«Нам на таможне говорят: «Вы там, татары, совсем шизанулись? В зону СВО ваши машины едут и едут»

Группа «Все для наших» начала работать с июля 2022 года, сейчас их телеграм-канал насчитывает около 4 тыс. подписчиков

О героях

Александр Конюхов. Коммерсант, занимается волонтерством больше года. Грузы возит лично, дабы быть уверенным, что посылки достигнут адресатов.

Виктория Богомолова. Потеряла в зоне СВО жениха. Благодаря помощи бойцов сумела морально «выжить» после потери, а связь с сослуживцами любимого дает ей полное понимание потребностей мобилизованных на поле боя.

Алмаз Нургалиев. Депутат Тукаевского района, занимается волонтерством, как он сам говорит, «с самого начала». Уверяет, что административный ресурс помогает номинально и основную работу делают его друзья-активисты.

Ильназ Вилданов. Коммерсант, у которого в зоне СВО сражаются родственник и брат. Волонтерством занялся год назад.

«Обо всем отчитываемся: выкладываем чеки, видео и фото от бойцов — все прозрачно, все доходит, ничего не скрываем»

«Нам на таможне говорят: «Вы там, татары, совсем шизанулись?»

— Александр, когда вы начали помогать нашим парням в зоне СВО?

Александр Конюхов: Год назад, где-то в июле 2022-го, еще до мобилизации. У меня ребята там воюют в составе Вооруженных сил России и добровольческих батальонов. Начинал с «бытовухи» — возил одежду. Ребята тогда форму не меняли с весны, на них смотреть было страшно: тяжело оставаться в стороне, когда тебе присылают фотографии перемотанной скотчем обуви. Тогда не хватало всего, элементарных вещей, даже саперные лопаты отсылали. Сперва помогал им, а потом все постепенно переросло в полноценное волонтерство.

Но изначально я сам не ездил, первые посылки отправлял знакомым ребятам. А потом… Средства мне шлют в основном коммерсанты, у которых вскоре появились сомнения — довозят ли вещи или нет. Все же некоторые неблагонадежные перевозчики часто товар не довозили и продавали на местных рынках. Бывало, что на таможне давали от ворот поворот. Поэтому я лично съездил, отправил видео сомневающимся. На фоне были бойцы, человек 20, — двух узнали, у них информацию уточнили: «Саня довез», — коротко тогда ответили солдаты нашим коммерсантам.

— Трудно было поначалу?

Александр: Да какие трудности? Сели, поехали, постреляли маленько, и все (смеется). На деле и правда ничего сложного. У нас были источники информации в Челнах и Тукаевском районе, мы общались с бойцами и командирами подразделений, внутреннюю кухню и потребности знали.

— Как происходит сбор груза?

Виктория Богомолова: Сперва — запрос на такой-то груз от источников из подразделений. О сборе объявляем в группах в WhatsApp* и «Телеграме», называются «Все для наших». На деньги закупаем вещи, храним их на складе в Бетьках и отвозим адресатам. Обо всем отчитываемся: выкладываем чеки, видео и фото от бойцов — все прозрачно, все доходит, ничего не скрываем.

— Алмаз, как понимаю, вы у нас депутат Тукаевского района. Помогает ли ваш статус депутата в деле?

Алмаз Нургалиев: Если нужен какой-то документ, пропуск, то да. Помогает, когда требуется протолкнуть какую-нибудь инициативу в администрации — точно выслушают. Тукаевский район активно помогает нашим бойцам, не филоним точно. Ребята просят — мы возим. Фаил Камаев (глава Тукаевского района — прим. ред.) нас тоже не обделяет и выделил помещение в Бетьках, один раз он вместе с администрацией помог нам оплатить машину.

— А во сколько обходится одна поездка?

Александр: На топливо уходит порядка 150–170 тысяч рублей, в общем — 10 миллионов. Пожертвования покрывают лишь 10–20 процентов, остальное — коммерсанты.

— По каким направлениям развозите груз?

Александр: Основное — Донецкая область, частично затрагиваем Луганскую, Херсонскую, Запорожскую области. Где наши ребята, там и мы. Нас за это, кстати, многие ругали, потому что помогаем не только челнинцам и выходцам из Татарстана, а разным частям из других регионов страны. Говорят, что это неправильно — поддерживать нужно только татарстанцев. Но как вы себе это представляете? Если в одной траншее сидят пацаны из Удмуртии, Чувашии, Москвы, Владивостока и наши земляки, мы что, только одним дадим груз, а остальных обделим? Это же бред! Из-за этого у нас начались разногласия с волонтерами, и мы решили, что будем работать сами.

