Виктор Дьячков: «Мы в росте никогда себя не ограничиваем»

Виктор Дьячков: «Российский рынок практически принадлежал западным компаниям, а им дали приказ уйти, и рынок освободился. Спрос на отечественное оборудование кратно увеличился» Фото: Андрей Титов

«Главный тренд — использовать окно возможностей»

— Виктор Васильевич, с 24 февраля обстановка в мире круто изменилась. Как это отразилось на IT-отрасли? Помню, вы говорили, что в России нет для вас крупных заказов. Что-то изменилось после того, как ушли западные компании? Заказы от российских компаний, от государства пошли?

— Нет, с этой точки зрения ничего не изменилось. У нас другая финансовая культура, родом из 90-х, когда появились «новые русские» и «новые татары». В крупных компаниях эта культура характеризуется тем, что «свои деньги пилю сам». Как следствие, это привело к тому, что крупные компании завели свои подразделения АСУ (автоматизированные системы управления). С одной стороны, это неплохо — свои айтишники. С другой — это плохо, потому что наступает застой. Главное лекарство от застоя — это конкуренция, а внутренние айтишные структуры существуют вне конкурентной среды. И, в конце концов, они становятся тормозящим фактором внедрения новых продуктов и технологий, которые появляются на конкурентном рынке.  

Это основной фактор того, что больших заказов у нас не будет. На рынке основные потребители IT-технологий — это крупные компании, а у них главенствуют свои инсорсинговые структуры.

— Что изменилось в целом в IT-отрасли, какие тренды сегодня на российском рынке?

— После 24 февраля ввели колоссальные санкции, вследствие чего импортные продукты стали или недоступными, или почти недоступными, или сократились. Отсюда главный тренд: использовать окно возможностей. Российский рынок практически принадлежал западным компаниям, а им дали приказ уйти, и рынок освободился. Спрос на отечественное оборудование кратно увеличился. Наш завод с марта работает в две смены, а потом стали работать и в выходные. Конец III – IV квартал работаем в три смены без выходных.

— Дополнительный штат на это направление планируете набирать?

— Мы уже набирали, чтобы обеспечить три смены, и на новый завод будем набирать. Но надо понимать, что это пиковая нагрузка и она не будет постоянной. Потому мы набираем на определенный срок, а не на постоянную работу.

— Какие еще сегодня тренды?

— Второй тренд, который мы отчасти уже затронули, — это импортозамещение в области программного обеспечения. Некоторые были подключены в облака Microsoft или других западных компаний, и им их отключили. Мы оперативно помогли им, и они продолжают работать.

А дальше тренд такой, что рынок IT-услуг в России в этом году сократится примерно на 30 процентов. Был дан такой прогноз. 

— Чем объясняется такое сокращение?

— Снижение спроса на IT-услуги объясняется тем, что наша отрасль всегда финансировалась по остаточному принципу, а в кризис компании начинают сокращать расходы. И государство сокращает. Думаю, сокращение произойдет и по национальным проектам. А составляющая IT практически во всех нацпроектах присутствует: и в производстве оборудования, и в создании программного обеспечения, и в импортозамещении ПО, и в цифровой трансформации.

«На мировом рынке спрос на IT будет падать. А сколько продлится падение — год, два, три — никто сегодня не скажет» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Мы заняты переориентацией на российский рынок»

— Наверное, еще один тренд — сокращение заказов от западных компаний?

— Безусловно, сокращение экспортных заказов — это тренд. У кого-то это произошло моментально, у кого-то, как у нас, это продолжается — мы будем работать по ним до середины следующего года. По данным ассоциации РУССОФТ, в 2021 году экспорт IT-услуг и программного обеспечения из России превышал 660 миллиардов рублей, что соизмеримо с экспортом вооружения и военной техники. А сегодня из России ушли центры международных компаний. И нам в марте объявили, что контракты с нами будут расторгнуты. Но наши контракты сложно разорвать одномоментно, потому что они касаются поддержки инфраструктуры у крупных международных компаний: центров обработки данных, прикладных программных решений, рабочих мест. Сегодня мы обучаем индусов, чтобы передать им сервисы, и за это получаем деньги. Потому в этом году экспорт в валютном выражении у нас вырастет процентов на 30.

Но сегодня по большей части мы заняты переориентацией команд, работавших на западном рынке, на российский. Здесь все непросто, но тем не менее есть уже подписанные контракты, есть такие, которые мы предполагаем подписать в ближайшем будущем. Безусловно, всю команду — а это 1,5 тысячи человек — переориентировать быстро мы не сможем, но все эти люди квалифицированные, они не пойдут на биржу. Кто-то из них уедет, кто-то уйдет в инсорсинговые компании.

