«Крестьяне хоть и были объявлены свободными, но попали в гораздо худшие условия, чем те, в которых они находились до реформы» Фото: © РИА «Новости»

«Оружие к бою!» в ответ на «Хлеб-соль!»

12 апреля памятного 1861 года в село Бездна Спасского уезда Казанской губернии вошел вооруженный отряд регулярных русских войск числом более 200 человек (две роты солдат и шесть — конных казаков) под командованием генерал-майора Антона Апраксина. В своих рапортах императору и последующих воспоминаниях сам он писал: «При входе в начале селения мы увидели небольшой стол с хлебом и солью и двух стариков, стоящих без шапок». Генерал спросил мужиков: „Для кого этот хлеб и соль приготовлены?“ На вопрос ему ответили несколько нерешительно: „Для вас, по приказанию начальства“. Последние слова особенно возмутили Апраксина. Не скрывая своего раздражения, он вспоминал: „Начальство же было назначено бунтовщиками!“»

Стройным маршем со своим войском и свитой прошел Апраксин от околицы до церкви, что стояла в середине села. У него оставалась какая-то надежда морального воздействия на толпу. Ее увещевание должно было проходить в присутствии вооруженных солдат. Для этого он сначала послал двух адъютантов губернатора, но их слова четырехтысячная толпа заглушила криком: «Воля, воля!» Тогда граф послал священника. Тот с крестом в руках увещевал долго, но крестьяне продолжали крики. После всего этого Апраксин сам подъехал к бунтовщикам, объяснил возложенное на него высочайшее поручение, приказал выдать зачинщика беспорядков и разойтись.

Но ему кричали в ответ: «Нам не нужно посланного от царя, самого́ царя давай нам; стреляйте, но стрелять вы будете не в нас, а в Александра Николаевича (Александра II — прим. ред.)». Услышав эти слова, Апраксин приказал замолчать; затем, если верить генералу, он сказал в толпу: «Жаль мне вас, ребята, но я должен и буду стрелять; те, которые чувствуют себя невиновными, удалитесь». Никто не удалился…

Тогда граф «твердо» скомандовал: «Пальба шеренгою; третья шеренга!» Ротный гаркнул: «Товсь! Третья шеренга — вверх, клац! Пли!» Залп раздался, умолк, а из окна дома кто-то закричал: «Не бойтесь! Пугают!» Толпа подхватила: «Пугают!», «Не расходитесь!» После нескольких залпов люди поняли, что выстрелы настоящие. «Народ стал падать десятками, — писали потом очевидцы, — а так как ни вправо, ни влево за теснотою нельзя было раздаться, то толпа заволновалась и шарахнулась ближе к фронту». Было сделано 5 или 6 залпов шеренгами. Тогда явился перед ротами зачинщик Антон Петров, держа на лбу «Положение», и был взят…

Григорий Вульфсон Никто из тех, кто писал о событиях в Бездне, не ставил перед собой задачи показать их глазами современников, пока это не сделал в своей книге «Жаждали воли» профессор КГУ, доктор исторических наук Григорий Вульфсон (на фото) Фото предоставлено Михаилом Бириным

«Подвигов» Безднинского карателя скрыть не удалось

По данным из рапорта государю того же Апраксина, получившего впоследствии прозвище Безднинский каратель, был убит 51 человек и ранены 77. По сообщениям врачей, прибывшим по окончании расправы над безоружной толпой, общее число жертв превышало 350. Александр II, прочитав рапорт, начертал резолюцию: «Не могу не одобрить действий графа Апраксина; как оно ни грустно, но нечего было делать другого».

Власти сделали все возможное, чтобы инцидент не получил огласки. Но четырьмя днями позже событий в селе Бездна, 16 апреля 1861 года, казанские студенты организовали панихиду по убиенным, получившую в истории название Бездненской и более походившую на антиправительственную демонстрацию. Ее целью как раз и было привлечь самое широкое внимание к происшедшему. На ней профессор Казанского университета Афанасий Щапов произнес небольшую речь, которая потом мгновенно разнеслась сначала по губернской столице, а затем и по всей империи (подробнее читайте на «БИЗНЕС Online»). А герценовский «Колокол» раззвонил по всей Европе о кровавом преступлении российского царизма.

Показать, как виделись современниками бездненские события, какие давались оценки — это значит, прежде всего, понять расстановку общественных сил, которая имела место в то время, когда в России рушились старые порядки. Эти оценки явились истоками историографии темы. Ясно выступили три основные концепции: реакционно-монархическая, либеральная и революционно-демократическая. Весь круг привлеченных источников позволяет раскрыть суть этих концепций.

