«Украинцы – наши братья во Христе. Но если кто-то захочет ограбить нас, как я должен возлюбить его?»

Ярослав Филиппов: «Священником являюсь уже 6 лет. Воинам нашим помогаем с самого начала спецоперации»

«До конечного получателя ничего и не доходило…»

— Отец Ярослав, для начала расскажите немного о себе. Из какого вы прихода? Как начали помогать фронту?

— Я настоятель храмов в селах Русское Никольское и Державино Лаишевского района. Священником являюсь уже 6 лет. Воинам нашим помогаем с самого начала спецоперации. Практически с первых дней мы начали собирать и отправлять гуманитарную помощь ребятам.

— Получается, вы сначала собирали гуманитарку в приходе?

— Началось все с того, что в храме села Державино, который мы восстанавливаем, был один штукатур Василий. Он у нас долго и добросовестно трудился. В сентябре вместе с первыми мобилизованными Василий ушел добровольцем. В октябре, уже после учебки, после того как они приехали на передовую, он нам написал и попросил о помощи. Они только-только приехали, надо было как-то обустраиваться, продукты у них там крысы поели. В общем, написал и попросил о помощи. Мы начали для Василия все это собирать: тушенку, одежду, форму. Опубликовали информацию о начале сборов в социальных сетях храма, а также у себя в статусах. А по итогу приходили переводы из Азнакаево, Зеленодольска и других городов республики.

В первый раз мы тогда, в октябре, собрали почти 500 тысяч рублей. На них все закупили для Василия и отправили с одним из волонтеров. Мы с ним были давно знакомы, он всегда себя военным таким позиционировал. Мы его снарядили по полной, загрузили, набралось два «10-тонника» — все отдали этому волонтеру, сам он при этом ничего не делал, не собирал. В общем, отправили через него гумпомощь. Это был наш первый опыт. Звоним Василию: «Получил?» Он нам отвечает: «А вы приезжали, что ли? Мне передали только зубную щетку и станок бритвенный…» Мы сначала не поверили, думали, это шутка какая-то. Как это щетка со станком? Мы же два «10-тонника» отправили туда…

Потом мы второй раз отправили — результат тот же. Оказалось, что этот волонтер все выгружал в штабах, поэтому до конечного получателя ничего и не доходило.

«Практически с первых дней мы начали собирать и отправлять гуманитарную помощь ребятам»

— Тогда вы решили все взять в свои руки?

— Да, в декабре мы уже со сформированной командой были на приеме у митрополита Казанского и Татарстанского Кирилла. Как раз тогда наше «Державинское собрание» (религиозный общественный проект Никольского храма — прим. ред.), которое занимается восстановлением храма в Державино, выиграло президентский грант. Нужно было согласовать некоторые моменты с владыкой. Тогда-то я и попросил благословения на то, чтобы поехать с гуманитарной миссией на передовую. Это обязательно, потому что одно дело — собирать помощь для нашего же прихожанина, а совсем другое — самому отправляться за пределы региона. Я рассказал владыке о нашей работе, как «Алге» помогаем, еще с первого их состава, как для Василия собирали помощь. Владыка меня внимательно выслушал, благословил на поездку и даже предложил заняться всем этим на уровне всей епархии.

— А как проходила эта встреча, как он вас напутствовал?

— Он много вопросов задавал, сказал, что хорошее дело делаем, а значит, надо его продолжать.

— И с чего вы начали, получив благословение?

— Мы стали уже обзванивать всех знакомых волонтеров и храмы, изучали, кто и как помогает, какие заявки поступают. Это же было только наше первое знакомство.

— Обучались, получается.