Но вообще, волонтеров очень много, есть и те, кто близок нам идеологически. С некоторыми общаемся плотно, с кем-то контакт не получается. Честно скажу: на этом многие пиарятся, тянут одеяло на себя, грамотами от воинских частей обвешиваются. У нас ничего, и ничего вешать не станем. Наша цель — помочь парням, не более. Если наша «движуха» спасет несколько ребят, то мы работаем не зря.

«Татарстан впереди планеты всей в поддержке наших парней. Начинаешь интересоваться волонтерскими движениями «там» — много татарстанцев»

Ильназ Вильданов: Тех, кто пиарится, сразу видно. Они доезжают до границы, сделают пару фотографий, снимут видео, как бойцы принимают тушенку, и все — «сделали большое дело», называется.

Александр: Нам на таможне говорят: «Вы там, татары, совсем шизанулись? В зону СВО ваши машины едут и едут». Татарстан впереди планеты всей в поддержке наших парней. Начинаешь интересоваться волонтерскими движениями «там» — много татарстанцев. Помню, едем по Луганску, а нам навстречу постоянно выезжают машины с номером 16.

— А почему так?

Александр: Татарстан — республика многонациональная. Сюда в 90-х годах много людей из разных республик уже бывшего СССР приехало. Здесь народ сплоченный, нет деления по нациям, религиям, все ходят в одну школу, на одну работу.

— Слышал, что вы возите раненых. Это правда?

Александр: Да, мы же стараемся помогать всем, кто в этом нуждается. Переправляем из госпиталей сюда и обратно. Активно сотрудничаем с ростовским госпиталем, на них нас Саратов вывел: было два тяжелораненых бойца, нужна была помощь, мы им оперативно помогли.

— А как вы начали этим заниматься?

Александр: Тут работает сарафанное радио. Однажды нашли мой телефон, связались со мной: нужно было бойца из Волновахи до Донецка доставить и переправить до «большой земли». Вечером обратились, утром человек уже прилетел на вертушке в Ростов. Коммерсантам проще организовать подобное без бюрократии, поэтому к нам обращаются. Вот лежал человек без сознания, у него не было жетона на себе. Мы отправили на помощь пять машин, они по Донецку с фотографией ездили, искали тех, кто его знает. И нашли! Помотался он по госпиталям, через 10 дней человек уедет обратно на передовую.

«Бои, прилеты и контакт с врагом пугали, бесспорно. Но, по сути своей, война — это рутина»

 «Дима мне каждый день говорил: ребята не понимают, что их ожидает»

— Виктория, а как вы стали волонтером?

Виктория: Я сама из Москвы, но мой жених служил в полку № 1231. Дима в прошлом офицер в запасе, зенитчик с боевым опытом. До мобилизации тренировал бойцов в добробате «БАРС», на два месяца ушел в зону СВО штурмовиком. Вернулся, передохнул, и его пригласили в Казанское танковое училище обучать добровольцев. В сентябре Диму мобилизовали, отправили в этот полк, а уже в январе он погиб. Чтобы справиться с потерей, начала помогать бойцам, благо связи налажены. А в апреле познакомилась с ребятами-волонтерами.

— Зенитчика отправили в штурмовые отряды?

Виктория: На войне это нормальная ситуация, людей направляют туда, где они нужны. Их переобучают, готовят, все в порядке вещей.

— Как он описывал боевые действия?

Виктория: Бои, прилеты и контакт с врагом пугали, бесспорно. Но, по сути своей, война — это рутина. В боевые будни солдаты роют окопы, занимаются в основном тяжелым физическим трудом, а затем — вылазка на передовую — возвращение в тыл — рутина.

«Не понимаю людей, которые сбегают от мобилизации, и поддерживаю мужчин, которые идут защищать свою Родину — это правильно»

— Каково было отпускать своего жениха в зону боевых действий?

Виктория: Он в прошлом уже ездил, и я его поддержала. Знаете, не понимаю людей, которые сбегают от мобилизации, и поддерживаю мужчин, которые идут защищать свою Родину — это правильно. Даже после произошедшего я от своей позиции не отказалась — на все воля Божья.

В первые дни после его отправки в зону СВО было нервозно и страшно, переживала. Тогда собралась группа жен и матерей в «Телеграме», около 60 женщин, общались, поддерживали друг друга. Почти рота, от которой практически ничего не осталось…

— Как это «не осталось»?

Виктория: У каждого полка своя трагедия, но наш 1231-й очень сильно пострадал. Они практически с первого дня была на передовой, и, если не соврать, от полка осталась треть.

— Они были под командованием министерства обороны или народной милиции?

