Философ Жигалкин: «Может ли Россия что-то предложить миру в случае своей победы?»

Сергей Жигалкин: «Возможно, нас ждут катаклизмы, страдания, хаос, ведь вряд ли деконструкция нынешней парадигмы, всего современного мира пройдет как по маслу, без всяких проблем. Но вот когда это будет? Мне кажется, еще не сейчас, не в ближайшее время… Однако кто знает?»Фото предоставлено Сергеем Жигалкиным

«Война пробуждает взыскующий дух»

Сергей Жигалкин имеет славу своего рода анахорета: будучи одной из самых заметных фигур московской культурной богемы, он живет не в столице, а в дачной Клязьме, в небольшом деревянном доме. Впрочем, жигалкинская Клязьма благодаря гостеприимству ее хозяина давно уже стала чем-то вроде толстовской Ясной Поляны, но не потому, что сам философ хоть сколько-нибудь претендует на лавры почтенного старца (которого он как раз критикует за «ненасилие» и беззубость), а потому что сегодня это такое же место притяжения для всех, кто в современной России еще способен искать смыслы. 

В эпоху, когда каждый второй заходится от ненависти и истерики, спокойная и умная интонация Жигалкина, его неторопливый голос кажутся просто чудом: он смотрит на наше время как будто со стороны, не из дачного окна, как небожитель Пастернак, а из какой-то головокружительной глубины, откуда смотрели на современников авторы древнеиндийских Упанишад.

Будучи одной из самых заметных фигур московской культурной богемы, Сергей Жигалкин живет не в столице, а в дачной Клязьме, в небольшом деревянном доме. Его дом давно стал местом притяжения для всех, кто в современной России еще способен искать смыслыФото: Валерий Береснев

Нашу беседу с ним Сергей Александрович назвал: «Пересекая сферу события». Это прямая отсылка к центральной фигуре «Южинского кружка» — Евгению Головину: «Человек интересен именно в момент, когда он пересекает сферу события — до и после он совершенно неинтересен». «Любовь, катастрофа, разлука, вторжение потустороннего, война — это сферы события», — поясняет Жигалкин. Мы сейчас вращаемся именно в таких «сферах» — следовательно, мы интересны. Жить в эпохи перемен неуютно, зато увлекательно. Но не только «война пробуждает взыскующий дух». Спадает обывательская пелена: шопинг, карьера, индустрия развлечений, утренняя чашка кофе в кафе — все это оказывается мелким и незначительным по сравнению с теми безднами, которые раскрываются перед человеком. Это новые возможности и перед личностью, и перед страной. Сумеет ли Россия ими воспользоваться?

О том, может ли преображение нашей страны стать началом преображения цивилизации и чем империя напоминает букет цветов, Жигалкин рассказал в разговоре с нашим изданием.

«Главная задача Запада состоит в ликвидации России или чтобы Россия, оставшись примерно в своих границах, оказалась под тотальным контролем, как в 1990-е. Армия маскарадная, образование  и правительство — тоже. Людям — «Макдоналдсы», дешевая работа, простенький отдых раз в год…» Фото: © Константин Михальчевский, РИА «Новости»

«Запереть такую огромную страну, как Россия, в самой себе попросту невозможно»

— Сергей Александрович, после начала нашей спецоперации некоторые радикальные деятели на Западе стали призывать не просто к победе над Россией, но к ее ликвидации. Такие выкрики стали особенно громкими после того, как Владимир Путин объявил о частичной мобилизации. Иными словами, определенные силы хотят стереть нашу страну с карты мира или сделать ее международным изгоем. Возможна ли, на ваш взгляд, такая «ампутация» России, удаление ее из мирового сообщества?

— Слово «ампутация» можно понять двояко: как ликвидацию России как государства или как ее исключение из мирового пространства — как бы возведение вокруг нее железной стены. В этом последнем случае Россия останется в пределах своей территории, но будет вариться в собственном соку, в идеальном случае не имея никаких контактов с остальным миром. Собственно, это и пытается сейчас сделать Запад. Однако железная стена не может быть окончательной целью Запада, она его все равно не устроит и по существу является лишь прелюдией к ликвидации России как государства.

Почему железная стена не окончательная цель? Понятно, что в современном мире ни одна страна, включая и самую мощную державу, Соединенные Штаты, не сможет полноценно развиваться, если ее отгородить железной стеной. Потому что глобализация технологий, науки, культуры, экономики и вообще всех областей жизни сейчас настолько велика, что ни одно государство не в состоянии в одиночку противостоять всем остальным странам, вместе взятым. Вы только представьте, что произойдет, если какую-нибудь страну окружить железной стеной. Не появится новейших интернет-технологий, вообще ничего современного — страна окажется за пределами мейнстрима научно-технического прогресса. Казалось бы, такая страна будет отброшена на сотни лет назад, обессилит и в конце концов распадется, не имея возможности себя защищать. Но нет! Дело намного сложнее. Такая страна, как Россия, безусловно, имеет невероятно мощный, однако пока нераскрытый интеллектуальный, технический и творческий потенциал. И если в экстремальной ситуации этому потенциалу дать ход и он сможет вдруг проявиться, как это уже случалось в истории (например, во время Второй мировой войны), то мало ли что может произойти внутри железной стены. К примеру, есть шанс, и причем очень серьезный, что, будучи замкнутой, Россия сможет изобрести какие-то иные технологии, методы, оружие, мало ли что. То есть огромная территория России, окруженная железной стеной, так или иначе будет представлять колоссальную потенциальную опасность для Запада, поэтому с таким геополитическим раскладом он никогда не смирится.

Значит, железная стена — это только прелюдия. Ну и, кроме того, запереть такую огромную страну в самой себе попросту невозможно… В том числе и потому, что есть еще исламские страны, Восток, Африка и так далее.

Так что главная задача Запада состоит как раз в ликвидации России. Например, чтобы вместо нее появились небольшие страны, которыми будет легко управлять. Или чтобы Россия, оставшись примерно в своих границах, оказалась под тотальным контролем, как в 1990-е, но с завернутыми до конца гайками: все территории с природными ресурсами проданы и строго охраняются, то же и с местами, идеальными для туризма, то же с многочисленными вредными и безвредными предприятиями, банками, институтами, лабораториями и так далее. Армия маскарадная, образование и правительство — тоже. Последнее в основном правит из-за рубежа. Людям — «Макдоналдсы», дешевая работа, простенький отдых раз в год…

Стремление США не допустить наличие другой могущественной державы с точки теории естественного отбора абсолютно закономерное. Россия и Китай для США — главные угрозы, здесь ничего не поделаешь. Если они будут слабыми и подчиненными, тогда их еще можно терпеть. Если же перевес окажется на стороне РФ и КНР, тогда сама «первая держава» уйдет в тень. Классический закон джунглей.

Допустим, что в сегодняшнем противостоянии победит Россия. Причем победит полностью и абсолютно. И что она тогда будет делать? Я полагаю, то же самое, что до нее делала Америка, а именно — стараться «занизить» Китай и Соединенные Штаты, как это уже и происходило, когда Советский Союз был в зените своей мощи. Просто тогда существовал двухполюсный мир, а сейчас — однополюсный.

Новая же концепция многополярного мира не так проста, как кажется на первый взгляд. Не получится ли, что многополярный мир по сути — начало междоусобицы, ведущей к несокрушимому полновластию государства, которое сумеет победить всех остальных?

— Мы говорим о логике взаимодействия государств, но есть ведь, наверное, и другая логика. У РФ и США разные культурные матрицы, поэтому и методы, которыми они достигают целей, тоже, скорее всего, разные. Считается, что мы, в отличие от англосаксов, не колонизируем народы, не стремимся сжить их со свету, а предоставляем им возможность развивать собственные культуру и государство. Разве не так?

— Это верно, есть разница между колониальными государствами и нами. Колониальные государства всегда навязывают свой образ жизни, свою космологию, мифологию, религию да и культуру захваченным ими странам, почитая их население за недоразвитых дураков, тогда как чаще всего дело обстоит ровно наоборот. Что такое Англия вместе со всей своей жалкой позитивистской философией, протестантской моралистикой, коротенькой, «детской», историей, изобретением паровоза, спортивного бокса и так далее в сравнении с Ведами, Упанишадами, Махабхаратой, Бхагават-Гитой, Адвайта-ведантой и прочими вершинами индуизма? Смешно даже думать об этом. Между тем в XVIII веке при колонизации Индии англичане мнили себя в отношении индусов чуть ли не расой богов.

