Степан Захарчук: «В обычной жизни я не бью людей»

Степан Захарчук: «Когда появился вариант с Нижнекамском, я был очень рад. Недалеко до Казани, семья всегда рядом. Мы очень быстро договорились о контракте»

«В «НЕФТЕХИМИКЕ» Я ПЕРЕЗАГРУЗИЛСЯ»

— Степан, летом вы подписали контракт с «Нефтехимиком». Были другие варианты?

— Имелась пара вариантов в КХЛ, но мы с семьей решили, что будем переезжать в Казань. Дети пойдут там в школу, да и город уже как родной — сколько времени я там провел. Когда появился вариант с Нижнекамском, был очень рад. Недалеко до Казани, семья всегда рядом. Мы очень быстро договорились о контракте.

— Разговоры об интересе к вам со стороны Нижнекамска ходили еще в 2018 году. Почему оказались в «Адмирале»?

— Тогда тренером в «Нефтехимике» был Андрей Назаров. Значит, на тот момент меня не видели в составе. Переговоров с «Нефтехимиком» не было.

— В Нижнекамске в первом же матче вы набрали 3 (1+2) очка, а сейчас вы один из самых результативных защитников команды. Это перезагрузка карьеры?

— Только показатель +/- нехороший (-6), надо в этом компоненте добавить. Тренеры доверяют игру в большинстве, а в нем, как правило, и можно набрать больше всего очков. Надо оправдывать доверие, ну и в ворота попадать почаще — еще больше будет голов. Одно время у меня не шли дела, сейчас я перезагрузился, и, тьфу-тьфу, получается.

— Если раньше вы были 100-процентным домоседом, то сейчас больше атакующий защитник. Это так?

— Ну да, в командах, где я был ранее, для большинства существовали другие люди, а я играл в меньшинстве. Раньше я в основном являлся оборонником. Здесь тренеры разрешают подключаться защитникам к атакам, просят помогать нападающим, но с головой. Это намного интереснее.

— Как дается такое перестроение в 33 года?

— Нетяжело. В конкретном моменте надо просто немного больше подумать и принимать правильные решения. В 33 года, наоборот, есть большой опыт, поэтому не так все сложно.

— И удаляетесь теперь вы нечасто.

— Стараюсь играть и почище, и поаккуратнее, зная свою историю. Мне нельзя подводить команду и получать эти штрафы, пропуская игры.

— Это влияние той 15-матчевой дисквалификации?

— Можно сказать, да. 15 игр — это очень много. Я был крайне разочарован, когда получил такую большую дисквалификацию. Но это пройденный этап. Теперь я иногда стараюсь сыграть не так, как сделал бы раньше.

— Но все-таки ретроспективно вы смотрите назад, анализируете карьеру?

— Конечно. Что-то поменял бы, в каких-то ситуациях поступил бы иначе. А так в целом карьера идет нормально. Главное, чтобы было здоровье.

— Вспомните тот прием на Артеме Пеньковском?

— Там получилось, что он развернулся передо мной. А я уже ехал в него и подтолкнул. Он просто неудачно ударился — о борт лицом. Я ему писал потом, желал здоровья. Это неприятная ситуация для обеих сторон. Я не хотел, чтобы кто-то получил травму из-за меня.

— Просили прощения?

— Ну конечно, я извинился. Это нормально, по-человечески.

— Тогда против вас поднялась целая волна в СМИ.

— Да она против меня всегда поднимается, они же меня любят там, особенно судьи.

— Агент Пеньковского Шуми Бабаев призывал пожизненно вас дисквалифицировать, Александр Кожевников говорил, что природа наградила вас талантом наносить травмы, общественность в интернете негодовала. Как такое отражалось на вас?

— Да никак, я спокойно к этому относился. Конечно, обидно, но что же теперь сделаешь. У нас демократия в стране, каждый может выражать свою точку зрения.

— У вас тогда была настоящая черная полоса.

— Ой, у меня началось все с Нижнего Новгорода. Я как приехал, получил сразу четыре матча, потом пять и уже не играл в плей-офф. Потом не получилось ни с кем подписать контракт, начал сезон в Самаре. Затем приехал в «Адмирал», первая игра — и сразу 15 матчей. Замечательно вообще было, потренировался.

