«Мои подопечные – мужчины из ЧВК Вагнера. Молодцы, слушаются»

Ольга Пименова: «Когда приходят бойцы с СВО, в основном проблема такая — они перенесли ранение, нужна помощь с оформлением бумаг, инвалидностью, прохождением реабилитации» Фото предоставлено Ольгой Пименовой

«Мои подопечные — мужчины из ЧВК Вагнера. Но первой была мама погибшего бойца»

Ольга Пименова, 30 лет:

— Моей мотивацией стать социальным координатором явилось желание видеть какой-то результат своего труда. На предыдущей работе, старшим лаборантом в КФУ, я его не ощущала. Это был какой-то ряд заданий, которые я выполняла, тратила много времени и внимания, но никакого результата не видела. В КФУ была в основном методическая работа — обеспечение документацией. Здесь же каждое мое действие приносит конкретный результат — я что-то сделала, а значит, помогла человеку.

Однажды примерно в полдесятого вечера мне позвонили, я только пришла с работы. Беру трубку, спрашивают, волонтер ли я. А я никак не пойму, кто это и зачем такое спрашивают. Я что-то слышала уже о фонде «Защитники Отечества», а тут они мне говорят: «Хотим пригласить вас на обучение». В этот же день я приняла решение, взяла отпуск на четыре рабочих дня и пошла учиться. Сейчас на работу в фонд я прихожу в понедельник утром, а потом оказывается, что уже вечер пятницы. Недели пролетают очень быстро — заметить не успеваешь. Плотный и насыщенный график, забитый решением проблем.

Мне нравится, что социальный координатор должен именно помогать человеку. Когда приходят бойцы с СВО, в основном проблема такая — они перенесли ранение, нужна помощь с оформлением бумаг, инвалидностью, прохождением реабилитации. Плюс к этому надо помочь переобучиться на что-то другое и трудоустроиться. Возникают у них и бытовые проблемы, с ЖКХ например, тоже необходимо оказать поддержку.

Мои подопечные — мужчины из ЧВК Вагнера. Как-то так случайно сложилось, что теперь все бойцы из ЧВК идут ко мне. Но самым первым человеком, которому я оказала помощь, была мама погибшего «вагнера». Женщина в возрасте с коммунальными проблемами — в подвале дома произошел прорыв горячей трубы, из-за этого в кране не было теплой воды и батареи не грели. Нам удалось договориться, чтобы трубу починили. Сначала я позвонила в администрацию, узнала, к какой управляющей компании относится этот дом. Была небольшая путаница, но получилось определить. Тогда опять попросила администрацию посодействовать. Обращались в аппарат президента, в итоге все получилось. У нас налажены межведомственные связи — в районах все знают о работе наших социальных координаторов. В каждой структуре есть свой человек, на которого мы выходим. С мамой погибшего бойца продолжаем общение и сейчас, у меня со всеми подопечными так. Перезваниваю им часто и узнаю, как дела у них. Связь после оказания помощи никогда не прерывается — мы закрепляем за собой не заявки, а людей.

«Вагнера» — это очень разные люди. Относительно других категорий подопечных они дисциплинированные. Сказала что-то сделать, туда-то сходить — они все исполнят. Молодцы, слушаются. Я стараюсь объяснить человеку, что все сказанное мною только для его блага. Просто так никого не буду беспокоить.

Боец ЧВК Вагнера: «Амбрелла» – смертники, «кашники» – зэки, они на 70 процентов взяли Соледар и Бахмут»

К нам приходят поровну и родственники, и бойцы. Причем чаще всего приходят действующие военнослужащие, а не уволенные. С последними, теми же «вагнерами», проблема в обеспечении медицинской помощи. У меня была история, когда я два месяца пыталась решить проблему — у моего подопечного не была оформлена инвалидность. Ему просто не давали направление на медико-социальную экспертизу. В конце концов добиться этого удалось — ему дали II группу инвалидности и прописали средства для реабилитации. Еще один «вагнер» пришел с проблемой по жилью. Нашла благотворителя, который оплатил ему съемную комнату. Другому отыскала волонтера для оплаты лекарств.

