Одной из главных целей нацпроекта «Экология» — 100% переработки отходов — в сложившихся условиях достичь нереально, уверен руководитель лаборатории по исследованию финансовых, управленческих и технологических основ экономики замкнутого цикла ИГСУ РАНХиГС Содном Будатаров. На данный момент, чтобы прийти к заветной цифре, участники «мусорной» реформы готовы манипулировать понятием «утилизация отходов», включая в него что угодно, но не создание нового продукта из переработанного старого. В новом блоге от компании «ПромИндустрия» о том, почему так важно развивать технологии, и минусах сырьевой экономики России.
С начала реализации мусорной реформы прошло уже более двух с половиной лет, но за это время в Татарстане не построено ни одного межмуниципального полигона, ни одной сортировочной станции и нет ни одного экотехнопарка с профилем переработки отходов
Наш ответ «чиновнику»
Первая часть данной статьи вызвала резонанс в комментариях, на один из которых мы считаем необходимым ответить. Анонимный автор, вероятно, чиновник минстроя или представитель одного из региональных операторов, заявил: «Потрудитесь изучить территориальную схему Татарстана: там ясно сказано, что при межмуниципальных полигонах будут построены сортировки (кроме того, сортировки сохраняются действующие, и построят новые) и промышленные площадки для организации переработки и утилизации различных фракций ТКО». Так вот, хотелось бы ответить этому автору. Территориальную схему мы критиковали еще тогда, когда она не являлась официальным документом (есть статьи в архиве блога, так что при желании можно с ними ознакомиться). И критиковали потому, что в терсхеме почти никак не отражена переработка отходов. Что касается прописанных в ней межмуниципальных полигонов, сортировочных станций и экотехнопарков, где и должны размещаться перерабатывающие мощности, то стоит напомнить, что с начала реализации мусорной реформы прошло уже более двух с половиной лет, но за это время в Татарстане не построено ни одного межмуниципального полигона, ни одной сортировочной станции и нет ни одного экотехнопарка с профилем переработки отходов. Те пять сортировок, которые есть, появились еще до региональных операторов (две заработали в 2006-м и по одной — в 2008, 2010 и 2016 годах). Так что все, что обещает нам терсхема (за исключением МСЗ), — это пока декларация о намерениях.
Когда речь идет об МСЗ, следует понимать, что здесь в основе даже самых современных производств лежат старые технологии, которые к настоящему времени исчерпали предел усовершенствования
НИОКР как гарантия выживаемости в условиях меняющейся экономики
Продолжая тему лекции основателя экспертной группы Wasteconsulting* Соднома Будатарова, отметим, что движение к экономике замкнутого цикла, начатое странами Запада, рано или поздно потянет за собой и другие страны. Просто потому, что Запад, сохраняя за собой экономическую мощь, способен диктовать другим экономикам правила поведения. Например, посредством введения углеродного налога, который уже вызвал болезненный резонанс у российских сырьевиков. Эта мера косвенно также будет подталкивать к перестройке экономики на принципы замкнутого цикла. Но у Запада есть и другие возможности, против которых Россия не имеет защиты, — это введение ограничений, а затем и запретов на использование, к примеру, пластика из первичного сырья. Будатаров отметил, что к 2030 году многие ТНК обязались полностью перейти на использование вторичного сырья. Пока технологически это сделать очень сложно, но прогресс не стоит на месте. И гарантией такого прогресса являются научные исследования.
Многие компании России, осознавая грядущие изменения, уже активно финансируют НИОКР, чтобы не оказаться на обочине новых рыночных требований. Проводить научные исследования начинают и некоторые предприятия, занятые переработкой отходов, потому что в условиях меняющейся экономики и отраслевых правил сфера НИОКР становится гарантией выживаемости. При этом следует понимать, что при формирующейся экономике замкнутого цикла роль новых технологий будет только усиливаться.
Будатаров приводит пример некоторых российских компаний, которые, к примеру, перерабатывают шины в печное топливо или же пытаются из пластика сделать бензиносодержащую жидкость. Но, по мнению эксперта, это все технологии 1990–2000-х годов. А мусоросжигание — вообще технологии 1930-х.
От себя добавим, что всякая технология, получившая практическое применение, обладает способностью к усовершенствованию, но эта способность не безгранична. У нее есть определенный потенциал развития, после чего наступает предел возможностям усовершенствования. Дальнейшее развитие может осуществляться только на новой технологической основе. Поэтому, когда речь идет об МСЗ, следует понимать, что здесь в основе даже самых современных производств лежат старые технологии, которые к настоящему времени исчерпали предел усовершенствования. Приведем лишь один пример, доказывающий этот факт.
