Ольга Четверикова: «Путь к цифровому слабоумию начинается со школы»

«Взрослым изменить сознание трудно, поэтому концентрируются на детях, которым через изменение системы обучения внедряют иные смыслы, иные стандарты мышления и поведения» Фото: «БИЗНЕС Online»

«У НАС РЕАЛИЗУЮТСЯ ПРОЕКТЫ, КОТОРЫЕ НЕ МОГУТ СЕБЕ ПОЗВОЛИТЬ В ЗАПАДНЫХ СТРАНАХ»

— Ольга Николаевна, расскажите, пожалуйста, о вашей новой книге.

— «Цифровой тоталитаризм. Как это делается в России» — продолжение книги «Трансгуманизм в российском образовании. Наши дети как товар», и посвящена она ключевой, с моей точки зрения, сфере нашей жизни — системе образования.

Сегодня, когда происходит продвижение программы «Цифровая экономика», речь идет все больше не столько о новых технологиях, сколько об изменении сознания людей и установлении новой системы контроля. Взрослым изменить сознание трудно, поэтому концентрируются на детях, которым через изменение системы обучения внедряют иные смыслы, иные стандарты мышления и поведения. Уже многие родители видят углубляющуюся поколенческую пропасть. Трансформация образования сейчас входит в решающую стадию, поскольку основана на форсайт-проекте «Образование-2030», ставящем целью в 2022–2030 годах вообще ликвидировать традиционные образовательные системы. Этот проект как раз и описан в книге «Трансгуманизм в российском образовании».

— Кто стоит за идеей цифровой экономики, кто ее глобальные идеологи и теневые игроки?

— Российский проект «Цифровая экономика» является частью общемировой программы, за которую отвечает Всемирный банк.

Ключевые положения этого направления были изложены в книге «Четвертая промышленная революция» Клауса Шваба, основателя Всемирного экономического форума в Давосе. Шваб подчеркивал, что «четвертая промышленная революция», происходящая в сфере промышленного компьютеризируемого производства («индустрия 4.0»), ведет к глубокой социальной трансформации общества, и в наибольшей степени уязвимым оказывается государство, которое вытесняется негосударственными структурами. Речь идет как о наднациональных системах, так и о локальных сообществах, вплоть до отдельных групп лиц. В этих условиях государство должно согласиться с тем, что в будущем оно станет всего лишь центром по оказанию услуг, а большинство его функций будет отдано иным структурам.

«Шваб подчеркивал, что «четвертая промышленная революция», происходящая в сфере промышленного компьютеризируемого производства, ведет к глубокой социальной трансформации общества»Фото: president.tatarstan.ru

То же касается и системы образования, трансформация которой хорошо описана другим идеологом глобализма — Джереми Рифкиным в его книге «Третья промышленная революция». Поскольку процесс транснационализации является всеобъемлющим, он распространяется на все сферы, и происходит это в рамках нью-эйджевской концепции космического глобального разума. В таком ключе происходит внедрение цифровой экономики и в России.

Книга «Цифровой тоталитаризм» начинается с рассмотрения движения «Нью Эйдж», являющегося преемником многовекового оккультизма. Кстати, о его влиянии у нас говорит, например, тот факт, что в конце ноября в Санкт-Петербурге состоится III международный теософский конгресс, который пройдет под эгидой управления делами президента России (?!). Как указано, он призван содействовать утверждению в обществе системы духовных ценностей, основанной на идеях и принципах теософии, на основе которой и сформировалось движение «Нью Эйдж».

Опасность в том, что создается общество, работающее по модели тоталитарной секты, в которой пытаются поставить под контроль все три силы человеческой души: чувства, волю и разум. Наиболее же эффективным способом управления, разработанным в западных «мозговых центрах» и «лабораториях мысли», является провоцирование у людей чувства страха. Это достигается путем применения различных инструментов ментального контроля, а теперь и пси-террора, направленного на травмирование сознания, в результате которого происходит разрушение личности. Человек, впадая в состояние подавленности, отчаяния и безысходности, готов принять любой апокалиптический сценарий, который нарисуют ему сильные мира сего, навязывающие тотальную слежку, чипирование, полный отказ от права на личную жизнь и все остальное.

— А кто у нас лоббирует эти идеи?

— Есть несколько социально-политических групп, которые проталкивают этот проект. И среди них мы не встретим представителей промышленности или сельского хозяйства, то есть людей, которые занимаются реальным производством.