Историки видели в Бездненском восстании яркое проявление классовой борьбы крестьян в ответ на грабительскую реформу 1861 года, которую проводили сами помещики во главе с помещичьим царем Александром II Фото предоставлено Михаилом Бириным

О волнении крестьян в Бездне писали дореволюционные и советские историки. Те из дореволюционных историков, кто отражал консервативно-монархическую точку зрения, представляли борьбу крестьян как «противоправительственный мятеж», вся ответственность за который ложится на «смутьяна» Петрова; те, кто стоял на либеральных позициях, видели в произошедшем волнении «печальное недоразумение», происшедшее в эпоху «великой реформы» и закончившееся, к несчастью, значительными человеческими жертвами. Революционные демократы стояли на стороне крестьян, оправдывали их борьбу и высоко ценили их вожака. В России в условиях жестокой цензуры они изложили свою точку зрения в журналах «Современник» и «Русское слово», а Александр Герцен и Николай Огарев — в «Колоколе», издававшемся в Лондоне.

В дореволюционной литературе волнение наиболее полно описано в очерке одной из первых русских женщин-историков Инны Игнатович «Бездна», опубликованном в 1911 году в шеститомном издании «Великая реформа».

Советские историки видели в Бездненском восстании яркое проявление классовой борьбы крестьян в ответ на грабительскую реформу 1861 года, которую проводили сами помещики во главе с помещичьим царем Александром II. Наиболее обстоятельно оно было исследовано ныне покойным доцентом Казанского педагогического института Евгением Устюжаниным (1902–1968) в его статье, опубликованной в 1941 году. Автор, используя широкий круг источников, хорошо раскрыл причины и ход восстания. И очерк Игнатович, и статья Устюжанина стали библиографической редкостью.

Казанский писатель Павел Евгеньев написал историческую повесть «Бездна». Книгу эту, выдержавшую два издания, сейчас трудно найти. Повесть была встречена читателями с интересом, тираж быстро разошелся. Писатель работал над третьим изданием, намеревался повесть расширить, ввести новые сюжеты, но смерть автора помешала осуществить замысел.

Никто из тех, кто писал о событиях в Бездне, не ставил перед собой задачи показать их глазами современников, пока это не сделал в своей книге «Жаждали воли» профессор КГУ, доктор исторических наук Григорий Вульфсон (Казань, Татарское книжное издательство, 1986 год). «Это наилучший источник, описывающий и анализирующий те события, — оценил беседе с корреспондентом „БИЗНЕС Online“ труд своего коллеги Игорь Ермолаев — экс-проректор КГУ, доктор исторических наук, профессор. — Как случилось, что крестьяне, веками жаждавшие свободы, после отмены крепостного права взбунтовались против этой самой „свободы“ настолько, что события даже привели к массовой и кровавой расправе? Я всю жизнь занимался историей российского самодержавия: каким образом в нашей стране образовалось правление империей в том виде, в котором оно существовало, то есть тоталитарном? Однозначного ответа на этот вопрос нет, как нет и однозначной оценки Александра-политика в той ситуации. Он, конечно, сделал очень большое дело, получил в истории прозвище Освободитель, но, с другой стороны, народ, крестьяне хоть и были объявлены свободными, но попали в гораздо худшие условия, чем те, в которых они находились до реформы».

Даже губернатор подивился низости «ловушки»

Не прихоть и не желание самодержца любой ценой остаться в истории положительным героем подвигли Александра к великой реформе и ликвидации крепостничества. Оно само по себе объективно мешало поступательному движению, развитию, а потому привело к отставанию России в экономическом плане, грозившему катастрофой и революцией. В стране с каждым годом все более нарастало крестьянское движение.

Вот в этих условиях Александр II пошел на создание Секретного комитета по крестьянскому делу. На первом же заседании, которое состоялось 3 января 1857 года под председательством царя, комитет решил «для успокоения умов и упрочения государства» приступить безотлагательно к разработке плана освобождения крепостных крестьян. План стал настоящей ловушкой для страждущих простофиль.