Единственное, о чем стоит сожалеть, — это то, что специалисты не только сами по себе являются носителями знаний, но еще обладают массой наработанных инструментальных средств, которые повышают производительность труда, доводят качество работы до высших показателей. У нас SLA доходило до 99,8–99,9 процента. SLA (Service Level Agreement) — это соглашение об уровне сервиса, в котором прописано, за какое время требуется решить задачу и устранить проблему. Средняя цифра SLA по международному рынку — 75–80 процентов. А у нас меньше 90 процентов никогда не бывало! Благодаря в том числе и этому параметру мы 7 лет подряд входили в топ-100 лидеров мирового аутсорсинга. Если такие квалифицированные команды переориентируются на российский рынок, это будет огромный плюс, потому что такого в России пока нет. А если команды рассыплются, то эта ценность будет потеряна.  

— Вы ищете заказчиков в Азии, на Востоке?

— Первое, что мы сделали, сразу же пошли к конкурентам Fujitsu — в страны, которые не относятся к недружественным. В первую очередь в Индию. Крупным компаниям нужны наши услуги, но все боятся американцев.  

— А Турция, Иран?

— В Иране все свое. Будучи долгое время под санкциями, они смогли выйти на самообеспечение в большей степени, чем Россия. Мы сегодня смотрим на страны Латинской Америки и Африки. Но надо понимать, что уровень цифровизации там ниже, чем в России.

— Какой главный тренд на мировом рынке IT?

— На мировом рынке спрос на IT будет падать. А сколько продлится падение — год, два, три — никто сегодня не скажет.

— Как вы оцениваете объем оттока наших IT-специалистов за рубеж? (Ирина А.) Этот тренд коснулся ICL?

— Еще до пандемии около 20 процентов наших сотрудников работали на «удаленке», а в пандемию их число доходило до 90 процентов и выше. Поэтому мы не почувствовали, что кто-то куда-то уехал.

Что касается рынка в целом, то уезжали те, кто потерял работу. Многим из них было предложено получить эту работу в других странах. Очень многие уехали в Сербию, потому что туда не нужна виза, а потом за три месяца оформляли визы и право на работу.

«Государство развернулось к IT, когда правительство возглавил Мишустин»

— Пятый тренд — это то, что государство повернулось лицом к отрасли IT?

— Государство развернулось к IT раньше, когда правительство возглавил Михаил Мишустин. Он имеет профильное образование и понимает ситуацию очень хорошо. А ситуация как с армией: или ты кормишь своих айтишников, или покупаешь интеллектуальный капитал, созданный за рубежом, становясь при этом марионеткой. Когда Мишустин приезжал в Казань и проводил конференцию с IT-компаниями, было отмечено, что это конкуренция на уровне стран за интеллектуальный капитал. И правительство ввело льготы для IT-отрасли. Если бы это сделали еще раньше, то сохранили бы большее количество специалистов и были бы новые разработки.

— Вы как руководитель старейшей и крупнейшей IT-компании удовлетворены действиями правительства РФ относительно отрасли и специалистов IT? Чего не хватает для быстрого и всестороннего развития отрасли? (Хайруллин Алмаз)

— Все сделанное оцениваю положительно: это и льготы по налогам, и введение преференций на приобретение российского программного обеспечения и оборудования. Единственное, что недоделали, — это, может быть то, что льготы распространяются только на программистов.

— Частичная мобилизация коснулась вашей компании?

— Безусловно, коснулась, но мы воспользовались льготой правительства — все молодые сотрудники получили отсрочку от призыва в армию. Сегодня оформляем брони для работников — по тем категориям, которые допускаются. А тех, кто пришел к нам работать позже выхода постановления, призывают, но их количество незначительное. Есть и такие, кто ушел добровольцем.

— В постановлении говорится, что отсрочкой могут воспользоваться только айтишники с профильным образованием. Но ведь многие имеют и другое высшее образование. Как вы расцениваете эту «уловку»?

— Это добавило сложности при оформлении отсрочки. Но в данном случае злого умысла я не вижу.

«Помимо процессоров в России можно было бы делать диоды, конденсаторы, менее сложные микросхемы» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Параллельный импорт — это главный риск для отечественных производителей оборудования»

— Вы не опасаетесь, что параллельный импорт навредит IT-компаниям и развитию отрасли в целом? (Эдуард)

— Параллельный импорт — это главный риск для отечественных производителей оборудования. Конкурировать с китайцами ни одна компания в этом сегменте не может! Если китайские компании производят несколько миллионов изделий в месяц, а ты мечтаешь через три года выйти на 1 миллион, то у тебя просто экономика другая.

— А ваше предложение какое?