«Кому нужен хоккеист, который одну игру играет, а 15 нет? Да еще при таком количестве удалений, когда игры в основном решаются за счет большинства-меньшинства»

«ПОСЛЕ ДИСКВАЛИФИКАЦИИ ПЕРЕСМОТРЕЛ СВОЮ ИГРУ»

— Что изменилось после этого? Пришло понимание, что карьера под угрозой?

— Она не была под угрозой. Просто надо было что-то менять. Кому нужен хоккеист, который одну игру играет, а 15 нет? Да еще при таком количестве удалений, когда игры в основном решаются за счет большинства-меньшинства. Поэтому надо было немного поменять, пересмотреть свою игру, стать более «чистым». Думаю, тот период в карьере повлиял на меня.

— Чем все это время занимались, кроме тренировок? Как боролись со стрессом?

— Тренировался, семье звонил, гулял по Владивостоку. Команда уехала на выезд, а я остался. Город, конечно, шикарный — красивый, на сопках находится, походить-погулять очень интересно. Корабли, подводные лодки. Потом жена приехала, гуляли с ней. В остальном — тренировки, тренировки...

— Смотрели фильм «Разрушитель» с Сильвестром Сталлоне? Он там вязал спицами…

— Надо тоже вязать начать, может, хоккейные майки. (Улыбается.)

— А у вас есть какое-то хобби?

— Да нет, такого хобби нет. В приставку играю, когда семьи нет. А так, когда дети приезжают, провожу свободное время с ними, отвлекаюсь от всего. Так что единственное хобби — приставка. Вязать — не вяжу пока, надо начать, наверное.

— Хоккеисты обычно играют на приставке в футбол, а не в хоккей, почему?

— Действительно, в основном так. Не знаю, почему, мне кажется, это просто самая популярная игра. Я играю и в хоккей, и в футбол. Сейчас уже очень редко. В GTA еще играл.

— С кем-то или один?

— Один. Сейчас вот старший начал кое-что понимать, с ним в хоккей иногда играем. Он, конечно, проигрывает, приходится иногда поддаваться.

— Есть мнение, что хоккеисты не любят читать…

— У нас в команде многих ребят замечаю с книжками. Я все тоже хочу начать, но никак не соберусь.

— Электронную или бумажную?

— Думаю, бумажную. Надо же придерживаться классики. Электронные книги… Сейчас и так все в телефонах, куда ни посмотри. Телефоны, телефоны, в которые все уткнулись. Лучше просто возить с собой книжку.

«ЕСЛИ ЖУРНАЛИСТЫ МЕНЯ ОБСИРАЮТ, ПОЧЕМУ Я ДОЛЖЕН ДАВАТЬ ИМ ИНТЕРВЬЮ?»

— Какое у вас отношение к журналистам?

— Хорошее. Просто иногда они задают вопросы, которые не относятся к теме хоккея. Я понимаю, что это тоже работа, надо идти на контакт. Людям всё-таки интересно читать про нас, как мы живём, в какой манере думаем. Среди журналистов много хороших ребят. Одно время я не давал интервью, потому что как-то написали не то, что я говорил — немного неприятно было.

— Во время дисквалификации вас в прессе не жалели.

— Ну, да. А почему, например, меня обсирают, грубо говоря, в прессе, а я должен им потом ещё интервью давать? А если мне не хочется? Все же просят интервью, когда у тебя что-то произошло. Вот когда случилась дисквалификация после травмы Пеньковского, сразу все захотели взять интервью. Что же вы не берёте интервью, когда всё хорошо? Вот как сейчас, например. Почему же все хотят, когда на 15 игр попал. «Что вы думаете, что вы думаете?» Что я думаю… Я удалился на 15 игр, что я могу думать? Обычно журналистам нужны вот такие эмоции. Понятно, что это интереснее (улыбается), но порой не хочется ими делиться.

— Журналисты хотят, чтобы человек открылся с неожиданной стороны.

— Ну, да, это они любят (улыбается). Поддеть где-нибудь, спросить что-то неожиданное. Но это их работа, почему нет. Мне кажется, людям интересно узнать хоккеистов с какой-нибудь другой стороны. Они видят их только на льду и слышат банальные слова после игры.

«Драки — не самое главное в хоккее. Если по делу, то надо подраться. А просто так — думаю, это никому не нужно»

«В ЖИЗНИ Я НЕ БЬЮ ЛЮДЕЙ, ДА И В ХОККЕЕ ДРАКИ МАЛО КОМУ НУЖНЫ»

— А есть у вас какие-то правила, чего нельзя делать на льду и в обычной жизни?