Или Америка, например. Это вообще какая-то карикатура на империю. Почему? Потому что свое государственное устройство американцы скопировали с Римской империи, с Древнего Рима. Но действуют они совсем не так, как Рим. Потому что Рим был настоящей империей, а США — империя ненастоящая, скорее обыкновенное колониальное государство. Когда Америка приобретает влияние в каких-то странах, она навязывает им свой образ жизни, диктует свои условия. А оригинальную культуру самой страны превращает в некий музей — да, он есть, в него можно зайти и полюбоваться на красочные туземные костюмы, посмотреть на шаманов, но никакого значения и никакого влияния этот музей не имеет. Все должны подражать Америке, и это должно быть превыше всего, ну а жизнь народа колонизированной страны пусть отодвинется на задний план. Face of America и только Face of America всюду, везде…

Как выглядела Римская империя? В центре Рим, а вокруг много разных стран. Римляне не нарушали своеобразия ни одной страны империи, не навязывали своего образа жизни, свою моду, своих богов. Они оставляли нетронутыми религию, мифологию, культуру и абсолютно все национальные ценности каждого народа. От народов требовались только пошлины, чаще всего небольшие, и совместная военная защита от врагов, если такая необходимость вдруг возникала.

Настоящую империю можно сравнить с букетом цветов. Если каждая страна — это отдельный цветок, то империя — это букет. Букет может быть хорошим или плохим, но в любом случае это нечто цельное. Однако американская империя не такая. Эта империя скорее веник из одинаковых веток без листьев, без всяких цветов.

У России в ее истории начиная со Средневековья прослеживаются именно имперские, а не колониальные тенденции. Вот говорят: а чем мы можем гордиться? Особой философии мы не создали, много чего не создали. Ну да, Россия — хранитель христианства, православия.Кроме того, смотрите: наша страна совершила то, чего вообще никто не совершал даже близко, ни один европейский народ! Из какого-то исторически и территориально ничтожного Московского княжества, которое существовало в пределах Московской области и даже меньше, Россия расширилась до размеров одной шестой суши. И сделала это довольно быстро — за несколько сотен лет. При этом почти не было войн, то есть народы присоединялись сами. А ведь никакая народность и никакая страна не станут присоединяться, если будет знать, что при этом она потеряет свою идентичность. Значит, народам действительно удавалось сохранить идентичность, причем даже при советской власти, которая, множа свою бюрократию, социальные институты, инстанции, нередко действовала способами, больше похожими на колониальные американские, чем на имперские российские. Тем не менее многие основы и принципы Российской империи все равно тайно перетекали в советскую модель.

Я вспоминаю, как путешествовал по Средней Азии, еще по той, советской, в частности по Таджикистану и другим республикам. Так вот, попадая в кишлаки, я видел, что люди там живут так же, как они жили в Средневековье. Здесь и нетронутая религия, и традиционный быт. Да, кое-где висели портреты Ленина, членов Политбюро, но на это мало кто обращал внимание. Весь уклад жизни, домохозяйства, тем более религиозная сторона очень мало изменились из-за нашествия марксизма-ленинизма. Я думаю, что Советский Союз, конечно же, хотел все это уничтожить. Я помню, как людей сгоняли с гор из родных кишлаков для работы на хлопковых плантациях, где они через несколько месяцев умирали от туберкулеза. То есть Советы, конечно, боролись против религии и национальной идентичности, но у них просто не хватало сил для противостояния настоящим традициям и подводным имперским течениям. Сколько православных храмов они разрушили, сколько уничтожили буддийских и исламских святынь! Но все уничтожить все-таки не смогли. По большому счету главное, тайное, осталось таким, каким оно было при Российской империи. Если, скажем, в Бурятии был распространен ламаизм, то он там и оставался, разрушали дацаны или нет, сажали кого-то в тюрьму или нет.

С этой точки зрения Советский Союз был странным образованием: с одной стороны, он хотел всем навязать коммунистическую идеологию, а с другой — у него не хватало на это ни сил, ни ума. Люди жили своей прежней жизнью, от социума в то время сокрытой. Приезжаешь в Бурятию — там ламаизм, только тайный. В Азии мусульмане тоже перемигивались между собой, как подпольщики, понимая, в чем дело, и воспринимая  райкомы, парткомы скорее как комиксы…

«У меня есть знакомые, которые давно уже отправились добровольцами в Донбасс. Мотивы их разные — от патриотизма до желания обрести себя в жестких условиях. Когда я был еще школьником, то часто спрашивал у взрослых, какие самые лучшие моменты были в их жизни. Почти все отвечали, что самые яркие, самые сильные, самые лучшие моменты они пережили на войне» Фото: © Илья Питалев, РИА «Новости»

«Мобилизация затронет не всех, малую часть. Обыватель, которого она не коснется, останется обывателем»

— Но зачем тогда, уничтожая традиции, Советский Союз дал многим своим народам государственность? Ведь государственная форма, наоборот, позволяет традиции сберечь и приумножить. Сейчас Путин кусает локти из-за того, что его тезка с партийной кличкой Ленин дал Украине собственное государство. И независимая Финляндия появилась тоже при Владимире Ильиче, как и Польша. Впрочем, финнам и полякам благоволил еще император Александр I, давший им Конституции и внутреннюю систему власти.

—  Все, что вы перечислили, абсолютно верно, но мы же говорили о подлинной национальной идентичности, включая традиционный уклад жизни, культуру, религию. Народы Финляндии, Прибалтики — это все же самостоятельные народы, малые этносы. Да, они входили в Российскую империю, Финляндия была в ее составе около 100 лет. Независимость они получили из рук большевиков, и главная причина тому — стремление последних любой ценой удержаться у власти, в том числе путем раздачи территорий империи и даже путем тотального развала всей империи в целом (чего, к счастью, все-таки не произошло). Власть для них была на первом месте, остальное — малозначительная чепуха. В то время большевиков не очень заботило будущее новых независимых государств, поскольку они были целиком погружены в проблемы внутренние. То есть забота о сохранении идентичности этих народов или, наоборот, намерение эту идентичность разрушить ни в каком виде не стояли на повестке дня. Но получилось так, как получилось: в силу стечения обстоятельств эти этносы оказались на своих собственных территориях, поэтому им естественным порядком удалось сохранить свою идентичность. Им всего-навсего повезло.

Что касается УССР, то это образование скорее искусственное — просто отрезанный кусок Российской империи. Украинцы — это не отдельный этнос, а тот же этнос, что и русские — с той же религией, теми же традициями, культурой, устоями. Просто один из народов, входящих в Российскую империю, взяли и разрезали пополам. Ну а когда к УССР добавили Новороссию, Крым, Западную Украину, то есть территории, где проживают совершенно другие народы с другими традициями, получилась изрядная каша, полная внутренних конфликтов. Все бы еще ничего, если бы на этой расширенной территории УССР удалось создать хоть в каком-нибудь виде империю, но этого ни в малейшей степени не удалось.

Перепутывание народов и территорий при советской власти шло полным ходом (как, впрочем, в то время и на Западе), и всяких искусственных государств насоздавали довольно много. Давайте, мол, отрежем кусок от Киргизии и отдадим Таджикистану, новая граница пройдет там-то. А другие народы разделим и соединим так-то и так-то. Понятно, что ни к чему, кроме конфликтов, пусть и замедленного действия, подобное привести не могло.

Это примерно то же самое, что взять, например, сегодняшнюю Россию и разрезать пополам, допустим, по горизонтали, как это хотели бы сделать западники. Потом заявить, что вот это «Верхняя Россия», а это «Нижняя Россия». Однако никаких оснований, чтобы так разделить страну, не существует, кроме разве что бредового постановления, которое может быть принято «на самом верху». Конечно, если сдерживать все военной силой, то со временем, наверное, и правда появится две разные страны.

Подобные случаи бывают. вспомните тезис, который любили выдвигать, в частности, на радио «Эхо Москвы»: «Каждый народ достоин того правительства, которое у него есть» (парафраз высказывания Монтескье: «Каждый народ достоин своей участи» — прим. ред.). Но это же абсолютный абсурд! Давайте возьмем для примера Корею, разделенную на Северную и Южную. Это один и тот же народ в буквальном смысле: они почти все друг другу родственники. Однако при этом живут в совершенно разных странах. И что же? Получается, один брат достоин одного правительства (Ким Ир Сена, Ким Чен Ира, Ким Чен Ына), а второй — другого, прозападного? Но ведь такое разделение Кореи достигнуто силой… И, следовательно, с помощью силы все-таки можно создать две разные страны. Правда, при этом ни в одной ни в другой стране идентичность народа не очень-то сохраняется. Я думаю, в Южной Корее самобытности больше, но в виде своих театра, музея, о которых мы уже говорили. А в Северной Корее идентичность подавляется силой.