Недавно двум «штормам» (бойцы подразделения «Шторм-Z» — прим. ред.) тоже нашла благотворителей. Бывает, приходят люди с проблемами с алкоголем или признаками ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство — прим. ред.). С такими нужно всеми возможными способами демонстрировать, что их переживания — это нормально. Так проявляется их стресс, полученный в ужасных условиях. Говорю, что у нас есть возможность оказать им помощь в госпитале на Исаева — в отделении для людей с ПТСР. Это не решетки на окнах, на учет никто не ставит.

«Вагнера» у меня уже всюду, даже дома. Вот появился кот из зоны СВО, зовут его Вагнер. Моя сестра — волонтер, получила Гран-при как волонтер года — у нее много своих подопечных, которым она возит медизделия. Бойцы ей передали кота, его нашли под развалинами еще котенком. Животное некоторое время жило у них, но потом возникла необходимость в ротации, поэтому отдали в надежные руки. Это были не бойцы ЧВК Вагнера, но кличка кота такая, потому что он штурмовик (показывает полностью расцарапанную руку).

В моей работе чаще всего бывает такое, что я очень сильно перенимаю какой-то фон эмоциональной ситуации, что вызывает стресс. Допустим, с этой инвалидностью — меня крайне возмущает, что положенное человеку не предоставляется. Потом домой прихожу и кричу. Семья у меня понимающая, поддерживает. «Да-да. Какой кошмар!» — говорят. Я от них поддержкой заряжусь, потом прихожу и доделываю.

Учитывая, что сестра моя волонтер, мама уже как-то привыкла ко всей этой теме. Я к ней просто пришла и сказала: «Я увольняюсь из КФУ, пойду работать в фонд». Она ничего против не сказала. Сейчас даже рада — видит мою радость и настрой. Я и до работы социальным координатором часто помогала фронту. Вот принесут кучу гуманитарки сестре, ее нужно расфасовать — всячески помогала в сборах.

Работа здесь, конечно, психологически тяжелая. Но и нам тут помогают психологи. Учимся с ними фиксировать стрессовые ситуации, понимать, что конкретно привело к этому, и прорабатывать, чтобы отпустить. Или же, как говорится, экологично выразить свои эмоции. Обучение у нас шло всего четыре дня, но это было очень интенсивно. В него входило все — психологическая подготовка, проектная подготовка для компоновки кейсов. Выступали множество людей из разных служб социальных, министерств. В общем, объясняли, как все устроено и работает. Там нам рассказали самое главное. Например, приходит человек — первым делом необходимо поздороваться и представиться. А дальше уже как пойдет — все люди очень разные, и у каждого свои проблемы.

А еще «вагнера» — это те люди, которые любят общение свойское, чтобы с ними перешли на ты. Им так проще, и такое вызывает у них больше доверия. Приходит человек из ЧВК Вагнера и просит, например, выплаты. Их от государства нет — все это у них от компании. Беру телефон и звоню на их горячую линию. Сообщаю данные человека и спрашиваю о причине. Информацию они третьим лицам никогда не сообщают, поэтому прошу передать ответ лично бойцу: посылаю запрос и говорю, куда отправить ответ, — потом работаем уже с этим. Компания с нами взаимодействует довольно отзывчиво — единственное, до них дозваниваться можно часа три, но помогают.

Здесь у нас очень хороший коллектив. Пришел первый человек, я сижу с влажными глазами и не знаю, что ему говорить. Тут подходит Света, с другой стороны Рима — начинаю чувствовать себя увереннее и уже могу спрашивать человека. Мне здесь все нравится, работать социальным координатором планирую минимум пару лет еще. Это зависит от многих факторов — главное, чтобы не было однообразно и монотонно. Здесь такого нет, постоянно новые задачи, знакомства и выстраивание связей. Я много где работала — широкие рамки для действия меня абсолютно устраивают.