Главную роль во внедрении цифровой экономики играют четыре социальные группы.

Первая — это «цифровые евангелисты» (по крайней мере, так они сами себя называют), которые отвечают за стратегическое направление: изменение сознания, внедрение цифровизации не только как политического и социального, но и идеологического проекта. К ним относятся работающие в агентстве стратегических инициатив (АСИ), Московской школе управления и фонде «Сколково», Высшей школе экономики и связанных с ними структурах. Эти люди привержены весьма своеобразной системе ценностей: то, что они делают, очень напоминает деятельность тоталитарных сект, в которых людей психологически программируют с помощью определенных речевых манипуляций, внедряя в подсознание ключевые положения, принимаемые без рационального осмысления.

Вторая группа «интересантов» — это представители финансового бизнеса. Неслучайно, например, именно банкам поручено создавать биометрическую систему, в них концентрируется наибольшая информация о наших гражданах.

Третья группа — IT-компании. Причем российские IT-компании представляют собой, по сути, филиалы транснациональных цифровых корпораций и используют зарубежную технику. Поэтому их представители часто подчеркивают, что работают на международный рынок.

Наконец, это чиновничество, часть государственного аппарата, которая работает в интересах банков и IT-бизнеса. Наиболее ярко эта группа представлена руководством администрации Москвы, которое откровенно признает, что главным заказчиком и двигателем информационных технологий является госсектор, создающий новую систему управления. Опять же, в 2018 году Москва не случайно заняла первое место в рейтинге ООН по индексам оказания электронных услуг.

В нашей стране очень мощный чиновничий аппарат, который фактически расчищает дорогу для IT-бизнеса и делает здесь то, что невозможно в других странах. Чем «эффективнее» работает бюрократический аппарат, тем больше становится поле деятельности для частного IT-бизнеса, который, используя форму частно-государственного партнерства, может со временем вообще вытеснить госструктуры и начать доминировать. Проявления этого мы уже видим во многих сферах. Поэтому у нас реализуются проекты, которые не могут себе позволить в западных странах.

«Чем «эффективнее» работает бюрократический аппарат, тем больше становится поле деятельности для частного IT-бизнеса, который, используя форму ЧГП, может со временем вообще вытеснить госструктуры и начать доминировать» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Что именно, например?

— Например, в 2018 году у нас обсуждали законопроект о роботах, подготовленный компанией Mail.ru Group, где впервые в мире был прописан статус робота как юридического лица. Этот законопроект даже представили в Госдуме. В силу серьезной критики его там не утвердили, однако он никуда не делся.

Другой особенностью процесса цифровизации в России является то, что ее сторонники постоянно апеллируют к некоей глобальной мессианской роли нашей страны: мол, мы должны представить миру нечто новое, и как раз цифровая экономика и искусственный интеллект якобы позволят нам это сделать. Можете почитать материалы форума стратегических инициатив 2016 года, которое проводило АСИ. Там состоялась презентация национальной технологической инициативы, которую начали разрабатывать, когда против России стали вводить санкции. Тогда у нас впервые заговорили об импортозамещении, однако вместо программы реиндустриализации, предложенной РАН, была утверждена национальная технологическая инициатива, разработанная АСИ и российской венчурной компанией, нацеленная на создание еще не существующих рынков в целях наращивания экспортного потенциала.

— Какие еще направления были представлены на этом форуме?

— Это криптовалюты, новые персональные системы безопасности и, главное, так называемый «нейронет» — создание нового поколения всемирной паутины на основе нейрокомпьютерных интерфейсов. Все это, как мы видим, не связано с развитием реального сектора экономики и промышленности.

Но на первом месте — экспорт талантов. Таланты в понимании цифровиков — это люди, которые могут создать за короткое время новый и крайне прибыльный бизнес. Во-вторых, это создание новых технологий мышления. В-третьих, создание новых технологий образования. В-четвертых, игровая сфера, игротехника, игрофикация, и это было названо той сферой, где Россия, по их мнению, обладает стратегическим преимуществом. И, наконец, технологии безопасности. В целом там постановили, что миссия Россия заключается в формировании новых культурных кодов, благодаря чему наша страна сможет вырваться вперед.

