18 июня исполнилось полвека со дня сдачи в эксплуатацию знаковой гостиницы «Татарстан» в историческом центре Казани Фото: Владимир Зотов

«НЕЛЬЗЯ ПЕРЕКРЫВАТЬ ЦЕННЕЙШУЮ ИСТОРИЧЕСКУЮ ОСЬ»

Возвести 13-этажный корпус из стекла и бетона на Кольце, в самом центре города с многовековой историей (тогда, в 1970 году, площадь носила имя Валериана Куйбышева, сегодня — Габдуллы Тукая), было решением смелым. Но не революционным, не каким-то фрондерским. Во всяком случае, в рассказах профессионалов от архитектуры тех лет корреспондент «БИЗНЕС Online» не почувствовал чего-то похожего на панегирик или какого-то надрыва — только уважение к хорошо сделанной работе. «Да, это было заметное современное по тем временам здание, — рассказывает кандидат архитектуры, профессор Казанского государственного архитектурно-строительного университета (КГАСУ) Энга Агишева, вдова архитектора Мунира Агишева, автора проекта гостиницы. — Но каких-то особенно драматических историй во время его проектирования, утверждения и строительства что-то не припомню. Однако осталась в памяти горячая дискуссия по поводу места расположения. Мунир Хасьянович настаивал на той территории, где гостиница стоит сейчас. Но было и другое предложение: поставить ее на самой улице Баумана, против чего Агишев возражал категорически. Он считал, что, расположившись на Баумана, бывшей Большой Проломной, а до этого Ногайском тракте, переходящем в тракт Оренбургский, мощный многоэтажный корпус пересечет, перекроет ценнейшую историческую ось, важнейшую артерию в облике города и тем самым нанесет ему ущерб».

«Ногайская дорога, иначе — Нугай юлы, — читаем краткий исторический экскурс о „казанском Арбате“ в еженедельнике „АИФ“, — появилась задолго до того, как поселение стало городом Казань. Эта стратегически важная для Казанского ханства дорожная нить была чрезвычайно оживленной. Баумана и продолжающая ее улица Петербургская лишь фрагменты большого пути… Так что неудивительно, что новый гостиничный комплекс, открывшийся после реконструкции памятника конструктивизма — бывшего Дома печати, — называется „Нугай“».

«Мунир Хасьянович начинал как архитектор, — рассказывает Энга Агишева, вдова архитектора. — Работал, как говорят, с объемами, то есть проектировал конкретные объекты. Это уже потом, став главным архитектором Казани, он стал работать с пространством. У него появилось градостроительное чутье…» Фото: Владимир Зотов

Примечательно, что автором альтернативной идеи по дислокации гостиницы «Татарстан» на улице Баумана был другой известный казанский архитектор — Геннадий Пичуев. К тому времени он стал международной знаменитостью после воплощения в 1967 году его проекта Казанского цирка в форме летающей тарелки. В том же 1967-м были реализованы и два агишевских замысла, которые хорошо знают казанские старожилы, — здание пригородного железнодорожного вокзала в центре города на улице Саид-Галиева и концертный зал Казанской консерватории на площади Свободы (последний выполнен в соавторстве с супругой). Но эти сооружения не получили такого резонанса, как Казанский цирк. Тем не менее в дискуссии о местоположении «Татарстана» возобладала агишевская точка зрения, и отель сегодня стоит там, где хотел и настаивал на этом автор его архитектурного проекта.

«Мунир Хасьянович начинал как архитектор, — продолжает Агишева. — Работал, как говорят, с объемами, то есть проектировал конкретные объекты. Это уже потом, став главным архитектором Казани, он стал работать с пространством, то есть заниматься градостроительной политикой. У него появилось градостроительное чутье…»

«Считаю, что решение Мунира Хасьяновича по местоположению гостиницы „Татарстан“ было правильным, — сказал в беседе с корреспондентом „БИЗНЕС Online“ кандидат архитектуры Александр Дембич, заведующий кафедрой градостроительства и планировки сельских населенных мест КГАСУ. — В этом заслуга Агишева: его решения градостроителя, как правило, были оптимальны».

«Ленгипрогор» в рамках своего генплана-1969 выдвинул предложение засыпать Булак и проложить по его руслу широкую транспортную магистраль от Ленинского района до Оренбургского тракта Фото: «БИЗНЕС Online»

КАК ЛЕНИНГРАДСКИЕ «ВАРЯГИ» ЧУТЬ НЕ ЗАКОПАЛИ БУЛАК

В 1969 году принимается генеральный план Казани, созданный ленинградцами. Почему ими, почему не казанскими специалистами? Да потому что в Казани на тот момент их не было и быть не могло по определению. Во всем Союзе насчитывалось не более полутора десятков организаций, которые занимались градостроением. Они находились в столицах союзных республик, а также в Москве и Ленинграде. Ведь градостроение и архитектура — разные вещи и специальности. Градостроение не занимается отдельными объектами. Так вот, Казань «досталась» ленинградцам. В 1969 году институтом «Ленгипрогор» был разработан генеральный план застройки столицы ТАССР. Через пару лет за его реализацию взялся вновь назначенный главный архитектор Казани Агишев. Кстати, недавно приводились такие данные: генплан Казани, принятый в 1969 году (подобные документы принимаются на перспективу в 20–25 лет), выполнялся на 60–80%, а генплан 1994-го (до 2020-го) — на 8–10%. То есть в любом случае при Агишеве цифры были на порядок выше.