— На льду надо сдерживать свои эмоции, чтобы голова была холодная. Где-то лишний раз не накосячить, не удалиться. А в жизни — у всех есть какие-то принципы. Режимить надо обязательно, без этого сейчас никуда. Вспомните, сколько людей из-за несоблюдения режима ломали себе карьеры. Ну и больше времени уделять семье. Мы полгода в поездках, неделю — там, неделю — в другом месте. Поэтому каждую свободную минуту надо уделять родным. Если у меня выходной, я сразу еду в Казань, мои там тоже скучают.

— Сейчас все сильно режимят, хоккеисты поголовно стали профессионалами?

— Да, без этого далеко не уедешь. Режим — это основное, твое здоровье. Нужно больше внимания уделять еде, с осторожностью относиться к алкоголю.

— Сон, наверное?

— Сон! Вот сейчас интервью даю, а я спать должен в это время. Даже в отпуске ты приходишь с прогулки с детьми, пообедаешь и постоянно ложишься спать. Это вошло в привычку.

— Говорят, что это становится проблемой хоккеистов, когда они заканчивают карьеру — спят днем, а ночью их мучает бессонница.

— Я тоже слышал об этом, но у меня в принципе со сном нет проблем.

— Даже после игр?

— Да. Посидел немного, посмотрел повтор игры, позвонил родителям, может, кино какое-нибудь и спать лег. Такого, чтобы до пяти утра не спать, — у меня нет.

— Знаете, раньше кодексы были в НХЛ, когда там еще играли тафгаи, персональные защитники…

— Сейчас уже другой хоккей, нет никаких кодексов. Понятно, что, если твоего вратаря обижают или партнеру нагрубили, любой должен вступиться. Это нормально, всю жизнь подобное было и никуда не ушло. А так, чтобы тафгай с тафгаем — сейчас такого нет.

— Последнее время вы вообще отстранились от драк.

— Драки — не самое главное в хоккее. Если по делу, то надо подраться. А просто так — думаю, это никому не нужно.

— За вами одно время закрепился такой имидж — называли костоломом, убийцей. Степан Захарчук на льду и в жизни — два разных человека?

— Да, в принципе, нет. На льду я более сосредоточен, внимателен, в игре не до смеха. В жизни-то можно и расслабиться, похихикать. Не такой уж я и разный. Ну в обычной жизни я людей не бью. (Улыбается.)

«Сейчас все равно хоккей меняется, он становится быстрее, нападающие все знают, кто где, куда бежать. Поэтому стало сложнее»

«У НАС В СЕМЬЕ ТРИ БРАТА ИГРАЛИ В ХОККЕЙ, МАМА ПОСТОЯННО ЗАШИВАЛА ФОРМУ»

— Как вы попали в хоккей?

— У нас дедушка очень любил спорт, он сам катался и в футбол играл. Нас три брата — старший, я и Ванька, и вот дедушка в Самаре отвел нас всех на хоккей. Со старшим мы ходили в один год, несмотря на разницу, а младший — в свой год. Можно сказать, благодаря дедушке мы стали хоккеистами. Он очень много в нас вложил, был просто фанатиком спорта. Я помню в детстве эти зарядки постоянные, дома гантели — огромное ему спасибо за это, если бы не он… Ну и понятно, что родители помогли. Мама постоянно эту форму все зашивала. Носки дырявые — она все зашивала, дедушка — краги.

— Тогда, наверное, с формой были проблемы?

— Да, такого доступа ко всему, как сейчас, не существовало. Одни перчаточки — на три года тебе, каждую дырочку в них зашивали. Это сейчас: пошел — и тьма любой формы.

— Защитником вас тренер потом поставил, как это обычно бывает?

—  Я, по-моему, всю жизнь в защите играл. Может, из-за того, что быстро не бегал. В нападении я не играл никогда, насколько помню, ни разу.

— Могли и вратарем поставить?

— Я уже не помню, как выбирали вратарей. Но мы тогда все хотели быть голкиперами, это интересно — ловить шайбу. Лишь потом понимаешь, что там совсем другие обязанности и ответственность. И психологически, мне кажется, вратарям очень сложно. Они должны быть очень устойчивыми, работа у них не из легких.

