«Мы в марте увидели, что на первой неделе на 2,2 процента произошел прирост цен. В годовом выражении это уже двухзначная инфляция. Сегодня наблюдаем, что на большинство импортных товаров ценники увеличены на 40–50 процентов. За ними постепенно подтянутся и цены на многие товары внутреннего производства. Поэтому, скорее всего, следует ожидать инфляцию от 20 до 50 процентов в этом году», — прогнозирует экономист и банкир, председатель наблюдательного совета Мосбиржи Олег Вьюгин. О том, к чему приведет закон о кредитных каникулах, как будет выглядеть регулирование «крипты», куда вкладывать сбережения и можно ли остановить разбазаривание человеческих и финансовых ресурсов РФ, Вьюгин рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
Олег Вьюгин: «Сейчас источником дефолта является чисто политическая ситуация»
«Падение ВВП порядка 10 процентов вполне реально»
— Олег Вячеславович, буквально на днях три крупнейших мировых рейтинговых агентства сообщили о скором дефолте в России. Так, дефолта ожидает Morgan Stanley. Это может случиться уже 15 апреля, когда закончится 30-дневный льготный период по долларовым бондам 2023-го и 2043-го, пишет Bloomberg. Fitch понизило долгосрочный рейтинг дефолта эмитента РФ в иностранной валюте до уровня «C» (дефолт неизбежен). Так дефолт действительно будет?
— Скорее всего, будет. Это связано с тем, что по указу президента минфин (речь идет о суверенных обязательствах, облигациях министерства финансов) получил право выплачивать обязательства по купонам и по основному долгу — там есть два погашения купонов и потом погашение основного долга по одному выпуску — в рублях на специальный счет С. Вместе с тем минфин заявил, что готов погасить купоны в долларах, но за счет замороженных резервов ЦБ. Вероятнее всего, это не примет OFAC, и, поскольку договором о выпуске выплата рублями не предусмотрена, формально рублевый платеж будет трактован как технический дефолт, который через 30 дней станет абсолютным.
— Сейчас все вспоминают российский дефолт 1998 года. Какие сходства и различия между тем дефолтом и грядущим?
— Сегодня совершенно иная ситуация, и сравнивать 1998-й и 2022-й неправомерно. В 1998-м году причиной дефолта были чисто экономические причины. Если совсем поверхностно говорить, то министерство финансов, государство заняло там много денег в долг и на такие короткие периоды, что выполнять эти обязательства в какой-то момент просто не смогли. Там была такая ситуация, я ее хорошо помню, что если полностью обслуживать все выпуски ГКО — погашать, платить купоны, то практически нужно было остановить все бюджетные расходы и все, что государство собирало через налоги, выплачивать по данным обязательствам. То есть это чисто рыночная ситуация. Через полгода, после того как объявили дефолт, за два месяца реструктурировали все обязательства, способность бюджета их финансировать была восстановлена и экономика начала расти. Достаточно быстро восстановился экономический рост, и довольно быстро об этом забыли — в смысле не истории, а экономической активности.
А сейчас источником дефолта является чисто политическая ситуация: внешнеторговая полублокада, замораживание половины самых ликвидных резервов Центрального банка, отключение и усложнение расчетов, то есть финансовая блокада, — вот эти два типа блокады приводят к глубочайшему кризису, причем без каких-либо шансов вернуться на уровень 22 февраля.
— А как расценивать вчерашнее заявление Путина о том, что это «США и ЕС объявили самый настоящий дефолт по своим обязательствам перед Россией»? Тем самым дается понять, что платить по внешнему долгу мы не будем?
— Наверное, президент имел в виду, что резервы у нас забрали, а как можно платить, если у нас их забрали? То, что Силуанов перед этим сказал. Это, я так понял, официальная позиция, что мы заплатим в валюте из тех денег, которые заморозили. Собственно, ничего нового нет.
— Вы уже упомянули, что вскоре после дефолта 1998 года экономика начала расти. Собственно, тогда и случилось импортозамещение в ряде отраслей, потому что покупать товары за валюту стало слишком дорого (в наибольшем выигрыше оказались пищевая промышленность и сельское хозяйство). Может ли произойти нечто подобное и сейчас или нет?
