«Никто никого не уважает: учителя, дети, родители – это система хамства и неуважения»

«Как можно строить памятник кровавому убийце? Иван Грозный бояр жарил на сковородке, а своих незаконных детей, которых у него полным-полно было, он самолично душил, чтобы никто случайно их не пожалел» Фото: © Илья Питалев, РИА «Новости»

«НИКТО НЕ ЗАСТАВИТ МЕНЯ ГОВОРИТЬ ДЕТЯМ, ЧТО СТАЛИН — ЭТО ЭФФЕКТИВНЫЙ МЕНЕДЖЕР»

— Тамара Натановна, в последнее время мы все чаще узнаем о каких-то конфликтах по разным поводам между учителями и учениками, доходит иногда до мордобоя, причем с обеих сторон. Скажите, как вы преподаете общественные науки старшеклассникам, когда одни подсели на ролики Навального, другие с родителями смотрят Киселева с Соловьевым, а третьим вообще все равно?

— Но я же не политикой с ними занимаюсь, а историей и обществознанием. И считаю, что чем больше разброс мнений, тем лучше. У меня бывают такие уроки, когда мы берем какого-нибудь спорного персонажа — Петра I, Ивана Грозного — и оцениваем его. У меня есть свое мнение в каждом случае. В какой-то момент ученики ставят рейтинги персонажу, мы обсуждаем. И если рейтинг примерно одинаковый, то это очень скучно, тогда все говорят: мы поняли, мы его осудили, похвалили. А когда есть кто-то, кто говорит, что это гнусный негодяй, а кто-то — что он прекрасный, тут возникает спор, будится мысль. Это прекрасно.

— Но ведь у вас свое мнение есть. Как вам удается объективно подавать информацию?

— Я, естественно, как любой человек, подаю информацию со своей точки зрения. Никто не заставит меня говорить детям, что Сталин — это эффективный менеджер. Я всегда буду говорить, что Сталин — кровавый убийца. Но если какой-нибудь ученик будет доказывать мне, что Сталин — эффективный менеджер, я стану с ним спорить или предоставлю возможность кому-то еще с ним дискутировать. Но это не повлияет на его отметку. На нее окажет влияние то, насколько он умеет обосновывать свои мысли. Если он просто говорит: «Ура, товарищ Сталин» или «Долой товарища Сталина», то максимум трояк, потому что он ничего не может доказать. А ты вот сформулируй, развей свою мысль, приведи доказательства.

— Но если ученики знают ваше мнение, им же проще с вами согласиться.

— Это проблема действительно, но я не робот, тем более мнение у меня ярко выраженное. Но всеми силами все время стараюсь показать: пожалуйста, говори то, что хочешь, спорь. Меня всегда очень угнетает, когда я вижу, что человек пишет то, что мне нравится, но, как рассказывают, на других уроках высказывает иное мнение. Эх, тогда это скучно и неинтересно.

— Но вы сами вспомните себя в школе. Вам не хотелось сделать таким же образом и облегчить себе жизнь?

— Я являлась отличницей, поэтому совершенно мне не надо было ничего облегчать. Но это совсем другое время, никаких споров у нас особо и не имелось.

— Вы сами упомянули Ивана Грозного. Это спорная личность. Как думаете, достоин ли Иван Грозный того, чтобы ставить ему памятники? В Татарстане, например, на этот счет отдельное мнение.

— Нет. Я думаю, что в Татарстане все в ужасе, естественно. А еще дорогу до Казани хотят назвать «Иван Грозный». Но даже безотносительно того, что Иван Грозный сделал в Казанском ханстве, посмотрите, что он сделал по всей Руси Великой, которую он утопил в крови. Как можно это делать? Вроде памятник — это просто символ, но из таких символов наша жизнь выстраивается. Как можно строить памятник кровавому убийце? Иван Грозный бояр жарил на сковородке, а своих незаконных детей, которых у него полным-полно было, он самолично душил, чтобы никто случайно их не пожалел. Вот как можно такому человеку ставить памятник? Я этого не понимаю.

— В последнее время повально хотят ставить памятники всем: и Ивану Грозному, и Ермаку или стояние на Угре просят сделать памятной датой, на чем еще недавно настаивала Калуга. Татарстан снова выступал против. Стоит ли татарам обижаться?