Любой МСЗ плодит отходы производства в виде золы и шлака, которые составляют до 30 процентов от исходной массы сырья и при этом содержат опасные для человека вещества. Нам обещают, что такие золошлаковые отходы будут использоваться для дорожного строительства, но умалчивают о том факте, что в территориальной схеме рядом с МСЗ предусмотрено строительство полигона для их захоронения. Потому что технология мусоросжигания не способна решить проблему образования золошлаковых отходов, которые по своему химическому составу (в контексте безопасности для здоровья человека) никак не вписывается в экономику замкнутого цикла. А значит, необходимо искать иное технологическое решение.
В ходе лекции возникла дискуссия относительного того, нужно ли вторичное сырье в больших объемах для нынешней российской промышленности. Ведь ценовая конъюнктура такова, что первичное сырье чаще всего дешевле вторичного
Нужно ли российской промышленности вторичное сырье?
Будатаров отмечает, что одним из слабых звеньев мусорной реформы является отсутствие в утвержденных схемах движения отходов заготовительного сектора, без которого нельзя наладить системную и масштабную переработку отходов. Сейчас на уровне правительства РФ начинают осознавать данную проблему, пытаясь выработать оптимальное решение. При этом есть понимание, что заготовительный сектор не должен быть под контролем регионального оператора, который может похоронить любую благую инициативу, затрагивающую интересы перерабатывающегося сектора (в качестве примера вновь напомним про обещанные регоператорами сортировочные станции. Такая же судьба ждет заготовительный сектор, если его передать под контроль регоператоров).
Масштабная инфраструктура по заготовке вторичного сырья должна стать важным звеном в экономике замкнутого цикла. Однако реалии российской экономики не вписываются в эту модель. В ходе лекции возникла дискуссия относительного того, нужно ли вторичное сырье в больших объемах для нынешней российской промышленности. Ведь ценовая конъюнктура такова, что первичное сырье чаще всего дешевле вторичного. И это следствие структурных особенностей экономики России, имеющей выраженный сырьевой характер. В Европе, чья экономика носит производственный характер, востребованность вторичного сырья обеспечивается за счет масштабных субсидий. Такая мера призвана поддержать благоприятную ценовую конъюнктуру для переработчиков отходов и стимулировать спрос на их продукцию на этапе перехода к экономике замкнутого цикла. И это не единственная мера. Дополнительные меры поддержки — это европейские директивы, стимулирующие промышленные предприятия к переходу на новые («зеленые») технологии, в том числе в сфере использования вторичного сырья, а также (в будущем) различные меры воздействия на сырьевые экономики в виде ограничительных квот на поставки первичного сырья и углеродных налогов. Ничего подобного в России нет.
Вопрос достижения 100-процентной переработки отходов — вполне реальная цель, но в отдаленном технологическом будущем
Манипуляция терминами не спасет от провала нацпроекта
Впрочем, говоря о переходе к экономике замкнутого цикла, Будатаров обозначил проблему достижимости 100-процентной переработки отходов. Дискуссия развернулась вокруг расхождения в понимании термина «утилизация отходов». Переработчики отходов предпочитают использовать термин «утилизация» в более узком значении, понимая под этим только переработку отходов, то есть вовлечение их во вторичный оборот или рециклинг (например создание из отходов пластиковой бутылки новой бутылки) либо создание на основе отходов нового продукта (например переработка шин в крошку для настила детских площадок). Нынешнее российское законодательство расширило значение данного термина, включив в него мусоросжигание с энергогенерацией (так называемая «энергетическая утилизация»). Но в реальности это не что иное, как манипуляция терминами, которая позволит за счет будущих мощностей МСЗ скрыть слабую реальную статистику переработки отходов и продемонстрировать достижение целевых показателей по утилизации отходов в рамках нацпроекта «Экология».
Если не принимать во внимание терминологические уловки, а исходить из имеющихся технологий и финансовых затрат, то в нынешних условиях, по мнению Будатарова, говорить о достижимости 100-процентной переработки отходов не приходится. Это подтверждают расчеты профессора Бориса Бобовича, который доказывает, что при достижении уровня переработки 75–80% расходы энергии, затрачиваемые на данный процесс, возрастают по экспоненте. В результате дальнейшее наращивание процесса переработки отходов становится нерентабельным. Но мы зададимся вопросом, означается ли это, что нужно остановиться на достигнутом? Нет. Потому что технологии не стоят на месте, а развиваются. И любой скачок в технологическом развитии делает затраты намного дешевле. А это означает, что вопрос достижения 100-процентной переработки отходов — вполне реальная цель, но в отдаленном технологическом будущем.
Продолжение следует
ООО СПП «ПромИндустрия»
* Wasteconsulting — переводится как «подсчет отходов»
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 29
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.