— Мое предложение такое: в тех направлениях, где четко взят тренд на импортозамещение, импорт должен или отсутствовать, или быть регулируемым. И лучше, если импорт будет поступать через те компании, которые сами занимаются производством. Конечно, об этом нужно было говорить раньше, и я этим делом занимался. Помню, когда менялось российское правительство, я пришел к Шаймиеву с очередной идеей — по импортозамещению. А Минтимер Шарипович мне ответил, что уже устал с Москвой бороться в плане защиты интересов российских производителей. И предложил мне принять участие во встрече с министром связи Леонидом Рейманом, который приезжал в Казань. Во время встречи мне дали слово, и я Рейману предложил создать программу импортозамещения в области компьютерной техники и программного обеспечения — по примеру программы импортозамещения и локализации иностранных производств в автомобилестроении. На что он мне ответил: «Нам это не надо, мы все сделаем на фабриках за рубежом». А сейчас наступило то время, когда «фабрикам за рубежом» приказано с нами не работать…

В России есть несколько разработок прекрасных процессоров, а производить их негде. Сейчас эти компании заняты тем, что перепроектируют свои процессоры под технологии китайских фабрик. Это и «Байкал», и «Эльбрус», и другие.  

— Из каких комплектующих вы производите оборудование?

— Все чипсеты для материнских плат мы получаем, как и раньше, из Китая.

— То есть ничего не изменилось в этом плане?

— Изменились цены и сроки. Как вы помните, заводы останавливались во время пандемии. А производственная цепочка очень длинная: чтобы произвести микросхему, нужны очень чистые материалы, и если какое-то звено цепочки «забуксовало», то производство восстанавливается полтора-два года. И возникший дефицит сказался на ценах — увеличение составило 5–20 процентов по разным позициям.

До санкций что-то возилось самолетами, а о ситуации в авиации вы знаете — российские самолеты просто арестовывают. Часть продукции возилась из Европы, а сегодня она идет через Турцию и Китай, и все это сказалось на сроках поставок. Раньше срок поставки был два-три месяца, а сегодня 6–9 месяцев. 

— Чем платите — долларами или юанями?

— На удивление, китайцы предпочитают получать в долларах, но основной объем мы платим в юанях. Но и долларовые платежи идут. Банки нам конвертируют. Когда банки, с которыми мы работали, попали под санкции, нам помог Ак Барс Банк. Сегодня это главный банк, через который мы ведем все импортные операции.

Помимо процессоров в России можно было бы делать диоды, конденсаторы, менее сложные микросхемы. Возможно, кто-то начнет их делать, потому что государство работает в этом направлении — есть программа по микроэлектронике.

— Китай сможет стать нашим главным технологическим партнером вместо ушедших из России западных компаний? Они ведь тоже боятся американских санкций.

— Китай ведет себя разнонаправленно: с одной стороны, они не хотят попадать под санкции, с другой — не хотят терять рынок. Поэтому оба тренда будут присутствовать.

— Насколько они продвинулись в области IT?

— Даже США не отрицают того, что Китай единый, а на Тайване работает самая лучшая фабрика микрочипов, которой и в Америке нет.

— В чем феномен Тайваня? Как так получилось, что они на себе замкнули всю микроэлектронику мира?

— Главная причина — глобализация, когда американские компании искали дешевую рабочую силу, и это был Китай. Но заказы отдавали не через Китай, а напрямую Тайваню. Вторая причина — это культура китайцев, которая заключается в том, что они очень дисциплинированные: есть технология — от нее ни на шаг. У нас другая культура: мы сразу будем пытаться что-нибудь улучшить. Мы креативные, но иногда это нам мешает.

— Все-таки мы больше креативные или безалаберные?

— Присутствует и то, и другое.

— А Индия может стать нашим партнером в IT? Вы же работали с ними.

— Я хорошо знаю индусов. В советское время мы их обучали, поставляли им наши компьютеры вместе со всей технической документацией. Основной успех индусов был связан с тем, что появились персональные компьютеры и миникомпьютеры, что потребовало много рабочей силы, а в США обучалось много индусов — им стали давать простейшие задания.

— МСБ может быть успешным в области IT?    

— Чтобы создать в IT что-то сложное с нуля, нужны тысячные коллективы. У нас нет таких компаний.

— У индусов есть такие компании?

— У них есть, но они работают в прикладной области, например, занимаются внедрением SAP, аутсорсингом. А «законодатели мод» в программировании сосредоточены в США, частично в Лондоне.

— И в Японии?

— Япония всегда задавала тренд в микроэлектронике — в технологиях производства микросхем. Это все-таки больше оборудование.

«Сегодня в России даже госстандарт отменен, нет такого института, который, исходя из потребности рынка и анализируя мировой рынок, предлагал бы стандарты для разных отраслей промышленности. Это является основой основ» Фото: Андрей Титов

«Все равно бизнес будет искать формы работы»

— Министр цифрового развития РТ Айрат Хайруллин считает, что в области микроэлектроники, производства компонентов и процессоров нужно создавать госкорпорацию. А вы как считаете, это поможет развитию или, наоборот, будет тормозить? (Аида Гатауллина) На создание производства микроэлектроники требуются огромные деньги, и без участия государства, наверное, не обойтись? Что если нам перекроют поставки процессоров?