— Да. И не только татарам. Русским тоже. Всем стоит. Мы возвращаемся к тому же. У нас и так высок уровень агрессии, разобщенности, а тут еще и ставить памятники такие… У меня когда-то была статья «Кто выиграл Куликовскую битву». Когда дети рассказывают про какой-нибудь XIV век, они говорят: «Мы пошли и там победили». Кто в данном случае «мы»? Это жители Москвы? А представители Орды? Она же тоже на территории России находилась. То есть получается, что «мы победили нас». Тут надо говорить иначе, не ассоциировать себя с какими-то фракциями в прошлом. В XV веке происходило противостояние не «нас» с татарами, а Московского царства и остатков Большой Орды. И, кстати, на службе московского царя были выходцы, как мы знаем, из Орды (тот же Касимов), и в Орде имелись православные. Это вообще совершенно не о том, и не надо еще больше обострять ситуацию.

Если остановить человека на улице и попросить назвать какого-нибудь русского царя, то, естественно, вспомнят Ивана Грозного, Петра I и Николая II. А вот Александра II, который освободил крестьян, дал суд присяжных, отменил рекрутскую повинность, — кто его назовет? В нашей истории огромное количество замечательных людей, работавших для других, мира, развития. Давайте им ставить памятники. Давайте воздвигнем монумент академику Сахарову, например.

— Может, вообще не ставить памятники политическим деятелям?

— Любой политик может вызывать какие-то споры. Представьте себе, что сейчас в Германии решат поставить памятник Гитлеру, поскольку он уменьшил безработицу. В 30-е годы действительно не существовало безработицы в Германии, и все, кроме тех, кто сидел, были очень довольны. Можете себе такое представить? А у нас вчера коммунисты шествуют к могилке Сталина помянуть его, а мой сын Митя Алешковский встал на их пути с портретом своего прадедушки, с надписями, где он служил и какие у него ордена, как потом был арестован. К нему пошел Геннадий Андреевич Зюганов и сказал, что сын мой (а он 1985 года рождения) лично вместе со всеми демократами виноват в гибели 20 миллионов русских людей в 1990-е. И прошествовал дальше к своему Сталину. По-моему, это уже какое-то уродство, болезнь. Но пока мы ее не вылечим, ничего нормального не будет.

— Но откуда возникают такие инициативы? Ведь Калуга так уперлась со стоянием на Угре.

— Больные люди есть всегда, но бывают обострения. И случаются обстоятельства, которые этим обострениям способствуют. Вот у нас сейчас условия, способствующие появлению воинствующего национализма, фундаментализма, традиционализма. И, соответственно, те люди, которым нравится Иван Грозный или депутат Милонов, вылезают, а их никто не лечит, их, наоборот, поддерживают. 

«Проводимой поддержке национализма я бы поставила минус 10, а разумной национальной политики не вижу» Фото: «БИЗНЕС Online»

«РУССКИЙ НАРОД — СТАРШИЙ БРАТ ТАТАРСКОГО, УКРАИНСКОГО, ЯКУТСКОГО И ТАК ДАЛЕЕ НАРОДОВ. ЭТО СОВЕРШЕННО ВОЗМУТИТЕЛЬНО»

— В связи с этим вспоминаются поправки в Конституцию РФ, например, про брак, Бога и русский как язык государствообразующего народа…

— Старший брат, как при Сталине. Русский народ — старший брат татарского, украинского, якутского и так далее народов. Это совершенно возмутительно. Как историк я могу сказать другую вещь: в истории Российской империи были разные периоды. Например, Николай I — не самый демократический царь, при нем сформировалась идея «Православие, самодержавие, народность». Но, вообще, он не требовал, например, насильственного обращения в православие. Если человек перешел в православие, то отговаривать его было нельзя. Но он считал, что если ты родился в мусульманской семье, еврейской (правда, католиков-поляков не любил), пусть тебя так и воспитывают, так и живи. А в конце XIX века очень сильно стали навязывать православие, проводить русификацию. И когда через четверть века началась революция, в ней оказалось огромное количество, как говорили, «инородцев» —  выходцев с Кавказа, из черты оседлости, из Польши. «О! — сказали. — Вот они, подлые, царя не любят». Потому что их к этому подтолкнули. Не надо усиливать напряженность в стране. Эта поправка чревата очень неприятными последствиями.

