В перспективе общество станет кастовым – 0,1% хозяев, 10% их обслуги и остальных 90%

«Экономика доступа — это единственный контур экономики, где люди за собственные деньги приобретают средства, необходимые продавцам для извлечения доходов из потребителей» Фото: © Кирилл Каллиников, РИА «Новости»

ИНТЕГРАЛЬНЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ

После постов о капитализме и финансианализме часто возникал вопрос, действительно ли хай-теки или гики лучше банкстеров-спекулянтов. По состоянию на сегодняшний день ответ отрицательный. Поединок между ними — это схватка Чужого с Хищником.

Как известно, при капитализме главное — собственность на средства производства и обеспечивающие их приведение в действие энергетические мощности, позволяющие получать прибыль и превращать ее в капитал. При финансианализме ключевым являются управление, контроль, владение и распоряжение эмиссионно-кредитными потоками фиатных и, прежде всего, резервных валют, а также кредитов. Для эксизма главное — это доступ и собственность на большие умные данные, средства их поиска, хранения и обработки.

На большинстве международных форумов, в докладных записках для элиты и в интеллектуальной литературе утверждается, что нынешнее понимание мира в значительной степени было сформулировано Элвином Тоффлером. В изданном в начале 80-х гг. прошлого века бестселлере «Третья волна», имеющем общий тираж более 6 млн. экземпляров, прописаны основные контуры и траектории современного мира.

Однако, лишь единицы знают, что книга Тоффлера — это не более чем бойко написанный на английском, не слишком умелый плагиат изданной в СССР в 1970 г. в издательстве «Молодая гвардия» книги Юлиана Михайловича Шейнина «Интегральный интеллект».

Юлиан Михайлович был одним из консультантов Ю. В. Андропова, старшим научным сотрудником Института истории техники и искусствознания АН СССР.  В небольшой работе он не просто описал динамику развития интернета, которого в то время не было даже в задумках ARPA и ВПК США, но и подробно рассмотрел логику развития общества.

В психоистории он выделил три главных этапа, которые спустя десятилетие скопипастил у него Э.Тоффлер, а именно: общество, основанное на обработке вещей; общество, базирующееся на энергетике, прежде всего на углеводородном сырье; и, наконец, общество, ставящее во главу угла поиск, хранение и обработку информации, превращение ее в знания, открытия, в технологии.

При этом, естественно, в каждом обществе использовались и материя, и энергия, и информация, но роль секторов была различна. В докапиталистическом обществе люди использовали естественные, или как теперь принято называть, возобновляемые источники энергии, и за их счет производили продукт, прежде всего, в сельском хозяйстве и обработке металла, дерева, глины и т. п. Капитализм стал возможен не из-за того, что предприниматель стал эксплуатировать рабочую силу, а потому, что появился сначала паровой, а затем и бензиновый двигатели. Альфа и омега капитализма — это углеводородная энергетика. Резко возросший энергетический потенциал сделал возможным реализацию многих изобретений и, как следствие, машинное производство и заводская форма организации. Вот когда появилось машинное производство, сформировалась и нужда в наемных работниках, а соответственно на повестку дня встал капитализм.

Социализм — новый строй, по мнению Ю.Шейнина, мог проявиться в полном объёме не тогда, когда появятся новые средства поиска, обработки и хранения информации (это — необходимое условие), а когда возникнет новая, более мощная и эффективная по сравнению с капитализмом энергетика и на ее основе роботизация (достаточное условие). Строй, базирующийся на принципиально новой энергетике, роботизации и эффективном прогнозировании и управлении на основе информации, собственно и станет реальным коммунизмом, где все будет делаться на благо человека и, наконец, найдет реализацию принцип справедливости.

Самое удивительное, что на рубеже 60-70-х годов прошлого века начатки принципиально новой энергетики уже имелись. Это — и подкритическая ядерная энергетика на ускорителях, и ядерные релятивистские технологии, и много чего другого, еще более удивительного. Также мало кто сегодня знает, что в последние годы в СССР были готовы к запуску в производство универсальные роботизированные линии, которые тогда назывались автоматическими роторными линиями, созданные Генеральным конструктором Л. Н. Кошкиным.

Однако этого не случилось. В силу вполне определенных процессов и событий, имевших место в 1967–1968 гг. в СССР и США, восходящая динамика общественного развития, ярко проявившаяся с середины XVIII века, сменилась нисходящей, деструктивной фазой.

ЭКСИЗМ И ЕГО ПЛАТФОРМА

В 1991 г., если анализировать процессы в исторической перспективе, а не текущей политической конъюнктуре, случилась не победа США над СССР в Холодной войне, а начался с самого уязвимого звена системный кризис мирового капиталистического хозяйства. СССР, будучи антикапиталистической системой, при этом входил в мировую капиталистическую систему и выполнял для нее функцию периферии. Крах СССР стал обязательным условием подъема Китая, деиндустриализации США и образования ЕС.