— По определенным продуктам — да. Дело в том, что сама по себе идея создавать в рамках импортозамещения то, что другие умеют делать гораздо лучше, и это можно купить — абсолютно контрпродуктивно с точки зрения экономического прогресса. Лучше учиться создавать то, чего другие не умеют, и на это направлять ресурсы. Если говорить о текущей ситуации, то сельское хозяйство в России сейчас — отрасль достаточно крепкая. Она экспортирует много продуктов, РФ — экспортер продуктов питания: зерна, растительного масла (как это было в царской России до революции). Есть одно но: отечественное сельское хозяйство достаточно сильно интегрировано в мировую систему и через торговые потоки, и через использование компонентов — добавок, семян, бычков на вырост, химикатов и так далее, которые позволяют работать эффективно. Но если исходить из того, что сейчас эти необходимые потоки будут прерваны, то, конечно, производство сельскохозяйственное может пострадать. Здесь опять отличие от восстановления 1998 года. Вот это проблема: нужно еще найти способы, как возместить то, что может быть потеряно. Это займет определенное время, поэтому с сельским хозяйством не все так очевидно.
— Какие-то другие отрасли могут попытаться что-то получить в данной ситуации для себя?
— Ну, безусловно, посредничество, логистика, особенно в восточную и южную стороны от России. Где экономические отношения сохраняются, там появляется возможность выстраивать дополнительные логистические цепочки, наращивать объемы, находить дополнительные ресурсы и так далее. Поэтому посредничество и логистика могут выиграть в сложившейся ситуации достаточно быстро.
— И в выигрыше оказывается бизнес, который уже сейчас был ориентирован на Китай, на южное направление…
— Да, в определенном выигрыше, потому что есть контакты, уже имеется понимание, как взаимодействовать с партнерами в Китае или ОАЭ, например.
— Еще одна обсуждаемая тема сейчас — это грядущее падение ВВП и стремительный рост цен. Так, из макроэкономического опроса Банка России следует, что инфляция в России по итогам 2022 года составит 20 процентов, а ВВП снизится на 8 процентов, считают опрошенные регулятором аналитики. По вашему мнению, насколько просядет ВВП и какой будет инфляция?
— Сейчас трудно сделать выверенные оценки, основанные на конкретных расчетах, потому что слишком много неопределенных в уравнении. Но есть такие понятные исторические вещи: когда падает национальная валюта, то на такой же примерно процент растут цены — не рывком, а постепенно, шаг за шагом. Но мы уже в марте увидели, что на первой неделе на 2,2 процента произошел прирост цен. Значит, в годовом выражении это уже двухзначная инфляция. А сегодня наблюдаем, как на большинство импортных товаров ценники увеличены на 40–50 процентов. За ними постепенно подтянутся и цены на многие товары внутреннего производства. Поэтому, скорее всего, следует ожидать инфляцию от 20 до 50 процентов в 2022 году (в неизменных условиях — тех, которые сложились сейчас). Что я имею в виду: это падение курса рубля, проблемы с доставкой товаров в РФ — российские трейлеры не грузят, не пропускают, порты не все обслуживают, трудности с продажей нефти. Сейчас Brent торгуется с огромным дисконтом, которого не было никогда, под 30 долларов, и не везде эту нефть охотно берут. Если подобные проблемы сохраняются, не решаются, то мы выйдем на такие параметры. Если их удастся решить, я бы поставил инфляцию в 25–30 процентов.
Ну и, естественно, при такой инфляции падение валового внутреннего продукта тоже неизбежно. Порядка 10 процентов вполне реально.
«Автопром — следующий после воздушных перевозок»
«Правительство надолго выключит страну из международной системы воздушного сообщения»
— Есть и алармистские прогнозы: например, экономист Владислав Иноземцев считает, что к осени ситуация заметно ухудшится, а «если сохранятся те тренды, которые мы видим сейчас, экономика российская умрет к зиме». Насколько оправданным вам кажется этот прогноз?
— Ну это фигура речи. Есть такой принцип: исходи из худшего, делая прогноз. Но реально многое будет зависеть еще от того, что станут делать власти. Давайте вспомним, как Иран (хотя, конечно, его экономика не сравнима с российской) жил в условиях эмбарго и санкций в течение 40 лет. После мощнейшего шока, когда там людям практически было нечего есть, и, хотя после этого правительство сделало много правильных вещей, к досанкционному уровню экономика Ирана так и не вернулась.