— Какую бы вы оценку поставили проводимой у нас национальной политике?

—  А у нас есть национальная политика? Что-то не вижу никакой. Проводимой поддержке национализма я бы поставила минус 10, а разумной национальной политики не вижу.

— Вам ведь приходится преподавать современную историю. Где она заканчивается?

— Должна заканчиваться прямо сегодня. Но не всегда успеваем до этого дойти.

— А в ЕГЭ вопросы о подобном есть?

— Есть. И про Путина, и про Медведева. Был, скажем, вопрос про основные направления внешней политики России в 2000-е годы. Когда разработчиков ЕГЭ спросили: «А вы сами можете ответить на этот вопрос?», человек сказал: «Ой, это не я придумал, а другие». Так и неясно осталось, кто может ответить на данный вопрос.

— А как вам удается это преподнести?

— Я не оцениваю политические взгляды своих учеников. Мне может не нравиться то, что он пишет. Но моя задача: а) чтобы он знал некоторую сумму фактов и б) чтобы он умел, используя эту сумму фактов, построить собственное мнение, его сформулировать. Бывает, что, стиснув зубы, ставлю тройку за работу тому, чьи идеи мне очень нравятся, или пятерку за работу тому, чьи идеи мне очень не нравятся. Мне приходится себя заставлять, я не идеал, и это нелегко. Но я стараюсь.

— Как вы думаете, Россия обречена быть страной с непредсказуемым прошлым?

— Никто не обречен. Я не верю вообще ни в какую обреченность в истории. История России, как и любой другой страны, имеет непредсказуемое будущее, потому что история совершает самые невероятные повороты. Я всегда привожу пример: в марте 1985 года никто не знал, что в апреле начнется перестройка. Хотя сегодня есть куча экспертов, которые говорят, что они предсказывали. Не знал никто, это для нас всех стало полной неожиданностью. Казалось, что так будет всегда: за Брежневым — Андропов, Черненко и следующий, и следующий… Естественно, как и во всех странах, прошлое пересматривается. Каждая эпоха смотрит на прошлое своими глазами. И это нормально, если происходит в рамках научных концепций, если пропаганда не становится фальшивой.

«У нас дикая проблема домашнего насилия. Последние опросы показывают, что гигантское число людей считают, что муж имеет право бить жену» Фото: © Александр Гальперин, РИА «Новости»

«НУЖНА ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНАЯ БОРЬБА С ДОМАШНИМ НАСИЛИЕМ»

— Еще в начале весны принято много говорить о женщинах. Каково наше с вами положение в российском обществе? Ведь сам этот праздник появился как борьба прекрасной половины человечества за равенство, а есть ли оно?

— Конечно, нет. И это скорее грустно. Если и говорить о нашей стране, то у нас по-прежнему женщины выполняют бóльшую часть домашней работы, а мужчины (не все!) считают, что так и должно быть. Огромное количество мужчин не считают себя обязанными платить алименты и заниматься своими детьми, если уходят из семьи. Также у нас дикая проблема домашнего насилия. Последние опросы показывают, что гигантское число людей считают, что муж имеет право бить жену. Так что есть еще много чего, за что нужно бороться.

— Сейчас в этот праздничный день дарят цветы всем: женщинам, девушкам и девочкам, а отнюдь не феминистки выходят на митинги. Почему?

— Я очень серьезно отношусь к борьбе женщин за свои права, но, к сожалению, вижу, что у огромного количества феминисток столько странностей, что подобное только компрометирует их борьбу. Дарят цветы — это очень хорошо, мне нравится, но хотелось бы, чтобы было еще много всего другого. Если есть день, когда вспоминают о женщинах и дарят цветы, я не вижу в подобном ничего плохого, как и в том, когда подают руку, пальто, — меня это не унижает, как феминисток. Но необходимо что-то еще.

— Например?