— Поэтому они такие своеобразные?

— Это есть, да. Но не настолько на самом деле они отличаются от нормальных (улыбается) — они отличные ребята. Сколько я помню, постоянно жил в гостинице с вратарем, со многими мы друзья.

— У вас двое сыновей…

— Да, 4 и 7 лет. Старший пошел в хоккейную школу, в первый класс, младшему тоже вот — купил коньки в выходные. Смотрит на брата, тоже хочет играть. Дома клюшки, мячики летают, вазы бьются, по дверям стучат. Это нормально. (Улыбается.)

— Планируете, что сын пойдет по вашим стопам?

— Ему нравилось, когда он видел меня на льду. Сейчас ему это очень интересно, он каждый раз спрашивает: когда тренировка, во сколько, а мы не опоздаем? Он молодец, старается, и пока у него получается. Мне нравятся его рвение и желание. У младшего как будет, посмотрим, но у старшего пока — тьфу-тьфу-тьфу, получается.

— Он занимается в хоккейной школе «Ак Барса»?

— Да. В Казани вообще серьезный подход к детскому спорту, хорошие тренеры, да и город всегда славился своей школой.

— Родители часто любят вмешиваться в работу тренера, сами учат ребенка, как надо играть.

— Я считаю, что это неправильно. У детей есть тренер, а что родители? Родитель — дома, вот там он должен воспитывать ребенка. Там, пожалуйста, вот на скакалочке попрыгай, поотжимайся, а в работу тренера вообще не надо лезть.

— То есть вы никак не вмешиваетесь?

— Нет, я никак не лезу. Если что-то сын просит у меня дома подсказать, это без вопросов, я всегда буду ему помогать. А на тренировке у него есть свой тренер, которого он должен слушаться и выполнять его требования. А я только дома ему что-то подтянуть — с броском помочь или развитием силы.

— А если его не будут ставить в первые пятерки?

— Значит, он сам виноват. Иди тренируйся лучше, чтобы тебя поставили. В состав не ставят не потому, что ты такой вот парень, а потому, что кто-то есть лучше тебя. Так что иди доказывай, что ты лучше тех.

«Хоккей — это же силовой вид спорта, поэтому должна быть силовая борьба. Хоккей без нее не бывает»

«С МОИМ РОСТОМ МОЙ СИЛОВОЙ ВСЕМ, КРОМЕ АРТЮХИНА, ПОПАДЕТ В ГОЛОВУ»

— Вопрос про силовые приемы. Этому учат?

— Ну как учат. Просто надо правильно подкатиться. Нужно, чтобы соперник тебя не видел, побежишь в лоб — он тебя обыграет, и все. Важно выбрать правильную позицию. Из нее можно сыграть, но надо, чтобы силовой прием был еще чистым. Так-то можно разбежаться и в башку дать кому-то. Надо, чтобы человек и с шайбой был, и движений никаких запрещенных не имелось.

Хоккей — это же силовой вид спорта, поэтому должна быть силовая борьба. Хоккей без нее не бывает. Сейчас стало, конечно, строже, но все равно.   

— Не разделяете мнение Даниса Зарипова, когда он сказал про балет?

— Это он на эмоциях сказал. Но бывает иногда балет. Некоторые балерины есть у нас в лиге.

— В «Салавате» обычно одного вспоминают.

— Ну есть там один, да. Но он очки-то набирает.

— С новыми правилами стало сложнее играть? Например, появился поздний силовой прием.

— Да он, в принципе, всегда был, просто считали на глаз. Да и сейчас за него, может, пару раз всего удаляли кого-то в сезоне, так что ничего особо это правило не усложнило. Вот для вратарей поменялось очень многое. Но они молодцы, схватили это быстро, и тоже особенно никто не удаляется.

— Леонид Вайсфельд защищал вас, говорил, что часто попадаете в голову из-за роста и особенностей комплекции.

— Ну вот да. Если бить, то я, наверное, любому, кроме Артюхина, в голову попаду. Попал в голову — неважно, плечом или нет, — это 5 плюс 20, правила такие, от них никуда не денешься. Поэтому надо как-то правильно позицию выбирать или не бежать лишний раз бить соперника, если он тебя не видит или маленький игрок, потому что это чревато.

— Там еще смотрят отрыв коньков.