В интервале между сентябрем 1999 г. и сентябрем 2001 г. системный кризис капитализма в нисходящей фазе глобального развития миновал точку невозврата. Одним из проявлений этого стала очевидная для любого непредубежденного наблюдателя отрицательная конвергенция, которая проявляется повсюду в мире.

В капиталистических странах с каждым годом все ярче и острее проявляются пороки и недостатки, свойственные бюрократическому социализму позднего советского образца. В России победил волчий квазикапитализм, с документальной точностью описанный писателем Н.Носовым в «Незнайке на Луне». В Китае в ускоренном темпе формируется государственно-монополистический капитализм с социалистическим лицом и под руководством Коммунистической партии. В целом же в развитых странах с каждым годом появляется все больше черт, свойственных архаическим, докапиталистическим обществам, включая их сословный и даже кастовый характер.

Финансианализм, как отмечалось ранее, это — патологическая стадия развития капитализма, где банковский эмиссионный капитал паразитирует на производительной экономике и подавляющей части населения, включая как наемных работников, так и предпринимателей.

Сам по себе финансианализм, как любая патологическая форма, относительно кратковременен, поскольку любой паразит живет меньше, чем организм в норме, на котором он паразитирует. Соответственно, финансианализм попытался приспособить тенденции технико-технологического развития для решения задачи собственной стабилизации. Эти тенденции проявились и задали логику дальнейшего развития еще в период нормы, а именно в 50–60-е годы прошлого века. Именно тогда сформировалось ядро информационно-коммуникационных технологий, программирования, алгоритмического управления, генной инженерии, робототехники и т. п. Чтобы убедиться в этом, достаточно найти в интернете советские журналы той поры, типа «Техника молодежи», «Знания — сила» и посмотреть иллюстрации, почитать статьи.

Эксизм, появившийся в деструктивной фазе общественной динамики, — внутренне противоречивое и сложное явление. С одной стороны, он отражает внутреннюю логику развития техники и технологий, которые четко прописал еще в 1967 г. в книге «Сумма технологий» Станислав Лем. С другой стороны, эксизм — это способ финансианализма оттянуть начало и/или по возможности смягчить ход терминального кризиса капитализма.

Эксизм базируется на информационно-коммуникационных технологиях и их использовании для получения монопольного дохода, собственности на наиболее дефицитные факторы производства и, главное, для повышения уровня управляемости обществом.

В основе эксизма находится платформа, точно так же как завод с конвейером — при капитализме. Платформа — это программно-аппаратный комплекс, осуществляющий в автоматизированном режиме соединение потребителя и производителя (собственника) того или иного продукта/услуги на основе хранения, анализа и прогнозирования на основе больших и умных данных.

Если вдуматься, то платформа — это одновременно замена рынка и плана, и их комбинация. Строго говоря, все участники платформ, например, Airbnb, Uber, Amazon, совершенно свободны при принятии решения о работе с платформами. Физически и юридически их никто не принуждает. Однако платформа выполняет свои функции более эффективно, чем любой неавтоматизированный, а соответственно неорганизованный рынок. Поэтому, скажем, Airbnb убивает гостиничный бизнес, Amazon покончил во многих странах мира не только с розничной, но и с оптовой торговлей, а Uber поставил крест на обычных таксопарках.

При этом платформы от обычного капиталистического рынка отличаются тем, что обладают всей полнотой информации и соответственно в интерактивном режиме доводят эту информацию до производителей и потребителей, обеспечивая их наиболее выгодное взаимодействие. Формально производители и потребители продукта платформы свободны в своем выборе. Однако, по сути, он им диктуется платформой. Платформа в отличие от производителей и потребителей обладает всей полнотой информации, и определяет, в каком объеме, когда и как ее передать.