— Наш рынок довольно емкий, поэтому он представляет интерес у производителей процессоров, у того же Intel, у Китая. И они будут искать и находить возможности поставок. Помните у Пугачевой: «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь»? Все равно бизнес будет искать формы работы. В России есть возможность производить чипы только по технологии 90 нанометров, что позволит выпускать процессор уровня Intel 486. На мой взгляд, это могло бы быть решением, но фабрики, которые обладают данной технологией, уже полностью загружены и работают в три смены. Чтобы производить процессоры, нужно еще несколько таких фабрик.

— Так все-таки создание госкорпорации может помочь сделать прорыв в производстве микроэлектроники или, наоборот, будет тормозить?

— То, что стоит, затормозить невозможно …

— А как сделать прорыв?

— Это сложная область. Давайте мы дадим об этом помечтать людям в правительстве, которые этим делом занимаются. Характеризуя сложность этого дела, приведу пример из советского прошлого. В самом начале завода ЭВМ мы производили 45–46-е машины. В один прекрасный момент они стали менее надежными: микросхемы начали дохнуть как мухи. Стали разбираться с министерством электронной промышленности, и выяснилось, что МЭП перешел на отечественный кремний. Стали разбираться дальше: почему отечественные кремниевые пластины плохие? Производители кремниевых пластин сказали: у нас в технологии используется серная кислота, и по стандарту она транспортируется в железных цистернах, поэтому невозможно выполнить требование чистоты. В итоге мы вышли на то, что нужно изменять стандарты.

А сегодня в России даже госстандарт отменен, нет такого института, который, исходя из потребности рынка и анализируя мировой рынок, предлагал бы стандарты для разных отраслей промышленности. Это является основой основ. Сначала нужно изменить стандарт, причем не в одном месте. А в скольких местах — никто не знает. Правительство Егора Гайдара в свое время просто ушло от решения этих вопросов: мы будем производить нефть и газ, а на эти деньги всё купим.

— «Корабль» развернуть еще можно или точка невозврата уже пройдена?

— То, что правительство сегодня делает, «корабль» разворачивает. Можно говорить о времени и расстоянии до цели, и здесь самое сложное — сформулировать цель. В принципе, речь даже не о деньгах, хотя их надо очень много, это вопрос о политической воле. Мы поставляем на Запад нефть и газ, и вся «лишняя» валюта там оставалась, как будто нам ее внутри страны некуда было девать… Помню, в Россию приезжала делегация одной мощной японской компании — с проектом построить высокоскоростную железнодорожную магистраль от Москвы до Владивостока, что сократило бы время в пути с 7 до одного дня. И территории вдоль дороги преобразились бы. Вот отдали бы эти «лишние» деньги японцам, и была бы у нас железная дорога!

— Как вы относитесь к балльной системе оценки радиоэлектронной продукции для внесения ее в единый реестр? Для вашей компании это в плюс или в минус? (Хакимов Ильсур)

— Для нас это скорее в плюс, чем в минус. Там очень много нюансов, и, в принципе, сообщество и правительство ищут такую грань, чтобы стимулировать спрос именно на отечественную продукцию.

— Вы надеялись, что распределение заказов на реализацию национальных проектов будет понятным и прозрачным. И что в итоге? (Ленар)

— Никогда не надеялся и сейчас не надеюсь!

«Мы всегда были самостоятельными и независимыми — с точки зрения принятия решений» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В этом году ICL рос в 3 раза быстрее рынка!»

— Ваш девиз — «Расти в 2 раза быстрее рынка». Удалось вам это в нынешних условиях? С какими результатами ГК ICL завершает 2022 год? В каких сегментах бизнес шел лучше, в каких был спад и почему? (Александр)

— В этом году ГК ICL росла в 3 раза быстрее рынка! Экспорт вырос за счет того, что мы делали дополнительную работу по передаче услуг в рамках проектов с зарубежными заказчиками. В валютном выражении экспорт вырос более чем на 27 процентов. Правда, рубль укрепился, а курс евро упал, но мы все равно в плюсе. По другим направлениям нашей традиционной работы в области системной интеграции, предоставления услуг показатели тоже выросли, рост на 15–20 процентов однозначно будет. А главный рост дает производство оборудования. В количественном выражении рост в 2 раза: если в прошлом году мы произвели 121 тысячу единиц оборудования, то в этом году будет 240–250 тысяч. В денежном выражении оборот в прошлом году составил без НДС 16 миллиардов рублей, в этом году без НДС будет 24 миллиарда. Рост — более 40 процентов. Практически мы вышли на пиковую загрузку нашего завода. Расчетная загрузка была 300 тысяч единиц, а мы вышли на 250 тысяч. Расчетная загрузка — это значит равномерная, но равномерной она никогда не будет, поэтому новый завод поможет нам сгладить эти пиковые нагрузки за счет увеличения конвейерных линий.