— Прежде всего нужна последовательная борьба с домашним насилием. Я вызвала огромное возмущение, когда написала, что у нас такое зверское законодательство, потому любое смягчение не так уж и плохо. И тут мне начали писать, что я одобряю домашнее насилие. Это не так. Но такое должно меняться. Например, сейчас введут 10 лет за домашнее насилие, но подобное не решит проблемы. Как известно, многие женщины подают заявление, а потом забирают. Должна быть последовательная работа, психологи, которые не на словах, а на деле работают с семьями, система убежищ для женщин, постановления суда, как в Америке, когда запрещают приближаться к дому или на какое-то расстояние. Понятно, что в нашей стране есть случаи, когда разведенные муж и жена могут жить в одной комнате много лет, потому что некуда деться.

Самое сложное — изменить отношение общества, потому что пока оно остается прежним, можно принять любые законы, но все равно их можно нарушать. Должна вестись какая-то просветительская работа в той же школе. Приведу пример: в 1990-е я была в образовательном учреждении в Шотландии, побывала на уроке труда, где в одном классе мальчики и девочки что-то выпиливали, а в другом — пекли пирожки. Когда я удивилась этому, знакомые англичане сказали: «А что такого? У вас не так?» Представление о женских и мужских ролях закладывается в школе.

— В школе в небольшом поселке Архангельской области, где я получала образование, не было педагога труда для мальчиков, поэтому я помню, что их учили на одном из уроков вязать носки.

— Не знаю, кому сейчас необходимо вязать носки, но мужчине неплохо бы научиться погладить рубашку, пришить пуговицу, а женщине неплохо бы уметь что-то починить. Плюс к этому надо понимать, что есть дела, которые надо выполнять вместе, и это тоже часть движения к равной семье. Я думаю, что домашнее насилие в нашей стране — часть репрессивной, жесткой атмосферы.

«Есть список профессий, на которые нельзя брать женщин, допустим машинист» Фото: © Виталий Белоусов, РИА «Новости»

— То есть у нас до сих домострой?

— Да, домострой, возможность унижать друг друга. Вы только посмотрите, как люди разговаривают в транспорте, на почте, в поликлинике, как орут медсестры, нянечки, что делают учителя. С подобным надо последовательно бороться, но необязательно штрафами, хотя и это, возможно, тоже нужно. Недавно Госдума приняла закон, который предусматривает большие штрафы за отказ обслуживать инвалида. И такое, наверное, правильно, но это только один шаг. В то же время выходит мать с ребенком с ограниченными возможностями погулять, как тут же остальные родители подхватывают детей и убегают. Подобного не должно быть, но для этого надо постоянно разъяснять, снимать фильмы, печатать статьи, говорить, менять общую обстановку.

— Вы говорите, что у нас традиционное общество. В какой момент мы в нем застряли? Почему не развиваемся дальше?

— Развиваемся, мы все-таки не Иран. В XVII веке женщины сидели в тереме и никуда не выходили. Так что мы развиваемся, но медленно. Тем не менее я вижу в больших городах людей, которые живут по-новому. Потому, наверное, это станет постепенно распространяться, если подобному не будет мешать государство со своими разговорами про скрепы, про то, что девочек не надо учить в школе, про домостроевские роли. Давайте лучше поддерживать равные отношения, что важно не только для женщин, но и для всех.

— Я много раз видела в интернете комментарии от мужчин, которые возмущались, что в нашем обществе сделано все в угоду женщинам: и на пенсию раньше выходят, и в случае развода забирают ребенка.

— В какой-то мере они правы. У нас суд при разводе в 99 процентах случаев отдает ребенка женщине, но есть куча отцов, которые борются за возможность общаться с чадом. Их, конечно, меньше, чем тех, которые бросили и ушли. Есть такая вещь, как равные права на воспитание ребенка. Я знаю одну семью из Мадрида, они разведены, но снимают две квартиры недалеко от школы, где учится их мальчик: неделю сын живет у папы, неделю — у мамы.

Что касается алиментов, то их должен платить тот, кто богаче. У нас обычно женщина получает меньше, хуже работает, но такое существует по всему миру. Кстати, отсюда вытекает другая вещь, которая есть в других странах и уже появляется у нас, — отпуск по уходу за ребенком имеет право взять мужчина. В Германии подобное считается уже нормой, когда часть отпуска берет мужчина, а часть — женщина.

— Есть ли дискриминация женщин на рынке труда?

— Есть список профессий, на которые нельзя брать женщин, допустим машинист.

— Как раз список недавно пересмотрели.