Из полезного опыта Ирана — отношение к малому бизнесу. Они перестали вообще регулировать мелкую активность (предпринимательство), давить на людей, предоставив им заниматься самоспасением. И там потихонечку развился малый и средний бизнес, который компенсировал — частично, естественно — потери экономики из-за санкций. Сегодня в Иране малые предприятия играют большую роль в сером потребительском импорте. Или давайте вспомним 1992 год в России, когда была «шоковая терапия», скачок цен и отсутствие товаров. Кто спасал потребление в РФ, кроме иностранной помощи? Челноки. Они создали потоки импорта в страну элементарно необходимых товаров. Однако в условиях транспортной блокады (не дай бог, она случится) и челноки не помогут. Тем не менее если правительство будет закручивать гайки… Я все время в пример привожу законопроект, что если на ветровом стекле автомобиля есть трещина, то он не может эксплуатироваться. Но как же, всегда ездили с трещиной, а сейчас нельзя? Вот если такие законы и дальше пойдут, они будут жутко вредить ситуации. Наоборот, нужно остановить все запретительные законы. Кажется, что они призваны навести какой-то порядок, но на самом деле в текущих обстоятельствах они препятствуют адаптации компаний и людей к ситуации.
— Что-то в действиях правительства говорит о том, что власти готовы сделать такие шаги?
— Ну что-то есть, да. Сейчас же принят пакет правительственных мер, он очень похож на тот, что утвердили в разгар пандемии коронавируса в 2020 году, весной. Но проблема в том, что это не сработает в среднесрочном плане. Тот пакет был рассчитан на следующую логику: пандемия приходит и затем уходит. То есть нужно перекантоваться короткий период, когда по экономике наносится существенный удар за счет карантинов и остановки экономической активности, но через полгода, когда ограничения отменят, экономическая жизнь восстановится и наверстает упущенное. Сегодня ситуация другая, потому что через полгода-год никто ограничений с России не снимет. Поэтому принимаемые меры, по сути, временные, а нужны долговременные, рассчитанные на несколько лет.
— Понятно, что наиболее пострадавшие отрасли — это те, кто работал на экспорт или с импортным сырьем, материалами…
— Первый пострадалец — это авиакомпании.
— Но сейчас правительство фактически постановило не возвращать владельцам взятые в лизинг самолеты, как я понимаю. Потому что принять оплату в рублях, как и в случае с еврооблигациями, за эти машины вряд ли кто-то согласится.
— Здесь нет хорошего решения. Правительство выбрало путь частичной реквизиции, что надолго выключит страну из международной системы воздушного сообщения. Да и до конца непонятно, как будет обеспечена безопасность полетов без запчастей и квалифицированного техосмотра авиалайнеров.
— Кто, кроме гражданской авиации, подпадет под удар в первую очередь?
— Компании и производства, которые сильно зависят от внешнеэкономических связей. Они практически остановятся или станут со временем банкротами либо должны будут совершенно переменить свою логистику, ассортимент и активность.
«В течение текущего года банковская система останется на плаву, но в ней будет копиться скрытый дефицит капитала, на который Центральный банк просто не станет обращать внимания»
— В этом ряду, видимо, российский автопром.
— Автопром — следующий после воздушных перевозок.
— Еще одной назревающей российской проблемой эксперты называют закредитованность граждан. В ситуации, когда банки могли занимать деньги на рынках капитала или брать у того же государства, которое сейчас лишилось значительной части своих запасов и источников денег, можно было не обращать на это внимания. Сейчас опять ввели на полгода кредитные каникулы, но ведь они когда-то закончатся. Что тогда?