— Считаете ли вы, что «золотое время» ICL Services осталось позади и сейчас будет затухание, а в лучшем случае стагнация? Ведь не секрет, что российские клиенты станут приносить гораздо меньше денег, чем зарубежные партнеры. Будет ли построено 19-этажное здание около «Декатлона»? Кто там будет работать? (Анатолий)

— «Золотое время» у нас у всех впереди. В это надо верить. В бизнесе всегда бывает пик, спад, а потом опять пик. Развитие идет по спирали. Во время спада кто-то может подумать, что зря этим занимались. Нет, не зря! Мы приобрели колоссальный опыт, который нам позволит заниматься дальше — технологически, рыночно. Это совершенно естественный спад, причем он объективный. Не от нас и даже не от Fujitsu зависело, что они вынуждены были прекратить с нами контакты. Это объективные обстоятельства, и с ними надо считаться. Но я считаю, что самые лучшие годы у нашей компании впереди.

Я-то уже пенсионер, мне, наверное, о другом надо думать — как с удочкой посидеть (смеется). Но отходить от дел сейчас — это как капитулировать или предать бизнес и даже страну. Сейчас надо врубаться по полной, и я работаю практически как в 90-е годы. Многие вещи очень похожи: все меняется очень быстро, и это время мы стараемся воспринимать как время новых возможностей.

— Вопрос читателя: «Как так получилось, что за 13 лет ICL Services не смогла обрести независимость от Fujitsu?»

— Мы всегда были самостоятельными и независимыми — с точки зрения принятия решений. Но от заказов зависят все, и мы в том числе. Эта работа с Fujitsu однозначно в плюсе, потому что мы работали на мировом рынке, мы были в топ-100 мировых лидеров в области аутсорсинга. Это говорит о качестве нашей работы и о талантливости наших сотрудников. А это базируется минимум на двух наших университетах — КНИТУ-КАИ и КФУ. Сейчас добавился еще Университет Иннополис.

— У вас работают выпускники Университета Иннополис? Как вообще вы оцениваете деятельность этого вуза? (Мустафина Алия)

— У нас примерно 10 человек из Университета Иннополис работают. Великолепные ребята! Это добавило мощи Казани как университетскому центру.

— Выпускников Иннополиса вы сразу ставите на ответственные участки работы?

— На ответственные проекты, на которые у нас в данный момент есть спрос.

— Их уровень выше, чем у выпускников КАИ или КФУ?

— Мы ведь берем на работу не всех, но среднюю оценку «по больнице» мы никогда не делали. Мы берем подходящего нам человека и не смотрим, чей он выпускник.

— Будет ли офис в Усадах пустовать или сдаваться в аренду? Что будет с сербским офисом? (Анатолий) У вас же в Усадах IBM площади арендовала.

— IBM уехала в прошлом году. Был очень интересный проект. Мы приобрели определенный опыт, IBM хорошо оснастила этот офис, и все оборудование осталось. У них свои стандарты по размещению сотрудников, все здание оснащено самыми современными инженерными системами, главное из которых — это бесперебойное электроснабжение, многократное дублирование телекоммуникационных связей — там присутствуют четыре глобальных оператора. Причем оптика подведена прямо к зданию.

Во время пандемии здание было практически пустым, работали 150–200 человек. Сейчас работает, наверное, больше, но многие продолжают трудиться удаленно. Мы сегодня работаем с рядом крупных заказчиков, которые заключают с нами соглашение, мы 200–300–400 сотрудников выделяем на их проекты, и сразу же один-два этажа полностью заполняются. Планы по использованию этой территории есть.

— Ваш офис в Белграде работает?

— Чтобы сотрудники не пострадали, мы перерегистрировали собственность на серба, который с нами работал и был одним из менеджеров нашего офиса. Директором там будет британец. Помимо международного рынка, они хорошо продвигаются и на локальном рынке Сербии.

— На какой стадии проект строительства 19-этажного здания ICL? Светит ли этой площадке статус ОЭЗ «Иннополис — Казань»? (Эльвира)

— Пока там планов никто не менял, но они могут корректироваться в зависимости от ситуации. Что касается статуса ОЭЗ, то это произошло.

«В ближайшие три-пять лет изменений в геополитике не произойдет. Значит, основной фокус в работе нужно делать на внутренний рынок» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Новая стратегия ICL касается внутренней архитектуры управления»

— В одном из интервью БО вы анонсировали разработку новой стратегии ICL. Какие у нее реперные точки и принципы? Лозунг «Расти в 2 раза быстрее рынка» тоже поменяли? На какой? (Людмила Чубакова)

— Этот лозунг мы никогда не планировали менять. Эти амбиции остались, они никуда не денутся. Мы в росте никогда себя не ограничиваем.

— А в новых обстоятельствах такой рост возможен?

— Главное, не падать быстрее рынка (смеется). По факту текущего года я уже сказал, что рост у нас продолжается. Мы сверху себя не ограничивали и в производстве оборудования выросли кратно.