Ну и конечно, я хочу быть полезной. Мой труд должен быть важен для человека. Люди сталкиваются с тем, что видят перед собой запертые двери — приходят сюда, уже находившись по разным кабинетам. Многие люди стараются избегать темы СВО. Это когда: «Я ничего не знаю, я аполитичный человек». Я к таким очень лояльно отношусь — если он не хочет заниматься социальной помощью, то это полностью его право. Человек просто пытается войти в безопасную среду, сформировать информационное пространство, где все хорошо.

Марина Куцакова Фото предоставлено Мариной Куцаковой

«Так вышло, что у меня местный позывной «Мама»

Марина Куцакова, 41 год:

— По образованию я товаровед и делопроизводитель. Больше 20 лет назад у меня был небольшой отдел елочных игрушек в ЦУМе, где мы и познакомились с мужем, когда он пришел туда что-то купить. Он окончил Казанское военное танковое училище в 2003 году, и мы уехали с ним по контракту. По распределению попали в Северную Осетию, а потом были переводы в другие части — Беслан, Дагестан. Я всегда была рядом с ним. По окончании контракта мы приехали сюда — в Высокогорский район Татарстана. Муж устроился начальником судебных приставов, естественно, и мне нужно было чем-то заниматься, я открыла небольшое предприятие — мебельный цех. И в момент, как прийти на работу в фонд «Защитники Отечества», я производила мебель.

Но еще до этого, с начала мобилизации, я начала помогать людям, которые уходили на СВО, в качестве волонтера от Высокогорского района. Когда объявили частичную мобилизацию, никто же не знал, что нужно собирать, а я знала и помогала — начиная от сбора аптечки, заканчивая снаряжением, которое спасет солдату жизнь. От нашего района было четыре таких женщины-волонтера, и никто, кроме меня, не имел представления о том, что нам предстоит делать.

В фонд «Защитники Отечества» меня пригласили от района. Я решила согласиться, чтобы быстрее закончилась СВО, чтобы своим вкладом как-то помочь. У меня трепет не столько к работе, сколько к этим людям. Я в каждого ветерана, который ко мне приходит, в каждую семью с потерей вкладываюсь. Иногда звоню своим коллегам и говорю: «Надо сделать». Мне отвечают: «Это нереально». Но я добьюсь того, чтобы проблема решилась. Так вышло, что у меня местный позывной «Мама».

«Одна из задач фонда — как раз сделать так, чтобы по возвращении ребята могли себя здесь найти. Не должно быть так, что человек пришел с СВО и начал скитаться» Фото предоставлено Мариной Куцаковой

Запросы, с которыми приходят ребята, обычно бытовые. Но бывают и те, которые запоминаются надолго. У меня есть подопечный Артем — молодой человек, 23 года. Он учился в колледже, и ему пришла повестка в армию. Он ушел, взял академический отпуск, а потом подписал контракт и уехал в Самару. Артем был одним из первых, кто заходил в зону СВО в феврале. В июле он вернулся, по окончании контракта. Я его увидела, когда он обратился ко мне с просьбой помочь ему с документами, чтобы из Самары ему пришло удостоверение участника боевых действий и медаль. Мы пошли в военкомат, этот вопрос решили.

Прошло лето, и он звонит мне: «Шеф, я, наверное, уезжаю обратно». Дело в том, что Артем — сирота, его воспитывала тетя. Он стоял в очереди на квартиру. И, возможно, получилось бы так, что он ушел на СВО, а квартиру некому было бы получать. Одним из факторов опять уйти на СВО стало то, что ему негде было жить. Он у друзей обычно ночевал.

