Ильяс Гафаров: «Татарская музыка потихоньку становится вполне естественным явлением на музыкальном ландшафте России» Ильяс Гафаров: «Татарская музыка постепенно становится вполне естественным явлением на музыкальном ландшафте России» Фото: Андрей Титов

Студия своими руками

— Ильяс, завтра лейбл Yummy Мusic, ассоциирующийся у нас с альтернативной татарской музыкой, отмечает 10-летие — первую серьезную круглую дату. Что бы вы назвали в числе главных итогов этих лет? 

— Главным итогом, наверное, можно назвать внедрение полного цикла музыкального менеджмента в самом широком смысле. Начиная от дистрибьюции на цифровых площадках, заканчивая организацией шоукейсов в других городах. В частности, по итогам прошлого года наши релизы собрали суммарно 3 миллиона прослушиваний на цифровых площадках. Некоторых артистов слушали больше, некоторых — меньше, но мы смотрим на это как на объективный показатель нашей аудитории, учитывая, что мы не занимаемся платной ротацией на радиостанциях. То есть это все слушатели, которые появились естественным путем, люди, которые знают нас по соцсетям, концертам, фестивалям благодаря СМИ или другим источникам. Стриминговые цифровые площадки сейчас заменяют те же радиостанции, которые бы и не дали нам 3 миллионов прослушиваний и на которых слушатели не могут найти такую музыку просто потому, что бесплатно ее не поставят. Что, наверное, большое упущение для самих радиостанций.

— Если углубиться в историю, давайте вспомним, как зарождался проект? Кто был лицами лейбла проекта тогда и кто стоит у руля сейчас?

— Что касается нынешней команды, то это 6 человек, вместе со мной решающие все текущие задачи: креативный продюсер Радиф Кашапов, линейный продюсер Эндже Гиззатова, видеопродюсер Ильнар Фатихов, саунд-продюсер Тимур Милюков, пиарщик Алсу Мансурова.

А начиналось все с того, что мы захотели построить своими руками студию для воплощения собственных идей, создания комьюнити музыкантов, которые хотят делать современную, актуальную татарскую музыку, создавать что-то новое, чего еще не было на татарской сцене. С нами были Ильдар Карим, Ильнар Фатихов, Тимур Сапаров, Сергей Соснин, Ильназ Хайбуллин. Мы открыли свою первую студию в Доме актера в бывшей кинопроекционной. Это было для нас большим событием! На начальном этапе нам показалось, что все будет легко, но, когда начинаешь делать все своими руками, сам процесс тебя затягивает с головой, ты учишься на своих же ошибках, и все приобретает гораздо больший смысл. И в студии, которую мы строили всей тусовкой — музыкантами, студентами, друзьями, — работалось совершенно на другом уровне. Потому что ты знаешь цену труда каждого из участников и стараешься потом максимально плодотворно использовать время, которое тратишь на музыку. Мы, наверное, полгода занимались стройкой, обшивкой и прочим. С тех пор, мне кажется, там ничего не поменялось и эта комната по-прежнему существует.


— А как вы оказались в Доме актера?

— Мы пришли с этой идеей к Фариду Рафкатовичу Бикчантаеву, как к председателю союза театральных деятелей, и спросили: «Нет ли у вас пустующего помещения, где мы могли бы работать и быть друг другу полезны?» Он знал о наших возможностях, слышал альбом Ittifaq, работы других наших музыкантов, так как мы уже участвовали в саундтреках к постановкам театра им. Камала. И первым вариантом, собственно, оказалась кинопроекционная, в которой стояла старая неиспользуемая киноаппаратура. Весной 2012-го мы официально открылись, сделали небольшой живой концерт в фойе. Через сарафанное радио публика стала узнавать, чем мы занимаемся, начали поступать предложения, в том числе от совершенно незнакомых и неожиданных людей.

Так мы запустили Yummy Мusic, который изначально создавался как инди-лейбл, продюсирующий новые музыкальные проекты и молодых исполнителей. И частично занимались совершенно обычными для музыкальной студии проектами, помогая профессионалам, любителям и коллегам по цеху. К тому времени мы плотно подружились с саунд-продюсерами Юрой Федоровым и Айнуром Шараповым, режиссером Ильшатом Рахимбаем. Таким образом, спустя, наверное, два года мы накопили достаточный багаж опыта, для того чтобы нас пригласили стать музыкальными продюсерами акции «Мин татарча сөйләшәм!». Мы полностью разработали его техрайдер, программу, нашли молодые имена, подготовили новые музыкальные проекты, премьера которых состоялась перед тысячной аудиторией в самом центре Казани. За 10 лет мы успели сменить несколько локаций для нашей студии, где-то задержались подольше, где-то — поменьше, но каждая из них вспоминается с теплом и благодарностью.