— Я был в свое время в Пхеньяне, столице Северной Кореи, и привез оттуда несколько книг на русском языке, рассказывающих об идеях чучхе. Как бы ни относиться к учению чучхе, но оно ведь тоже не лишено своеобразия…

— Да, конечно. В свое время, помнится, западные журналисты так обратились к товарищу Ким Чен Иру: «Ваша страна подавляет личность, индивидуальность, а это ведь нехорошо». На что он ответил: «Нет, согласно идеям чучхе, у нас каждый индивид не подавляется государством, а, наоборот, отождествляясь с государством, приобретает всю силу государства». В чем-то он прав, безусловно…

— Возвратимся к недавно объявленной частичной мобилизации. Как вы полагаете, она каким-нибудь образом дестабилизирует обстановку в стране?

— Современная Россия — это не Спарта, даже не средневековая Россия. Павшим воинам не прочерчен путь в Вальхаллу, Царствие Небесное, божественные измерения. Гуманизм модерна поставил земного человека в центр мироздания, ограничив его бытие событиями рождения и смерти. Получилось, что человеческая жизнь — высшая ценность, и нет ничего превыше ее. Умирая, человек прощается с миром совсем, навсегда. Конечно, бывает самопожертвование ради любимых, детей, государства, народа. Но это идет вопреки всякой логике, смыслу и доступно лишь тем, кто почувствовал ветер иной. Умирать в парадигме модерна и глупо, и страшно.

Мобилизация затронет не всех, малую часть. Обыватель, которого она не коснется, останется обывателем: ему все равно. Но среди подлежащих призыву, безусловно, возникнет кипение, раздражение, напряжение. Многие, как я думаю, постараются уклониться, а многие все же пойдут на фронт, в основном молодые. У меня есть знакомые, которые давно уже отправились добровольцами в Донбасс. Мотивы их разные — от патриотизма до желания обрести себя в жестких условиях. Вихри силы, напряженность, притягательность горячих точек понятна. Да, там опасно, но там пробуждаются скрытые внутри нас потенции — там рядом высоты и бездны. Когда я был еще школьником, то часто спрашивал у взрослых, какие самые лучшие моменты были в их жизни. Почти все отвечали, что самые яркие, самые сильные, самые лучшие моменты они пережили на войне. Но в чем заключались эти моменты, мне, маленькому мальчику, они не рассказывали…

Многие, особенно журналисты, раз попав в горячую точку, так и странствуют потом от одной точки к другой. Впрочем, это касается молодых — поступать они будут по-разному.

Но вот их родители, особенно матери, — дело другое. Весьма затруднительно будет им объяснить необходимость отправить их сына на фронт, где он запросто может погибнуть… Недовольство, ажиотаж, конечно, возникнут, но, в какой степени, трудно сказать…

«В случае гипотетической победы России ей нечего предложить остальному миру. Православие при всей его силе вряд ли сможет захватить умы и сердца многих народов. Государственное устройство, уровень жизни, наука, культура, образование, производство, порядок в стране, мягко говоря, далеки от идеала и особой симпатии ни у кого не вызывают.  Подвижки какие-то все-таки есть, но, к сожалению, скромные, нерадикальные» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В случае победы Россия станет хорошим примером того, что все-таки это возможно — остаться собой»

— В России в последние 30 лет господствует совершенно обывательская цивилизация, обычно называемая потребительским обществом. В этом смысле она родственна той цивилизации, которая доминирует на Западе. Поэтому ли непонятно, на каком основании одно потребительское общество конфликтует с другим? Или внутри России еще жив прежний славянофильский мессианизм, который и подталкивает нас к принципиальному противостоянию?

— На вопрос о конфликте потребительских обществ ответить просто: спор за кусок пирога нередко и братьев доводит до драки.

Но о поставленных вами вопросах задуматься стоит. Только сначала надо договориться о значениях слов. Вот вы говорите: «Обывательская цивилизация». То есть цивилизация сугубо потребительская. Верно, однако все не так просто. Истоки западной цивилизации, цивилизации белой расы, надо искать в античности. Греческая философия, явление Христа, иудейская линия пророков — из этого было построено колоссальное здание христианства, основа основ европейской цивилизации, к которой мы все принадлежим. Вернее, принадлежали, потому что с наступлением Нового времени западный мир, включая Россию, погрузился в другую, новую, парадигму. Конечно, еще остаются храмы, обряды, служения, вера, но это лишь ручейки прошлого: в целом представления человечества нашего времени совершенно иные. Дух, душа, вечная жизнь, Царствие Небесное, иные измерения бытия, простирающиеся за пределами мира земного, были отменены, все ограничилось исключительно здешним. Вместо метафизики воцарилась физика, вместо священников, богословов, жрецов — ученые-материалисты.

Вообще всю историю, как она видится западному человеку, можно разделить на две принципиально разные части: эпоха премодерна и Новое время, модерн, постмодерн, постпостмодернизм. Эпоха премодерна объемлет вообще все континенты, народы, времена, эры и страны и отличается тем, что в представлениях людей мир, космос имел еще и иное, духовное (метафизическое, божественное, небесное) измерение, пребывающее по ту сторону жизни и смерти. Окончательная цель — разрешение судеб, проблем всех народов, конкретных людей, всего этого мира — предполагалась именно там, в измерении этом духовном, вневременнóм. Данный же мир был лишь этапом, ступенью, коротким отрезком пути в подлинный мир.

Чтобы достойно войти в духовное измерение, люди всех стран, континентов эпох премодерна вкладывали колоссальные усилия — строили пирамиды и храмы, устраивали посвятительные мистерии, богослужения, инициатические обряды, ритуализировали обыденную жизнь. Это неважно, ошибались ли люди в своих представлениях или же нет, имеет значение лишь энергия, устремление, сила и мощь, вложенные в вертикальное к земной плоскости измерение.

Зачем и почему это делали люди? Потому что природа человека двояка. С одной стороны, подобно зверям, птицам, рыбам, он принадлежит миру земному и живет жизнью, схожей с жизнью прочих существ: рождается, взрослеет, старится и умирает; страдает и радуется; испытывает множество чувств. С другой стороны, в отличие от зверей, птиц и рыб, человек еще делает шаг в сторону от потока своей собственной жизни и спрашивает, что эта жизнь такое вообще, откуда она взялась, откуда вообще взялось какое-либо бытие, почему у него две руки, почему он страдает, умрет и что будет потом. Это называется метафизическим вопросом и со всей очевидностью подтверждает причастность человека не только земному, но еще и к иному, метафизическому или небесному измерению, потому что задать такой вопрос невозможно изнутри жизни — можно только извне.

Сила этого вопроса и необходимость его разрешения невероятны, и именно благодаря этой силе в премодерне строились пирамиды и храмы, возникали мифологии, космологии, религии, философии, вообще человеческие цивилизации, которые, взятые в целом, по существу и были ответом человечества данного времени, данной страны на метафизический вопрос. Пусть они были не бесспорным ответом, но всегда углублением в этот важнейший вопрос.

Эпоха Нового времени, модерна и постмодерна не исключение, хотя из-за отмены духовного измерения на первый взгляд и кажется именно исключением. Все дело в том, что ответ этой эпохи заключается в том, чтобы из-за страха и ужаса перед метафизическим вопросом просто отвернуться от него, стать к этой бездне спиной. Вопрос, в чем смысл жизни, в наше время обычно не воспринимают серьезно и советуют не забивать себе голову ерундой, а лучше заняться карьерой, женой… Наша эпоха именно такова: она пронизана неизбывным стремлением избавиться от наиважнейшего, уйти от своей небесной природы… Однако при том забывают, что само это стремление, из которого вырастают наши науки, учения, города без пирамид и храмов (новоделы мы в расчет не берем), порождено именно тем же метафизическим вопросом, именно его неизмеримой силой. Не было бы вопроса, не надо было бы стараться его избегать. Жили бы мы тогда очень просто, естественно — как птицы и рыбы. Но вопрос есть, наша небесная природа бунтует, и мы строим удивительные, открытые небу или чудовищные, инфернальные города…

Мечта об идеальном государстве сопутствовала человечеству просто всегда, как в премодерне, так и в Новое время. Мечта о Царствии Божием на земле ветхозаветного иудаизма, Спарта и законы Ликурга, идеальное государство Конфуция, Платона и Аристотеля и так далее. При этом у мыслителей премодерна вектор глубочайших надежд все равно был направлен на запредельное, идеальное же государство было в том только подспорьем. Ну а в Новое время государство как таковое стало своего рода самоцелью. Возвращаясь к теме современного обывательского общества, об этом и поговорим.