Для меня было вообще волнительно, что он уедет. Естественно, я об этом сказала своему руководителю — Гузели Любисовне [Удачиной]. Он пришел к нам в фонд, познакомился с Гузелью Любисовной, и она его спросила: «Ты точно хочешь уйти? Может, в танковое училище попробуем?» В итоге он все-таки поступил в танковое училище, на данный момент служит. И он получил квартиру. Но с ней тоже был вопрос — оказалось, что он в очереди на получение не стоял в этом году, они не знали, что он участник СВО. Благодаря работе фонда «Защитники Отечества» мы его подвинули. Он, конечно, очень доволен. Одна из задач фонда — как раз сделать так, чтобы по возвращении ребята могли себя здесь найти. Не должно быть так, что человек пришел с СВО и начал скитаться.

3 тысячи вопросов от участников СВО и их семей: первые итоги от Гузель Удачиной

Вопросы все решаются, нет таких, которые не решаются. Я главный социальный координатор в Высокогорском районе, но раньше еще курировала Арский и Атнинский. Сейчас в Арском у нас уже есть социальный координатор, но, до того как она появилась, была такая история: жене погибшего нужна была психологическая помощь, в Арском районе такой не было. И вместе с нашим замом по медицинской части мы организовали выезд психолога на дом в Арск. Там мы объехали сразу четыре семьи. Из них были две одинаковые семьи, в которых бойцы погибли в один день. И получилось так, что снохи не могли найти общий язык со свекровями. И нам удалось им помочь. На данный момент не скажу, что они подружки, но начали общаться после выезда психолога. Иногда даже просто позвонить маме погибшего тяжело, они на контакт не идут, а тут нужно было позвонить и уговорить их принять эту психологическую помощь.

Мамы погибших сыновей часто говорят: «Мы не пользуемся удостоверением члена семьи погибшего, не хотим. Мы будем стоять в очереди, как положено». С реабилитацией то же самое. Я говорю: «Надо съездить». А они едут в больницу, сидят в очереди. Обычно это люди в возрасте, старшее поколение.

Общение с вдовами и матерями погибших у нас проходит тепло. В районах, в которых мы живем, уже все друг друга знаем. Когда приходим и я говорю, что мы из фонда «Защитники Отечества», они радостно нас встречают. Они знают, что это будет адресная помощь. Вчера, например, устроили ребенка подопечного в детский садик.

Семья относится к моей новой профессии отлично. Дочь, например, учится в Академии правосудия, для нее это удивлением нисколько не было, потому что она также со мной постоянно ездила по гарнизонам, знала, что я всегда бойцам помогала. Не могу на данный момент ответить на вопрос, сколько я буду работать социальным координатором. Не могу сказать, что всю жизнь, потому что если мужа призовут, например, в Таджикистан, то я точно здесь не останусь. Скажу одно: желание помочь должно исходить от воспитания и чувства долга человека.

Владимир Яковлев (на фото второй слева) Фото предоставлено Владимиром Яковлевым

«Совместные обсуждения привели к тому, что моя супруга тоже стала социальным координатором»

Владимир Яковлев, 59 лет

— Я бывший кадровый военный, офицер запаса. Оканчивал Ульяновское высшее военное училище. И поэтому, когда я узнал, что по указанию президента России создали государственный фонд, а потом разобрался, в чем заключается суть работы, решил попробовать туда устроиться. Написал заявление, прошел обучение и начал работу.

Как социальный координатор начал работать со дня открытия фонда. Я закреплен за Лаишевским районом, по которому работаю один. Но могу сказать, что благодаря тому, что у нас в районе уже все связи отработаны — межведомственное взаимодействие, глава района немаловажную работу провел, сейчас легко и просто вопросы все решаются. Когда социальный координатор обращается в ту или иную службу, люди всегда готовы помочь, в любой момент.

Лично я работаю по всем направлениям, вне зависимости от того, был ли гражданин сотрудником частной военной компании или мобилизованным. Любое отношение к СВО предполагает, что все вопросы я помогаю решить им. Нет какого-то деления. Сложно конкретно объяснить, что входит в наши обязанности. Есть перечень вопросов, которые связаны с жизнедеятельностью человека, службой военного или семьей погибшего. Любые вопросы решаем, вплоть до того, что люди из другого района прописываются у нас и мы их сразу берем на сопровождение. Потому что люди приехали из другого района, не знают, куда идти, что, где, какие услуги, тем более еще в таком тяжелом эмоциональном состоянии. Мы стоим рядом с ними и помогаем идти правильной дорогой.