— Это уже второстепенное. Да и по инерции ты все равно отрываешься в момент удара и без всякого прыжка.

— Как-то странно получается, что теперь высоким защитникам стало сложно. Раньше вроде чем выше защитник, тем легче ему было играть?

— Но это раньше. Тогда правила другие были. Посмотрите какую-нибудь нарезку из НХЛ, где там людей вытряхивают. Сейчас все равно хоккей меняется, он становится быстрее, нападающие все знают, кто где, куда бежать. Поэтому стало сложнее.

— А бывает, что игроки специально подставляются под силовой?

— Да, могут подставиться. Если на тебя идут — развернулся быстренько спиной, тебя толкают — и это толчок на борт.

— Но ведь так можно травму получить.

— Бывает такое, что сам себе можешь травму нанести, если начнешь разворачиваться. Так же и с Пеньковским. Бежали бы мы плечом к плечу, просто столкнулись бы. Он увидел меня, начал уходить… Ситуации разные бывают. Можно подставиться так, что и себя подставишь, и потом травму получишь.

— Какие самые страшные травмы видели за свою карьеру?

— Я помню, когда был в Самаре в Высшей лиге, мы играли, кажется, в Альметьевске и у нас парень лег под шайбу. Ему прямо со щелчка в лицо шайба попала. На это не особенно приятно смотреть. Все лицо синее, кровища, было жутко.

«ИГРАЮ В СТАРОМ ТРЯПИЧНОМ НАГРУДНИКЕ, В ИГРЕ НЕ БОЛЬНО, КОГДА ПОПАДАЕТ»

— Как после такого самому бросаться под шайбу? Выключается что-то в голове, инстинкт самосохранения?

— В игре как-то не обращаешь на это внимание. В игре не больно, когда попадает. Кто больше заблокировал бросков, тот и выигрывает, статистика не врет. Надо помогать своему вратарю.

— Но есть много незащищенных зон.

— Есть, поэтому надо правильно выкатываться, не спиной вперед бежать. Правильно выбирать позицию, чтобы шайба попала в щитки.

— Есть разные нагрудники. У вас насколько защищенный?

— У меня самый маленький тряпичный нагрудник. Раньше был такой нагрудник Cooper, если помните, на груди шнуровкой завязывался. Вот примерно такой у меня.

— Как в таком играть, особенно защитнику?

— Ну удобно же. Это раньше, когда был помоложе, все гнались за новой формой. Сейчас больше нравится в одной, к которой привык. У меня щиткам лет 15, нагруднику лет 8. Не хочется менять, в нем очень комфортно, удобно. Вот коньки — да, нам приходится менять по две-три пары за сезон. Ну перчатки еще. А все остальное менять не хочется, оно старенькое, как влитое на тебе сидит.

— А коньки так быстро изнашиваются?

— Я, например, заматываю лентой гамаши к конькам, и у меня задний язычок ломается. Да и ботинок изнашивается. Сейчас новые модели коньков на рынок выводят с такой скоростью, что не успеваешь менять. Только в одних поиграл, уже приходится привыкать к новым. Сейчас коньки стали очень комфортными, их разогревают в печке и формуют по ноге, после этого они запоминают форму. Технологии до того дошли, что уже делают индивидуально по слепку ноги конкретно пару для тебя. Лезвия все съемные, меняются за три секунды, всегда есть запасные. Станки уже сами точат. Хоккей в этом плане меняется в лучшую сторону. Много инноваций, то же самое с клюшками.

— Щелчок намного стал сильнее с новыми клюшками по сравнению с деревянными?

— Конечно. Сейчас качество клюшек очень хорошее, и скорость шайбы после броска стала выше. Раньше, когда играли с деревяшками: то клюшка сломается, то шайба не долетит.

— Сколько у вас уходит клюшек за сезон?

— Один год был вообще ужасный, каждую игру я ломал, наверное, по две клюшки — такой период. А так нам заказывают по 30–36 клюшек на сезон. Если будет не хватать, дозакажут. Если раньше еще кому-то заказывали больше, кому-то — меньше, сейчас такого нет. Если молодой игрок попал в первую команду, ему заказывают столько же клюшек.

— В том сезоне были дикие истории, когда «Ижсталь» играла на выезде неполным комплектом клюшек. Когда игроки ехали со смены, они передавали клюшки следующим.

