Евгений Голубцов: неповторимая грация его «Бегемота»

«Голубцов — это один из тех людей, которые в свое время повлияли на художественный ландшафт как Казани, так и республики»

Идеи «расползлись» по Союзу, Европе и достигли Казани

«Голубцов — это один из тех людей, которые в свое время повлияли на художественный ландшафт как Казани, так и республики, — начала беседу о художнике с корреспондентом «БИЗНЕС Online» Дина Ахметова. — Потому что он один из первых, кто учился в Сенежской студии, очень известной (она сейчас вошла в учебники по истории дизайна) и очень серьезной в своей области. Там преподавали Марк Коник, который был учителем, а затем и другом-соратником Голубцова, выдающийся Карл Кантор и, разумеется, отец-основатель и художественный руководитель студии Евгений Розенблюм („Сенеж» — учебно-экспериментальная студия союза художников СССР, созданная в 1964 году в подмосковном доме творчества, — сыграл большую роль в развитии теории, творческой практики и педагогики художественного проектирования в сфере промышленного и общественного интерьера, дизайна машин и механизмов, музейной и выставочной экспозиции, в становлении современной школы проектирования развития городской среды — прим. ред.)».

«Случилось так, что многие выпускники „Сенежа“, а у нас были и иностранные студенты, — сказал в одном из своих интервью Евгений Розенблюм, — стали руководить кафедрами дизайна в очень многих странах мира». Вот так идеи Сенежской студии стали «расползаться» не только по Союзу, Европе, остальному миру, но добрались и до столицы Татарии. А именно: выпускник «Сенежа» Евгений Голубцов создает в Казани дизайн-группу из 6 человек, назвав ее по номеру на двери их «творческой лаборатории» — «Студия 17». И студия начинает «потрясать основы»…

«Это было очень продуктивное время, — продолжает Ахметова, — и, наверное, благодаря появлению в Казани такой творческой фигуры, как Голубцов и его звездной группы № 17, в городе, в его среде, в облике в том числе и районных центров республики стали происходить большие изменения.

Так называемое проектное искусство в Казани с середины 1970-х годов получает мощный подъем. Многие работы дизайнеров являлись знаковыми для столицы республики: интерьеры магазина „Яхонт“, Дома чая, гриль-бара „Парус“, кафе „Перекресток“, ресторана „Казань“ и многих других (кстати, ныне, увы, не существующих). Группа Голубцова выполняла также проекты и оформительские работы по всей республике: в Альметьевске, Бугульме, Елабуге, Лениногорске».

Вспоминает Андрей Покровский, владелец клуба «Маяковский. Желтая кофта», на сайте «Инде»: «Идея открыть ресторан — а „Маяковский“ задумывался именно как ресторан — появилась у меня в 2006 году. Тогда я работал директором кафе „Театральное“ в Доме актера и задумывался над каким-то своим предприятием. Когда появилось здание на Маяковского, оно мне сразу понравилось — я купил его в черновой отделке. Точных сумм сделки не назову, но около 30 миллионов. Для создания дизайна я пригласил двух своих знакомых: архитектора Рустема Шайхутдинова и художника Евгения Голубцова. Название „Маяковский“ придумал я — из-за улицы и связи поэта со всем новым и необычным (именно таким мне хотелось видеть свое заведение), а Рустем и Евгений, работая над пространством, серьезно вдохновились духом футуризма и конструктивизма. Окончательное название „Маяковский. Желтая кофта“ придумал Евгений».

Пивбар «Бегемот» как визитная карточка Голубцова-дизайнера

Но, без сомнения, визитной карточкой Голубцова-дизайнера и его коллег стал пивной ресторан «Бегемот» в центре Казани (напомним, что это название произошло от народного прозвища громадного старинного здания между современными улицами Кремлевской и Чернышевского, в подвале которого «Бегемот» и устроился). Среди моря разливанного непотребных «стекляшек-пивнушек» по всей Казани вдруг появляется заведение, которое, что называется, бьет по мозгам не только и даже не столько из-за прохладительного напитка, но прежде всего своими дислокацией и интерьером. Гулкая, чуть избыточной влажности каменная пещера простором в несколько кабинетов. Это в центре столицы республики с ее обкомом и горкомом партии! На стенах и даже на сводчатых потолках появляются вдруг причудливые и забавные по технике и сюжетам картины маслом в настоящих рамках, какая-то прочая утварь, которую сейчас окрестили «инсталляциями», реальное старенькое фортепиано в углу, скрипка, гитара, пара ударных и даже настоящие исполнители в возрасте, которые на том реквизите, в отличие от электрического ресторанного рева, вполне профессионально лабали!