Интересные вещи о стратегиях будущего рассказывал Дмитрий Песков, спецпредставитель президента по цифровому и технологическому развитию. На одной из «Точек кипения» (так называется пространство коллективной работы молодежи) им было сказано, что Россия должна создавать стартапы, но, поскольку народ еще с трудом принимает эти новые формы, надо действовать постепенно, в том числе учитывать православную культуру и создавать православные стартапы — «на вере и нейротехнологиях… к звездам, на тяге к Родине, то есть на правильно понимаемой идее патриотизма» (его слова).

На форуме было четко заявлено о новом понимании человека как виртуального существа. Именно под эту цель и верстается вся технология цифровизации. И именно в сфере образования активно работают все четыре вышеназванные группы, при этом особенно стараются банки и новые «евангелисты». Поэтому в образовательной сфере мы видим, например, присутствие Сбербанка.

«Игровая сфера, игротехника, игрофикация, и это было названо той сферой, где Россия, по мнению цифровиков, обладает стратегическим преимуществом» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ЦИФРА» И КАСТА

— Проект «Цифровая школа» — насколько это всерьез и надолго, по вашему мнению?

— Этот проект заслуживает самого пристального внимания. Он, кстати, имеет несколько параллельных названий: «Московская электронная школа», «Российская электронная школа»… Есть еще и проект «Современная цифровая образовательная среда», продвигающий дистанционное обучение. Я полагаю, эти названия множат, чтобы у людей не было системного понимания происходящего.

У нас были программы, планы, был Госплан, наконец. А что такое проект? Это нечто, от чего можно отказаться в любой момент, но вместе с тем — то, чем можно оправдать любые эксперименты. То есть очень удобная форма. Вы обратили внимание, что сейчас везде используются слова «проект» и «стратегия»? Стратегии — это тоже общие вещи без конкретных планов.

У нас еще сохранились госстандарты, но многие из них являются не обязательными к исполнению и понимаются очень широко. Сейчас ввели, например, стандарт цифровых учебников, но не ввели СанПиНы, и получается, что внедряют непроверенные технологии.

Главное же заключается в том, что «Цифровая школа» — это не столько образовательный, сколько социально-политический проект, который представляет собой механизм создания нового кастового общества, основанного на социал-дарвинистском, евгеническом принципе отбора или селекции. Цифровые технологии — только часть этого проекта, в реальности же речь идет о трансформации самого процесса и содержания обучения, которая подразумевает натаскивание детей на узкоспециализированные навыки и раннее деление их на соответствующие карьерные группы, выйти из которых они уже не смогут. Когда нам говорят про обучение в течение всей жизни, речь идет лишь о примитивном наборе навыков, которые могут меняться в зависимости от потребностей работодателя.

«Цифровые технологии — только часть проекта, в реальности же речь идет о трансформации самого процесса обучения, которая подразумевает натаскивание детей на узкоспециализированные навыки» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Меняют и систему оценок?

— Да, вместо оценки знаний ученика вводится система оценки личности в формате индивидуальной траектории обучения. Это называется «Персонализированная цифровая платформа индивидуального обучения». Все, что ребенок делает, — его достижения, промахи и недостатки — должно быть представлено в его «цифровом профиле», или «цифровом следе», как это теперь цинично называют. В данное электронное досье будет вноситься вся информация о детях — как позитивная, так и негативная. А дальше, поскольку собираются убирать ЕГЭ и пятибалльную систему и вводить многобалльную, выстраивается совершенно четкая картина: ребенка ведут по определенному каналу, определяя, куда этому ребенку направляться и чем ему заниматься, и изменить данное положение уже будет нельзя.

Если в советское время все дети в рамках школьной программы получали одинаковый качественный минимум знаний, а дальше, в зависимости от своих способностей и склонностей, выбирали специализацию, то теперь профориентация начинается очень рано. И если человек с детства изучает только технические дисциплины, но не изучает гуманитарные или наоборот, то затем он уже вряд ли сможет что-то изменить в своей судьбе, поскольку этого не позволит его «цифровой след».

В этом плане очень показательно весеннее выступление Сергея Собянина перед учителями. Мэр Москвы заявил, что одна из глобальных задач «Московской электронной школы» — это получение больших данных на ребенка, создание большого массива информации, который надо обрабатывать и смотреть, как он пригодится ребенку. А не так давно он уточнил, что персонифицированная платформа индивидуального обучения вводится потому, что дети обладают разными способностями — соответственно, отстающие и опережающие будут обучаться по-разному. А это, понятно, исключает возможность получения всеми общего необходимого базового образования. То есть мы видим, что «цифровое» обучение изначально мыслится кастовым.