— Банки в один миг превратились из «жирных котов» в потенциальных банкротов. Особенно после радикального закона о кредитных каникулах, из-за которых полгода не получат процентов по кредитам. Банки в прошлом году накопили прибыли 2,4 триллиона рублей. В принципе, эту прибыль, если не платить дивиденды, можно всю отнести в капитал, тем самым обеспечив его прирост. С другой стороны, у банков обесценились ценные бумаги, которые были на балансах. Эта сумма обесценения больше, чем 2,4 триллиона рублей. Плюс ясно, что способность заемщиков платить будет хуже. Что сделал Центральный банк пока? Он разрешил реструктуризацию кредитов и ухудшение качества заемщиков не трактовать и не включать в вычет из капитала. То есть фактически заморозил ситуацию: качество заемщиков станет ухудшаться, неплатежи будут расти, но на капитале это не скажется. И таким образом искусственно банковская система будет поддерживаться на плаву, но не вечно. Еще ЦБ разрешил распустить буфер системно значимым банкам (макропруденциальный контрциклический буфер — это надбавка к нормативу достаточности основного капитала для ограничения рисков в период избыточного роста кредитования — прим. авт.), это тоже плюс 700 миллиардов рублей к капиталу. В результате в течение текущего года банковская система останется на плаву, но в ней будет копиться скрытый дефицит капитала, на который Центральный банк просто не станет обращать внимания.
— А что произойдет с самими заемщиками по окончании кредитных каникул? Ведь, беря кредиты, граждане не рассчитывали на такую ситуацию, когда их реальные доходы столь резко падают.
— А что вы сделаете, если в нынешних политических условиях у заемщика (у семьи — там домашнее хозяйство считается) действительно ухудшение финансового положения? Ничего не сделаете. Тем более если реальные доходы падают.
— Можно ипотечное жилье забрать, например.
— Можно. Но кредитные каникулы вам этого не позволят.
— Вот вы упомянули ценные бумаги на балансах банков. В последние недели только и говорят, что российский фондовый рынок умер. Что вы об этом думаете, тем более что вы непосредственное отношение имеете к этому рынку?
— Торги акциями и облигациями остановили из-за обвального падения их стоимости, чтобы не разрушить финансовые институты. Но держать данную ситуацию бесконечно тоже нельзя. Что за этот период осуществлено? Расчищены проблемные незавершенные расчеты участников рынка с центральным контрагентом: если подобного не сделать, то при открытии рынка падение продолжится и начнутся банкротства его участников (банки и брокеры). После этого, в принципе, когда ситуация более или менее понятна, можно аккуратно начать открывать торги, не фронтально, не через стакан, а, скажем, через дискретные аукционы, когда лимитные заявки подаются и весь процесс торгов контролируется в результате. Но, конечно, открытие торгов на потоке негативных санкционных новостей преждевременно. В конце концов, это придется делать, потому что если не делать… Там дело не в том, что рынка нет, а в том, что активам, имеющимся сейчас на балансах банков, у брокеров, у людей, которые инвестировали, у инвесткомпаний, негосударственных пенсионных фондов, нужна реальная оценка стоимости. Чтобы они могли обращаться и превращаться в рубли, если необходимо, и обратно. Например, страховые компании свои свободные средства вкладывают в ценные бумаги и, когда надо расплачиваться по страховым случаям, продают данные бумаги и платят. То есть они поддерживают некоторую ликвидность денежную, но основные вложения — бумаги. Вот сейчас это все остановлено. И как страховые компании станут платить по своим обязательствам, если они не могут продать эти бумаги, не имеют возможности управлять собственным портфелем? Поэтому рынок придется открыть, вопрос — когда и как. Но мы к этому, думаю, уже достаточно близки.
«Как транзакционный механизм, возможно, криптовалюты будут использоваться, но при полном контроле регулирующими органами»
«Сегодня рынок «крипты» практически нерегулируемый, но регулирование не за горами»
— И раз уж речь зашла об инвестициях, что делать той части граждан, у которых еще есть сбережения и которые хотят спасти свои деньги от обесценивания? Вкладывать в рубли, как нас призывали все последние годы, при текущей инфляции и нынешних ставках? В валюту? Но там есть свои моменты, мягко говоря. В золото, при покупке которого физлицами отменили 20-процентный НДС? По вашему мнению, какие инвестиции могли бы спасти сбережения или хотя бы их часть?
— Вы практически назвали их. Это депозиты, по которым сейчас — во всяком случае, временно — ставки очень высокие, 20 процентов, есть и выше. Налог, кстати, на доход от депозитов отменяется сейчас правительством, то есть, в принципе, доходность неплохая. Это процент, который хотя бы частично покроет процент обесценения рубля. Это золото. И можно еще назвать недвижимость — то, во что граждане России традиционно вкладывали. По депозитам ситуация наиболее понятная, вы видите доходность. Понятно, что рост цен может быть и выше, но частично хотя бы покупательная способность будет сохранена.