— У нас в Высшей лиге в Самаре такое происходило — одна клюшка на два человека. Но это давно, мне тогда еще 16 лет было. Кто-то сломает клюшку — с ним делится партнер.

— А как же правый хват, левый?

— Один раз игрок сломал клюшку, бежит к скамейке, чтобы ему дали другую, а ему вытащили не с его загибом. Ничего, сыграл, выкинул шайбу из зоны.

«Если какая-то грязь, можно и подраться. В принципе, такое нормально, это хоккей»

«МНЕ ТОЖЕ ПОПАДАЛИ В ГОЛОВУ, МАЛЕНЬКО ВСТРЯХИВАЛИ ФОНАРЬ»

— Если вернуться к травмам, у вас были сотрясения?

— Были, но не сильные. Попадали по голове, встряхивали маленько фонарь.

— В прошлом феврале Денис Зернов попал вам в голову, помните этот эпизод?

— Ну там я тоже наклонился — он парень-то маленький. Так получилось, он тоже не хотел попасть мне в голову. Пошел в силовой прием, ничего такого в этом нет. Просто задел плечом по лицу — и все: 5 плюс 20. А так-то злого умысла же нет. Он парень-то спокойный, просто бывает такое. Как у Бурдасова, помните, в том году? У него одни удаления были — 5 плюс 20. А сам по натуре он снайпер, хороший игрок, ну бывает такое — не пошло что-то, как не удаление, 5 плюс 20. И все сразу: «Вот, Бурдасов такой и такой!»

— Если почитать комментарии под новостью о дисквалификации Зернова за тот удар, то там ни одной с пожеланиями здоровья вам. Все только злорадствовали.

— Ну так вот любят меня, по-своему.

— Еще и про симуляцию писали.

— Да, там симуляция была. Конечно.

— Шон Лалонде вас недавно ударил клюшкой между ног.

— Да, колющий удар.

— В хоккее это считается некрасивым приемом?

— Это подло, во-первых. Подъедь так, что-нибудь скажи, а тыкать исподтишка — очень некрасиво. Защита? Она есть, но в паху можно задеть так, что ничего не поможет. Тем более это такой подлый прием, что ты ничего не сможешь сделать, если не ожидаешь.

— Такую игру обычно замечают за канадскими хоккеистами, которые приезжают к нам из АХЛ, они и подраться могут.

— Ну да, североамериканский хоккей — он такой, более силовой. Особенно АХЛ, у них там одни стычки, силовые приемы, площадочка маленькая, все бьются. Сюда они его и везут. Но я считаю, что это нормально, хоккей и должен быть такой. Конечно, без грязи. Если в пределах правил, то почему бы нет.

— А как вы относитесь к игрокам, которые грязно играют?

— Ну как? Надо наказывать таких, шлепнуть ему в душу. Конечно, по правилам. Но если какая-то грязь, можно и подраться. В принципе, такое нормально, это хоккей.

— Прошлый сезон у вас такой получился, что Бурдасов вас бил в голову, Зернов — два раза. Не считаете это последствиями того, что за вами до того закрепился определенный имидж?

— Нет, я думаю, нет связи.

— Сейчас многие легионеры, вернувшиеся домой, часто критикуют КХЛ. Как вы к этому относитесь?

— Это их дело. Они приезжают сюда, зарабатывают хорошие деньги. Писать потом грязь про Россию — как-то неправильно. Это как-то не по-честному: почему ты сюда едешь тогда? Тем более к иностранцам у нас относятся очень лояльно, они язык не учат. А потом дают интервью, что это плохо, то нехорошо. Тогда не приезжай, сиди у себя там.

— В частности, Тим Стэплтон критиковал Владимира Крикунова. Вы же с ним работали?

— Я год с ним работал. Качественный тренер, матерый, знает все о хоккее. Да, старая школа — баллоны, бега.

— Как вам его работа над физикой?

— Да хорошо. Потом поэтому у него все команды в плей-офф и играют. Посмотрите, на каком ходу сейчас «Динамо». У каждого тренера, конечно, все по-своему, у Крикунова — своя методика. Когда про него говорят, ему всегда вспоминают баллоны, но я бы не сказал, что это что-то из ряда вон. Тяжело, конечно, но у любого тренера предсезонка тяжелая. Бывает и плохо, если перегрузишься, зато потом легче станет. Сначала плохо, а потом хорошо. (Улыбается.) Когда бежишь кросс, тебе же тяжело, не хочется, а добегаешь и уже чувствуешь себя по-другому — ну все, классно.