«Я считаю, что мне проще, чем моим коллегам-женщинам, потому что я сам в прошлом военный, мне это все как-то ближе» Фото предоставлено Владимиром Яковлевым

Конечно, эмоционально работать бывает тяжело, потому что люди возвращаются после боевых действий или приходят к нам после потери близкого родственника. У них очень подавленное состояние. Но в нашем фонде есть штатные психологи, которые помогают этим людям. Но и мы тоже уже понимаем, как нужно себя вести правильно, чтобы помочь им и в психологическом, и в эмоциональном плане. Это уже наработки идут. Я считаю, что мне проще, чем моим коллегам-женщинам, потому что я сам в прошлом военный, мне это все как-то ближе. Я сам был в воинских частях, знаю, что это такое, знаю технику, людей, у меня в подчинении были такие же солдаты.

Такой произошел у меня случай — парень был уволен в запас после ранения, он инвалид I группы. Долгое время не мог получить удостоверение ветерана боевых действий из-за того, что войсковая часть своевременно не передала документы, необходимые для оформления. Очень долго мы с ними пытались связаться, получить от них перечень этих документов, но, к сожалению, так ничего мы и не получили и пришлось отрабатывать по другому варианту — через его ранение. И после всего этого — долгих переписок с войсковой частью, обращения в военкомат — нам удалось получить удостоверение ветерана боевых действий и торжественно вручить ветерану нашему. Человек был не то что счастлив, а как говорится, восторжествовала справедливость. То, что ему положено, он получил с нашей помощью. Это парень 2002 года. Он к нам обратился, я его взял на персональное сопровождение и помогаю ему по жизни решать все вопросы — пенсионное обеспечение, реабилитация и все остальное.

«Лично я работаю по всем направлениям, вне зависимости от того, был ли гражданин сотрудником частной военной компании или мобилизованным» Фото предоставлено Владимиром Яковлевым

У меня был случай, когда жене погибшего бойца нужно было срочно ехать в больницу на прием. У нас в этом году снега много было, и ее машину засыпало. И она мне позвонила: «Не могу в больницу поехать». Я говорю: «Сейчас попробуем что-то организовать». И мы подъехали, ребята взяли по лопате, и она сама тоже. И так совместно все решили.

«Радуешься, что встаешь на две свои ноги!»: первый ветеран СВО из Татарстана получил суперпротез

В этой профессии что-то новое появляется постоянно, потому что у нас и законодательство меняется, появляются новые постановления, нормы. И, когда начинаешь прорабатывать вопрос человека, находящегося на сопровождении, вникаешь и постоянно получаешь какие-то новые познания. Погружаешься в это до такой степени, что домой возвращаешься и уже начинаешь там проговаривать эти ситуации с супругой: «У нас такой сегодня был вопрос». Очень интересно найти выход из положения и решить вопрос человека, который к тебе обратился.

Кстати, все эти обсуждения и совместные размышления с женой привели к тому, что моя супруга тоже написала заявление и в это дело вникла. Сказала: «Я тоже хочу попробовать помогать, как ты». Она прошла обучение, сдала необходимые экзамены и теперь тоже работает социальным координатором, только уже в Казани. И сейчас мы совместно работаем и постоянно помогаем друг другу. Когда я служил, она ведь тоже ездила со мной по гарнизонам. Она эту военную жизнь видела не со слов чьих-то, а сама это все проживала вместе со мной. Так интересно все сложилось в нашей жизни, что мы сейчас вдвоем помогаем ребятам.

Тема специальной военной операции, конечно, очень сложная, но нужная. И мы все понимаем, что это все не просто так. Помогать надо обязательно всем.