— Да. Мы уже определенный опыт имели. Печальный опыт… Я о тех случаях отправки для Василия, до которого так ничего и не дошло. Решили учесть все ошибки. Поговорили с опытными волонтерами, выяснили, как сделать так, чтобы все точно дошло до получателя. Так мы узнали, что каждый волонтер работает по своему профилю: кто-то для себя решил, что занимается только медициной, кто-то специализируется на печках, свечках, кто-то уже начал шить балаклавы; плетение масксетей тогда еще только зарождалось. Общаясь, некоторые волонтеры захотели с нами объединиться и вместе отвозить. А кто-то сразу дал понять, что будут только своим помогать. Но это не значит, что они там как-то отвернулись, нет, мы им также отдаем посылки, а они уже там сами дальше распределяют по своим. И это обоюдный процесс. Также и у нас появились те, кто приходил и спрашивал: «А чем мы вам можем помочь?»

«Стоял выбор – либо работать, либо помогать»: гуманитарщица из Мензелинска о том, что важнее бизнеса

Так мы начали принимать заявки, обрабатывать их. Несколько раз сталкивались с сомнительными людьми. Не знаю, может быть, это были и мошенники даже.

— С чего вы взяли?

— После конкретных вопросов, после того как мы говорили, что только сами ездим, сами передаем в руки, они просто пропадали.

«О том, что мы все доставили, сообщаем только после того, как уже отъехали с места»

— Когда состоялась ваша первая самостоятельная поездка?

— В марте прошлого года. Долго искали машину. Первые поездки были совместно с Раифским монастырем, на их машинах. Причем в первый же раз получилось так, что у нас вроде уже отъезд, а нам все привозят и привозят вещи. Для детского дома привозили, для мирных, военных… Тоже были свои ошибки уж.

— А в чем тут ошибка?

— Мы поняли, что время отъезда всегда надо говорить неточное. Говорим за два дня до отъезда. В противном случае… Сами знаете, у нас любят делать все в последний момент, часто вот так привозят вещи, которые нужно доставить, уже прямо в день отъезда. Поэтому мы с определенной задержкой стали сообщать всем, что уезжаем не 12-го, а 10-го, например.

— Я так понимаю, это и в целях безопасности еще нужно. Время отправки точное лучше вообще не сообщать…

— Конечно, и такой момент есть. С публикациями тоже очень осторожно все. Например, о том, что мы все доставили, сообщаем только после того, как уже отъехали с места.

«Я стараюсь дать ребятам таинства: исповедь, причастие, крещение, беседы»

О чем священнику говорят бойцы на фронте

— Какие еще уроки вынесли из организации первой поездки на фронт?

— Слишком много направлений в первый раз взяли. Я же в первую очередь священник, и такие поездки для меня особенно важны. Я стараюсь дать ребятам таинства: исповедь, причастие, крещение, беседы. Если я еду туда и не занимаюсь этим, то я там, по сути, и не нужен тогда. Отвезти может любой. Главная моя цель — выполнить свой священнический долг, свое служение. И в первую поездку вот не хватило времени для солдат.

— А вы ставите для себя какие-то временные рамки для таких «командировок»?

— Конечно. Когда я уезжаю, то мне приходится кого-то находить себе на замену в приход, чтобы службы продолжали совершаться. Это, значит, примерно 7–10 дней у меня свободных есть, а потом мне уже надо возвращаться. Поэтому приходилось у солдат где-то торопиться иногда. Тяжело даже иногда. Люди готовы [принять священника], батальон, а то и два сразу ждали. А это значит, что почти все позиции надо обойти.

«Главная моя цель — выполнить свой священнический долг, свое служение»

— Расскажите подробнее о таинствах на передовой. Что вы конкретно делаете?

— Исповедуем, рассказываем, что такое причастие, для чего оно, объясняем, для чего Христос приходил. Многое зависит от обстановки. Если времени достаточно, то вся встреча может растянуться и на час. Если в окопе это где-то, то 10 минут, а потом дальше идешь, на другую позицию.

— А как это все проходит в полевых условиях?

— На исповедь и причастие мы просим, чтобы нам какой-то стол поставили, а все необходимое мы берем с собой. Для крещения — это вода освященная. Если находимся в поле, то в поле крестим, в блиндаже, беседках, накрытых масксетью, в подвалах коттеджей.