А сейчас базируемся в Национальной библиотеке РТ, причем с самого первого дня ее работы. Еще на этапе разработки студии мы участвовали в этом настолько, насколько могли. То есть укомплектовывали ее исходя из тех возможностей, что имелисьу библиотеки, и тех потребностей, которые возникают в работе наших саунд-продюсеров. Сейчас здесь, несмотря на небольшой размер студии, есть все условия и для записи вокала, и для акустических инструментов, для электронной музыки. Скоро соберется большая коллекция тюркских инструментов, которые мы активно начали использовать в аранжировках.


Приглашали в Данию, но это было актуально только до 24 февраля

— Кто стал первыми ласточками вашего лейбла?

— Наши первые работы можно найти в нашей группе «ВКонтакте», мы их все храним в аудиозаписях. Там есть и Салават Миннеханов, и Mauzer Sax, и D’Ali (экс-ШаКур), и Гульназ Баталова. Мы пригласили саунд-продюсера Юру Федорова, талантливых друзей музыкантов (тогда еще только выпускников Института культуры), которые хотели играть современную татарскую музыку, и придумали проект Yummy Music Band с очень оригинальным для тех лет звучанием. Записи с этого альбома до сих пор пользуются спросом — от видеороликов до татарских мероприятий.

Где-то в 2014 году к нам пришел будущий фронтмен группы Gauga — Оскар Юнусов, пока еще не знакомый ни с кем из музыкантов. Он просто показал свои наработки и сказал, что хочет делать их на татарском языке. Мы поняли, что его музыку можно играть только вживую, что ему нужны свои музыканты и тогда Оскар познакомился со своим первым составом — группой КСВ. Они быстро поймали кураж и вскоре записали дебютный альбом, который открыл в татарской музыке еще одно прекрасное направление — инди-рок.

— Сколько сейчас артистов у лейбла и есть ли главный проект, на котором вы больше всего сосредоточены? 

— Я бы не выделял кого-то одного, потому что каждый год может быть более удачным для одних и менее удачным для других. Скажем, в 2020-м Juna получила премию «Альбом года», в прошлом году «Оммаж» стала группой года. В этом году музыкальные критики уже отметили альбомы Gauga и qaynar. При этом у нас еще достаточно релизов, которые будут выходить ближе к осени. Каждый из них — новый шаг и для нас, и для группы, и для наших слушателей. Такую музыку ведь сложно оценить через какие-то премии, так как это все равно достаточно субъективный взгляд, не исключающий большой проделанной работы самих музыкантов.

Завтрашнее празднование день рождения Yummy Мusic в «Соли», поездка на Ural Music Night на прошлой неделе — это своего рода знаковые для нас события, где каждый слушатель может прочувствовать весь наш музыкальный ландшафт и найти в этом что-то свое.

— А это был принципиальный момент, что петь артисты будут только на татарском языке? И не возникало ли ощущения, что татарский не ложится на некоторые жанры музыки? Например, как французский рэп, который, когда только дошел до нас, воспринимался очень неоднозначно.  

— А вот зря вы так говорите. Французский рэп оказал сильное влияние на российские группы, если быть точнее, на весь русскоязычный рэп 2000-х. Это звучало необычно, непонятно, тем не менее в этом была какая-то своя магия, его слушали, даже не понимая текстов. Когда мы выпустили первый альбом с группой Ittifaq, многие проводили параллели с французским рэпом не только из-за мелодики языка, но и за попытку сохранить свою идентичность в эпоху глобализации. Именно язык (а не пентатоника, инструменты или костюмы) стал для нас основным инструментом самоидентификации. Ведь, по большому счету, пентатоника есть и у китайцев, домбра есть и у казахов, национальные костюмы есть и у других народов Поволжья, а вот язык — это то, что принадлежит только тебе, от самого рождения до конца твоей жизни. И он дает максимальную свободу музыкантам, которые хотят быть непохожими на других, но по-своему актуальными.

— Значит, может появиться татарский рэпер, который станет популярным за пределами нашей страны?