Проект этот, как видим, успешно был реализован и до сих пор остается незабвенным в сердцах граждан советского возраста — казанцев и не только; словом, всех тех, кто хоть раз побывал в том экзотическом чреве. Работой остался страшно доволен и сам исполнитель с гастрономической фамилией. «Были проекты, которыми горжусь, — сказал Евгений Георгиевич чуть более года назад корреспонденту „БИЗНЕС Online“. — Например, пивной бар „Бегемот“. Я возил его на европейский семинар дизайна в Венгрию, показывал там, получил одобрение и аплодисменты».

Евгений Голубцов: «Шишкин для меня никто, хотя понимаю, что это большой мастер»

Напомним, в августе прошлого года Голубцов дал обстоятельное и откровенное интервью «БИЗНЕС Online», которое было озаглавлено ни много ни мало «Шишкин для меня никто, хотя понимаю, что это большой мастер». В нем он рассказал о своих прочих дизайнерских заслугах перед Казанью и республикой, о своем видении мира и парадоксальных взглядах на искусство, о казанских, московских и голландских заработках, о похвале главы ГДР Эриха Хоннекера, о проекте для московского Музея книги, который был одобрен Раисой Горбачевой и председателем совета министров СССР Николаем Рыжковым, но так и не был реализован, почему среди современных художников нет вундеркиндов, о безвременной кончине любимой дочери во время пандемии, о конфликте с Харисом Якуповым и чему он научился в Сенежской студии дизайна…

«Дело в том, что с 1970-х годов в художественной жизни Казани происходили процессы, определившие самобытность казанского дизайна второй половины XX века»

«Город определяется не домами, а жизнью людей»

А науку эту и философию, которую сердцем принял Голубцов, изложил в фильме «Сенеж 1972» художественный руководитель легендарной студии Розенблюм: «Мы все живем в мире вещей. Вещи — наши помощники, друзья, а иногда, и даже довольно-таки часто, — наши враги. Все мы так или иначе, прямо или опосредованно участвуем в создании вещей. Заняты этим и художники. Художников, работающих над созданием вещей и предметной среды, в последнее время называют дизайнерами…

Город определяется не домами, а жизнью людей. Последняя — это система взаимоотношений, функций, в процессе которых они вступают в эти взаимоотношения. И вот эту систему понять, наверное, — главное в художественном проектировании. Не зря первые эскизы — поведение людей на улицах. Это стремление обозначить разными условными знаками сочетания, концентрации разных поступков и задач. Для того чтобы оформить их не только и не столько домами, а самими сюжетами поведения».

«Это было очень продуктивное время, когда благодаря появлению в Казани такой творческой фигуры, как Голубцов, благодаря его последователям и единомышленникам, повторю, в городе, его среде, облике произошли большие изменения, — продолжает рассказ Ахметова. — Дело в том, что с 1970-х годов в художественной жизни Казани происходили процессы, определившие самобытность казанского дизайна второй половины XX века. Речь идет о творчестве казанских выпускников „Сенежа“. По их мысли, художественное проектирование должно было опираться на культуру, на всю практику пластических искусств. Особенностью Сенежской школы было то, что любой объект воспринимался как элемент среды и только с этой точки зрения художественно осмыслялся и исследовался. Проектировщик как творческая индивидуальность превращал утилитарные предметы и системы в вещную среду, обладающую культурным содержанием. Сама студия была ориентирована на освоение западного опыта в дизайне, который был доступен на тот момент.

Поэтому влияние Голубцова и его компании на художественный ландшафт Казани было связано не столько с национальным, с каким-то этническим моментом, сколько с включением казанского изобразительного искусства в контекст искусства мирового. Он был одним из первых, кто стал выезжать за рубеж, в первую очередь в Голландию, сдружился с местными галеристами. Их содружество продолжалось не менее 20 лет».

