Альфрид Бустанов: «О чем говорят татарские рукописи?»

Альфрид Бустанов: «Все исламские книги начинаются с восхваления Творца и приветствия его Посланнику. Обычно их можно пропустить до фразы «А теперь», где, собственно, и начинается изложение»

АРАБСКИЕ КЛИШЕ ВДРУГ СМЕНЯЮТСЯ ТАТАРСКИМИ СЛОВАМИ

Зная о моих профессиональных занятиях, знакомые часто показывают мне старые книги, хотят узнать, о чем там идет речь. Для меня это хорошая практика и в чем-то даже развлечение: никогда не знаешь, что тебя ждет в книгах, заботливо хранимых в бабушкином платке… Каждодневная работа с татарскими рукописями сопряжена со многими нюансами. О некоторых из них я хотел поведать любопытному читателю.

Не так давно мне принесли на атрибуцию большую пыльную рукопись. Перед тем как осматривать саму книгу, я спрашиваю, откуда она. Владелец говорит, что осталась от родственников, мол, ее привезли из такого-то района в Республике Татарстан. Хорошо, пусть так. Иногда ведь речь может идти о частной библиотеке известной личности, поэтому спрашивать всегда полезно. Недавно, например, в Национальную библиотеку РТ были переданы книги, принадлежавшие ранее близкому окружению самого Шигабутдина Марджани. Так что надо быть начеку.

Итак, встречаем «незнакомку» по обложке. У нашей рукописи картонный переплет. Чтобы последний сохранить, прежний хозяин обшил его тканью, теперь плотно пропитанной пылью. Переплеты книг — интересный и информативный источник. Он может помочь датировать рукопись, если переплет «родной» и не был заменен более поздним, и рассказать о ее происхождении. В наших краях нередко переплеты делали из дерева (всегда хочется по ним постучать пальцами), на Кавказе кожаные переплеты орнаментировали ромбиками, а в Средней Азии и Иране покрывали лаком и оставляли тиснение, в котором мастер зачастую указывал свое имя. Увы, очень часто переплета и вовсе не бывает, тогда рукопись легко подвержена всяким испытаниям, теряет прежний лоск и даже листы с текстом. У нашей рукописи поздний переплет, его сделали уже в советские годы, чтобы сохранить память о близких или же чтобы продолжать использовать книгу по назначению — нельзя недооценивать традиционную грамотность советских бабаев и абыстай, ведь многие из них вполне могли читать «старые книги» и не спешили с ними расставаться.

Так-так, а что внутри? Все исламские книги начинаются с восхваления Творца и приветствия его Посланнику. Обычно их можно пропустить до фразы «А теперь», где, собственно, и начинается изложение. В этом месте нашей рукописи арабские клише вдруг сменяются татарскими словами. Автор книги сообщает, что для удобства братьев-мусульман он решил перевести классический труд известного богослова Мухаммада ал-Газали «ал-Иктисад фи-л-и‘тикад» с арабского оригинала на «ясный тюркский язык». Получается, весь том занят татарским переводом книги ал-Газали. Ничего особенного? Как бы не так. Любой перевод — это интерпретация оригинала, переключение символов одной культуры в другую. К сожалению, традиция переводов арабской литературы у татар в XVIII–XIX веках мало изучена. Какие именно сочинения переводили и зачем? Как переводили специальную терминологию? Какими принципами руководствовались? Что выпускали, а что, напротив, могли добавить от себя? Как потом эти переводы использовались и имели ли какое-то влияние на татарскую религиозную культуру? Хорошо бы посмотреть в книге Резеды Сафиуллиной, печатали ли татары книгу ал-Газали… Все эти мысли роются в моей голове, пока я листаю рукопись и щупаю ее плотную бумагу.

«Переплеты книг — интересный и информативный источник. Он может помочь датировать рукопись, если переплет «родной» и не был заменен более поздним»

СЕКУНДОЧКУ, А ПОЧЕМУ ПОЧЕРК РАЗЛИЧАЕТСЯ НА РАЗНЫХ ЛИСТАХ?