А новая стратегия прописана, она касается внутренней архитектуры управления. В рамках этой стратегии мы анонсировали создание трех кластеров. Этот процесс сейчас идет. Все 30+ лет мы работали исходя из рыночной обстановки, из действующего законодательства в части налогообложения. Поскольку программистам ввели льготу по налогам, эта структура была выделена в отдельную компанию. В свое время Юрий Лужков ввел такую норму, что участвовать в конкурсах по IT в Москве можно было только компаниям, зарегистрированным в Москве, поэтому мы создали там юрлицо. Также было создано дочернее предприятие в Астрахани и Воронеже, Владивостоке и Калининграде. И вот все эти наши компании мы разделили на три кластера, которые ориентированы по рыночной стратегии. Например, две компании ориентированы на работу в госсекторе, с силовыми структурами. Выделен кластер, который занимается производством оборудования. Также выделен сервисно-продуктовый кластер для работы на внутреннем и внешнем рынках.

— Разве можно выстраивать стратегию на многие годы вперед в нынешних условиях неопределенности, когда все меняется кардинально?

— Наша стратегия касается группировки компании, чтобы кластеры фокусировались на разных рынках и между собой не конкурировали. А вообще стратегия — это в первую очередь видение будущего. Видение будущего рынков очень сильно зависит от геополитики. Если мне скажут, какая ситуация будет в геополитике, я скажу, как изменятся рынки и как будет меняться стратегия компании. Но стратегия всегда должна быть. Она должна учитывать объективные факторы, но шарахаться не надо. Мы создали три кластера компаний, каждый из которых работает на своем рынке и формирует свои собственные стратегии — как им работать на этих рынках.

— У ICL Services была стратегия развития, а тут взяли и отменили все западные контракты. Какая тут стратегия?

— Сегодня у нее стратегия перенести на российский рынок те особенности и преимущества технологий, которые были востребованы на западном рынке. И мы сегодня ищем для этого нишевые рынки. И на мировом рынке мы все равно останемся. Но главный тренд — это переориентация ресурсов, знаний и компетенций с мирового на российский рынок.

— Может, пока надо забыть о стратегии, а жить только тактикой?

— Нет, стратегия — это видение будущего. В ближайшие три-пять лет изменений в геополитике не произойдет. Значит, основной фокус в работе нужно делать на внутренний рынок. Но с внешнего не уходим — надо остаться там, где мы востребованы. Внешний рынок нам нужен в первую очередь для того, чтобы видеть все новые тренды, которые потом придут в Россию. Это и есть стратегия, и она необходима.

«Половина из 250 тысяч ноутбуков, моноблоков и серверов, которые собирает ICL Техно, производится на материнских платах российской сборки» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Новый завод будет запущен в I квартале следующего года»

— Читал в БО, что в 2023 году в ОЭЗ «Иннополис» ICL откроет завод по монтажу материнских плат, инвестиции в который — от 2–3,7 миллиарда рублей. В какой стадии находится проект сегодня? Государство деньгами поможет? (Ринат)

— Объем инвестиций — примерно 2 миллиарда рублей. Причем 1 миллиард выделяет государство в лице ОЭЗ «Иннополис», которая возводит стены и обеспечивает инфраструктуру, а мы наполняем завод оборудованием еще примерно на миллиард рублей. Руководство ОЭЗ, узнав, что мы хотим построить еще один завод, предложило построить его на территории особой зоны за их счет. В этом случае все налоги, которые генерирует резидент, остаются на этой территории. Это хороший шаг федерального центра, чтобы стимулировать инвестиции в регионах.

— Когда завод будет запущен?

— Завод будет запущен, наверное, в I квартале следующего года. Сначала он будет функционировать как сборочный завод — мы туда перенесем сборку со своего завода. Там будет две зоны: цех крупноузловой сборки и монтаж материнских плат. Количество линий, которое мы сейчас закупаем, ориентировано на выход 300 тысяч материнских плат в год. Для выхода на миллион изделий придется строить еще один завод. Это будет, наверное, через два-три года. Объемы и сроки зависят от возможных рисков, например от параллельного импорта.

Эти материнские платы в России однозначно будут востребованы. Половина из 250 тысяч ноутбуков, моноблоков и серверов, которые собирает ICL Техно, производится на материнских платах российской сборки. Заказы приходится размещать на четырех заводах — в России нет производств, которые могли бы производить в больших количествах такой монтаж, потому мы сами вынуждены этим заниматься.

В России также нет производства самих печатных плат. Есть только производство текстолита, гетинакса, такие заводы остались.

— У вас будет только монтаж материнских плат, а не их производство?

— Производство плат в России существует, но это платы двух-четырехслойные. И производство мелкосерийное, только на оборонных заводах. Нет ни одного производства, которое удовлетворяло бы требованиям нашей промышленности.

— А комплектующие вы откуда-то будете получать?