Когда были в лесу на одном из направлений, где стояли наши мобилизованные, то были прилеты. Сначала минометный обстрел, во второй раз ударила фосфорная бомба. Командир полка не хотел меня пускать сначала в расположение, но мне удалось пробиться к ребятам. Ходил по окопам, блиндажам, очень устал. Это один из самых тяжелых дней из всех поездок. Потому что, когда спокойно, ко всем ротам по очереди ходишь, а когда боевая готовность, обстрелы, то, конечно, бывает сложно.

«На исповедь и причастие мы просим, чтобы нам какой-то стол поставили, а все необходимое мы берем с собой»

— Были какие-то особенные, необычные встречи с бойцами?

— Была одна история, которая перевернула мое мироощущение, то есть позволила мне переосмыслить то, что я делаю, понять, что мы на верном пути. Это было в полку 1231, там служат наши мобилизованные. Приезжаем, командиры тут же всем по рации сообщают, что приехал священник, спрашивает, кто хотел бы встретиться сейчас, а кто — потом. Всех одномоментно там поймать трудно: кто-то готовится к ночному выходу и уходит, кто-то возвращается и отдыхает, кто-то готовится к штурму.

В этом полку был воин, который первый раз в жизни исповедовался. Он из числа мобилизованных из Лаишевского района. Думаю, это не будет считаться тайной исповеди, коротко расскажу вам. В общем, он очень сожалел, что огорчил сильно родителей. Так вышло, что он с малых лет и практически вплоть до мобилизации все сидел. Образ жизни у него такой был. И это была его первая исповедь за всю жизнь, первое причастие. Мы с ним долго общались тогда. Потом я уехал. А через месяц примерно мы к ним вернулись снова и узнали, что он уже погиб. Для христианина это очень важно — причаститься перед смертью и тем более первый раз в жизни исповедоваться. То есть он с этими грехами в жизнь вечную не ушел. Он покаялся в них и еще душу положил свою за ближних своих. Понимаете? Если бы мы к ним тогда не приехали (а к ним до этого ни разу не приезжал священник)… Мы, конечно, не знаем, кто и где оказывается, но верим, что те, кто жизнь свою полагает за близких своих, за воинов, своей кровью все свои грехи омывают и в Царство Небесное попадут.

«В священнике нуждаются там, где страшно. Не бывает атеистов в окопах под огнем»

— Но ведь речь идет о нарушении одной из заповедей…

— Да, часто спрашивают, насколько уместно христианину стрелять в других людей. Убивать — грех. Но церковь всегда благословляла и благословляет на защиту Родины, низлагать врагов. Как душу свою можно положить за ближних своих, если не остановить врага? Другое дело, если у человека появляется страсть к убийству, когда у него пропадает всякое сожаление, огорчение по такому поводу. Это значит, что он уже прошел грань прощения ему этого греха Богом. То есть он уже не по заповеди действует, а по своей страсти. То же самое касается мародерства. Законом Божьим сказано: не трогать безоружных, женщин и детей, в чужие дома не входить. Если человек этим занимается, то он уже не выполняет заповеди. Это все я и объясняю ребятам. Мы верим, что каждый воин душу свою полагает за ближних своих.

— Простите за, может быть, некорректный вопрос, но он как-то витает в воздухе. Сталкивались ли вы с чудом на передовой?

— Воины рассказывали о своих военных буднях, показывали и видео. Были ребята, кого спасала иконка. Мы, когда приезжаем, кстати, тоже их раздаем: и иконы ламинированные, и шевроны. Особенно популярны при этом именно последние, с Господом, Богородицей. И вот обычная ламинированная иконка в документах, в кармане со стороны сердца, слева, останавливала пулю, осколок. Они пробивают документы и останавливаются как раз на ламинированной иконке.

«Были ребята, кого спасала иконка. Мы, когда приезжаем, кстати, тоже их раздаем: и иконы ламинированные, и шевроны»

— Вы видели это?