«Окно в Европу» для коллег

Как это произошло? «Работы Евгения Георгиевича заинтересовали некую Мэррил из Нидерландов, приехавшую в Россию с благотворительной миссией, — читаем сайт art16. — Она хотела купить картину Голубцова, а тот ей просто подарил. Мэррил увезла понравившуюся работу в Голландию. Художником заинтересовались. Пригласили в Нидерланды с персональной выставкой. Но надо знать Евгения Георгиевича. В свою первую поездку в „страну тюльпанов“ он взял слайды с работами татарстанских художников. И благодаря инициативе Евгения Голубцова голландцы увидели не только его картины, но и работы других художников РТ. В городе Зутфен (Голландия) на четырех площадках состоялась интереснейшая выставка. Для Голландии это было открытие. Они впервые познакомились с творчеством художников Татарстана».

«С тех пор и началось сотрудничество художника Евгения Голубцова с этой страной. Его работы с того времени любят в Европе, картины приобретают как музеи, так и частные коллекционеры. Произведения Евгения Голубцова находятся в Государственном музее изобразительных искусств Республики Татарстан, Государственном историко-архитектурном художественном и ландшафтном музее-заповеднике „Царицыно“ (Москва), Государственном историко-архитектурном и художественном музей-заповеднике „Казанский Кремль“, Государственном историко-архитектурном и художественном музее-заповеднике „Остров-град Свияжск“, Болгарском государственном историко-архитектурном музее-заповеднике, музее города Девентер (Нидерланды), в частных собраниях России, Германии, в Нидерландах, Швейцарии, США».

Голубцов, подобно известному историческому персонажу, «прорубил» (опять же через Голландию — страну не только отличных корабелов, но и художников) некое «окно в Европу», которым его коллеги и соратники не преминули воспользоваться. «То есть 1990-е годы стали очень продуктивным периодом для казанских художников, — продолжает искусствовед Ахметова. — Многие из них выезжали уже дальше, Голландия Голубцова оказалось проторенной дорожкой для многих из них — в Англию, Германию и так далее. Благодаря тому, что они выезжали на Запад, казанское изобразительное искусство не осталось этаким провинциальным, а стало вполне полноценным…

Увы, я лично практически его не знала: разные возрасты, — сетует Дина Ирековна. — Но то, что моральный авторитет Голубцова был очень большим в художественной среде, и далеко не только в Казани, России, но даже в Европе, — это однозначно».

Как хорошо быть генералом!

Как стал «генералом от искусства» бывший «курсант» Казанского художественного училища, рассказывает на сайте art16.ru муза, вдохновительница и супруга художника Татьяна Голубцова: «Евгений Георгиевич Голубцов родился в 1949 году в Казани. После окончания Казанского художественного училища в 1968-м Евгений по распределению два месяца преподает в школе. Но быть учителем всю жизнь он не намерен и обращается с просьбой принять его на работу в изобразительный музей к Юрию Ивановичу Петрову, с которым знаком еще с училища. Два последующих года работает под его руководством. Разрабатывая проект мемориального Дома-музея Ивана Шишкина в Елабуге, Евгений с головой окунается в него: тщательно подбирает все — от обоев до мебели; так создается уютная, домашняя обстановка. Работа проектировщика захватывает Евгения, и в 80-е годы XX века он всецело отдается этому ремеслу. С 1974 по 1989 год Голубцов — участник ежегодных семинаров художественного проектирования экспериментальной студии союза художников „Сенеж“ по мастерской М. А. Коника, Москва. Три года (1987–1989) работает консультантом студии „Сенеж“».

«Они в студии не просто рисовали. Перед ними выступали философы, искусствоведы, известные люди, такие как Владимир Высоцкий. Когда Женя приехал после первого заезда, то я поняла, что он перешел на другой уровень мышления. „Сенеж“ привил Евгению Голубцову новый для него стиль работы сообща: сесть, обсудить. С тех пор они своей „Группой 17“ собираются, начинают бросаться какими-то смешными даже, может быть, идеями, но постепенно идея обрастает деталями. Днем обсуждают. Вечером Евгений берется за карандаш и у него рождаются какие-то образы. В итоге получается интереснейший проект. Так и работали».