— У нас такое может быть, причем уже было. Взять те же первые синглы Татарки (Ирина Смелая — певица и видеоблогер из Набережных Челнов — прим. ред.). В комментариях под ее клипами собирались слушатели из всех уголков СНГ и делились переводами ее текстов. Тот же дуэт «Аигел» хоть и не причисляет себя к рэпу, но продвигает ритмичную татарскую поэзию в своем творчестве.

— Ну это все равно проекты, известные только в России. А так, чтобы кто-то стал популярным как Таркан, например?

— Таркан представляет совершенно другую страну и другую эпоху, когда СМИ и лейблы работали по-другому. К сожалению или к счастью, эта эпоха сменилась на другую, сейчас гораздо сложнее удивить зрителя и запомниться в этом бесконечном потоке контента. Например, самую популярную сегодня группу Altin Gun (анатолийская рок-группа из Нидерландов — прим. ред.) мы знаем благодаря авторитетным западным музыкальным журналистам и специализированным YouTube-каналам, которые продвигают неформатную музыку. Российскую музыку на таких ресурсах сейчас сложно будет представить. Хотя группу Juna в этом году приглашали на «Евровидение малых народов» в Данию, но это было актуально лишь до 24 февраля. Наши коллеги из ORED Recordings тоже планировали отправиться с концертами в Европу, но им просто не дали визы. Остается уповать на музыкальные рынки тех стран, которые еще не разорвали отношения с Россией. А понимаем ли мы их законы и особенности — это большой вопрос.


«Культура живой музыки ушла на второй план»

— Вообще, есть ощущение, что Yummy Мusic — это монополисты в вопросах развития и продвижения современной татарской музыки. Есть ли кто-то, кроме вас, кто тоже работает в этом направлении? 

— Есть и другие артисты, которых можно с уверенностью причислять к современной татарской музыке. Просто они не объединяются в такие сообщества по своим причинам или, может, их некому объединить. Или они даже и не видят себя членами сообщества, предпочитая делать все самостоятельно. Мы же стараемся учитывать пожелания всех наших артистов, адаптируясь к реалиям рынка и нашей республиканской повестки, чтобы не застыть в одном формате и не стать пародией на самих себя. Но, да, мы переросли в достаточно большое комьюнити и со временем понадобится какое-то расширение, в том числе организационное. 

— Да, но что касается известности, лейбл хоть и на слуху, песни ваших артистов, например, звучат в спектаклях театра имени Камала или на площадке MOÑ, но массовая аудитория как будто так и не знает, кто такие Gauga или Усал. Думаете ли вы о том, что они могут, скажем, поехать в тур по районам Татарстана?

— Массовая аудитория также не знает много хороших коллективов, прямо сейчас меняющих представление о музыке в России. Именно об этом сейчас пишут главные музыкальные журналисты страны, поднимая тему децентрализации музыки в России, как внутри нишевых телеграм-каналов, так и на площадках крупнейших российских фестивалей.

Мы бы могли проехать по всем районам Татарстана, но здесь все зависит не столько от нашего желания или желания артиста, сколько от готовности площадки принять у себя концерт с живой музыкой и сложным техрайдером. К сожалению, привычка эстрады устраивать бесконечные чесы под фонограмму привела к тому, что культура живой музыки не только ушла на второй план, но и воспринимается своего рода роскошью, которую организаторы не хотят брать на себя. Мол, так и должно быть, зато каждые три песни меняются костюмы солиста. Мы не можем позволить себе смириться с таким подходом. Для нас важнее энергетика, которую транслируют все музыканты на сцене. Поэтому мы выступаем там, где есть для этого условия.

Кстати, в Челнах и Альметьевске мы играли и сольные концерты, и фестивальные. Так что, повторю, туда, где есть условия для выступления вживую, мы с удовольствием ездим, но, так как в Казани таких условий больше, мы чаще всего играем именно здесь.

Я думаю, продвижение независимой музыки в малых городах — это вообще отдельный предмет для обсуждения, для большой работы, которую невозможно сделать только силами нашего лейбла. Здесь нужны диалог и взаимодействие с площадками, которые в этом заинтересованы. И если они в этом вопросе зависят от поддержки государства, то нужно наладить этот диалог. Для тех, кому интересно привозить такую музыку, мы всегда открыты и со своей стороны готовы поддержать любые выступления в малых городах, но нужно взаимное встречное движение. Только при такой кооперации, коллаборации возможно получить достойный результат.