Но это не значит, что при его реализации он бездумно «брал под козырек». Известно, что тот же «Ленгипрогор» в рамках своего генплана-1969 выдвинул предложение засыпать Булак и проложить по его руслу широкую транспортную магистраль от Ленинского района до Оренбургского тракта. Причины для такого предложения были. Жители Казани тех лет помнят, что протока в центре города в эти худшие свои годы больше напоминала какой-то тромб, чем водоем. Она заилилась, запаршивела настолько, что из-за гнилостного запаха горожане старательно обходили ее стороной. Культурно-просветительская газета «Казанские истории» по этому поводу сообщает: «Предложение [ленинградцев], на первый взгляд, казалось заманчивым. Привлекало простое и удобное решение транспортной проблемы… Предлагали также упрятать Булак по примеру московских градостроителей в бетонную трубу, как некогда поступили в Москве со своенравной Неглинной. Поверху предполагалось проложить бульвар. Даже если скрепя сердце забыть, что Булак теснейшим образом связан с историей столицы республики, непонятно, куда в таком случае отводить потоки ливневой воды с верхних улиц. Летом и весной бульвар был бы просто-напросто затоплен».

В общем, Булак отстояли. И в этом была немалая заслуга Агишева. Отстоял он центр города и от нашествия хрущевок. Казанские архитекторы все чаще сходятся во мнении, что в последнее время городу не везло с главными архитекторами. Так, один из известных архитекторов даже бросил в сердцах: «В Казани не было главного архитектора последние 17 лет. Последним главным архитектором являлся Мунир Агишев, а потом началась чехарда».

В 1977 году в Набережных Челнах появился двойник главной республиканской гостиницы — тоже в самом центре города, имеющий не только совершенно аналогичный внешний вид, но и даже название — «Татарстан» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ПРОЕКТ СЕМИ МАГИСТРАЛЕЙ»

«До начала 70-х годов прошлого века Казань, честно говоря, в архитектурном отношении была по преимуществу унылой, провинциальной, — продолжает разговор с корреспондентом «БИЗНЕС Online» экс-декан архитектурного факультета КИСИ Дембич. — Ее облик оставлял желать лучшего. Жилые многоквартирные здания были не выше пяти этажей мрачноватой сталинской или хрущевской застройки. В 1971 году Мунир Хасьянович начинает реализовывать программу под названием «Проект семи магистралей». В их числе — проспекты Ибрагимова, Фучика, Зорге, улицы Татарстан и Декабристов, другие сразу сейчас не припомню. Первые 9-этажные дома на улицах Декабристов и Татарстан, облицованные светлой плиткой-„челнинкой» (наверное, она так называлось из-за того, что ее в Челнах делали), придали городскому облику какой-то свежести. Казань начала превращаться в столичный город. Во времена Агишева осуществлялся переход от сталинской к архитектуре советского модернизма. Из объектов общественного назначения появились высотный полиграфическо-издательский комплекс (в 1971 году), который сейчас мы знаем как здание республиканского агентства «Татмедиа». За ним последовали две 17-этажные высотки Казанского университета — корпус физического факультета (1973) и второй корпус напротив главного здания (1977), Молодежный центр (1977). А в этой «высотной» компании здание гостиницы «Татарстан» было первенцем. Оно сдано в 1970 году, географически заняло ключевую позицию на карте города, так что можно сказать, что с гостиницы и начался новый образ Казани, который мы видим сегодня».

В 1977 году в Набережных Челнах появился двойник главной республиканской гостиницы — тоже в самом центре города, имеющий не только совершенно аналогичный внешний вид, но и даже название — «Татарстан». Выстроена она была по проекту того же архитектора. Что интересно, в разговоре с Агишевой неожиданно выяснилось, что даже она, профессор архитектуры, не знала о подобном братстве одноименных отелей в главных городах республики. Но челнинский «братишка» казанского «Татарстана» вовсе не был незаконнорожденным: как объяснил корреспонденту «БИЗНЕС Online» Дембич, копирование объектов в советской архитектурной практике являлось делом обычным.