Не станем углубляться в историю, а обратимся к XVI–XVII векам и далее. То есть начнем с периода медленного вступления Нового времени в свои права и посмотрим, как постепенно в мечтах об идеальном государстве отмирал вертикальный вектор и что произошло из-за этого.

Фрэнсис Бэкон, Сирано де Бержерак, Кампанелла, Томас Мор — это мыслители того времени, рассуждавшие об идеальном государстве. Жанр их произведений стали называть утопией (производное от древнегреческого «место, которого нет» — прим. ред.). Произведения эти было во многом сходны и перекликались другом с другом. Сюжетная линия уводила читателя на затерянный в океане далекий остров (как у Фрэнсиса Бэкона в его «Новой Атлантиде» или у Кампанеллы в его «Городе Солнца»), на Луну (как у Сирано де Бержерака в его «Иной свет, или Государства и империи Луны») или куда-нибудь еще, где какое-то сообщество людей, утерявшее и не имеющее никаких связей с остальным человечеством, устроило идеальное государство. Опустим описание «хорошей жизни» граждан таких государств, их высокие моральные качества, отличные законы, всюду разлитую любовь, доброту, безукоризненные социальные институты и прочее и отметим только один важный момент. Все эти государства все же не были окончательным местом средоточия счастья, везде была та или иная религия или метафизика — подобная христианству, как у Бэкона, «культ космоса», как у Кампанеллы, и так далее (в «Утопии» Мора атеистов вообще лишали права гражданства — прим. ред.).  То есть эти утопии еще не были исключительно земными мирами, но так или иначе содержали вектор, направленный в вечное инобытие, который и делал эти произведения более основательными. Другими словами, парадигма средневекового премодерна еще пронизывала эти произведения, придавая им значимость, вес.

Но при наступлении материализма, позитивистской философии духовное измерение бледнело, слабело, пока не исчезло из утопий совсем. В определенном смысле утопические произведения отлично иллюстрируют переход от премодерна, где еще ощутимо дыхание неба, к модерну, где уже доминируют исключительно материалистические науки и чисто земные проблемы.

В ХХ веке появляются такие утопии, как роман «Мы» Евгения Замятина, роман «1984» Джорджа Оруэлла, замечательный фильм британского кинорежиссера Терри Гиллиама Brazil. Не будем забывать и о коммунизме, достижение которого было провозглашено в России светлым будущим всего человечества. Эти утопии XX века, как известно, стали именоваться антиутопиями. На самом же деле это не совсем верно — это и утопии, и антиутопии одновременно. То есть для одних граждан они утопии, счастье, а для других — антиутопии и несчастье.

Для пояснения возьмем любую их этих утопий — скажем, роман «Мы». Не только безликие люди толпы, но также и множество достаточно сложных персонажей романа вроде бы выглядят фанатиками, запуганными конформистами, однако при том все они честные, к тому же счастливые люди. Они дружно маршируют, всем довольны, всем улыбаются.

После определенной медицинской операции, которую обязаны проходить граждане, у всех вместо ног появляются «тяжелые, скованные, ворочающиеся от невидимого привода колеса», на которых они выезжают из операционной, при этом «над головами у них хлопает по ветру белое знамя с вышитым золотым солнцем и в лучах надпись: „Мы первые! Мы уже оперированы! Все за нами!“». И все они очень довольны, умирают от счастья. Эти люди живут внутри утопии.

Однако есть и другие люди, иначе настроенные, которые воспринимают окружающее как полный кошмар, а не прельстительный рай. Для них это все антиутопия. Это Уинстон Смит у Оруэлла, Д-503 и О-90 у Замятина (люди в «Мы» лишены имен и просто пронумерованы — прим. ред.). Эти герои вызывают у читателя симпатию, потому что не хотят такого глупого счастья. Глупого потому, что прооперированным не добавлено что-то для счастья, а, наоборот, у них что-то изъято. Что именно у них изъято? Источник проблем, беспокойств и несчастий — метафизический центр, делающий их причастными духовному измерению. Глупое счастье их в том, что они больше не знают об этом измерении, не вопрошают, не мучаются сознанием собственной смерти, не ужасаются странности мира вокруг, а просто живут, как животные, не думая ни о чем, в плоскости чисто земной… Небо закрыто для них, но они ничего и не знают о нем…

Теперь давайте взглянем на Америку как на страну – авангард современности да и вообще на сегодняшнюю цивилизацию. Это утопия и одновременно антиутопия, для кого как. Наш техногенный мир полон самых разных проблем. Автомобиль недостаточно быстр, трудно сделать карьеру, кончаются те или иные природные ресурсы, продается лишь 150 видов духов, а надо бы минимум 250. С женой отношения не идеальные, а психолог дороговат, и так далее.  То есть мы живем в океане проблем, причем чисто земных. Это делает жизнь некомфортной и не особо счастливой. И социум, весь вместе взятый, старается их разрешать: узковаты дороги — давайте расширим, жесткие кресла в трамваях — давайте набьем туда поролон и так далее. То весь социум в целом стремится решить, устранить все проблемы. Понятно, что это вряд ли возможно, он только множит эти проблемы, но все же тенденция на устранение есть. Суть этой тенденции очень проста: в идеале создать общество, где вовсе не будет проблем. То есть счастливое общество.

Но в рамках существующей парадигмы такое общество невозможно. Потому что, кроме земных проблем, которые, вопреки здравому смыслу, допустим, когда-то сумеют решить, существуют еще и другие проблемы — метафизические, куда более серьезные, неразрешимые в принципе. Ужас грядущей смерти и ужас перед наличием жизни, непонимание того, кто мы такие и что это за мир, экзистенциальное беспокойство, ностальгия по вечному, изначальному — это сжатая пружина, которая сидит в каждом из нас. При отсутствии в парадигме пролонгации нашей судьбы за пределы земного энергия этой пружины не находит подлинного разрешения и выплескивается в виде стремлений раствориться, забыться в делах, суете бренного мира, то есть в стремлении отвернуться, сбежать и от самого важного вопроса, и от самих себя. Однако пружина, проблема, причина несчастья остается при нас, спит внутри нас. И когда-то она так или иначе распрямится и вырвется на поверхность: в виде войн, катастроф, деконструкции техногенной эпохи, смены нынешней парадигмы…

Итак, в рамках нынешней парадигмы счастливое общество невозможно: проблемы, несчастья, психозы, депрессии будут лишь возрастать. Разве что делу поможет замятинская медицинская операция…

Но вернемся к «обывательской цивилизации». Человеческие массы — это не совсем и не в первую очередь обыватели, потребители. Прежде всего они носители определенного мировоззрения, «плоть парадигмы». Именно благодаря им, благодаря их убежденности, вере парадигма из эфемерной иллюзии превращается в незыблемую реальность. Расшатать эту реальность, сбросить ее как абсурдный бредовый сон — непростая задача, ведь эта реальность атакует нас с самого детства, ею пропитана каждая клеточка нашего существа. Несложно, подумав как следует, признать примат духа над материей, вечного над темпоральным, но сложно так развернуть ум, чтобы это стало для нас очевиднейшей очевидностью…

Еще вы говорили о «славянофильском мессианизме». Не думаю, что в настоящее время это еще актуально. Ведь Россия, как и Америка и Европа, как и многие другие страны, следует одной и той же парадигме, исключающей духовное измерение. То есть в каком-то смысле мы в одной лодке. И изменить что-либо трудно. Допустим, какая-то страна решит заново открыть небесные измерения, переориентировать все и вся в правильном, по ее мнению, направлении, отказавшись от цивилизации техногенной. Вряд ли она будет иметь хоть какой-нибудь шанс на успех. Лавине мейнстрима, технических достижений, новейших вооружений она не сможет противостоять… Пробуждение человечества, скорее всего, не зависит от самого человечества, и без вмешательства сил судьбоносных, божественных, возможно, не обойтись…

Но при том на закате западной цивилизации место России все-таки представляется более предпочтительным. Казалось бы, в случае гипотетической победы России ей нечего предложить остальному миру. Православие при всей его силе вряд ли сможет захватить умы и сердца многих народов. Государственное устройство, уровень жизни, наука, культура, образование, производство, порядок в стране, мягко говоря, далеки от идеала и особой симпатии ни у кого не вызывают. Если мы не можем наладить нормальную жизнь даже в своей собственной стране, о каком же тогда мессианстве можно вообще говорить? Подвижки какие-то все-таки есть, но, к сожалению, скромные, нерадикальные.