Татарские переводы арабской классики… Вот уже в который раз мне попадаются такие тексты. Что с ними делать? Собирать картотеку, чтобы в следующий раз легко идентифицировать и сопоставлять? Написать статью по тому, что уже известно о переводах? Попробовать проанализировать один такой перевод и разобрать его по полочкам? Увы, каждый раз останавливаться подробно на таких интересных сюжетах не получается. В самом деле, годы, отданные изучению письменной культуры мусульман России, подобны лишь капле в чайной ложке на фоне бушующего океана. Быть может, когда-нибудь у меня еще будет ученик (или ученица), кому можно доверить эту шикарную тему — языковое многообразие в татарской рукописной традиции. Но пока такой человек не появился и приходится довольствоваться общими наблюдениями то тут, то там.

Секундочку, а почему почерк различается на разных листах? Через каждые 20–40 листов за дело брался новый переписчик, у кого-то почерк был сносный, у кого-то — прям так себе. Над производством этой объемной рукописи студенты работали бригадой в духе коллективной помощи (өмә), чтобы опыт получить и быстрее справиться с большим текстом. Может, даже за деньги, если был заказчик. Всего я насчитал в рукописи 10 почерков, принадлежавших студентам медресе. У каждого из них существовала разная подготовка, кто-то был опытнее, кто-то — не очень. Ясно одно: циркуляция знаний не являлась занятием для избранных, доступ к этой культуре имелся у многих людей.

А что за медресе? Где и когда рукопись была создана? Характерный татарский стиль письма и русская фабричная бумага говорят нам о том, что создана рукопись где-то в середине XIX века. Проверяем себя: обычно в конце книге должен быть колофон — небольшой абзац с точной датой, именем переписчика и местом переписки. Пока листаю книгу ближе к концу в поисках колофона, конечно, где-то в подсознании мелькает мысль: надо собирать такие сведения из разных рукописей, чтобы потом переложить их на диаграммы и карту, тогда у нас будут в руках большие данные о татарских «скрипториях». Зачем это нужно? А затем, чтобы наши знания о развитии исламских наук в Российской империи и Советском Союзе были не приблизительными, а вполне конкретными, с точным представлением об изменениях в репертуаре и идеологической, даже языковой направленности, а то и формировании региональных школ мысли. Что мы сейчас об этом знаем? Да в общем-то ничего…

«Годы, отданные изучению письменной культуры мусульман России, подобны лишь капле в чайной ложке на фоне бушующего океана»

В ИДЕАЛЕ ТАКИЕ ВАЖНЫЕ АРТЕФАКТЫ ДОЛЖНЫ НАХОДИТЬСЯ В БИБЛИОТЕКЕ

Вот, нашел. Колофон нашей рукописи гласит: «Закончена книга в 1864 году в медресе нашего учителя Нигматуллы ал-Алмати в деревне Кизляу». Так-так, кто это и где? Сегодня в подобное сложно поверить, но с начала XIX века Кизляу — современная деревня Курманаево в Нурлатском районе РТ — была главным центром суфизма во всем Поволжье. Нигматулла ал-Алмати (умер в 1853-м) являлся потомственным суфийским шейхом с многочисленными последователями. Тем не менее, как и о многих других исламских подвижниках прошлого, о нем мало что известно: сохранилось только короткое сочинение на татарском языке о практике духовной связи с наставником (таваджух), а также элегии его почитателей в связи с кончиной шейха. Кстати говоря, разнообразие суфийских идей и практик, да и в целом судьба суфизма в России очень слабо разработаны в научном плане. Как и во многих других отраслях, мы можем лишь в общем сказать, что популярная в XVII–XIX веках суфийская этика на протяжении XX века теряет свою актуальность и заменяется упором на хадисоведение и изучение Корана. Чтобы знать детали, еще предстоит тщательно изучить массу анонимных текстов на арабском, персидском и тюрки, в которых очень подробно разъясняется «путь» истинного суфия. Пока же мы можем только надеяться на такое исследование в будущем.

Так выглядит первое знакомство с незнакомкой-рукописью. А что дальше? В идеале такие важные артефакты должны находиться в библиотеке, чтобы обеспечить их сохранность и доступ для исследователей. Если нет, то нужно сделать хорошую электронную копию. Но где ее хранить? Как сделать доступной другим ученым? Такой инфраструктуры у нас, увы, нет. К сожалению, в области изучения татарских рукописей мы по-прежнему забиваем гвозди микроскопом. О том, какие сложности есть в этой сфере, — в следующем тексте.