Второе — золото. Здесь проблема в том, что это реально не золотой слиток, а финансовый инструмент, который банк предлагает. Вы покупаете финансовый инструмент и несете тот же кредитный риск, что и по депозитам. По депозитам защита только до 1,5 миллиона рублей, по финансовым инструментам — никакой. То есть это на самом деле некая форма депозита, только по которой доход не гарантирован. Потому что движение цен на золото плохо прогнозируемо. Во-первых, цена на него определяется не в России, а на мировых рынках, то есть зависит вообще от состояния мировой экономики. Поэтому традиционно не советуют управляющие серьезную часть своих свободных сбережений вкладывать в золото. Только до 5 процентов портфеля, как они выражаются.
И с недвижимостью сейчас ситуация очень сложная, потому что рынок явно был перегрет льготной ипотекой: цены на недвижимость во всех городах России взлетели до невиданных уровней. Понятно, что если станут страдать реальные доходы населения, то, скорее всего, цены на недвижимость будут падать. С другой стороны, при таких ставках, которые мы видим сегодня, льготную ипотеку широко уже не удастся развивать. И неслучайно на днях было объявлено, что одно из трех крупнейших агентств резко снизило рейтинг двух, по крайней мере, крупнейших строительных компаний в России — это ПИК и ЛСР. То есть там уже они предвидят большие проблемы у этих компаний по их обязательствам — они выпускали облигации. Проблема во многом в том, что сами программы строительства были настроены на ипотеку со ставками, скажем, 7 процентов годовых. А сейчас банки поставили ставки по ипотеке на уровне 20–25 процентов. Понятно, что спрос на строительство резко сократится. То есть этот рынок может оказаться в очень турбулентном состоянии, которое точно не предполагает роста цен.
О валюте мы не говорим, потому что ее сейчас не купить. Точнее, так: можно приобрести безналичным образом, но заплатив 12 процентов комиссии или по широкому спреду.
— Среди потенциальных объектов для инвестиций вы не назвали криптовалюту, хотя сейчас чуть ли не из каждого утюга советуют вкладываться в «крипту». Что вы по данному поводу думаете?
— Сегодня это практически нерегулируемый рынок, но регулирование не за горами. И последствия таковы, что, в принципе, покупка криптовалюты не будет предметом инвестирования, а скорее новым инструментом инвестирования в реальные активы и сервисы. Как транзакционный механизм, возможно, криптовалюты станут использоваться, но при полном контроле регулирующими органами. И анонимность будет убрана. Ее, собственно, уже практически не существует. В данном смысле это будет выглядеть так, как инвестиции в кеш. То есть давайте инвестировать в наличную валюту. Это я, конечно, утрирую, но смысл примерно такой. Сегодня всплеск интереса к криптовалютным операциям связан с ограничениями на вывоз капитала. Если же говорить о перспективе, то система контроля за операциями будет отстроена.
— И как это окажется организовано?
— Ну, скорее всего, входы и выходы начнут контролироваться: то есть вход через фиатные деньги в криптовалюту и выход из нее в фиатные деньги. Таким образом будет организован вполне действенный контроль. Плюс открытие криптокошельков явится предметом KYC (англ. know your customer, «знай своего клиента» — прим. авт.).
— То есть банки станут…
— Да, и агентами контроля будут банки.
— Беспрецедентное повышение ключевой ставки ЦБ — как вы относитесь к этому шагу?
— Он вынужденный. Потому что, если бы не было таких ставок, которые сейчас, в ожидании инфляции люди либо просто «сжигали» бы деньги на малонужные товары, либо пытались бы купить валюту любой ценой.
— А что дальше будет с ключевой ставкой? Очередное заседание совета директоров Банка России по этому вопросу состоится в пятницу.
— Здесь два варианта: либо в пятницу ставку поднимут до 25 процентов, либо не тронут. Но снижать, понятное дело, пока еще не собираются.
— Большинство экспертов также считают действия ЦБ единственно возможным выходом в такой ситуации. Но некоторые заявляют, что, наоборот, надо напечатать побольше денег, дабы профинансировать некие программы развития.
— Дурацкая идея.