— Да, просто часто при прочих равных предпочтут взять мужчину, потому что женщина будет сидеть на больничном с детьми или в декрет уйдет. Такая ситуация случилась сейчас с девочкой, устраивавшейся в Третьяковку, хотя в галерее это отрицают. Если же отпуск по уходу за ребенком станет делиться поровну, то и отношение работодателей будет другим.

«То, сколько женщин сейчас водит машину, тоже шаг в сторону равенства — придется мужчинам признать, что мы тоже можем водить автомобиль и ничего страшного в этом нет» Фото: pixabay.com

«НАВЕРНОЕ, МЕНЯ ФЕМИНИСТКИ ОСУДЯТ ЗА ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ»

— Как я понимаю, это надо закладывать с ранних лет, воспитывать еще с детского сада, школы. Вы как учитель стараетесь как-то сглаживать гендерные различия в воспитании мальчиков и девочек?

— Я работаю в гуманитарных классах, где девять десятых — девочки, а мальчики там — гендерное меньшинство. Конечно, наверное, меня феминистки осудят за гендерные стереотипы, но если нужно подвинуть столы, то я прошу мальчиков. Да, физические различия есть. Если надо поднимать что-то тяжелое, то, конечно, обращусь к тому, кто сильнее, и это необязательно должен быть мальчик, который может быть и хилым. В байдарочном походе один молодой человек отказался мыть посуду, сказав, что это женское дело, и потом два часа рубил дрова в лесу. У меня нет принципиального разделения подходов между мальчиками и девочками. К разным людям должен быть разный подход.

— В политике у нас женщин также мало. Вспоминается только спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко. Женщин-депутатов Госдумы можно по пальцам пересчитать. Что скажете?

— Вышесказанное — проблема не только нашей страны, хотя у нас, конечно, подобное сильнее выражено. Политика, как и бизнес, отнимает много сил. Это ведь не то, что пришел в 9:00, а в 17:00 ушел. Соответственно, такое легче делать тем, кто может не бежать домой, думая, что там еще надо стирать и готовить. Если «вторую смену» мужчины и женщины станут совместно нести, то тогда будет шанс. Хотя мы уже сейчас видим много интересных людей, например Любу Соболь, которая и хороша собой, и занимается политикой, или Юлию Галямину, которая совмещает науку и политику. Но это, конечно, тоже тяжело, требует большой поддержки от семьи. Подобное можно только воспитать.

— А вы можете представить такое время в нашей стране, когда президентом станет женщина? Например, Ксения Собчак попробовала баллотироваться, а еще раньше — Ирина Хакамада.

— Думаю, что не скоро. Это не удалось даже в Америке, где равенство сильнее развито. Возможно, когда-то подобное будет, но мне трудно такое представить. Сразу же начнется: «Ах, баба! Да куда она там?!»

— Я много раз слышала от мужчин пренебрежительные высказывания типа «Баба за рулем!».

— И я от одного таксиста услышала: «Нарушает, значит, баба!» А вы, таксист, сами сколько нарушаете? Еще и не пристегиваетесь. Даже интересно было бы узнать, сколько мужчин в пьяном виде ездит и сколько женщин. И это тоже все гендерные стереотипы. Но, кстати, то, сколько женщин сейчас водит машину, тоже шаг в сторону равенства — придется мужчинам признать, что мы тоже можем водить автомобиль и ничего страшного в этом нет. Кстати, я заметила, когда начинала водить, что мужчины всегда хотят помочь на дороге. Очень мило, спасибо! Хотя, наверное, в подобном есть такой момент: «Сейчас мы младшей сестре поможем». Феминистки бы назвали это позитивной дискриминацией, а я считаю, что такое мило. Но, думаю, в прекрасной России будущего любому человеку станут помогать на дорогах.

— Кстати, о политике. Ангела Меркель тоже пример.

— У нее нет детей. Хотя сейчас уже есть много женщин среди президентов и премьер-министров. Конечно, Ангеле Меркель очень тяжело, да и ее мужу нелегко. Когда проходит саммит и все жены глав государств встречаются, и он с ними.

— Вы когда-нибудь сами в жизни сталкивались с пренебрежением, например, к вашим заслугам лишь из-за того, что вы женщина?

— Я работаю в школе, а там в основном женщины — и это плохо.