— Я не видел, но ребята рассказывали, показывали эти видео. Такие ситуации были, это правда.

— Много ли веры сейчас на передовой?

— У всех по-разному. Есть те, кто пришел к вере, а есть те, кто, наоборот, ожесточился.

— Есть способ как-то вернуть таких?

— На передовой сложно бывает просто поговорить с ребятами. Даже если в расположении находимся, то каждый всегда занят своим делом: кто-то на дежурстве, кто-то только с задания вернулся и отдыхает — таким обычно не до разговоров. Постоянная суета. Бывает, что люди не настроены как-то со священником общаться или кто-то сам начинает там некий диалог. Иногда даже приходят, чтобы просто поспорить, причем не с целью прихода к истине, а именно ради спора.

Бывал я в подразделениях, состоящих только из бывших заключенных. У них там все иначе. Если мы, допустим, приезжали в учебку, в бригаду, то они там прямо в поле расположены. Живут так, как если бы они были на фронте: окопы, блиндажи, периодически и прилетает, специально, чтобы привыкали.

Мы приехали туда. Командир собрал всех, кто был, вышли 200 с лишним человек. И все захотели исповедоваться и причаститься, абсолютно все. Такого нигде не было больше на моей памяти. Я знаю, что их многие ругают, что они законы нарушили, преступления совершили, а сейчас пытаются, мол, как-то отмазаться. Но это все не так. Среди них очень сильно ощущается вера.

Там ребята сами подходят, просят их крестить: «Я уже давно хотел, но к нам священник все никак не приезжал». Спрашиваешь, почему раньше не крестился: «Я только тут, на войне, понял, что каждый день как последний…»

«Как-то мы были у танкистов, приданных к парашютно-десантному полку»

«Если ты освятил машину, это не значит, что все, можно гонять. Танков это тоже касается»

— Вы только исповедуете, причащаете и крестите?

— Не только, конечно. Как-то мы были у танкистов, приданных к парашютно-десантному полку. Те попросили нас освятить их танки. Причем их так много было, что мы всю ночь этим занимались. Уже не помню, сколько точно было, но, наверное, штук 30. В основном новые Т-90, пришедшие от «вагнеров».

Когда мы собирались к десантникам, то там был выпускник нашего Казанского танкового училища. Я как раз взаимодействую с нашим танковым обществом, и вот они попросили, чтобы я тоже заехал к этому выпускнику, передал гуманитарку и «поработал как священник». Они нас там встретили, все мы передали, освятили. В разговоре выяснилось, что там неподалеку был еще один танкист наш, казанский, командир полка, но в другой бригаде. Мы поехали туда, встретились. Пока сидели, общались, комбат сказал: «Раз уж приехали, давай нас тогда тоже благослови». Так мы и поехали к ним на позиции. Там и танки освящали, и технику ремонтную — я даже не знаю, как она называется.

— Объясните, может быть, не до конца понимающему читателю — для чего нужно освящать танк?

— Для благословения. Точно потому же, почему христиане автомобили освящают. Так принято в жизни: перед началом каждого дела — помолиться, каждую вещь — освятить, чтобы во всем жить с Богом. Но это не значит, что если ты машину освятил, то все, можно гонять. Наоборот, нужно быть еще осторожнее в плане соблюдения заповедей: не материться, не лихачить. Танков это тоже касается.

«Конечно, страшно. Даже если в Донецке где-то находишься и слышишь прилет, громыхает все — от каждого звука содрогаешься»

— Танкисты, если они знают, что их боевая машина освящена, как-то увереннее себя чувствуют в бою?

— Сначала все, кто там был, исповедовались и причастились, даже было крещение. Потом мы уже пошли освящать танки. Нас сопровождал офицер, который нам показывал на те, которые нужно освятить. Всех экипажей я же не знал. Возможно, некоторые машины мы освящали и без их экипажа. У некоторых танков, где стояли ребята, говорили, что им не надо освящать ничего. Такое тоже было. Исповедь и причастие — это же все по желанию.

— Вам самому не страшно?