По сути, платформа — это своеобразная комбинация советского Госплана и американской торговой Мейнстрит. При этом, в отличие от Госплана, платформа осуществляет планирование интерактивно, быстро исправляет проявившиеся неточности и контролирует выполнение взаимодействия между покупателем и производителем с жесткостью, которая была недоступна советскому ОБХСС. Как это ни удивительно, будучи посткапиталистической, платформа воскрешает отношения, свойственные для феодализма, внутри которого существовал рантье — капитализм. В рамках платформ их владельцы создают своего рода цифровые дубликаты физических вещей и предоставляют своим пользователям право использовать эти дубликаты для совершения сделок. Это относится не только к платформам, типа маркетплейс, но и к онлайн кинотеатрам, онлайн-библиотекам и т. п. Во всех этих случаях пользователи ничего не приобретают в собственность. Они лишь за деньги временно арендуют интеллектуальную собственность в виде фильмов или книг, а также места для хранения файлов в облаке или даже само программное обеспечение, предоставляемое как услуга. По сути, владелец актива вместе с хозяином платформы получает плату за доступ к этому активу точно так же, как владелец земли получал барщину с крестьян за возможность обработать землю, а хозяин квартиры — с жильцов-арендаторов. Если раньше, в базисе капитализма, как писал Й.Шумпетер, лежало изобретение чего-либо, то теперь основа нового контура глобальной экономики — это оплаченное право доступа к информации самого различного формата и смысла — от кинофильма до досье на компанию, от программного обеспечения до возможности использовать фотоконтент.

МОНОПОЛИЗАЦИЯ

Большой и сложный вопрос — это доля эксизма в экономике наиболее развитых стран мира. Например, согласно данным Бюро экономического анализа США, в хай-тек экономику, как американцы официально называют экономику доступа или эксизм, она составила на начало 2020 г. 7,3% ВВП США. При этом, с 1997 по 2017 гг. она роста в 4,3 раза быстрее, чем вся экономика США.

Большинство американских статистиков полагают, что Бюро экономического анализа серьезно недооценивает масштабы экономики доступа. Например, никак не учитывается один из главных секторов производства ВВП в США, а именно, исследования и разработки, и финансово-банковский сектор. Между тем, именно в финансово-банковском секторе и, прежде всего, в гигантских банках, страховых компаниях, компаниях по управлению активами, сосредоточены основные программно-аппаратные мощности и объемы больших, умных данных. Именно здесь экономика доступа работает с самыми большими ресурсами и делает в буквальном смысле на электромагнитной среде гигантские деньги.

По данным одного из главных и наиболее авторитетных международных медиа по технологиям TechCrunch, экономика доступа в 2019 г. в Соединенных Штатах обеспечила, как минимум, 25-27% ВВП, в Израиле — не менее 18% и в Японии — примерно 15%. Косвенно подтверждают такую оценку и данные капитализации. В настоящее время капитализация фондового рынка США составляет примерно 35 трлн. долларов. На высокотехнологичные компании приходится минимально 8,2 трлн. или примерно те же 25%.

Экономика доступа даже на общем фоне финансианализированного капитализма отличится несколькими поразительными чертами:

• Во-первых, запредельным уровнем монополизации.  Например, Google имеет долю рынка 88% поисковой рекламы, Facebook (и его дочерние компании Instagram, WhatsApp и Messenger) владеют 77% мобильного социального трафика, а Amazon имеет 74% в рынке электронных книг. Это — всеобщая черта. Так, на рынке краудфандинга Kickstarter имеет долю 53%. А крупнейшая компания по управлению активами BlackRock управляет примерно 7 трлн. долларов, что лишь немногим меньше 10% мирового ВВП.
• Во-вторых, поразительной динамикой доходности. В 2018 г. пять технологических гигантов — Apple, Alphabet, Microsoft, Amazon, Facebook — произвели продукции и услуг более чем на 800 млрд. долларов и получили чистый доход 140 млрд. Чтобы понять, много это или мало, приведу следующие данные. Вся экономика России по номинальному ВВП произвела 1657 млрд. долларов и получила доходы примерно в два раза больше, чем пять гигантов. Если же вести расчет на одного занятого, то получатся просто неприличные цифры, которые и писать не удобно.
• В-третьих, специфическими источниками доходов. Например, у Google и Facebook основной источник доходов —  реклама. Соответственно 70% и 98%.  А у Amazon и Microsoft — примерно по 60% дают предоставляемые сервисы. Лишь у Apple главный источник — это продажа девайсов — 63%.

ИНТЕРНЕТ ВСЕГО

Экономика доступа устроена уникальным образом. Если в традиционной экономике потребители приобретают товары и услуги для того, чтобы их использовать в домашней сфере и тем самым вывести из воспроизводства, то в хай-теке дело обстоит иначе. Экономика доступа — это единственный контур экономики, где люди за собственные деньги приобретают средства, необходимые продавцам для извлечения доходов из потребителей. Для того, чтобы пользоваться интернетом, надо купить девайс и оплатить подсоединение. Сделав это, и начав пользоваться девайсом, потребитель реализует свою функцию нового золота, предоставляя данные компаниям цифровой экономики. Экономика доступа проходит три стадии.