— Вы что больше любите в подготовке: бег или велосипед?

— Бег раньше я вообще не любил, кроссы для меня были каторгой. Сейчас более-менее. Последние года три начал бегать летом. Я понимаю, что бег — это неотъемлемая часть подготовки, потому что она развивает выносливость. Знаю многих ребят, кто также раньше не любил бег, но со временем втянулся. Когда ты начинаешь бегать, привыкаешь и со временем чувствуешь себя лучше.

— Говорят, что бег негативно сказывается на суставах.

— На коленях, да. Но все негативно влияет, чего ни коснись. Надо лечь на матрас, и тогда не негативно будет.

«На доске тебе рисуется схема, как, например, играет соперник, как они раскатываются из своей зоны. Нам подсказывают, как мы должны построиться перед ними. Это и есть установка»

«ОДНАЖДЫ БИЛЯЛЕТДИНОВ ТРИ ЧАСА РАЗБИРАЛ ИГРУ НА СОБРАНИИ»

— «Нефтехимик» — такая интересная команда, в которой много молодежи и возрастных игроков.

— Да, Виталя (Атюшов — прим. ред.) нам прибавил возраста. Но он мастер, у него есть чему поучиться и на льду, и в быту — он профессионал. Я рад, что он с нами в одной команде.

— Он до этого много в каких клубах был капитаном. Как вы с ним делите авторитет в «Нефтехимике»?

— Да никак, мы с ним на равных. Он мне подсказывает и помогает в раздевалке — завести команду или в других моментах. Такого, что ты капитан, а я нет, давай не будем дружить, нет. У нас отличные дружеские отношения.

— Вам еще далеко до 40, но уже задумывались о том, когда настанет момент завершить карьеру?

— Я пытался подумать над этим, но вообще ничего не идет еще в голову. Пока есть хоккей, и слава богу, лишь бы здоровье было. В тренеры все обычно идут, но меня такая перспектива не радует. Я не хотел бы быть наставником, мне кажется, это очень сложно терпеть, не представляю, как можно вообще управлять неуправляемыми. А такие бывают. В команде всегда есть один такой талант, которому говоришь, а он не понимает. (Смеется.)

— Вы к таким себя не относите?

— Нет, я внимательно послушал на собрании — и на лед, выполнять установку тренера.

— Все хоккеисты говорят о тренерской установке, а как это выглядит?

— На доске тебе рисуется схема, как, например, играет соперник, как они раскатываются из своей зоны. Нам подсказывают, как мы должны построиться перед ними. Это и есть установка. Разбираем видео разные. Она постоянно меняется, в зависимости от команды, с которой играем. У всех тренеров своя тактика, кто-то больше забрасывает в зону, кто-то через передачу входит, кто-то так раскатывается, кто-то по-другому. Смотрим всех и готовимся к играм. Это помогает, потому что ты выходишь на игру и примерно представляешь, что тебя ждет, как они будут открываться. И становится намного легче войти в игру.

— Эти собрания бывают продолжительными?

— Смотря как сыграли. Если безобразно, то там можно и два часа посидеть поразбирать. Перед игрой, конечно, не такие. Перед раскаткой — 15 минут, не больше, и после — 20 минут. А вот если свободный день — следующий после игры, то после тренировки можем сесть и часочек посмотреть, разобрать все — где, как и почему. Помню одно собрание с Зинэтулой Хайдяровичем, на котором мы просидели, наверное, часа три. Кому-то мы тогда проиграли: то ли Владивостоку, то ли Хабаровску. Три часа мы разбирали каждый момент, столько там было ошибок у нас.

— А как тренеры указывают на ошибки во время игры?

— Говорят на скамейке, что ты сделал не так, а вот так надо было. Потом, в перерыве, уже более наглядно подскажут, как надо действовать. Но ошибки, они есть, это хоккей. Не ошибается только кто у нас? Мертвый и кто ничего не делает. Ошибки всегда были, есть и будут, просто их надо минимизировать.

«Когда я только приехал в Казань, я думал: ой, Леша Морозов! А он оказался настолько простой. Как и Данис Зарипов»

«ДЛЯ МЕНЯ САМЫМ ЛУЧШИМ КАПИТАНОМ БЫЛ ЛЕША МОРОЗОВ»

— Вы сказали, что старший брат тоже занимался хоккеем, а где он сейчас?