«В прошлую пятницу мы выступали в Екатеринбурге на Ural Music Night, где впервые за всю историю российских фестивалей появилась отдельная сцена с татарской музыкой. Причем не где-то на отшибе, а прямо в центре города рядом с главными площадками этого дня» «В прошлую пятницу мы выступали в Екатеринбурге на Ural Music Night, где впервые за всю историю российских фестивалей появилась отдельная сцена с татарской музыкой. Причем не где-то на отшибе, а прямо в центре города, рядом с главными площадками этого дня» Фото предоставлено Ильясом Гафаровым

Правила игры во всем мире давно поменялись

— В начале интервью вы сказали, что ваших исполнителей не крутят на радиостанциях. Вы сами не хотите оказаться в ротации местных станций или вам и не предлагают? Ведь это все-таки тоже путь к узнаваемости. 

— Мы недавно отправили 60 новых композиций для «Болгар радиосы», у них появились формат и время, где пригодилась наша музыка. А вообще мы периодически отправляем наши премьеры в редакции радиостанций, но чаще всего получаем предложение только о коммерческой ротации. Я не беру сейчас радиостанции, которые работают стилистически в другой сфере. Повторю, стриминговые площадки заменили нам радио.

Смотрите, здесь есть одна загвоздка: человек, который только-только начинает свои шаги в музыке, может просто заплатить радиостанции и попасть в эфир. И в то же время группа, годами оттачивающая свой стиль, свое звучание, оказывается в таких же, по сути, условиях. Конечно, это отбивает любое желание обращаться к ним. Правила игры во всем мире давно поменялись в пользу тех, кто производит высококлассный контент. Думаю, к нам это тоже придет лет через пять.

Другим фактором, наверное, можно назвать востребованность наших групп не только в Татарстане, но и за его пределами. Татарская музыка постепенно становится вполне естественным явлением на музыкальном ландшафте России. Допустим, в прошлую пятницу мы выступали в Екатеринбурге на Ural Music Night, где впервые за всю историю российских фестивалей появилась отдельная сцена с татарской музыкой. Причем не где-то на отшибе, а прямо в центре города рядом с главными площадками этого дня. Некоторых даже пригласили дополнительно выступить на других сценах. Та же Gauga сыграла на сцене «Афиша Daily», которая называется «Музыка надежды». Они пригласили команды, которые, по их мнению, меняют представление о региональной музыке в России. Хотя еще лет пять назад мы и мечтать о таком не могли.

Если в первые годы мы просто старались заполнить ту жанровую пустоту, которая образовалась на нашей сцене, то в последние годы мы уже укрепляем позиции наших артистов — каждого в своем направлении. Все наши группы представляют уникальное явление в своем жанре, ничем не уступающее по качеству своим конкурентам из других регионов. Но это было бы невозможно, если бы они все не прошли естественный путь становления от первых записей до крупных площадок вместе с нашей командой, где все мы, по сути, первопроходцы.

 А есть глобальная проблема дальнейшего вашего развития?  

— Так как мы развиваемся в тех масштабах, которые позволяют наше время и наши собственные творческие возможности, то не видим глобальной проблемы. Мы впитываем в себя опыт других региональных лейблов, учимся у других независимых артистов и понимаем, что дальнейшее развитие подскажут нам время и обстоятельства. Мы точно знаем, куда нам не хотелось бы втягивать нашу аудиторию, какие примеры развития национальной сцены являются тупиковыми. Круто осознавать, что живешь в учебнике истории, но от этого каждое решение принимается гораздо сложнее, и последствия его могут быть гораздо тяжелее.


Алсу была прорывом

— Если говорить о татарской эстраде, то вы, как независимый проект, не скованный какими-то стилистическими, жанровыми рамками, влияете ли как-то на нее? 

— Начнем с того, что татарская эстрада — это неоднородная субстанция, на которую можно повлиять одним касанием. Я коллекционирую татарский винил 1980–1990-х годов. Эта музыка — прекрасный пример удивительно талантливой и самоотверженной работы татарских композиторов, аранжировщиков, вокально-инструментальных ансамблей, солистов. Вот это не стыдно назвать татарской эстрадой. Я, кстати, подарил такой винил Ивану Дорну, когда он приезжал в Казань, отчего он был в полном восторге…

Так когда татарская музыка успела законсервироваться и остановиться в развитии? Мне кажется, когда пропал нерв в татарской культуре. Сытые 2000-е настолько расслабили, что появилась альтернативная татарская музыка, которую, по сути, критиковали за то, что она возрождает традиции 1980-х: живые инструменты, городскую культуру, модный звук, нонконформизм и национальную повестку в масс-медиа.