Однако все-таки есть два момента, благодаря которым победа России желанна.

Первый такой. В настоящее время Запад невероятно изощрен в контроле ментальности граждан и противодействии тенденциям, которые могли бы привести к возрождению духовных ориентиров. Западная пропаганда действует не насильственно, а путем сложной риторики, псевдополемики, в результате добиваясь того, что люди начинают считать им внушаемое своими собственными мыслями, желаниями, убеждениями и надеждами. С теми же, кто не поддается такой обработке, поступают на редкость жестоко. Общество крайне тоталитарное, свободы практически никакой. И шансов что-либо изменить, в сущности, нет. Ты либо следуешь в общем потоке, либо ты асоциал, маргинал. И это еще в лучшем случае.

Как это ни странно, в России иначе. Свободы здесь больше. Значительно больше. Здесь множество уровней, планов общения, всегда можно найти круг людей, с которыми можно вести какие угодно беседы, не думая ни о какой цензуре. Пропаганда в России слишком проста, однопланова и не касается сложных, серьезных, тем более метафизических тем. Преследуют в основном оппозиционеров, атакующих власть. До остальных дела нет. Понятно, что их оставляют в покое не из гуманных или каких-либо дальновидных соображений, а просто потому, что не чувствуют в них угрозы. Поэты, философы, художники, литераторы, эзотерики, музыканты, сектанты и прочие — на них попросту наплевать. Однако мы чувствуем, знаем, что среди многих людей неконтролируемых представлений дремлет сокрытая сила, реальная, которая как-то, когда-то еще может вырваться на поверхность. То есть где-то, когда-то и как-то в России в гомогенном теле нынешней парадигмы может образоваться дыра, через которую ворвется ветер с той стороны, способный захватить человечество… Может быть, этого и не произойдет, но есть шанс. На Западе этого шанса, как представляется, более нет…

И второй момент следующий. В случае победы Россия не то чтобы станет для других стран знаменем, идеалом для подражания. Россия останется собой — такой, какова она есть, но тем самым она станет хорошим примером того, что все-таки это возможно — остаться собой. И другие страны, воодушевленные этим примером, тоже, как я полагаю, захотят и попробуют остаться собой. И это будут уже не колонии, а многополярный мир…

«Дарья Дугина все время стремилась к независимости (в первую очередь от знаменитых родителей и, во вторую — от всех остальных), и в результате добилась своего» (на фото: выступление Жигалкина на съезде ЕСМ (Евразийского союза молодежи) в августе-2022. Среди слушателей Дарья с отцом Александром Дугиным)Фото предоставлено Сергеем Жигалкиным

«Да, мы были знакомы с Дарьей Дугиной. Это была умная, талантливая, красивая, образованная девушка»

— Наша страна, похоже, уже вошла в фазу значительного конфликта, отчего весь социум выглядит взбудораженным, как пчелиный улей. А ведь еще недавно Россия жила с крепко зажмуренными глазами, стараясь не замечать продолжающейся спецоперации. Только трагическая смерть Дарьи Дугиной на время встряхнула общество. Кстати, вы были на церемонии прощания с Дарьей. Насколько хорошо вы ее знали и какой она вам запомнилась?

— Современное общество всеми силами стремится устроить так, чтобы та внутренняя пружина, небесная природа, о которой мы говорили, оставалась в людях сокрытой, задавленной. Люди пребывают в забвении, растворяются в бессмысленной занятости, мирской суете и не соприкасаются с метафизической проблемой своего присутствия в этом мире. То есть они становятся обывателями, потребителями… Но если вдруг простой обыватель попадает на фронт или если война приближается к его дому, метафизический вопрос пробуждается в нем во всей своей силе, и человек оказывается с ним лицом к лицу. Это страшная вещь, особенно если человек к тому не готов: это раскрытие бездны. Но именно в такой позиции, стоя на краю бездны, мы и должны проживать свою жизнь, если хотим оставаться людьми. Именно так и жили люди премодерна: также остро чувствуя жизнь и смерть, как воины на поле боя.

Да, это так: всё сейчас делается для того, чтобы люди пребывали в «спокойствии», стараются их от всего «уберечь»: шопинги, бары и клубы… Но это спокойствие ложное — его не бывает вообще, ни в мирное время, ни на войне… Спокойствия нет, есть самозабвение, сон…

Как где-то писал Евгений Головин: «Человек интересен именно в момент, когда он пересекает сферу события — до и после он совершенно неинтересен». Любовь, катастрофа, разлука, вторжение потустороннего, война — это сферы события… Войны ведутся всегда. Вспомните хотя бы последние 100 лет. Был ли хотя бы один день без войны?

Война — это хорошо или плохо? Однозначной оценки, наверное, нет — все зависит от множества обстоятельств. Убийства, страдания, кровь, смерть — не думаю, что кому-то это понравится. Против страданий войны как будто бы все: и либералы, и патриоты, и политики, и геополитики, и философы. Любые нормальные люди со всей очевидностью против войны.

Но, с другой стороны, война пробуждает взыскующий дух, метафизический вопрос, и Царствие Небесное проявляется из небытия, приобретает зримые очертания, становится ближе.

Вспомните Бхагават-Гиту. Арджуна, великий воин, выезжает на поле боя между двух готовых сойтись войск. Он не хочет сражаться и в полном отчаянии взывает к богам, стеная, что не может идти убивать своих родственников, учителей и друзей, которых много в одном и другом войске. На это бог Кришна объясняет ему все тайные пути йоги к окончательной мудрости и просветлению. И Арджуна, полный решимости проследовать ниспосланной ему судьбой, становится в строй.

На войну можно смотреть разными глазами, но чем она ближе, тем больше сходства в ее восприятии различными людьми. Мирные жители Донбасса непосредственно не участвуют в боевых действиях, но метафизический вопрос так или иначе перед ними открыт. А ведь это сила, способная сокрушить что угодно, в том числе наш профанический мир. Поэтому как российские, так и западные СМИ стараются затушевать, оттеснить в тень этот момент. События подаются так, чтобы шокирующее превратилось в фоновое: победила такая-то баскетбольная команда, уничтожено несколько танков противника, знаменитая актриса явилась в вызывающем платье, при атаке на город погибла маленькая девочка и пожилой гражданин, открытие нового путепровода откладывается на две недели и так далее. Главное, не встревожить обывателя, не позволить ему высунуть голову из его сонного привычного мира. Однако такая подача материала не работает для людей, находящихся у линии фронта. Ну а когда их набираются тысячи, тысячи тысяч, они превращаются в серьезную силу…

Особенного значения не имеет, много человек знает или мало: по сравнению с открытым метафизическим вопросом знания, интеллект, эрудиция — нечто вторичное, малозначительное. Вся сила в открытом вопросе. И очень верно заметила в последней своей лекции Дарья Дугина, тогда только что вернувшаяся из Донбасса, что это не мы должны чему-то учить тех людей, которые находятся у линии фронта, а они нас. Они точно знают, с кем и за что воюют, знают, кто враг, а кто свой, им не надо ничего объяснять. Правы они или нет — дело десятое… Может ли сила открытого вопроса распространиться оттуда через этих людей на наш мир? Может ли она вынудить нас очнуться? Наверное, может… СМИ — это СМИ, где правда, а где фейки и ложь, не понять. И потом, экран есть экран — то фильм, то реклама, то вдруг какой-нибудь эпизод из военных событий. Все течет плавно, одно за одним, в каком-то бессмысленном виртуальном пространстве. Но дело другое, когда кто-то приезжает оттуда, рассказывает, что там и как. Запах крови, страданий, кошмара и вместе с тем стойкости, героизма, отваги тогда прямо здесь, и это уже не кино…