На первой стадии она базируется на собственности на данные, связанные с интернет-активностью, в том числе с поиском, онлайн-покупками и т. п. В начале нулевых стартовала вторая стадия, когда люди и компании не только стали бесплатно предоставлять свои персональные и корпоративные данные хозяевам платформ, но и переносить все большую часть активности в интернет, одновременно информируя о своих вкусах, предпочтениях, антипатиях. Наконец, с середины десятых годов вместе с появлением сначала интернета вещей, а на рубеже десятых и двадцатых — интернета всего, любое поведение и любая человеческая активность становятся оцифрованными. А значит, пригодными для обработки и использования.

Завершение в развитых странах формирования интернета всего, базирующегося на умных вещах, домах, городах, делает экономику доступа господствующей и всеобъемлющей. В ближайшие годы платформы и их коалиции смогут собирать и использовать для неявного управления поведением практически все данные о поведении, состоянии любого человека или юридического лица.

Человечество знало две формы присвоения или отчуждения. В докапиталистических формациях элита присваивала волю человека, его свободу и право выбора. При капитализме происходит присвоение результатов труда. При экономике доступа присваивается время пользователей, их внимание и в значительной степени поведение. Собственно, весь современный интернет базируется на подталкивании и манипуляции потребителем в интересах хозяев платформ. Не будет преувеличением сказать, что в экономике доступа имеет место своеобразный микст в виде присвоения внимания, а фактически ограничения свободы поведения. В некоторых существенных чертах все это становится похожим на докапиталистическое принуждение.

Одним из важнейших следствий развертывания экономики доступа на нисходящей фазе глобального развития является стремительный рост неравенства. Например, в США значительная часть жителей Сан-Франциско, Сиэтла и ряда других городов — центров новой экономики — вынуждена менять места жительства, поскольку оказалась не в состоянии оплачивать стремительно растущие счета за аренду и коммунальные услуги, а также справляться с ростом цен буквально на все продукты в магазинах зон новой экономики.

В целом, финансианализм и экономика доступа на наших глазах отбрасывают пропорции распределения доходов в США, Китае, России, в несколько в меньшей степени в Западной Европе к периоду столетней давности. Практически во всех странах мира падает доля доходов 90% населения и стремительно растет доля 0,1%, в который как раз входит элита, и 9,9% топ-менеджеров, разработчиков, программистов, рекламистов, аналитиков финансианализма и экономики доступа.

По всему миру идет процесс завершения трансформации капиталистического классового общества в сословное, а в перспективе в кастовое, состоящее из 0,1% лендлордов или хозяев, почти 10% их интеллектуальной, бытовой и военно-силовой обслуги и остальных 90% населения. Наиболее четко и выраженно такого рода процессы идут в США, Индии, России, Китае, Великобритании, а также в новых индустриальных странах по всему миру. Европа, особенно Западная, сопротивляется, так же как и в целом, наступлению экономики доступа. Однако, это, по всей вероятности, продлится не слишком долго.

НА КРАЮ ПРОПАСТИ

Экономика доступа — реальная сердцевина воспроизводственных процессов на нисходящей фазе глобальной динамики. Интеллектуальная обслуга лендлордов пытается прикрыть её бессмысленными, но хорошо упакованными концептами, вроде четвертой или третьей производственной революции, цифровой экономики и т. п.

Если отбросить наукообразную терминологию и посмотреть на реальные факты, можно констатировать следующее. В преддверии неизбежного терминального кризиса капитализма, отягощенного климатической турбулентностью и технологической сложностью, правящие группы всего мира озабочены решением одной единственной задачи — продлением насколько возможно более-менее стабильного состояния обществ.

Задача стабильности принципиально решается лишь двумя путями: либо снижением внешней неустойчивости, либо повышением управляемости. Неустойчивость климата так же, как и динамика научно-технологического прогресса — это неуправляемые процессы. Единственный вариант — повышение внутренней стабильности, попытка, что называется, заморозить ситуацию перед разверзающейся пропастью.

Эта проблема, хотя и тщательно скрывается от сколько-нибудь широкой публики бенефициарами нынешнего порядка решается повсеместно, опираясь именно на экономику доступа, алгоритмические общества и информационно-коммуникационные технологии. В Китае эти попытки получили название системы социального кредита или, как ее именуют на Западе, — цифрового авторитаризма, в Соединенных Штатах — капитализма наблюдения, экономики платформ или алгоритмического общества, в России — долгого государства «глубинного народа».

При всем различии, противоречивости и конкурентности этих проектов, их объединяет попытка остановить неизбежно наступающее время. Изложив нынешнюю трехконтурную картографию глобальной экономики, в следующий раз можно коротко сформулировать, в чем причины ошибки прогнозирования глобального кризиса, и когда он все-таки, вероятно, начнется.

Елена Ларина, 21.01.2020