Новации Агишева и как архитектора-«объемщика», и как градостроителя до сих пор вызывают споры (на фото — Дом татарской кулинарии на улице Баумана) Фото: «БИЗНЕС Online»

СОВЕТСКИЙ МОДЕРНИЗМ И ДЕФИЦИТ КАЧЕСТВА

Но новации Агишева и как архитектора-«объемщика», и как градостроителя до сих пор вызывают споры. Резко высказался о них, например, в своей последней лекции профессор КГАСУ, историк архитектуры Нияз Халит: «Как архитектор Агишев делал в свое время — на улице Баумана поставил „аквариум“, прекрасное здание испортил (речь идет о Доме татарской кулинарии — прим. ред.). Там была великолепная биржа ХХ века, взял и изуродовал ее — поставил „стекляшку“. Но это же полное безумие такие вещи делать. Гостиница „Татарстан“ — зачем надо было ее на Кольце ставить? Ну зачем? Там же существовала прекрасная среда! Агишев взял гостиницу, поставил, она стоит там ни к селу ни к городу. И никуда ее не денешь. Или на площади Свободы тоже „аквариум“ поставил (здание актового зала консерватории — прим. ред.). Разве можно считать хорошим архитектором человека, который такие вещи делал?»

Ему оппонирует Дембич: «Агишев был сторонником более современного, более западного, что ли, стиля в облике города, который сейчас известен как советский модернизм. Он и пытался внедрить его в Казани. Другое дело, что у нас для оптимального воплощения этого стиля тогда не было подходящих строительных технологий, строительных материалов, их качество оставляло желать лучшего. А ведь вся идея модернизма и заключается в том, что базируется она на совершенных технологиях. Одно из главных условий для подобных объектов — они должны быть, например, с витринным лакированным стеклом, чтобы в нем отражалась улица, ее близлежащие объекты. А еще это надо делать очень умело. Для того нужны и архитекторы определенного, высокого уровня. С высочайшим вкусом, чувством меры. Конечно, я не сторонник того, чтобы модернизм мог уронить архитектуру исторического центра города. Но, когда современные вкрапления сделаны удачно, они пусть контрастируют, но тем самым подчеркивают особую прелесть своего исторического окружения. Потому, считаю, такие объекты должны и вполне могут быть, как это практикуется во всем мире. Такое происходит сегодня в Париже, Лондоне, Вене и так далее. В этих городах с многовековой историей современные вкрапления обязательно есть. Другое дело, что увлекаться подобным не стоит. Надо обязательно сохранить историческую среду».

Уровень гостей-постояльцев «Татарстана» был гораздо выше среднего. Кроме импортных товарищей, частыми гостями здесь бывали заезжие кинозвезды, кумиры эстрады, продавцы мандаринов — да мало ли… Фото: Владимир Зотов

МЕСТО ВСТРЕЧИ БЫЛО ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ

Казанский «Татарстан» мгновенно стал привлекателен не только своей архитектурой, центровым расположением, но и многими другими новшествами: редкостными иностранцами в закрытом городе — «почтовом ящике», производящем военную продукцию. Именно там можно было встретить и первых казанских «интердевочек», позже легально обменять рубли на валюту (здесь одним из первых появился обменный пункт, который считался наиболее надежным), достать дефицитные авиабилеты и т. д. Кстати, о дефиците. Места в советских гостиницах в этом отношении были рекордсменами по сравнению с другими услугами и товарами. Причем тотальный дефицит мест наблюдался в гостиницах любого ранга. Что уж говорить о наиболее комфортных и престижных! Помните, Мимино достал номер в московскую «Россию» через Большой театр, да еще закосив под эндокринолога. «Татарстан» был нашей «Россией». Конечно, в нем не останавливались главы государств и даже главные гости Татарского обкома КПСС. Для этого существовали другие места, более персональные. Но понятно, что уровень гостей-постояльцев «Татарстана» был гораздо выше среднего. Кроме импортных товарищей, частыми гостями здесь бывали заезжие кинозвезды, кумиры эстрады, продавцы мандаринов — да мало ли…

Вспоминается эпизод, о котором написал в своей автобиографической книге «В гриме и без грима» директор Татгосфилармонии Марат Тазетдинов: «Первое романтическое свидание Тамары Синявской и Муслима Магомаева состоялось в Казани. Ее пригласил театр оперы и балета для исполнения одной из партий в оперном спектакле. И вслед за ней прилетел Муслим. Неожиданного гостя встретили, как положено, на высоком уровне. Разместили, как он просил, в номере люкс на 9-м этаже гостиницы „Татарстан“, где, как оказалось, уже проживала Синявская. Попрощавшись с директором филармонии, Муслим подошел к главному администратору с просьбой привезти ему в номер инструмент — пианино. Пианино для Магомаева Мамонтов нашел в самой гостинице, но, так как грузовых лифтов не было, пришлось поднимать его по лестницам солдатам. На вопрос администратора, на кого списывать расходы по поднятию тяжестей, директор с улыбкой ответил: „На Магомаева и Синявскую, когда они приедут к нам на гастроли“. И ведь приехали, выступали и в Казани, и в Набережных Челнах. А вечером на спектакле Синявской преподнесли букет из 100 красных роз. В директорской ложе театра резвился, как большой ребенок, Муслим Магомаев…»