— Сейчас в школах оно вводится после 9-го класса?

— Да, это и есть подготовка к более радикальному кастовому образованию. Ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов уже рассказал, как они будут оценивать ребенка. В электронные учебники встроят искусственный интеллект, который будет определять успеваемость учащегося по результатам заданий и давать ему определенный алгоритм. Слабым — слабенькое, продвинутым — продвинутое, а учитель будет как бы тьютором. Это тоже одно из положений «Цифровой школы» — учителя будут освобождаться от рутинной работы. Провозглашают это люди, которые не понимают, что работа учителя и есть «рутина» — необходимое изо дня в день общение с каждым учеником, проверка домашних заданий, разъяснения, объяснения, исправления! Не понимающие этого профнепригодны, раз они всю данную работу — самую главную, требующую живого участия учителя, — перепоручают искусственному интеллекту!

«Ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов (слева) рассказал, как будут оценивать ребенка: в электронные учебники будет встроен искусственный интеллект, который будет определять успеваемость учащегося и давать ему определенный алгоритм» Фото: president.tatarstan.ru

Флагманом этого движения выступает «Московская электронная школа», о которой мы уже говорили. Ее продвигает и щедро финансирует департамент образования Москвы. Но те учителя, которые получают немалые деньги за внедрение цифровых технологий, становятся могильщиками своей профессии. Устранение учителей из школ уже происходит, скрывать этот процесс уже не получается, и поэтому, видимо, заинтересованные лица решили опередить наши возражения и публично озвучить свои цели, полагая, что сознание людей уже обработано и готово к некритичному восприятию. Хотя еще несколько лет назад, когда фонд Кудрина по развитию гражданских инициатив пытался внести на рассмотрение проект кастового образования на Дальнем Востоке, он не был утвержден из-за мощного родительского сопротивления. Там детей планировали разделить на четыре касты: промышленные рабочие, сельскохозяйственные рабочие, прислуга-обслуга и креативный класс.

Сегодня реанимируют тот же проект, только в более мягкой форме. То ли эти люди плохо знают историю, то ли считают, что мы уже забыли про подобные эксперименты.

Но главное в другом. Сами «цифровики» подчеркивают, что цифровое общество — общество информационное, а значит, каждый из нас имеет возможность получить любую информацию в Интернете, найти документы, аналитические материалы, результаты обсуждения. Но почему-то они считают, что мы не обладаем нужной информацией и будем, как в доинтернетную эпоху, спокойно внимать их речам. А из этой информации видно, что в России реализуется вариант цифровой колонизации. Чем больше у нас внедряют «цифру», тем в большую зависимость попадают.

Когда знаешь, что у нас все сертификаты шифрования и «железо» зарубежные, должно, по идее, наступить отрезвление. Так же, как и от осознания того факта, что программа цифровой экономики спущена нам Всемирным банком и консультативным советом по иностранным инвестициям (КСИИ), который является главной лоббирующей структурой и объединяет крупнейшие ТНК мира. Если представители КСИИ собираются раз в год в Горках-9 под председательством премьер-министра и обсуждают наши законы, нормативы создания благоприятного климата для иностранных инвестиций, то о национальном суверенитете говорить крайне сложно.

«Нет еще ни одного исследования и нет еще ни одного результата использования компьютерных технологий, которые подтвердили бы их педагогическую пользу» Фото: «БИЗНЕС Online»

— А на Западе есть кастовость в образовании?

— Конечно, и это особенно характерно для Англии. Не секрет, что эта страна — родина расизма, поэтому и элита воспитывалась там как раса господ. Неслучайно Гитлер при создании Третьего рейха брал пример с англичан. Есть неплохая книга «Английские корни немецкого нацизма», в английском варианте она по-другому именуется, но смысл названия именно такой. В Британии все учебные заведения создавались под определенный социальный состав учащихся, поэтому там сохранились школы для элиты и классические гимназии, абсолютно закрытые для «цифровых» инноваций. А для широких слоев населения (не забываем про интенсивный процесс миграции!) вводится примитивная цифровая школа. Так же и ЕГЭ вводилось изначально в США для детей с признаками умственной отсталости.

Важно также отметить, что в Европе есть школы различных религиозных сообществ, например католические, лютеранские и другие, которые жестко придерживаются собственных стандартов и не внедряют цифровые технологии. Особенно это касается иезуитских школ.