— Конечно, страшно. Даже если в Донецке где-то находишься и слышишь прилет, громыхает все — от каждого звука содрогаешься. Даже когда со своей стороны выстрелы идут, пугаешься. Наверное, те, кто постоянно там находится, уже привыкают.

— Отца Анатолия знали?

— Да, мы с ним дружили. Отец Анатолий приезжал служить в Никольский, и мы к нему приезжали. Он давно меня хотел познакомить с десантниками, я всегда был только за. Но при его жизни познакомиться так и не получилось. Это уже на фронте благодаря помощи воинов мы познакомились с Юрием Суворовым, сейчас взаимодействуем с ним.

На Украине в ходе СВО погиб священник из Татарстана

— Вы, получается, занялись гуманитарной помощью сразу после гибели отца Анатолия?

— Да, он в сентябре погиб, а мы в октябре первую отправку сделали.

— То есть, по сути, продолжили дело…

— Некоторые так говорят. У нас одни и те же знакомые, так что все друг друга знают.

«В каждой поездке я молюсь, с самого начала пути, еще с подготовки»

— А много батюшек из нашей епархии ездит в зону СВО?

— Со мной сейчас стабильно ездят двое — отец Владимир, он служит в селе Ключищи, и его сын — настоятель Макарьевского монастыря.

— Что-то вроде провидения?

— Мы начали трудиться, и у нас все получилось. В каждой поездке я молюсь, с самого начала пути, еще с подготовки: «Господи, если Тебе угодно, помоги, чтобы поездка состоялась. Если Тебе неугодно, положи непреодолимое препятствие, чтобы этого не свершилось. Чтобы не моя воля была, а как Тебе, Господи, угодно». Обычно мы договариваемся сначала, что приедем определенного числа, в определенное место. Но бывало так, что не могли состыковаться, встретиться. Военная полиция не пропускала, несмотря на то что обычно приезжаем: «Нет, все, приказ. Выгружайте и уезжайте». И такие препятствия возникали. Но в целом практически всегда у нас все получалось. Сейчас нам звонят: «Тут помогите, там помогите, сюда приезжайте». Мы там нужны. Иной раз звонят, просят то привезти, это. Я их спрашиваю: «Хорошо. А к вам священники приезжают?» Нам говорят: «Ни разу еще не были, будем рады».

«Когда же объявляешь сбор на медикаменты для госпиталя, то люди активнее его поддерживают»

«Все мы Богом созданы. И украинцы — тоже»

— Сколько раз вы уже ездили?

— 6 или 7. Я еще и координирую, все обращения поступают ко мне.

— А вы только гражданские, гуманитарные вещи отвозите или такого «двойного назначения» тоже?

— Антидроновые ружья отвозим, квадрокоптеры тоже. Что интересно, когда мы объявляли сборы на них, то нам стали писать разные люди: «Не буду помогать, вы собираете деньги на убийство». И такие сборы обычно медленно проходят, выручают крупные благотворители. Когда же объявляешь сбор на медикаменты для госпиталя, то люди активнее его поддерживают.

«Есть такие люди, которые охотнее жертвуют на медикаменты, а насчет квадрокоптеров у них уже сомнения появляются»

— Я правильно понимаю, что прихожане меньше помогают на покупку вещей военного назначения и больше на то, что спасает?

— Не могу говорить, что это именно прихожане, бывают переводы, когда я не знаю, кто переводит деньги. Но в целом есть такие люди, которые охотнее жертвуют на медикаменты, а насчет квадрокоптеров у них уже сомнения появляются. Пишут: «Они потом гранату сбросят… А не буду ли я причастен к убийству?»

— А будет? Помогает ли человек в убийстве, если он участвует в закупке дронов?