— У нас есть своя техническая документация на печатную плату, на материнскую плату. Материнская плата от просто платы отличается тем, что на ней уже смонтированы электронные элементы — процессоры и все их обрамление. Изменится только то, что мы не будем отдавать чипсеты для монтажа на другие заводы — мы это будем сами делать. То есть мы в Китае покупаем печатную плату и чипсеты, а монтируем сами.

— Материнская плата — это примерно сколько комплектующих?

— Несколько десятков. Мы будем работать на очень сложном роботизированном оборудовании, все сотрудники будут с высшим образованием, со знанием английского языка. 

— По логике вещей, следующий шаг — это производство печатных плат. Это возможно в России на данном этапе технологического развития?

— Мы на заводе ЭВМ производили миллион печатных плат в 25 слоев, потом делали монтаж элементов, и все это было отечественное. Министерство электронной промышленности производило для нас микросхемы. Мы производили миллион печатных плат и миллион материнских плат. Это очень сложное производство — там много тонкой химии и точная механика. Мы уже предлагали скооперироваться различным производителям, чтобы восстановить в России печать плат, но пока никто кооперироваться не хочет, потому что это действительно очень сложные технологии, а в отсутствие гарантированного сбыта риск неоправданный.

— Сколько стоит такой завод?

— Дело не в деньгах. Такой завод будет работать тоже на импортном текстолите, химикатах. По крайней мере, первое время.

— Сколько слоев сегодня в плате?

— В материнской плате для современных компьютеров 15–20 слоев. Пока в России этого никто не делает. Но все говорят об этом. Это следующий шаг, и я был бы рад, если бы кто-то из тех, кто близок к химии, занялся этим. А мы давали бы им техническую документацию, какой должна быть плата.  

— А самое главное — научиться самим делать процессоры? Или мы об этом пока даже не говорим?

— Та технология, которая сегодня есть на заводах, производящих микроэлектронику, позволяет сделать процессор 90 нанометров, это примерно уровня Intel 486.

— То есть мы вернемся на 20 лет назад?

— Во-первых, это невозможно в силу того, что эти заводы перегружены. Нужно построить еще кучу таких заводов, чтобы удовлетворить спрос. Но сегодня разработчики процессоров ориентируются на китайские фабрики. И, возможно, политика будет такая, что эти фабрики станут строиться не в России. Потому что технологическое оборудование и материалы нам просто «пережмут».

— Выходит, новый завод монтажа материнских плат — это первая ласточка нашего суверенитета в IT? У вас есть моральное удовлетворение от этого?   

— Однозначно, удовлетворение есть — от того, что это добавляет нам работу, причем более сложную, чем сборка оборудования. Хотя может показаться, что сборка — работа примитивная, но там есть много особенностей, например тестирование качества комплектующих, чтобы они между собой не конфликтовали.  Основа качества закладывается именно на сборке!

— На сколько лет вы даете гарантию на свои компьютеры?

— Это зависит от заказчиков, потому что для нас гарантия качества выливается в то, сколько комплектующих мы положим на склад для обеспечения этой гарантии. В 90-х годах некоторым заказчикам мы предлагали и 10 лет гарантии. Но моральное старение наших изделий происходит гораздо быстрее, чем физическое. Как правило, мы даем гарантию на один-три года.

— Что-то российское будет при производстве материнских плат на будущем заводе? (Муратов)

— Российскими будут труд и знания.

— Обычно перед запуском таких масштабных проектов идет массовый набор персонала и их обучение. Однако на HH.ru вакансий очень мало, а связанных непосредственно с производством всего одна. Когда вы планируете начать набор персонала и его обучение? (Артур)

— Кадры у нас есть, и первое, что мы будем делать, — переносить производства со старого на новый завод. Старый завод в большей степени будет использоваться как складское помещение, потому что нам не хватает складов. Поэтому у нас пока и нет заявок на новые кадры.

— Выходит, не два завода будут работать?

— Два здания, а завод один.

— Вопрос читателя: «Сколько сотрудников будет задействовано на заводе по производству материнских плат? Где станут жить эти сотрудники — в самом Иннополисе либо приезжать на вахте каждый день? Если жить в Иннополисе, то будут ли они обеспечены жильем? Если приезжать на вахте, то как вы планируете помогать сотрудникам добираться до своего рабочего места?»

— Завод будет построен не в городе Иннополисе, а около аэропорта. Там появится большая парковка для тех, кто ездит на своих машинах. А остальных будем возить вахтовыми автобусами, как мы и сегодня делаем. 

— Читатель спрашивает: «Вы планируете выпускать до миллиона материнских плат в год. Не слишком ли это много? Неужели в нашей стране так много компьютеров в бюджетных организациях, что требуется ежегодно выпускать столько материнских плат?»

— Моральное старение компьютера происходит значительно быстрее, и по факту российский рынок ежегодно потребляет 12 миллионов готовых изделий.  