Формально мода на живой звук возвращается в татарскую эстраду, просто некоторые позиционируют это как высшее достижение, глобальный прорыв, забывая о том, что при малейших сложностях с площадкой все перейдут на фонограмму.

А вы попробуйте 100 процентов своих концертов сыграть вживую, не уйдя при этом в минус. То же самое касается поэзии, аранжировок, клипов. Режиссеры и операторы, с которыми мы работаем, попадают в итоге на Каннский кинофестиваль, поэтому мы не можем позволить себе штамповать однотипные клипы каждый месяц. В то же время с нами работают такие таланты, заманить которых не получится ни за какие деньги. В настоящей творческой среде с первого взгляда видно, кто тут ради денег, кто — ради славы, а кто — ради искусства. Поэтому, наверное, нет, мы не можем повлиять на явление, с которым мы просто не совпадаем по течению, как Атлантический и Тихий океаны.


— Но, по-вашему, можно ли ждать какого-то этнического прорыв в татарской музыке?

— Прорыв всегда направлен куда-то. В нулевых Алсу была прорывом на европейскую эстрадную сцену, в наши дни дуэт «Аигел» завоевал современную российскую электронную сцену. Когда у последнего вышел татароязычный альбом «Пыяла», он стал отличным примером раскрепощения татарского языка, еще раз напомнив слушателям о том, что нет никаких границ между жанрами и субкультурами, если делаешь это искренне. В тот же год «Оммаж» обошли их в номинации «Артист года», показав совершенно другой подход к сонграйтингу.

Каждый из этих прорывов направлен на преодоление барьеров (зачастую искусственных, надуманных) и создание новых прецедентов на музыкальной сцене. Мне кажется, у нас можно ожидать прорыв от совершенно любой группы, потому что каждый имеет необъятный потенциал в своем жанре. Просто у жанров есть свои особенности и для каждой группы прорыв может означать абсолютно разное. Более того, прорыв может произойти только тогда, когда для этого созреет не только группа, но и среда, в которой эта музыка находит своего слушателя.


— Можно ли сказать, что все идет к тому, что такая среда сейчас формируется? Есть к этому предпосылки?

— Мы стараемся формировать эту среду посредством наших бесконечных экспериментов, скрещивая вещи, которые раньше считались несовместимыми. К примеру, в альбоме Усала у нас  будет много аутентичной музыки не только с татарскими корнями, но и корнями других российских этносов. Juna сейчас много экспериментирует с формой, хором, аранжировкой, использованием электронных инструментов. В альбоме qaynar тюркские инструменты живут вместе с авангардной электроникой, дуэт Urtic — вообще сам по себе бесконечный эксперимент, потому что у них музыка рождается генеративным способом. Это совершенно противоположный от эстрады путь, когда есть заслуженный поэт-песенник, заслуженный композитор — они приходят к заслуженному аранжировщику и делают стопроцентный шлягер, ротация которого давно забронирована на радио. Мы же показываем, что есть другой путь, что музыка может рождаться совершенно разными способами. Просто само наличие эксперимента — мне кажется, главная предпосылка к потенциальному прорыву. И он невозможен, когда артист, продюсер или даже целое сообщество начинают бояться экспериментов и закрываются от внешнего мира в своем коконе.

Если на татарской эстраде найдется смельчак, такой же безбашенный, как мы, и будет готов к экспериментам, мне кажется, то, что вы называете прорывом, будет возможно и на эстраде. Просто, чтобы быть готовым к экспериментам, надо уметь принимать риски. Твой эксперимент может полностью провалиться, может сработать так, как ты задумал, а может так, как никто не ожидал. Возможно, одна из причин застоя в эстраде заключается как раз в этом.

«Мы точно знаем, куда нам не хотелось бы втягивать нашу аудиторию, какие примеры развития национальной сцены являются тупиковыми»Фото предоставлено Ильясом Гафаровым

«Важно, чтобы наша площадка ассоциировалась не с Фирдусом Тямаевым а, например, с Антохой МС»

— А вообще, современные исполнители, играющие музыку на национальном языке, могут собирать большие площадки? Или эта музыка для избранного слушателя, не для массового?  