— Да, он играл, потом у него случилась травмы — сначала с коленом, потом со спиной. Он рано закончил. В этом году пошел работать детским тренером в Самаре. Недавно они куда-то ездили, говорит, 80 голов пропустили за три игры, что ли. Я отвечаю: смотри, чтобы тебя не уволили там. (Смеется.) А так нормально. Конечно, непривычно работать педагогом. Говорю: читай литературу, готовься, летом приеду — помогу.

— Младший брат Иван говорил, что вы с ним не очень общаетесь.

— Да нормально общаемся. Просто на тот момент, может, у каждого были свои какие-то проблемы. Нормально мы общаемся, поменьше, конечно, чем раньше, хочется побольше, но у каждого теперь своя семья. Недавно мы созванивались, когда «Адмирал» расторг с ним контракт. Спросил, как дела у него. Может, надо побольше общаться, но не получается.

— Из того интервью можно было подумать, что вы молчаливый и слышно от вас только «Гм, хм, угу» — как от тюленя.

— Может, он свое придумал что-то, возможно, это он тюлень? (Смеется.)

— Да и как можно быть капитаном, если ты закрытый человек?

— Конечно, ты должен уметь сказать правильные слова. Если будешь закрытым, кто тебя станет слушать, во-первых? В команде много молодых ребят, они должны смотреть, на кого-то учиться, ведь кто-то из них в дальнейшем сам будет капитаном. Вот у меня отличный пример — Леша Морозов, для меня это самый лучший капитан, с которым я играл. Сашка Свитов — тоже такой капитанище. Были примеры, я на них смотрел и сейчас, когда меня сделали капитаном, вспоминаю, как они себя вели в каких-то моментах, как готовили команду перед играми. Ребята тоже смотрят на тебя, надеются: капитан — это не просто буква. Ты должен уметь и поддержать, и поорать на кого-то.

— Про Морозова говорят, что у него существовал очень высокий авторитет в команде.

— Он был великолепный игрок, лучший снайпер. Но он умел и разговаривать, постоянно находился в контакте и с тренерами. Он даже не то что капитан, во-первых, просто отличный человек. Когда я только приехал в Казань, думал: ой, Леша Морозов! А он оказался настолько простой. Как и Данис Зарипов. Они вроде такие люди, что до них расти и расти, а на самом деле в жизни они не звезды, а отличные ребята, с которыми и посмеяться можно, и пошутить над ними. Мне посчастливилось поиграть с такими хоккеистами и поучиться у них.

— Морозов как-то рано закончил карьеру.

— Сколько Леше было? 36, наверное. Это надо у него спросить, мы с ним на данную тему не разговаривали. Пару раз я его видел в Москве, когда он приезжал на хоккей — привет-привет, а так, чтобы спросить… Значит, он так решил на тот момент. А поиграть-то он еще мог, побросать. Ему только шайбу давайте, и все — он в угол ее бросать будет.

— То есть он как Овечкин?

— Есть Овечкин, а есть Морозов. Один — справа, а другой — слева.

— В том году, когда Зинэтула Билялетдинов объявил об уходе из «Ак Барса», вы удивились?

— Нет, почему? Человек столько проработал, многого достиг. Это один из сильнейших тренеров в России. Тот сезон получился неудачный, может, он тоже взял перерыв, чтобы перезагрузиться. Тренеры вообще, мне кажется, очень устают психологически. Но, я думаю, может быть, он и вернется. Возможно, он сейчас отдохнет чуть-чуть и возьмется снова за работу.

— Из всех тренеров, с которыми вы работали, кого бы отметили прежде всего?

— Петра Ильича Воробьева. Вот он молодым дает дорогу. Для него в команде авторитетов нет. А вообще, я работал с Петром Ильичом Воробьевым, Зинэтулой Хайдяровичем Билялетдиновым, Владимиром Васильевичем Крикуновым — с такими тренерами старой школы. У каждого свой подход, система, все они по-своему хорошие наставники.

— Новое поколение тренеров сильно отличается от них?

— Да, хоккей двигается вперед. Наш тренерский штаб в «Нефтехимике» почти весь поиграл в Америке, играли за сборную. Отовсюду они взяли что-то свое.