— Еще вопрос читателя: «Планируются ли экскурсии по новому заводу ICL для всех желающих?»

— Это очень хорошая идея, спасибо за вопрос. Когда будет запущен завод по производству материнских плат, мы реализуем эту идею, если сохранится к этому интерес. Пока посещение производства доступно только для наших заказчиков и партнеров. А новых сотрудников мы всегда знакомим с историей компании, водим в наш музей вычислительной техники. Это добавляет лояльности к компании, они начинают лучше понимать, откуда все это происходит.

— Есть ли в дальнейших планах открытие новых производств? Например, перенять опыт Калининградской компании GS Nanotech в части корпусирования микросхем (твердотельные диски, процессоры)? Или, быть может, даже начать разработку и производство силовой электроники для нужд автомобильной (и не только) промышленности? (Рамиль Саттаров)

— В свое время мы хотели вместе с канадцами производить в России автомобильную электронику для Форда. Но это не состоялось, потому что довести эту идею до реализации правительство РФ не смогло. Сегодня мы внимательно следим за трендами на рынках, связанных с электроникой. Если мы увидим какие-то рыночные возможности и это будет привлекательно для нас, то новое производство откроем.

Во время визита в Татарстан президента РАН состоялась встреча с ним и руководством Казанского научного центра РАН. Они планируют создать в Казани дизайн-центр, который будет заниматься разработкой в области микроэлектроники. ICL привлекут в проект как индустриального партнера, который на первом этапе будет изучать возможности, а затем выходить с продуктами на рынок. То есть мы приступили к совместной работе на более раннем этапе и вместе будем оценивать конкурентоспособность, возможность производить это на отечественных заводах или возможность приобретения технологического оборудования, которое позволит кому-то или, может быть, даже нам производить это здесь. Это как раз и будет новым производством. Но реально такое производство может появиться только в 2024–2025 годах.

На оборонных заводах подобные дизайн-центры существуют, но они узкоспециализированные. А в данном случае идет речь о массовых рынках. Я надеюсь, что все это осуществится. Это позволило бы снизить нашу зависимость от международных производителей.

«Битва за кадры никогда не закончится. Появляются новые проекты, на которые требуются не вообще айтишники, а, например, аналитик в области баз данных с большой квалификацией и на высокую зарплату. Иногда такие заказы прилетают из-за рубежа» Фото: Андрей Титов

«Мы будем стараться, чтобы следующий год был лучше, чем этот»

— В айтишных ТГ-чатах очень много жалоб на условия труда на линиях производства ICL КПО-ВС. Мол, работают по 6–7 дней в неделю, не оформляют в штат (работа по ГПХ), сильная текучка, неуважение кадров, маленькая заработная плата. Правда ли это? (Анатолий)

— Это неправда. Во-первых, почему не оформляем в штат. Часть людей у нас в штате. Но я уже говорил о неравномерной загрузке производства, и, когда нужно работать без выходных в три смены, мы привлекаем дополнительные кадры, как правило, молодежь, в том числе и студентов. Это не будет постоянная занятость, но мы платим им неплохие деньги. Привлекаем людей на рабочие профессии: упаковка, простые операции на сборке. И они получают по 1,5 тысячи рублей в смену. В третью смену и в выходные дни ставка больше — 3 тысячи. За месяц люди получают 40–60 тысяч рублей. Не на каждом производстве столько платят. Возят их вахтовыми автобусами.

— Сколько всего людей сегодня работает в ICL? Штат уменьшился или увеличился?

— Штат пока не уменьшился, работают около 4 тысяч.

— Битва за кадры закончилась?

— Битва за кадры никогда не закончится. Появляются новые проекты, на которые требуются не вообще айтишники, а, например, аналитик в области баз данных с большой квалификацией и на высокую зарплату. Иногда такие заказы прилетают из-за рубежа. Думаю, они останутся: кто-то уехал на Запад, и у него возникла возможность реализовать проект. Фрилансеры появились в 90-х годах, и эти ребята остались, их количество увеличивается. Битва за кадры осталась, но чаще это узкие рынки, конкретные специальности.

— Какая средняя зарплата у вас?

— Средняя зарплата айтишников у нас давно больше 100 тысяч рублей, есть люди, которые зарабатывают  250–300 тысяч, на менее квалифицированной работе — 70–80 тысяч, на заводе от 40–60 тысяч рублей.

— Это вместе с налогами?

— Нет, налоги платит компания.

— В этом году результаты работы ICL впечатляющие, а какой прогноз на следующий год?

— Расти быстрее рынка. Надо верить в то, что все самое лучшее у нас впереди и оно наступит. Мы будем стараться, чтобы следующий год был лучше, чем этот. Я считаю, слова материальны, поэтому всегда говорю, что завтра будет лучше, чем вчера…

— Виктор Васильевич, спасибо за интересный и оптимистичный разговор. Удачи вам!