— Можете дать прогноз на ближайшие месяцы и к чему мы придем к концу года?
— Санкции запущены, резервы Центрального банка не разморозят, процесс исхода компаний из России продолжится, запреты на экспорт будут, запреты на импорт — тоже, условия благоприятствования торговле с РФ везде станут отменять. То есть для России это означает, что подорожает импорт, трудности возникнут с экспортом — тот продолжит приносить доходы, но меньше. В результате платежный баланс окажется в таком состоянии, что о каком-нибудь серьезном укреплении рубля можно будет забыть: он вот вылез 100 рублей за доллар, вот там где-нибудь и будет жить.
А если говорить об экономике, то понятно, что такие шоки очень вредны, что российские компании станут проявлять гибкость, искать другие рынки сбыта, создавать иные логистические цепочки, для того чтобы торговать. Но все это будет сопровождаться довольно высокими транзакционными издержками, а это вычет из экономического роста. Плюс исход людей из России. Может, конечно, они когда-нибудь вернутся, но на самом деле сейчас мы, по сути, разбазариваем человеческие и финансовые ресурсы страны. Потому что люди уходят с деньгами, уходят в Дубай, уходят в юрисдикции, где можно сделать бизнес, как они считают. Это, конечно, еще один вычет, поэтому я считаю, что валовый внутренний продукт просядет очень существенно.
— А какие-то серьезные санкции против России еще последуют или уже все, самый мощный удар нанесен? Я читал мнения еврочиновников, что это уже практически потолок.
— Да, Боррель (глава европейской дипломатии Жозеп Боррель — прим. авт.) сказал, что на 80 процентов мы уже исчерпали все возможные санкции против России. Там еще каких-то 20 осталось, вот теперь четвертый пакет идет, но там будут меры в отношении физических лиц и дальнейшее ухудшение внешнеторговых отношений. Теперь только нужно ждать последствий. Потому что с виду сейчас жизнь еще как бы не изменилась.
— Компании пока не закрываются, безработица не растет…
— Ну почему? КАМАЗ уже объявил, что рассматривает возможность перехода на трехдневную рабочую неделю.
Олег Вячеславович Вьюгин — экономист, банкир, председатель наблюдательного совета Московской биржи.
Родился 29 июля 1952 года в Уфе Башкирской АССР.
В 1974-м окончил механико-математический факультет Московского государственного университета (МГУ) им. Ломоносова. В 1977-м — аспирантуру механико-математического факультета МГУ по кафедре теории вероятностей. Кандидат физико-математических наук.
1978–1979 — младший научный сотрудник кафедры математики Башкирского государственного университета (Уфа).
1979–1980 — ведущий инженер Центрального научно-исследовательского института «Цветметавтоматика».
1980–1989 — старший научный сотрудник, заведующий сектором Всесоюзного научно-исследовательского института по изучению спроса и конъюнктуры торговли.
1989–1993 гг. — ведущий научный сотрудник, заведующий лабораторией, начальник отдела Института народнохозяйственного прогнозирования АН СССР (РАН).
1993–1996 — руководитель департамента макроэкономической политики, член коллегии министерства финансов РФ.
1996–1999 — заместитель министра финансов РФ.
В июне – октябре 1999 года — первый заместитель министра финансов РФ.
В 1997-м вошел в состав коллегии федеральной комиссии по рынку ценных бумаг (ФКЦБ).
Октябрь 1999-го – апрель 2002-го — исполнительный вице-президент и главный экономист инвестиционной компании ЗАО «Тройка-Диалог».
Апрель 2002-го – март 2004-го — первый заместитель председателя Центрального банка России, член совета директоров ЦБ РФ.
Март 2004-го – май 2007-го — руководитель федеральной службы по финансовым рынкам.
В 2007–2017-х занимал должность члена и председателя совета директоров МДМ Банка (с ноября 2016-го переименован в Бинбанк).
С 2011 по 2020 год — член наблюдательного совета НКО АО НРД. С 2015-го по 2021-й — независимый член совета директоров ПАО «НК „Роснефть“».
В настоящее время является председателем совета директоров НАУФОР, ПАО «ЭсЭфАй», членом совета директоров ПАО «Юнипро», СФ «Холдингс Компани ПиЭлСи».
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 8
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.