— Повторюсь, воин полагает жизнь свою за ближних своих, а ближние — это мы с вами, все люди, наша Родина. Чтобы противник не пришел сюда, он там погибает, он там низлагает врага. А как ему низлагать врага, когда он, условно, без оружия? Технический прогресс не стоит на месте, условия боевых действий меняются. Сегодня это совершенно новый конфликт. Сейчас даже вместо артиллерии используются дроны. А если у наших бойцов этого не будет, как они смогут победить? Как они смогут защитить свое Отечество?

Все императоры, цари занимались благотворительностью. Даже в Великую Отечественную войну в условиях гонения Церкви люди собирали деньги на танковую колонну. Сейчас к СВО у многих отношение сами знаете какое.

«Я обычный сельский священник. У меня нет какого-то веса, авторитета и так далее. Кто слушает — тому говорю, но достучаться получается не до всех»

— Вы пытаетесь как-то объяснять таким людям, что наше дело правое?

— Я обычный сельский священник. У меня нет какого-то веса, авторитета и так далее. Кто слушает — тому говорю, но достучаться получается не до всех. Большинство не хочет слышать и считает, что все сами знают. У меня есть знакомые, которые уверены, что все всегда знают, и они в постоянном страхе живут. Например, где-то замерзла труба — сразу мне присылают статью: «План глобалистов — вымораживание». Из этой же серии о переходе на цифровые деньги, рабстве, о том, что пролетающие в воздухе самолеты распыляют химию… Таких много.

Вообще, это сложно — кого-то переубеждать, особенно если он этого не хочет. Есть у меня задача — с Божьей помощью тихонечко иду. Если кто-то готов к диалогу, задает вопросы, вникает, то, конечно, я только рад. Но если кто-то не готов слышать, слушать, размышлять, то на этот счет тоже есть слова Божьи: «Не надо метать бисер перед свиньями». Если бы человек хотел, то он бы к моменту разговора мог что-то поискать в интернете, почитать. У меня есть знакомый, который до сих пор утверждает, что мы оккупировали Крым.

— Он остается вашим знакомым с такой позицией?

— Да, а что поделаешь? Я вот не могу понять их, они не могут понять меня. Ты недоволен президентом, законами, страной, на каждом шагу ворчишь, но при этом у тебя есть дом, подвал обустроенный, машина, ты каждый день свежие продукты ешь, а старые выкидываешь — все у тебя есть. А ты недоволен. Таких людей много, к сожалению. Человек, который живет ради себя, в эгоизме, и не готов менять что-то, то ему всегда проще других обвинять, что они неправильно поступают, хотя все дело в нем самом. Общество разделилось. И теперь отчетливо видно, кто ради других жертвует себя, свои силы, а кто продолжает жить в эгоизме.

— И кого больше? Неравнодушных или вторых?

— Больше тех, кто помогает. Тех, кто ругает в открытую, во всяком случае мало. Они сами отсеиваются. Многие люди хотят, чтобы все было хорошо, чтобы дети не погибали, войн не было, чтобы все жили в достатке без болезней, печалей. Но что для этого нужно? Об этом Господь сказал: «Нужно возлюбить Бога и ближних своих». И это всего касается, даже обычной суеты. Если ты водитель автомобиля, пропустил ты человека, помог застрявшему или нет, выругался на него — проявил ли ты заботу? Стал ли для него ближним? Или только твои дела тебя интересуют, только ты в этом мире существуешь? Нет. Этот закон касается всех. И тех, кто сейчас находится на фронте, и тех, кто здесь. Хотелось бы, чтобы люди любили, чтобы научились замечать других, видеть чужую беду.

— Относятся ли слова «возлюби ближнего своего» к украинским военным?

— Все мы Богом созданы. И украинцы тоже в основном крещеные, братья во Христе. Но на данном этапе для воина он враг. А врага надо низлагать. В обычной жизни я глава своей семьи, у меня есть жена и дети. Я знаю и чту заповеди: «возлюби ближнего своего и даже врага своего». Но если кто-то ворвется ко мне домой, захочет ограбить нас? Как я должен его возлюбить? Может быть, я его возлюблю, но сейчас он причиняет вред моему ближнему. Что я с ним должен сделать? Все что смогу.