Российский император желал представить дело так, будто бы инициатива «улучшения быта помещичьих крестьян» исходит от самих помещиков. Руководству всех губерний было велено создать свои проекты положений о механизме и условиях освобождения крестьян исходя из местной обстановки. Для этого в губерниях были созданы специальные комитеты по решению этих вопросов. Среди многих проектов «Положений», составленных различными дворянскими губернскими комитетами, казанский отличался своим реакционным содержанием. О крепостнической сути данного документа писал даже сам казанский губернатор Козлянинов имперскому министру внутренних дел: «Некоторые положения проекта <...>: выкупы усадьб, наделы землею, отправление повинностей не представляют должного улучшения быта, в некоторых случаях кажутся даже стеснительнее прежнего, предоставляя помещикам более выгод, чем в настоящее время при крепостном праве. Такой произвольно малый надел (полторы десятины земли и 0,4 луга на душу) может расстроить, а не улучшить их [крестьян] быт и даже возбудить в них ропот».

За время работы дворянского губернского комитета и редакционных комиссий с 1858 по 1860 год крестьяне Казанской губернии то и дело позволяли себе разные «своеволия». Так писалось в официальных документах, которые отправлялись из канцелярии Казанского губернатора в министерство внутренних дел. Под «своеволием» имелись в виду крестьянские выступления против своих владельцев. По далеко не полным данным, таких выступлений за эти годы, разных по форме и характеру, было 20. Вот одно из донесений, направленное в начале 1859 года шефу жандармов в Петербург (орфография документа сохранена): «В Казанской губернии почти повсеместно в помещичьих имениях заметно развивается непослушание крестьян и дворовых против владельцев, уклоняются от должных работ под разными предлогами, а если таковые и производят, то небрежно, в ущерб хозяйства; проникнутые духом ожидаемой свободы при подстрекательстве людей неблагонамеренных, приняли смелость частовременно приносить необосновательные жалобы словесно и письменно исполняющему должность военного губернатора генерал-майору Козлянинову».

«…и пытался изнасиловать крестьянскую жену»

В сборнике документов «Бездненское восстание 1861 года» (Казань, Татгосиздат, 1948, составители — А.И. Сорчалов, Вульфсон), приводится, например, жалоба крестьян помещицы Раевской села Ямбухтино Тетюшского уезда о том, что они не имеют хлеба на пропитание. Во время дознания выяснилось, что крестьяне «г-жи Раевской находятся в самом жалком положении <…>, не имея хлеба для прокормления себя и скота своего, в настоящее время остается 30 семейств без пропитания».

Подобных фактов было немало. Жаловались крестьяне на притеснения, глумления и издевательства, которые чинили над ними помещики. Вот что открылось во время расследования жалобы крестьян на жестокое обращение с ними. Однажды поздно ночью помещик Таушев, взяв с собою старосту и дворового человека, направился в дом своего крепостного Ионова, намереваясь избить крестьянина и его жену. Войдя в дом и не найдя в нем ни Ионова, ни его жены (те были предупреждены дворовым человеком), разбудил спящих детей (родители надеялись, что он не тронет хотя бы детей) и собственноручно избил их. Затем, ворвавшись в дом матери Ионова, которая была больна и лежала на печке, он приказал стащить ее на пол, но, когда приказание его отказались выполнять, он «отщепком лучины избил мать Ионова и каким-то острым орудием проткнул ей левую руку». На следующее утро помещик, отправившись на гумно, где Ионов с женой молотили хлеб; подойдя к Ионову, «ударил его раза четыре по голове палкой». На этом изуверства Таушева не кончились. Он подверг растлению 13-летнюю сестру Ионова и пытался изнасиловать его жену.

Случай с помещиком Таушевым, конечно, из ряда вон выходящий, исключительный, но во время официальных расследований были открыты и другие случаи изуверства некоторых казанских помещиков, но далеко не о всех фактах губернатор сообщал в Петербург. Губернатор Петр Козлянинов стремился сгладить острые углы и в своих донесениях представлял дело так, будто во вверенной ему губернии чрезвычайных событий при нем не случалось, были лишь отдельные «недоразумения и своеволия».

«Приступить к первому чтению!»