Виктория: Практически все полки, которые попадают в зону СВО, передаются под командование офицеров ЛДНР. Но они и Российская Федерация — это уже единое, делить их неправильно. Да, как я понимаю, это еще не все структурировано, не все корректно организовано, потому периодически возникают проблемы.

— И не было нареканий к командному составу народной милиции? Недавно мобилизованный из Нижнекамска жаловался главе района на «рэкет» со стороны офицеров ДНР.

Виктория: Это человеческий фактор прежде всего, и такое есть, как и везде. Есть и нормальное командование, и проблемное — все зависит от людей. Думаю, вы помните февральские новости, когда полк № 1231 и 1-й батальон подняли шумиху. Командир батальона был человеком жестким: он бросил только что приехавших бойцов без обмундирования и артподготовки на штурм авдеевского направления. Много людей полегло. Мы подняли шумиху, вытащили парней. 1-й батальон расформировали и раскидали по другим бригадам и полкам ДНР.

Такое случается. Это человеческий фактор, нельзя взять всех «дээнэровских» и закинуть их под одну гребенку, это неправильно. Там много опытных командиров, которые сражаются с 2014 года. Например, многие ребята сейчас попали в 109-й полк и 110-ю бригаду, где много местных бойцов и командиров, и все нормально, без нареканий.

— Чего не хватало бойцам в первые дни после мобилизации?

Александр: Осознания, куда они едут, им не хватало.

Виктория: Конечно, Дима мне каждый день говорил: ребята не понимают, что их ожидает. Те, кто никогда не был в зоне боевых действий, не воевал, не могли представить, что их ждет там. Видеть гибнущих товарищей и раненых друзей — это все сказывается на психике. Кто-то выдерживал, а кому-то было тяжело…

— Значит, многие кардинально меняются?

Виктория: Не все. Психика у всех разная: кто-то ломается, кто-то — нет. Недавно приходил в отпуск муж одной из наших девчонок, он из 110-й бригады. Я у него спросила о самочувствии — нормально, говорит. Но первые пару дней было неуютно, не хватало шума, взрывов. Спит крепко, от громких звуков не вздрагивает. Да, бывает всякое, и есть люди, которые могут вернуться и повеситься. Жены и матери рассказывали: близкие по ночам окопы рыли, за автомат хватались. А еще парни меняются внешне, боевые действия свой отпечаток накладывают. Ребята стареют, война годы прибавляет.

«Ни один солдат не сказал: «Что мы тут делаем? Это не наша война!»

«Паренек после очередного обстрела спрашивает: «Папа, а бывает жизнь без войны?»

— Вы, как понимаю, общаетесь с бойцами лично. Как они себя чувствуют?

Александр: Парни устали. Воевать годами невозможно. Понятно, что это необходимость, но люди устают, это же не уютные квартиры, условия нелучшие.

Ильназ: Ни один солдат (а у меня там меня родственники, братишка) не сказал: «Что мы тут делаем? Это не наша война!» Единственное, говорят, что сражаться-то готовы, если им дадут нормальное оборудование, все-таки у противника технологическое превосходство. Один товарищ рассказывал: «Мы запускаем один дрон, а нам в ответ 20 прилетает, и все разные».

Алмаз: Испытывали как-то антидроновое ружье, «птичку» подняли, тестируем. Тут бац — теряем управление. Всего 3 километра расстояние, а уже дрон хотели украсть. У них передовые технологии, это правда.

— Приходилось ли вам общаться с мирными жителями ЛДНР? Как они себя чувствуют?

Александр: У мужчины — ребята знают, о ком я говорю, — есть 8-летний сын. Паренек после очередного обстрела спрашивает: «Папа, а бывает жизнь без войны?» Представляете? Парень родился, когда начался конфликт, он рос под обстрелами. Весной наши девушки сделали небольшой ролик об Аллее Ангелов. Там на камне выбиты имена погибших детей. Вы поймите: неправильно, когда родители хоронят своих детей.

Ильназ: Люди привыкли к творящемуся ужасу. Как-то гуляли по Донецку, за день до этого в рынок прилетела ракета — 12 погибли, за неделю — около 70 человек. Рынок продолжал работу, люди уже не обращали внимания.

Александр: 5 марта был митинг в память о Герое ДНР и России, мы были там. Прилетел HIMARS. Мы все присели, быстро в машину прыгнули — страшно! В 20 метрах от меня шла женщина, по телефону разговаривала, посмотрела наверх и пошла дальше. В соседнем квартале взрыв, а люди в ресторане сидят и едят, никто не бежит в бомбоубежище. Для них это норма, они сами говорят: «А что мы можем сделать? Прилетит — погибну, не погибну — повезло. Если я буду сидеть в подвале, мне будет нечего есть, нужно работать».