Вы спросили о Дарье Дугиной. Да, мы были знакомы. Это была умная, талантливая, красивая, образованная девушка. Ей было всего 29 лет. Она умела легко и свободно общаться, знала несколько языков, мыслила неординарно. Но главное, она все время стремилась к независимости (в первую очередь от знаменитых родителей и во вторую — от всех остальных) и в результате добилась своего. Ей удавалось вести свою линию, не ориентируясь ни на кого и не выполняя ничьих заказов. То есть все, что она делала, говорила, считала, — это ее собственные мысли, идеи и взгляды. Такое редко бывает… Взять и взорвать ее на глазах у отца — это не укладывается в голове… Что это за люди, спланировавшие такое? Если это вообще люди… Конечно, для знавших ее это шок. Для многих не знавших ее — тоже… Вы верно сказали, что ее смерть встряхнула общество — ведь это случилось не где-то, а здесь, на нашей земле, среди нас…

«Ницше писал, что уровень цивилизации, народа, страны оценивается лишь одним — количеством выдающихся людей, которых она дала миру…» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Меня всегда удивляло, что в нашей стране не ценят выдающихся людей. Наоборот, их даже стремятся изжить»

— Ветер вооруженного конфликта сдул с насиженных мест прежнюю российскую интеллигенцию: она побросала прежние хлебные подряды и бросилась за рубеж или ушла во внутреннюю эмиграцию. Места на сцене, которую удерживали за собой все эти поп-певцы, стендаперы и юмористы, теперь вакантны. Но они по-прежнему не заняты. В чем дело? Разве у нас нет патриотической интеллигенции, которая могла бы прийти на смену разбежавшимся либералам? Ведь, к примеру, ваш «Южинский кружок» до 1990-х тоже был подпольным, андеграундным, но, как только изменилось время, все вышли на свет — и Александр Дугин, и вы, и Юрий Мамлеев, и Гейдар Джемаль, и Александр Проханов, и многие другие. А сейчас, получается, и выходить из подполья некому? Где мы возьмем новую патриотическую интеллигенцию?

— Это так: либеральная интеллигенция разъехалась, ушла в тень, скрылась со сцены… Хотя называть ее либеральной, думаю, не совсем верно. Либеральный — это выступающий за права и свободы, за законопорядок. Нашу разъехавшуюся интеллигенцию точнее назвать прозападной. Прозападный — это совсем даже не либеральный. К примеру, «прозападники» резко осуждают «агрессию» России, поддержавшей жителей Донбасса. Но ведь на территорию Донбасса до этого вторглись вооруженные силы взбунтовавшейся Украины, что, кстати не вызвало у прозападников ни малейшего осуждения. Аналогично во время чеченской войны они были на стороне сепаратистов, а не России, тогда как теперь они ярые противники донбасского сепаратизма. Прозападники — как бы противники терроризма. Вспомните, как они подпевали раздутой Великобританией истерии в связи с делом Скрипалей. Но в то же время касательно подрыва автомобиля Дарьи Дугиной, чистого террористического акта, они, как и весь западный мир, предпочитают позицию молчаливого одобрения, солидаризируясь с украинским президентом Зеленским, упрекавшим папу римского за выраженное им сочувствие к этой убитой девочке. Или деньги России и ее граждан, против всякой законности присвоенные Америкой, которые она, судя по всему, теперь положит себе в карман как компенсацию за помощь Украине за отправленную туда, а не на помойку, устаревшую военную технику. Двойные стандарты прозападников даже не хочется перечислять — они просто повсюду, и о правах и законности здесь речи нет. Неважно у них и с логикой. Обвиняя в военных действиях на Украине исключительно Путина, Кремль, они забывают о множестве других войн, и о том, что каждая начинается не по произволу какого-то правителя или правительства, а имеет сложные экономические, идеологические, политические и геополитические причины, рассмотреть которые им не приходит на ум. Много странностей также и в том, что этот украинский конфликт вызвал такую агрессию, ненависть Запада и привел к тотальной войне, объявленной им даже не правительству, а народу России. Ведь в сравнении с войнами во Вьетнаме, Корее, Ираке, Ливии, Сирии, Афганистане и так далее, где погибли миллионы людей и стерты с лица земли целые города, этот конфликт достаточно рядовой. Почему же в отношении всех этих войн молчали, молчат прозападники-пацифисты? В чем же здесь дело? Выходит, в каком-то смысле этот конфликт и действительно судьбоносный, способный изменить мир… В чем же его судьбоносность, откуда такая агрессия Запада, что же такое решается в этом конфликте? Об этом хотелось бы спросить у прозападников-либералов.

Однако оставим их все же в покое и вернемся к вашему вопросу об опустении театральных сцен, шоу-бизнеса, телепрограмм…

Настоящее искусство имеет дело с общечеловеческими, вневременными ценностями, а данная эпоха, страна, историческая ситуация, мировые события — это лишь антураж, только сцена, где разворачивается то или иное действие. Политикой занимаются политики, геополитикой — геополитики, философий — философы. Это другие сферы, и по-прежнему есть кому этим заняться.

Политизированное искусство, искусство как пропаганда — это вообще не искусство. И говорить о том, что вместо либерально настроенных деятелей искусства должны прийти настроенные патриотически, по-моему, не стоит. Должны прийти просто нормальные поэты, художники, литераторы, музыканты. И с этим, конечно, проблема. Искусству не научить — необходим талант, дар. Но вот отыскать, признать, оценить талантливых людей все же возможно. Вспомните, как это делали русские писатели XIX – начала XX века. Каждое стихотворение, статью или рассказ, заслуживающий внимания, именитые писатели между собой обсуждали, пересылали друг другу и, если вдруг чувствовали раскрывающийся талант, старались помочь молодому автору, дать его произведениям ход. Поэтому они и создали великую русскую литературу. А прежние разъехавшиеся поп-певцы, юмористы, шоумейкеры и прочие были в этом только помехой. Ведь их развлекательные телепрограммы без отвращения невозможно было смотреть. И ни один настоящий поэт, музыкант не мог встроится в их среду, не ставши таким же, как они. Поэтому горевать об уехавших неуместно: пусть лучше вообще закроют такие программы, каналы — куда предпочтительнее, когда в домах у людей тишина, простое человеческое общение, а не идиотские шутки, шум, гам с голубого экрана.

Но стоит надеяться, что опустевшее место пусто не будет. Вот только заполнить его отборными персонажами — задача, конечно же, не из простых…

Еще со времен Советского Союза меня всегда удивляло, что в нашей стране не ценят выдающихся людей. Наоборот, их даже стремятся изжить. «Инициатива наказуема» — известное крылатое выражение. Почему это так? Наверное, потому, что в начале своего пути большевики их просто боялись, ведь выдающиеся люди их намного умнее и потому были крайне опасны. Ну а потом, в застойные и последующие времена, выдающиеся люди были просто никому не нужны, как было не нужно и такое большое население страны, которая жила исключительно продажей ресурсов. В принципе, достаточно было бы относительно небольшого количества людей, обслуживающих техническую сторону добычи и доставки ресурсов, и плюс избранного меньшинства, которое бы купалось в богатствах. Остальные же, в сущности, были просто балластом. А теперь посмотрите на Америку и ее охоту за эмигрантами — за учеными, программистами, математиками, за любыми талантливыми людьми. Ведь они понимают, что человеческий потенциал — куда бóльшая сила, богатство, чем любые ресурсы. Не только понимают, но еще и умеют их заставить работать на благо страны. И они в этом правы, они дальновидны.

Если мы собираемся добиться успеха, то выдающихся людей, да и просто людей, надо ценить… Научиться ценить…

Парадоксальный пример. Освоение космоса, Гагарин, Луна, полеты на другие планеты, безусловно, величайшее достижение Советского Союза. Причем на этом фронте наша наука и технологии не копировали западные, а шли впереди. Мы были первыми. Однако выходит, если бы не война, этого бы не произошло. Королев, Туполев, всемирно известный изобретатель Термен благополучно сгнили бы в лагерях, где они вместе сидели. Сгнили бы и другие лучшие изобретатели и конструкторы. А ведь именно гению Королева, его нечеловеческому энтузиазму и организаторским способностям наша космическая программа обязана всем. Только война, необходимость технического прорыва в новых ракетных вооружениях вызволили Королева из лагерей и дали ему возможность послужить своей стране. Ну а потом дело пошло, и его уже было не остановить… Без Королева не появилось бы ничего. Как нет ничего и сейчас…

Деньги решают все, полагают наши топ-менеджеры, правительство, руководители. Нет, господа, вовсе не все. «Давайте-ка выделим из бюджета не 3 триллиона, а 6 триллионов рублей и построим хороший космический корабль» — провальная мысль. Ничего не получится ни за три, ни за двадцать три триллиона, если нет гениального изобретателя. «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты…» — этого никто не напишет за деньги, на это способен только поэт. Поэтов, конструкторов, людей выдающихся надо ценить, они достояние главное. Ницше писал, что уровень цивилизации, народа, страны оценивается лишь одним — количеством выдающихся людей, которых она дала миру…

Пока в России этого не поймут, пока не перестанут бояться умных и смелых людей, смелых проектов, решений, ничего здесь не будет…

— Патриотическую интеллигенцию в России после 1991 года загнали в подполье, в своего рода в интеллектуальные гетто, маргинализировали, отлучили от всех СМИ и от всякого финансирования. Стоит ли удивляться, что ее у нас нет? Тем не менее до сих пор активны многие бывшие представители «Южинского кружка», и они компенсируют нам этот вакуум.

