оперении» есть все профессиональные дисциплины (сценическая речь, хореография, актерское мастерство, художественное слово), педагоги сочиняют спектакли, разбирают кино- и театральные произведения, это скорее шажок к театру, чем полноценное вхождение в профессию. Вместе со мной в студии занимались ребята, которые потом стали стоматологами, нейрохирургами, бизнесменами… Но «Оперение» позволяло быть спокойными нашим родителям: они знали, что их дети не шастают по подъездам, а смотрят спектакль, читают книгу или танцуют. Это место, которое прививает любовь к театру и хорошему кино.

С нами занимались потрясающие педагоги — артисты и художественные руководители трупп, мастера театрального училища. Мы существовали в безусловной любви, а занятия помогали ребятам стать открытыми, любознательными, интересующимися, не зажатыми. Помню, в «Оперении» со мной занимался ребенок с аутизмом. У него были проблемы с речью, но его все равно взяли в студию, и через год он стал хорошо разговаривать. Тот мальчик не собирался поступать в театральный институт, но для него это была важная страница жизни.

— Четыре раза поступать в театральный вуз почти подвиг. Что это были за попытки?

— Поступление в театральный институт — сложный и долгий процесс, он начинается в начале апреля и заканчивается в июле. Все четыре года я доходила до финального этапа конкурса, но потом что-то шло не так. И уже поступив, я поняла, что мне просто нужно было дождаться своей мастерской. В какие-то мастерские я сама не шла, хотя понимала, что туда меня возьмут. Иногда мне говорили: «Мы тебя берем, но ты как будто бы не очень хочешь». Я отвечала: «Да, и, пожалуй, уйду, чтобы не занимать вакантное место».

Конкурс ведь огромный — около тысячи человек на место, и везде разное количество курсов. В Щуке, например, набирают около 40 человек на курс, нас взяли 17, где-то берут порядка 100 человек. С этими людьми ты живешь четыре года без выходных с 8:30 утра до 11 часов вечера, а потом едешь с ними в общагу и до 4 утра не спишь. Это ребята, которых узнаешь по запаху и по пальцам ног, но набрать такой курс и поступить на него тяжело. Должны совпасть все звезды, и сейчас, когда начинаются прослушивания в театральные институты, я покрываюсь мурашками, видя на улицах абитуриентов. Мне правда тяжело на это смотреть.

— Как вы поняли, что мастерская Александра Коручекова — ваша?

— Я поступила в нее за 7 или 8 дней: пришла под самый конец набора, увидела своего мастера Александра Анатольевича и по дороге домой в метро поняла, что сижу и улыбаюсь как дурочка. Все сложилось как пазл, я поступила и за четыре года ни разу не ощутила, что нахожусь где-то не там.

«Когда знакомишься с человеком и узнаешь, что он из Казани, с ним всегда есть что обсудить — эчпочмаки, рецепт чак-чака, то, как сложно выйти из метро на проспекте Победы» Фото: Света Тормозова

«Все, что было в Казани, было очень ярко»

— Часто ли вы сейчас бываете в Казани, следите ли за театральной жизнью города?

— Да, конечно. В Казани живет моя лучшая подруга, родители, бабуля с дедулей — вся моя семья там. На учебных каникулах я приезжала домой на максимальное число дней, которое могла себе позволить. Сейчас у меня нет выходных в середине года, я загружена в театре и в Казань поеду только летом.

Четверка из «Слова пацана», Кончита из легендарной «Юноны и Авось» и герой «Любви Советского Союза»

Последние лет 7 в театральной Казани происходят настоящие чудеса. Открывается столько новых площадок, имен, интересных проектов, лабораторий, в которые приезжают экспериментировать режиссеры из Москвы. Также у нас сильное театральное училище, и я радуюсь, когда удается посмотреть какой-то спектакль. К сожалению, зимой я приезжаю буквально на 2–3 дня и ничего не успеваю посмотреть, потому что нужно объехать всех родственников, а летом театральный сезон закрыт. Я давно ничего не видела, но, когда казанские театры приезжают с гастролями в Москву, всегда стараюсь смотреть. Я очень люблю наших артистов, они прекрасны.

— Что самое яркое осталось у вас в памяти о временах жизни в Казани? Ведь вы прожили там больше 10 лет.

— Все, что было там, было очень ярко. За первые четыре года после окончания школы я успела много где поработать, полгода поучиться в Казанском институте культуры и посмотреть все спектакли, которые шли тогда в Казани. Я давно поняла, что хочу уехать в Москву, но Казань остается городом, в который я всегда рада вернуться. И если оттуда кто-то приезжает в столицу или я просто слышу татарское имя, мне всегда приятно.

— А вы сами говорите по-татарски?

— В моей семье никто не говорит по-татарски, но я во время учебы спокойно говорила, читала стихотворения, писала изложения и сочинения. Сейчас уже забываю многие слова, недавно весь день вспоминала, как по-татарски будет «капуста». Но стараюсь чаще слушать национальные песни. Сейчас я лучше понимаю по-татарски, чем говорю.

— Общаетесь ли с коллегами из Казани, переехавшими работать в столицу?

— Да, конечно. Казанцы в Москве вообще некий отдельный виток объединений. Когда знакомишься с человеком и узнаешь, что он из Казани, с ним всегда есть что обсудить — эчпочмаки, рецепт чак-чака, то, как сложно выйти из метро на проспекте Победы. Две мои лучшие подруги из Казани — Алина Исхакова и Дина Губайдулина — сейчас играют в московских театрах. Так что национальное комьюнити есть, и ты знаешь, что там всегда могут сказать тебе: «Исәнмесез».