«Стиль многих его работ очень похож на иконописный. И это очень важно, потому что здесь, у нас, все больше увлекались традициями местного национального искусства, и именно они все больше развивались, а Голубцов обратился к совсем другому направлению, если можно так определить — к искусству православному»

«Скорее всего, Свияжск, а не я его покорила»

В 1989 году Голубцова покупает в Свияжске домик. Привезла туда Евгения показать свое новое приобретение. «Плывем по Волге в „Ракете“, — рассказывает супруга художника. — Женя говорит: „Да, лодку надо покупать“. Приехали. А на острове такая благодать. Июнь. Тишина. Никого нет. Птички поют. Солнце светит. И это после Москвы! Скорее всего, Свияжск, а не я его покорила. Все лето он там работал. Отошел от столицы. Переключился…»

«В 1989 году Голубцов начал заниматься станковой живописью. Художник пишет натюрморты, пейзажи, портреты близких ему людей и жанровые композиции, в которых обращается к древним античным, средневековым и древнерусским сюжетам. Источником творчества становятся вечные темы и образы искусства, которые он свободно переосмысливает, объединяя разные исторические традиции и художественные направления. Для живописи художника характерна лаконичность колорита, изысканность линий и форм. Первая персональная выставка живописных работ Голубцова экспонировалась в Свияжске, в соборе во имя иконы Божией Матери „Всех скорбящих Радость“…

Однажды Женя меня провожал. Идем и слышим разговор двух женщин: „Зря приехали из дома отдыха. Говорили, что здесь выставка. А ее нет“. Я их спрашиваю: „А вы были в соборе?“ „Да, там одна только роспись“, — отвечают. Женя обрадовался: „Вот здо́рово! В точку попал“».

«Да, можно сказать, что такой художник вроде бы современного формата, как Голубцов, был большим поклонником традиций древнерусской живописи, — говорит Ахметова. — Стиль многих его работ очень похож на иконописный. И это очень важно, потому что здесь, у нас, все больше увлекались традициями местного национального искусства и именно они все больше развивались, а Голубцов обратился к совсем другому направлению, если можно так определить, — к искусству православному».

«Ангелы на его полотнах — земные»

Вот как оценивает творчество казанского художника Александр Кузнецов, искусствовед из Санкт-Петербурга: «Евгений Голубцов как живописец и график прошел непростой путь творческих исканий, испытав влияние различных школ и направлений. Всматриваясь в его работы, чувствуешь крепкую платформу многовекового художественного наследия. Прежде всего это раннее итальянское Возрождение, традиции иконописи и русского народного лубка. Голубцов умело использует опыт великих мастеров прошлого, „отливая“ свою живописно-пластическую форму. Его работы узнаваемы, и, увидев их однажды, надолго сохраняешь в памяти. С первого взгляда сделанное им не всегда понятно и, может быть, элитарно, но автор подводит зрителя не к простому созерцанию, а поднимает его на новый уровень, требуя работы мысли и полета фантазии. Предметы и люди на картинах Голубцова — частичка его внутреннего мира, его размышлений о вечных проблемах бытия, смысле и сущности мироздания. Это грубые глиняные кувшины и жестяные кружки, вечно сопутствующие атрибуты простого человеческого обихода; старая худая лодка на отмели, никуда не плывущая, как символ несбывшихся надежд; женщина с обыкновенной керосиновой лампой — образ теплоты и уюта домашнего очага; загадочный персонаж в шляпе с трубкой приглашает остановиться и не спеша обсудить происходящее. Ангелы на его полотнах, земные и вместе с тем возвышенно отрешенные, расхаживают по живописному каменистому берегу на фоне высокого серо-лазурного неба, в мотивах которого угадывается близкий сердцу автора пейзаж волжского острова Свияжск с его деревянными церквями и необъятными просторами. Художник не навязывает свою философию, он молча предлагает разделить с ним увиденное и прочувственное, и вы погружаетесь в созданный мастером мир — простой и торжественный, полный доброты и раздумий, где царит гармония, красота и духовность».