— Да, между прозападными либеральными кругами и людьми, настроенными патриотически, всегда присутствовало определенное напряжение. Поскольку с 1990-х годов в культуре и СМИ доминировали либеральные силы, они загоняли в тень и маргинализировали своих оппонентов, это понятно. Но это не значит, что последние разложились и сгнили в «интеллектуальном гетто». Диапазон патриотических движений очень широк: от наивных ура-патриотов до незримых мистических сфер «Святой Руси». Да, не было финансирования, не было СМИ, тем не менее сделано многое, написаны интересные книги, проведены глубокие исследования. Теперь либералы уехали, и, как мы уже говорили, образовалось пустое пространство. Люди, теории, проекты, способные заполнить это пространство, я думаю, есть, но только это небыстрый процесс, к тому же здесь требуется серьезная дистилляция, чтобы не допустить в это пространство бесчисленных проходимцев, подпевал, провокаторов, недалеких орущих людей… Профанация — это опасно…

«Южинский кружок» все же нельзя назвать патриотическим, южинцы — прежде всего метафизики. Их мысль, их полемика уходили далеко за пределы политики, геополитики, США, СССР, нашего времени, да и прошлых эпох. Члены кружка не единомышленники, их объединяла лишь глубина понимания ужасающей ситуации, в которой находится сегодняшний человек, все современное человечество. Более того, их объединяла глубина понимания чего угодно — любых тайных учений, доктрин, поэзии, музыки и так далее. Поэтому они могли вести и вели между собой глубочайшие дискуссии о важнейших вселенских вопросах, о смысле и сущности бытия, о тонкостях поэзии, красоты. При этом каждый из южинцев шел твердо своим путем. Не считая Проханова, которого вряд ли можно назвать южинцем, хотя он в этом кружке и бывал, патриотическую линию проводили лишь двое. Это писатель Юрий Мамлеев, который, оказавшись в эмиграции и столкнувшись с западным миром лицом к лицу, многое понял и о России, погрузился в православие, мистическую сторону Руси и написал об этом много статей, довольно глубокую книгу под названием «Россия вечная». Другой мыслитель — это Александр Дугин, наследие патриотических тем в книгах, статьях, выступлениях которого поистине колоссально. Гейдара Джемаля, хотя он активно и занимался политикой, геополитикой, а его мысли на этот счет невероятно глубоки и интересны, если и можно назвать патриотом, то патриотом скорее исламской уммы. Евгения Головина политика, геополитика, как абсолютные мелочи в сравнении с алхимией, метафизикой, высокой поэзией, людских представлениях нашей и прошлых эпох, в сравнении с просто человеческой жизнью, не интересовали вообще, совершенно. Однако патриотических позиций, выраженных лишь Малеевым и Дугиным, более чем достаточно для нашего и последующих поколений. То есть в каком-то смысле вакуум все-таки компенсируется. Вообще же наследие южинцев в областях метафизики, теологии, философии, поэзии, литературы, других важных сфер просто огромно.

«В этом году мы издали книгу, посвященную памяти Гейдара Джемаля. 25 человек написали заметки о нем и его метафизике. У каждого из них свое понимания его философии и свое впечатление о нем самом, однако сквозь разные ракурсы все же, надеюсь, проглядывает единая, цельная и очень сложная фигура этого выдающегося мыслителя»Фото: © Петр Чернов, РИА «Новости»

«Гейдар Джемаль раскрывает перед нами глубочайшие метафизические бездны, в которые тонкие умы могут отважиться заглянуть»

— Одним из постоянных участников «Южинского кружка» являлся Гейдар Джемаль, который был дорог в том числе нашей газете и публиковался на ее страницах до самой своей смерти в декабре 2016 года. Что вы можете сказать о его эволюции как мыслителя? Она была неровной — от метафизика андеграунда до ислама — или же в этом пути была некая цельность?

— Действительно, может показаться, что Гейдар Джемаль как философ все время совершенствовался, продвигался, поднимался на новые ступени, отбрасывал старое, менял свои взгляды, позиции. Но на самом деле в последней своей глубине он оставался верен одной и той же доктрине и всегда следовал ей, лишь раскрывая ее в разных аспектах, проникая в ее тайные смыслы. Такую доктрину называют внутренним ориентиром, Гейдар называл ее «личным мифом». Он часто повторял в течение жизни, что в молодости у него был «визион», то есть что ему внезапно открылось нечто, из чего впоследствии развернулась вся его потрясающая метафизика. «Визион» просто явился ему, предстал перед ним в одно мгновение, и он понял раз и навсегда, окончательно, сразу все. Только потом ушли годы на то, чтобы это осмыслить, выразить, уложить в слова.

Первое выражение своей философии было сделано им в стиле и духе московского метафизического андеграунда, это была книга «Ориентация — Север». Поэтическая, захватывающая, но очень сложная для прочтения и понимания книга. «Опыт абсолюта дан нам в его отсутствии, глобальная реальность, все имманентное не имеет отношения к духу», — говорил Джемаль.

Читая книгу, многие впадали в недоумение: прочитывают главу, вроде бы все понятно. Но следующая глава ее полностью перечеркивает, отрицает. А это всего-навсего потому, что все выраженное — это уже определенная концепция; имманентное, которое, как и все имманентное, должно быть отброшено как не имеющее отношения к духу. Именно поэтому Гейдар постоянно отрицает им же созданное, написанное, объясненное. Но при этом, создавая и отрицая концепции, он раскрывает перед нами глубочайшие метафизические бездны, которые умы тонкие могут заметить и могут отважиться в них заглянуть. И если читатель чувствует, понимает внутреннюю ориентацию, доктрину, личный миф Гейдара, книга ему раскрывается, все в ней встает на свои места.

Когда Гейдар погрузился в ислам, занял позицию ортодоксальную, многим показалось, что он перестал быть свободным философом, в мышлении, действии не знающим абсолютно никаких преград. Но это не так. Он не отказался от личного мифа, от своего «визиона», а взял его с собой и в дальнейшем лишь соединял, связывал его с апофатической линией исламской теологии, углубляя одно и другое. Поэтому его совершенно справедливо считают исламским метафизиком. Он был и остался метафизиком, причем очень серьезным, бескомпромиссным, следующим исключительно данному ему глубочайшему внутреннему ориентиру. То есть и в андеграунде и исламе он был честным в своей метафизике, это я могу подтвердить.

Кстати, в этом году мы издали книгу, посвященную памяти Гейдара Джемаля, под названием «По ту сторону неба без звезд». 25 человек, знакомых с Гейдаром, близких ему, по нашей просьбе написали заметки о нем и его метафизике. Среди этих людей и представители андеграунда, и мусульмане. У каждого из них свое понимание его философии и свое впечатление о нем самом, однако сквозь разные ракурсы все же, надеюсь, проглядывает единая, цельная и очень сложная фигура этого выдающегося мыслителя.

— В начале нашей беседы вы сравнили империю с букетом. В связи с этим мне вспоминается «Роза мира» Даниила Андреева, которая формулировала образ будущего «царства праведных» и образ Небесного Иерусалима тоже в форме пестрого соцветия разных вер и «затомисов». К слову, Андреев был еще более глубоким подпольем, чем «Южинский кружок», хотя бы потому, что не входил ни в какие кружки, а свою книгу написал в тюрьме. Каково ваше мнение как метафизика о его труде?

— Мое мнение в отношении Даниила Андреева совпадает с мнением Гейдара Джемаля, с которым мы когда-то давно обсуждали книгу «Роза мира». Даниил Андреев — визионер, поэтому его книга, как и сам автор, безусловно, интересны. На наш взгляд, книга состоит из текстов двух видов, совершенно разных.