— Смотря что считать большими площадками. Например, в 2019 году мы делали отчетный концерт музыкальной лаборатории Tat Cult Lab и сольный концерт Зули Камаловой в Камаловском театре. Это был потрясающий опыт, но большая площадка требует больших вложений, как технических, так и рекламных. Есть успешные примеры живых концертов Эльмиры Калимуллиной и Артура Мингазова, но их материал ближе к популярной музыке, чем наш.  

Сейчас, в теплое время года, большинство концертов стараются проводить на открытых площадках, группы ездят по фестивалям, не только по казанским или республиканским, но и за пределами республики. Если задаться такой целью, то некоторые наши команды могут собрать достаточно большие залы в осенне-зимний период. Как я уже говорил, любая независимая группа проходит естественные этапы наращивания своей аудитории. Для этого нужно сначала собрать площадку поменьше, поиграть на крупных фестивалях и только потом рассматривать большие залы. В некоторых жанрах это вообще необязательно. Скажем, даже известные российские инди-группы с удовольствием играют в таких клубах, как «Соль» или Werk.   

Например, день рождения Yummy Music пройдет в летнем дворе «Соли», куда вмещаются до 700 человек. И когда мы думали о месте проведения, то ориентировались и на технические возможности, и на позиционирование самой площадки. Чтобы она ассоциировалась у людей не с Фирдусом Тямаевым или Ришатом Тухватуллиным, а, например, с Антохой МС, «Хадн дадн».

Не стоит забывать, что мы и сами продюсируем крупнейшую площадку для современной татарской музыки — Tat Cult Fest. В 2020 году, когда из-за пандемии мы не смогли привезти зарубежных хедлайнеров, все три музыкальные сцены заполнились нашими местными группами, и на них пришли столько же зрителей, сколько и в другие годы. 

— Раз уж вы заговорили о Tat Cult Fest, нет ли ощущения, что фестиваль перестал развиваться? 

— Не буду пока рассказывать о пятом фестивале, но в прошлом году было много нововведений, которые в том числе помогли развитию локальных артистов. Во-первых, это новые коллаборации с музыкантами российского уровня, такими как Сергей Летов, Сергей Клевенский, или барабанщиком Кириллом Глезиным, который играет с крупнейшими артистами страны. Наши музыканты получили независимый взгляд на свою музыку со стороны и убедились, что она достаточно зрелая, чтобы играть с музыкантами любого уровня. На другой сцене фестиваля разная современная этномузыка встретилась с медиахудожниками, которые создали уникальное визуальное решение и новый опыт восприятия этой музыки. Естественно, каждый год мы придумываем что-то новое, чего еще не было ни в Татарстане, ни в других регионах. Поэтому я бы не сказал, что фестиваль не развивается.

— Хорошо, что ждет публику на праздничном концерте, который пройдет в «Соли»? 

Выступят 10 наших артистов: рок-группа Gauga, синти-поп-бэнд «Оммаж», инди-фолк-группа Juna, рэперы Усал и K-Ru, а также Urtic, qaynar, Shanu, Malsi Music и Ilgiz. Это действительно будет большой концерт абсолютно для всех.

На самом деле, в лайн-ап вечера не вошло еще несколько молодых коллективов. Скажем, удивительным открытием прошлого года стала группа noor, которая прислала не просто демки, а уже готовый альбом, записанный и сведенный. Они его записали благодаря своим подписчикам и поклонникам, организовав краудфандинг в соцсетях. Их работа действительно была оценена слушателями. Несмотря на то что многие, возможно, даже не знают, как выглядит группа noor, их слушают не меньше, чем остальные наши артисты. Еще мы выпустили ве композиции Айрата Хайруллина — совершенно самобытного артиста из Челнов, который сам пишет песни, сам аранжирует и, кстати, очень хорошо поет. Или АлияНур, которая в прошлом году участвовала и победила в конкурсе «Мин татарча сөйләшәм!». В своих соцсетях она выкладывает ролики с каверами на известные песни под гитару, и мы, само собой, развили эту тему в ее сольной композиции.

Вообще, меня очень радует в последнее время материал, который приносят молодые артисты. Есть надежда на то, что наше дело будет продолжено молодым поколением. Как поется у «Чайфа»: «Что сотрет нас с лица Земли».