У нас же была универсальная советская школа, обязательная для всех учащихся, она обеспечивала высокий уровень образования. И теперь, пользуясь нашим советским тезисом, что школы должны быть одинаковыми, лоббисты «цифры» вводят единообразную цифровую школу, хотим мы этого или не хотим. Даже в православных гимназиях навязывают цифровую концепцию. Хитрость состоит в том, что открыто провозгласить эту кастовость «цифровики» не могут, поэтому новшество они вводят опосредованно, дифференцированно, лицемерно прикрывая его заботой о сохранении и развитии индивидуальности каждого ребенка.

Но они игнорируют тот факт, что есть определенные этапы в формировании когнитивных функций у детей. Это очень сложный и долгий процесс, о котором знают педагоги. Нельзя на ранних этапах определить, кем станет ребенок. Тем более что цифровой подход не выявляет способности, а направляет людей в заданном направлении, вписывая их в жесткие рамки. Так, Собянин, обосновывая индивидуальное обучение, заявил, что все дети обладают разными умениями и навыками. Но ведь это не так — с навыками и умениями не рождаются, им обучают! Чему научишь — то и будет. Так что одних будут превращать в людей «одной кнопки» (термин «цифровика» Дмитрия Пескова), а других — в разработчиков этих кнопок.

Причем детям «одной кнопки» уготована судьба «недочеловеков», обслуживающего персонала. Хотя в «Атласе новых профессий», составленном «цифровиками», говорится об «архитекторах виртуальных миров» и других красиво звучащих специальностях, в реальности в эпоху интернет-торговли мы видим куда больше курьеров, число которых растет очень быстро. Цифровое образование нужно для взращивания будущих курьеров, потому что курьер мыслит в суженном диапазоне, где главное — выполнение двух-трех примитивных функций.

Но параллельно с этим создают и специальные заведения для «элит», которые функционируют на основе совершенно других принципов, — это школы для детей богатых родителей, к которым не применяется цифровизация.

— На Западе как-то пытаются сопротивляться цифровизации образования?

— Поскольку в Европе система складывалась очень давно, она консервативна, там элита контролирует эти процессы и сохранила для себя сегмент, который позволяет образовывать часть детей в нужном русле. А основное население размыто новыми этническими потоками. Сопротивляться могли бы коренные европейцы с их богатым опытом профессионального объединения и политической борьбы, но не мигранты, которыми очень легко управлять и которых очень легко направлять.

Однако в среде европейских интеллектуалов есть попытки начать обстоятельный разговор об опасных сторонах цифрового обучения. Там появилось достаточно много литературы о вредных последствиях цифровой школы, в частности — об электромагнитном излучении. Эта тема у нас почти не поднимается, а во Франции, например, есть закон 2015 года, по которому Wi-Fi пытались запретить во всех детских образовательных учреждениях, но запрет удалось «продавить» лишь для дошкольных учреждений. У нас нет и этого.

Кроме электромагнитного излучения, есть и другой опасный аспект — последствия использования компьютерных технологий для развития мозга. Речь идет о «цифровом слабоумии». Термин уже закрепился, а ввел его в оборот немецкий ученый Манфред Шпитцер, написавший одноименную книгу. Это директор психиатрической клиники, нейрофизиолог, который рассказал, что происходит с мозгом ребенка при компьютерном обучении, уделив особое внимание атрофии определенных участков мозга и цифровой зависимости, избавить от которой можно только путем длительной реабилитации. Вывод Шпитцера следующий: нет еще ни одного исследования и нет еще ни одного результата использования компьютерных технологий, которые подтвердили бы их педагогическую пользу. Они, по его словам, нужны в обучении так же, как велосипед в бассейне.

«Люди заболели «цифрой», и эта цифровая одержимость препятствует нормальной человеческой мысли. Нам надо распутать этот клубок и вернуться к трезвомыслию» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ЛЮДИ ЗАБОЛЕЛИ «ЦИФРОЙ»

— А есть ли попытки подстроить наше законодательство под процесс цифровизации?