Неудивительно, что крестьяне жаждали освобождения их от крепостной зависимости. 7 ноября 1857 года жандармский подполковник Ларионов доносил начальнику Третьего отделения, шефу жандармов князю Долгорукому (орфография и пунктуация сохранены — прим. ред.): «С некоторого времени в городе Казани и губернии распускаются слухи, что крепостное состояние в государстве нашем уничтожено и что будто бы по высочайше утвержденному положению с 1 января наступающего года объявлена будет помещичьим крестьянам свобода. Толки об этом с каждым днем более и более распространяются между дворовыми людьми, которые будучи убеждены в справедливости оных, ожидают скорого освобождения от помещичьей власти, высказывая в некоторых случаях своевольство, что заставляет владельцев опасаться худых последствий…» Долгорукий незамедлительно ознакомил с этим донесением царя. Александр II тотчас же повелел это представить его в Секретный комитет по крестьянскому делу с тем, чтобы «комитет сообразил, признается ли необходимым принять <…> какие-либо меры со стороны прави­тельства или нет, и в первом случае какие именно» У Секретного комитета готового ответа не было…

В губернии, равно как и по всей империи, нетерпеливо ждали объявления о свободе, то есть выхода официальных документов властей. И вот, наконец, 19 февраля 1861 года царь утвердил «Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» и подписал написанный Московским митрополитом Филаретом «Манифест», возвещавший об отмене крепостного права. Нужно было довести до каждого из крестьян этот царский «пакет», хотя бы его смысл. Это всеобщее чтение и стало мероприятием перед многомиллионной аудиторией в масштабах всей империи.

Тот же граф Апраксина признавался: «Общая безграмотность помещичьих крестьян была так велика, что людей, хорошо читающих и понимающих смысл печатных статей, между ними, можно положительно сказать, что и нет, и большая часть таких, которые едва читают по слогам». В силу этого крестьяне, получив положение, «сначала обратились для объяснения к помещикам, дворовым людям, священникам и местным начальникам». Однако никто из этих чтецов крестьян не удовлетворил. Они, видя, что «мечтаемой ими воли в Положении никто не вычитывает, т. е. что барщина не уничтожена и земля должна оставаться во владении помещиков», не стали доверять «образованному сословию» и начали искать чтецов в своей среде.

И такой нашелся. Им стал Петров, грамотный крестьянин из большого села Бездна Спасского уезда Казанской губернии. Он стал толковать положение по-своему, то есть так, как хотели его услышать крепостные. Но на этой «трактовке» царских бумаг дело не ограничилось. По инициативе Петрова народ сначала в вольнолюбивой Бездне, а потом уже и по всей округе стал менять низшие звенья власти на своих, «хороших людей». Ими были заменены «плохие» старосты, выборные, сотские ряда сел и деревень Спасского уезда. По селениям этого уезда, как было выяснено во время следствия, быстро разнеслась весть о том, что Петров «велел сменить старых начальников и на их место миром избрать других». В своем показании на следствии крестьянин признает, что сама мысль об избрании новых начальников принадлежала ему, но «сотские назначены были» не им самим, а «миром», следовательно, начальниками избирали тех, кого желали сами крестьяне.

Много ли было избрано миром «новых начальников»? Сказать точно нельзя, но не менее двух десятков. В чем же должна была состоять их основная функция? Петров имел достаточно четкие представления. Позже, в военно-полевом суде, он показал: «Чтобы больше привлечь крестьян к себе, я предложил миру избрать новых сотских и посылал их с другими крестьянами по разным деревням собирать крестьян слушать свободу <…> и чтобы не давать им (приходящим крестьянам — прим. ред.) расходиться».

С теми обязанностями, которые были возложены на «новых начальников», успешно справлялись. Избранный сотником Николай Иванов «собирал народ на сходку к дому Антона Петрова», Лаврентий Матвеев посылал крестьян созывать народ в Бездну. Избранные по совету Петрова «сотские ездили по деревне и запрещали крестьянам ходить в церковь». Одним словом, следственные материалы показывают активную деятельность вновь избранных начальников.

Воля — в «Положении?»

Петров с самого начала крестьянского волнения становится его вожаком. Не только его приказ, но и одно сказанное им слово обретало магическую силу. В ходе волнения, которое быстро разрасталось, из среды крестьян выдвинулись последователи Антона. Для них он был непререкаемым авторитетом.

В неспокойном селе Юркули грамотный дворовый человек Николай Михайлов еще до того, как начались события в Бездне, был приглашен своими крестьянами читать «Положения». Читал он их правильно, объясняя, что крестьяне в течение двух лет должны «оставаться в полном повиновении помещикам». Так было до тех пор, пока в село, где он жил, не пришла весть из Бездны об открытой там воле. По предложению мира он и еще несколько крестьян, бросив барскую работу, поехали сличать свое «Положение» с тем «Положением», по которому Петров объявлял волю. По возвращении из Бездны, когда крестьяне собрались на сход, он передал им слова Антона о том, что тот «вычитал волю, что помещикам должны принадлежать одни овраги и вся остальная земля остается за крестьянами».