В текстах первого вида автор описывает свои видéния и прозрения об уицраорах, о невидимых уровнях Петербурга, отличающихся прежде всего обликом Медного Всадника, по которому можно понять, в каком Петербурге мы в данное время находимся. «А над мета-Петербургом, высоко в облаках того мира, высится грандиозное белое изваяние мчащегося Всадника… В инфра-Петербурге тоже есть большая, но черная, как тушь, река, и здания, излучающие кроваво-красное свечение… Внешний облик тех, кто пал в этот мир, напоминает облик гномов… В Дуггуро-Петербурге есть двойник (лучше сказать, тройник) огромной статуи Всадника. Но здесь этот Всадник мчится не на раругге, как в столице российского античеловечества, и, конечно, не на заоблачном белом коне, как в небесном Петербурге. Здесь это изваяние первооснователя этого преисподнего города с бурно пылающим и дымящимся факелом в простертой руке. Отличие этой фигуры еще и в том, что она мчится не на коне, а на исполинском змее… На площади Сената понятия переворачиваются: Петр мчится на коне, попирая змею; кругом светлые колоннады ампира». Это все, разумеется, видения, они интересны и поэтичны. И явились они из иных измерений через Андреева-медиума.

Тексты второго вида — это личные размышления автора, логичные, рациональные. И это куда менее интересно. В них слишком много толстовства, наивных рассуждений, маргинального гуманизма.

К примеру, автор нам объясняет, что среди животных самые лучшие — лошади, но они, к сожалению, пока недоразвиты, так как у них вместо пальцев копыта. Хороши также кошки и львы, но помеха им — зубы. Вот если им вырвать все зубы и сделать более добрыми, менее агрессивными, они, безусловно, поднялись бы на более высокую ступень эволюции. Непротивление злу насилием Льва Николаевича здесь выглядит просто как чистое зло.

Вот если бы выкинуть из «Розы мира» тексты второго рода, получилась бы просто отличная книга.

«Говорят, чтобы попасть в измерения райские, надо пройти через страдания, боль, а лучше всего через ад. Но редкие люди на это идут добровольно, в основном через это всех проводит судьба. И вы, разумеется, правы: даже при чтении Данте до рая доходят немногие…» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Но даже «Божественную комедию» Данте мало кто читает от корки до корки. Обычно читатель с интересом листает «Ад», увязает в «Чистилище», а до «Рая» доходят лишь немногие. Здесь я вижу прямую параллель с «Розой мира». Тем более что инициалы обоих — Даниила Андреева и Данте Алигьери совпадают: Д. А. И это, наверное, совсем неслучайно, тем более оба визионера стремились составить своего рода маршрутную карту иных миров. Так, может, Андреев — это наш русский Данте?

— Нечто общее между Андреевым и Данте, разумеется, есть, но различий, я думаю, больше.

Общее — это, во-первых, поэтическое дарование, визионерство, присущие им обоим, а во-вторых, картография потусторонних миров как основная идея обоих произведений.

Различие же в том, что Андреев — чистый визионер, а его произведение — это скорее литература, поэзия, нежели отражение реально существующих потусторонних измерений, миров. Конечно, здесь все не так однозначно — что-то существующее в мирах умозрительных поэзия и литература все-таки отражают. Все дело в дозе. Прозрения, грезы Андреева блуждают в мирах онирических, сновиденческих — они слишком зыбки, подвижны и нестабильны. Поэтому навигация по его картам, скорее всего, невозможна, во всяком случае сильно затруднена.

Данте же в первую очередь опирался не на визионерство, а на католические представления о чистилище, кругах ада и рая, на учения ордена францисканцев и, говорят, тамплиеров. Поэтому, как человек весьма и весьма образованный, знающий, он был очень точным в своей картографии потусторонних миров, которая полностью соответствовала принятой тогда парадигме и могла быть использована кем угодно. То есть его картография была не личной фантазией, а основывалась о многовековых представлениях людей той эпохи о потустороннем.

Что касается читателя, то, конечно, всем интереснее читать не о рае, а об аде. Скорее всего, потому, что мы к нему ближе. Блаженство и счастье нам намного меньше понятны. Говорят, чтобы попасть в измерения райские, надо пройти через страдания, боль, а лучше всего через ад. Но редкие люди на это идут добровольно, в основном через это всех проводит судьба. И вы, разумеется, правы: даже при чтении Данте до «Рая» доходят немногие…

«Восстание субъективного начала против всего бездуховного, материального, бунт живого против мертвого неизбежен. Мир грандиозен, велик и непредсказуем…» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Возможно, нас ждут катаклизмы, страдания, хаос, ведь вряд ли деконструкция современного мира пройдет как по маслу»

— Мы живем во времени, а время наполнено страданиями. Наверное, без страданий и трагической событийности не было бы никакого времени. Любой крупный роман повествует о злоключениях героев, но, как только книга начинает приближаться к счастливой развязке, герои женятся, злодеям воздается по заслугам, писатель ставит точку. Описывать счастье скучно. Возможно, точка — это и есть вечность, а время — это линия? Вечность — это отсутствие времени и страданий?

— Именно: даже сказки читать интересно, пока принц пробирается через болота, дремучий лес, терпит невзгоды, встречает чудовищ. Но когда наконец он ведет принцессу под венец, сказка кончается. «И они жили долго и счастливо» — ставится точка. А как это, собственно, «счастливо»? Дети на лавках, она что-то шьет, очень довольный, он сидит рядом в расшитом кафтане и крутит ус? Счастье непросто вообразить…

Но вот с вечностью и временем сложнее. То, что время связано со страданиями, изменениями, свиданиями и разлуками, жизнью как таковой, — да, безусловно. Но распространенное мнение, что вечность — это альтернатива течению времени, неверно. То есть отождествление времени с линией, а вечности с точкой, означающей конец изменениям, превращениям, течению жизни, — метафизическое заблуждение. Это заблуждение идет еще из ошибочной, математической, интерпретации понятия вечности, введенного в нашу ментальность античным философом Парменидом. Вечное и неизменно истинное бытие по Пармениду — нерожденное, неуничтожимое, целокупное, однородное, неизменное, неподвижное, завершенное. О нем нельзя сказать, что оно некогда было или некогда будет: оно сразу все присутствует в «непреходящем сейчас», в «остановленном настоящем» — единое, неделимое, непрерывное. Что касается нашего мира, мира феноменального, то Парменид допускает его наличие и познание, но то и другое лишь кажущееся. Это мир доксы — мир мнений и заблуждений, в котором пребываем мы все.

Как будто действительно: вечность — одно, а время — другое. На самом же деле все тоньше и глубже… И намного сложнее.

Глубочайшее чаяние древнего египтянина, викинга, мусульманина, христианина — это вечная жизнь, обещанная им после смерти. Но как это так — «вечная жизнь»? Ведь из двух слов данного словосочетания одно противоречит другому. Вечное — это застывшее, неизменное, неподвижное, а жизнь, наоборот, — нечто текучее, пребывающее в постоянном движении, изменении, превращении. Разве возможно единство одного и другого?

На самом деле возможно, но это уже метафизика, и углубление в нее явно выходит за тематику данного интервью. Скажем по этому поводу лишь несколько слов. Вечность не есть нечто мертвое и застывшее, там тоже есть время и тоже есть жизнь. Но это другое время, которое иногда называют временем вечности. В нем все происходит, однако притом неизменно и не перестает существовать. Любые сакральные события свершаются во времени вечности — спуск Диониса в ад, Тайная вечеря… Это вовсе не события, произошедшие некогда в историческом времени и на какой-то период задержавшиеся лишь в нашей памяти, они совершаются и есть всегда…

Сделаем один лишь простой намек на то, как понять время вечности, то есть возможность текучего, переменного быть вместе с тем вечным и неизменным. Прошлое в воспоминаниях неизменно — каким оно было, такое и есть. Но вместе с тем в тех же воспоминаниях, в приходящих на ум эпизодах, течет время — события прошлого в нашем воображении именно происходят, все изменяется, оставаясь при этом неизменным…

— И последний вопрос. Вы говорили о парадигме современного мира, материализме и отсутствии духовного измерения. Как вы считаете, близко ли время, когда эта парадигма падет и нам вновь откроется небо? И падет ли она когда-нибудь?

— Она падет обязательно, восстание субъективного начала против всего бездуховного, материального, бунт живого против мертвого неизбежен. Возможно, нас ждут катаклизмы, страдания, хаос, ведь вряд ли деконструкция существующей парадигмы, всего современного мира пройдет как по маслу, без всяких проблем. Но вот когда это будет? Мне кажется, еще не сейчас, не в ближайшее время…

Однако кто знает? Мир грандиозен, велик и непредсказуем…