«Конечно, Ангеле Меркель (слева) очень тяжело, да и ее мужу нелегко. Когда проходит саммит и все жены глав государств встречаются, и он с ними» Фото: kremlin.ru

«РАБОТА УЧИТЕЛЯ ИМЕЕТ НИЗКИЙ СТАТУС»

— Кстати, до революции учителями в большинстве своем были мужчины. Что случилось?

— В мужских гимназиях преподавали мужчины, а в женских — женщины, и это было неправильно. У нас подобное стало женской работой. Кстати, это связано с тем, что работа учителя имеет низкий статус. Опять же, до революции учитель был невероятно уважаемым человеком, а сейчас это непонятно кто: несчастные женщины, в огромном количестве затюканнные, разведенные, одинокие. Когда я только начинала работать, в моей школе, кроме меня, были только еще две учительницы, остальные — мужчины. Это являлось осознанной политикой руководства. Сейчас бы подобное назвали дискриминацией, но на самом деле это была попытка выровнять баланс.

Мужчины хотят много зарабатывать. Я знала на своем веку много молодых людей, которые очень хотели работать в школе, но либо они не выдерживали конвейер, либо уходили куда-то зарабатывать деньги и содержать семью.

— Как ответил Дмитрий Медведев учителям: дескать, если хотите зарабатывать, идите в бизнес.

— Да, это поразительно.

— Так почему же профессия учителя стала женской?

— В XIX веке было разделение. Когда школа стала единой, то есть после революции, все изменилось. Сыграл стереотип, что заботиться о других должны женщины, соответственно, и воспитанием следует заниматься женщинам. А мужчина должен заниматься более воинствующими профессиями: быть военным, что-то строить и т. д. Так это и закрепилось. Писатель Алексей Моторов как раз рассуждает о том, что профессии медбрата нет, для мальчиков также пишут в дипломе «медсестра».

— Сразу вспоминаются авторки, блогерки.

— Это меня невероятно раздражает, глумление над русским языком. Я не понимаю смысла. Но если им так хочется и так спокойнее, то ради бога. Но я бы начинала с других вещей.

— Профессия учителя остается в большинстве случаев женской. Как заинтересовать мужчин приходить в профессию? Только ли повышением зарплаты?

— Зарплата, безусловно, важна. Я думаю, что надо заинтересовать не только мужчин, но и молодежь. Достойная зарплата нужна для того, чтобы творить, проявлять себя, а не только покорно выполнять указания начальства. Одна из проблем нашей школы — в забюрократизированности. Чтобы пошли в школу и юноши, и девушки, надо справиться с бюрократическим наростом.

— А что насчет уважения учителя? Есть же мнение, что учителя для учеников — это кучка фриков…

— А ученики для учителей — кучка хулиганов. Думаю, это тоже давление сверху, ведь все время говорят: «Уважай учителя!» А учителям: «Уважай ученика!» Но при этом никто никого не уважает: учителя, дети, родители. Это тоже общая система хамства и неуважения. У меня нет ответа, как ее изменить. Наверное, это меняется только последовательными действиями.

Например, в нашей школе (и мы не без изъяна) стараемся уважать учеников, и они уважают нас, хотя есть исключения с той и другой стороны. Все это сильно зависит от администрации, директора, завуча, допускают ли они хамство, смотрят ли на него сквозь пальцы или нет. Мой папа учился в знаменитой 110-й школе в Мерзляковском переулке, где было много детей всяких начальников. В 1946–1947 годах там учился сын сталинского заместителя наркома. Этот школьник нахулиганил, директор его вызвал и сказал: «Пусть отец завтра придет». На следующий день приехала мать, тогда директор сказал: «Я же сказал — отец», — и мать выгнал. На следующий день приехал отец. Это нормальный разговор.

К сожалению, я слышала про одну престижную школу, где пожилой директор встречал у входа внучку большого московского начальника и вел ее в класс. В таких случаях и о тебя будут вытирать ноги, и о твоих учителей, а они станут отвечать на это хамством другим детям. Поэтому все должны иметь собственное чувство достоинства. Когда ты себя по-настоящему уважаешь, то и других тоже будешь. Все зависит от конкретных людей, которые не поддаются обстоятельствам. Чем больше будет таких людей, тем быстрее станет меняться обстановка. Другого рецепта у меня нет.