Михайлов из Юркулей, достаточно грамотный крестьянин и уже по меркам того времени далеко не молодой человек (ему исполнилось 29 лет), прочитав «Положение», знал, что той воли, которую ждали крестьяне, там нет. Встретившись с Антоном в Бездне, он встал на его сторону и на крестьянском сходе, а затем на протяжении нескольких дней, вплоть до 12 апреля, пропагандировал ту волю, которую толковал Петров и которую ждали крестьяне.

Ермолай Иванов мечтал лично увидеть и услышать Петрова. Желание свое исполнил быстро и, вернувшись в свое село Ромадан, решил на заре следующего дня отправиться на базар. Это было 11 апреля, во вторник, в большой базарный день. Но сей базар, который собрался за пять дней до вербного воскресенья, был особенно многолюдным. Сюда из всех уголков ромадановского околотка съехались и сошлись сотни крестьян. Базар служил местом не только торговли, но и общения людей и обмена информацией о самых важных новостях. Иванов не без основания полагал, что базар — это одно из лучших мест для агитации за «чистую волю». Там, на базаре, с тем, чтобы привлечь внимание как можно больше народа, Иванов надел шапку на палку, которую высоко поднял над головой. Держа на палке шапку, как знамя, он переходил с места на место и звал всех крестьян тотчас же отправиться в Бездну «слушать волю». А те, которые не пойдут, провозглашал он, «навек останутся в работе». Так в ходе крестьянской борьбы появляется фигура активного агитатора. Опыт подхватят будущие революционеры.

Полицейский сотник из села Салманы Иван Матвеев вместе с другими крестьянами посылал народ в Бездну — слушать Антона. Он и сам ездил туда, а по возвращении в свое село «ходил по домам» и снова посылал в Бездну оставшихся дома крестьян, говоря: «Кто не поедет, тому не дадут земли». Когда крестьянин из села Фадеевка Петр Федоров приехал из Бездны в село Салманы и объявил крестьянам, что там открыта воля, Иван Матвеев дал ему лошадей до следующей деревни, где Федоров также «объявлял о воле».

В селе Безяково крестьянин Алексей Нестеров имел особое влияние на односельчан. Он подстрекал народ отправиться в Бездну и, несмотря на увещевания бургомистра, туда отправились около 160 человек.

Число крестьян, приходящих в Бездну, с каждым часом становилось все больше. 10 апреля обстановка еще более накалилась. Из всех концов Спасского и даже смежных уездов в Бездну шли крестьяне; шли из сел и деревень больших и малых, из выселков и починков, чтобы получить настоящую волю и свободу полную. Приток крестьян за эти дни не уменьшался, а увеличивался. Петров и его приверженцы считали, что чем больше собирается народа в Бездне, тем скорее они добьются «настоящей воли».

«Для сохраненья тишины, спокойствия, порядка»

Сразу же после подписания высочайшего манифеста, хорошо зная его смысл и возможную реакцию «освобождаемых», министр внутренних дел направил каждому губернатору секретный циркуляр, требуя принять необходимые меры «для сохранения тишины, спокойствия и порядка» во вверенной губернии. Начальник Третьего отделения по своим каналам предписал уведомлять его о том, как будут встречены эти документы после их обнародования. Тогда же было решено во все губернии командировать по одному генералу из свиты царя. Командированный свитский генерал, как представитель Его Императорского Величества, был наделен особыми полномочиями. Таким эмиссаром в Казанской губернии стал генерал-майор Апраксин.

Когда в Спасском уезде запахло жареным, Апраксин явился к губернатору Козлянинову и сказал ему: «В Бездне бунт принял чрезвычайно большие размеры. Я решил, что ехать необходимо самому». Есть свидетельство, что такое решение Апраксин принял после того, как дворяне, находившиеся с ним в клубе, очень просили его, чтобы он сам поехал в Бездну. Помещики были убеждены, что бунт непременно надо подавить силой оружия, не останавливаясь ни перед чем. Там, в дворянском клубе, Апраксин дал «категорическое обещание, что в Бездну поедет сам». Действительно, на рассвете 9 апреля он выехал в Спасск. До рокового дня 12 апреля оставалось менее трех суток. До суда и публичной казни Петрова — всего десяток…