Ваш вопрос мне одну историю даже напомним. Мы ехали в Донецк. Видим — вдалеке разрушенная деревня, а из нее исходит свет. Ради интереса подъехали и видим — жилой дом без крыши, в котором 7 человек ютятся в одной комнате. Несмотря на свое положение, они предложили нам поесть. Мы им три коробки еды отдали тогда.

Ильназ: Одна женщина рассказывала жуткую историю. Жилой дом, там сидят ВСУ. Шли бои, российские войска пытались пробиться, а украинцы держали их в качестве живого щита. Побежишь — расстреляют в спину. Когда об этом по телевидению рассказывали, люди не верили, а такое было. Другая ситуация — в Горловке. Дети играли на площадке, прилетел снаряд — ребенок погиб. У нас есть чат с жителями Донецкой области, мы с ними регулярно общаемся. По ним осознанно бьют, нет никаких танков посреди жилой застройки. Зачем? Вроде же украинцы их «своими» считают.

— А что они могут обстреливать, если нет военной техники?

Александр: Центр города. ВСУ целенаправленно обстреливают гражданское население: администрацию, госпитали, больницы, школы, детские сады, рынки — места скопления людей.

— Зачем они это делают?

Александр: Запугивают. Раз вы не с нами, то вы против нас.

Виктория: На территории Донбасса всегда жили русскоязычные люди. Естественно, когда вся остальная Украина захотела пойти в Европу, русскоязычная часть воспротивилась — они хотели быть с Россией. Украинцы этого не простили, отсюда идет ненависть. И не забывайте — людям там промывают мозги, пропаганда работает вовсю.

— И как жители восприняли приход российских войск?

Александр: По-разному. Сперва наши войска с боями заходили в город, а затем их обстреливали ВСУ. Крайние здесь — мирные люди, они просто хотят, чтобы это все закончилось. Многие прямо говорят: если мы уйдем, им конец — украинцы их не простят.

«Парням на передовой нужна помощь, и общество должно это наконец-то осознать. Нужно вести системную и комплексную работу, а не бегать и кричать, когда кого-то «трехсотят» или «двухсотят»

— По вашему мнению, что же нужно для победы?

Александр: Надо мобилизовать общество. Люди живут своей рутиной: ходят на работу, отдыхают в кафе и ресторанах. Для них войны не существует, а если она их и коснется, то, кроме криков «все плохо!», мы от них ничего не слышим. Парням на передовой нужна помощь, и общество должно это наконец-то осознать. Нужно вести системную и комплексную работу, а не бегать и кричать, когда кого-то «трехсотят» или «двухсотят». У таких хочется спросить: «А что вы сделали, чтобы было хорошо у бойцов?» Для нашего общества войны нет, она где-то далеко, их не касается. Россия же воюет не с Украиной, а с коллективным Западом, и одной армией не победить — каждый россиянин должен встать и вложить в победу что-то от себя. Мы же говорим не только о деньгах. Хочешь помочь? Можешь загружать гуманитарку, искать транспорт, доставлять добровольцев до частей.

Когда мы начинали масштабно собирать грузы с привлечением граждан в декабре, нам удавалось за две недели собрать 80 тонн и по 500–700 тысяч рублей. А сегодня в день приходит от 3 тысяч до 7 тысяч. Плакать хочется. Стабильно помогают лишь коммерсанты, все держится только на них.

— А разве это не задача государства?

Александр: Ресурсов одного государства не хватит для победы. У нас страна большая, но воюют против нас много государств. Без осознания, что, если общество не встанет на помощь государству, ничего не поменяется.

— И кто должен его мобилизовать?

Александр: На мой взгляд, это вы делать должны, средства массовой информации, доносить людям, что нужна их помощь. Кто поверит простым волонтерам? А вас читают, вам доверяют, вы можете донести людям, что без них никак. Многие приходят и говорят: «Чем мы можем вам помочь?» Я у них спрашиваю, где они были раньше. Скромно отвечают, что не знали, кому можно нести или нельзя — вдруг не дойдет. Поэтому огласка нужна.

В Челнах полмиллиона живет, в Закамье сколько городов, а помощи никакой. Люди несут гречку с тушенкой, но этим войну не выиграешь. Нужны дроны, технологии, запчасти, они в бою расходный материал, еженедельно выходят из строя. Парни постоянно пишут: «теплак» сломался, коптеру запчасти нужны, антидроновое ружье надо ремонтировать. У нас в ремонте три двигателя, редукторы, коробка от «КАМАЗа». Это постоянная работа, и честно признаюсь, без помощи коммерсантов мы не справились бы.