«До революции учитель был невероятно уважаемым человеком, а сейчас это непонятно кто: несчастные женщины, в огромном количестве затюканнные, разведенные, одинокие» Фото: © Александр Кряжев, РИА «Новости»

— Недавно все обсуждали видео, на котором учительница, раздраженная тем, что ученик не слушается, качается на стуле во время урока, выдернула из-под него стул, тот в ответ ее ударил. Как остановить этот кошмар? И сам учитель имеет ли право на ответные эмоции, агрессию?

— На эмоции, наверное, любой имеет право, на агрессию учитель права не имеет ни в каком случае. Я не прощаю, но понимаю, почему человек срывается, потому что у него миллион часов, он затюкан жизнью, в классе много учеников, непонятно, что делать с хулиганом, неуправляемым ребенком. Классы должны быть меньше. Один из бичей нашей школы — введенное несколько лет назад подушевое финансирование: чем больше детей в классе, тем больше денег получает школа. Я даже не говорю, что это конец всех малокомплектных деревенских школ. Направление должно быть другим! На мой взгляд, в идеале в классе должно быть человек 15, потому что меньше — скучно, а больше — тяжело. У нас же не бывает классов по 15 человек, норма — 25.

На самом деле даже супергениальный учитель оказывается в ситуации, когда у него 25 человек в классе и он должен им что-то объяснить, а один или два мешают. Что делать? Теоретически надо заняться этими двумя, придумать им отдельное задание, как-то привлечь, поговорить. Но ведь у тебя еще 23 ученика сидят. Поэтому проще на этих двоих цыкнуть, заткнуть их (если заткнутся), навести порядок. Конечно, большинство учителей делают такой выбор, и это ужасно, трагедия.

Надо разгружать классы. Когда-то у Евгения Александровича Ямбурга в школе классы формировали по психологической совместимости. Вообще, психолог должен быть важнейшим человеком в школе, получать большую зарплату, работать подробно с каждым классом. Как я понимаю, сегодня психологи занимаются только профориентацией.

Конечно, не значит, что все это спасет нас от расстрелов в школах, драк, но во всяком случае облегчит жизнь учителям. Любой родитель знает, что два ребенка — тяжело, а если их пять, то это большой труд. А вот если у тебя сидят 15, 25, 30 детей? Надо всячески помогать учителю. Например, уменьшить количество часов. Сейчас ставка — 18 часов, но все стараются взять больше. А вот если бы ставка была 10 часов, существовала бы возможность готовиться, обдумывать, что сделать для Васи, чтобы заинтересовать, и для Маши, чтобы не буянила. Конечно, это не панацея, какие-то проблемы останутся. Но есть решения, которые облегчают ситуацию, и хорошо бы их принять.

— Стоит ли увольнять учителей за пьянку? Был ролик недавно в интернете: трудовик из Татарстана, Азнакаево, пьяный пришел на работу, качался на какой-то лавке и упал.

— На такое есть КЗОТ. За первый раз полагается строгий выговор. Но если подобное повторяется, это повод для увольнения с любой работы, а тем более работы с детьми.

— А в целом, кстати, как вы оцениваете педагогическую подготовку российских учителей?

— У нас очень большая страна, много разных учителей. Есть стереотип про Марью Ивановну, которая все время орет. Конечно, есть и такие. Я проводила семинары в своей жизни от Архангельска до Владивостока и знаю, какое есть огромное количество интересующихся, интересных, творческих учителей. В 1990-е годы был Московский институт развития образовательных систем (МИРОС), где издавались очень хорошие учебники. У нас там был международный проект с европейской ассоциацией учителей истории — мы разрабатывали учебные пособия. Сначала мы с иностранцами обсуждали разные новые методы, и не всем они нравились, но потом они сказали: «Здорово, интересно, включают детей, но учителя не поймут». Мы поняли, а они нет?! Потом мы провели для московских учителей семинар, и всем так понравилось! А потом: «Ну это московские учителя». Педагогов очень много, но у них жизнь тяжелая, есть дурные, а есть чудесные. Измените условия подготовки учителей, работы в школе, чтобы не мог каждый затюканный начальничек вытирать о них ноги, тогда и отношение изменится, и люди.