— Разумеется! Сегодня вся законодательная база подстраивается под новые информационные технологии, хотя это ведёт к изменению всей системы управления обществом. И, поскольку у систем электронного управления есть определенный алгоритм, призванный управлять объектами, а человек остается человеком и не собирается превращаться в объект (как того желают цифровики), то, видимо, предусмотрено вообще исключить понятие «человек» из документов и заменить его понятием «биологический объект», что, кстати, уже зафиксировано в одном из документов минкомсвязи РФ. Но тут они сталкиваются с колоссальной правовой проблемой, потому что есть Конституция и есть законы, в которых закреплены права гражданина, понимаемого как человек, а не как «биологический объект». Значит, надо поменять и значение слова «гражданин», и всю правовую систему. Кстати, потому и хотят придать роботу статус юридического лица. На самом деле это не очеловечивание робота, а роботизация человека.

И мы можем много говорить о цифровой экономике и прочих внешних формах, но ключевым фактором остается то, что современные концепции меняют понимание и статус человека, причем такая тенденция задается западными центрами управления.

Определение «кастовое общество» не вполне верно описывает ситуацию, поскольку сейчас речь идет о двух разрядах людей: «избранные» начинают рассматривать себя принадлежащими к качественно иной социальной категории, а прочих называют человеческим ресурсом. Мы слышим постоянно «человеческий капитал», «человеческий ресурс», в то время, как такие понятия, как «человек», «личность», «человеческое достоинство» исчезают. Так что вопрос в том, успеют ли люди, наконец, проснуться?

— А как вы относитесь к утверждению, что цифровизация, идущая по всему миру, — это неизбежный процесс, к которому лучше подключиться как можно раньше, чтобы не «отстать навсегда»?

— Я обычно спрашиваю людей: что вы имеете в виду под словом «цифровизация»? Ничего конкретного не отвечают, какая-то аморфность и пустота сразу проявляются. Ситуация в чем-то напоминает то, что произошло с девочкой из документального фильма 60-х годов, снятого психологами. Там пяти детям дают сладкую кашу, а одной девочке — горькую. Все дети говорят, что каша сладкая, и когда доходит очередь до этой девочки, она тоже говорит, что сладкая, хотя ей горько.

У нас не принято рассматривать цифровизацию критически, словно пропали стремление и способность осмысления действительности. Нам надо определяться с терминами и понятиями. Если открыть текст программы «Цифровая экономика Российской Федерации», там можно, например, прочитать, что это такая экономика, фактором производства которой становятся большие данные. Кто-то что-то тут понимает? Как большие данные могут помочь нам добиться первого места по станкостроению, если у нас более 80 процентов станков импортные? Или в машиностроении, в других ключевых сферах промышленности? Разумеется, никто не выступает против новых технологий, которые реально помогают развивать производство, производить качественные продукты питания, например. Но мы видим, что цифровизация в России реализуется в первую очередь в тех сферах, где можно установить контроль за сознанием и поведением человека…

«Сначала опускают обучение до уровня плинтуса, а потом предлагают использовать «шлемофоны» с целью шевелить какие-то мозговые клетки у детей, чтобы они лучше соображали!» Фото: «БИЗНЕС Online»

Опять же, одним из главных направлений национальной технологической инициативы назван «нейронет». А ведь «нейронет» — это управление мозгом, сознанием детей. Все эти разработки готовятся якобы для того, чтобы облегчить детям обучение и сделать их, простите, «более продвинутыми». То есть сначала опускают обучение до уровня плинтуса, а потом предлагают использовать «шлемофоны» с целью шевелить какие-то мозговые клетки у детей, чтобы они лучше соображали! А не лучше ли обучать их классическому письму, чтению, русскому языку, литературе, математике, истории, географии?

Я не против новейших технологий, но уже очевидно, что вместо средства облегчения учебного процесса они превращаются в инструмент управления и дебилизации. Искусственный интеллект сегодня возведен в самоцель, человека хотят исключить из всех сфер. Только вот зачем замещать живых учителей искусственным интеллектом? Зачем заменять преподавателей дистанционным образованием? Затем, что крупный IT-бизнес делает на этом большие деньги? Люди заболели «цифрой», и эта цифровая одержимость препятствует нормальной человеческой мысли. Нам надо распутать этот клубок и вернуться к трезвомыслию.

— Ольга Николаевна, не являются ли тотальный сбор информации и прочие манипуляции с информацией, включая образовательную систему, нарушением свободы личности? С юридической точки зрения можно этому воспрепятствовать?

— Мы направили обращение в генеральную прокуратуру, в котором описали 7 направлений проекта «Цифровая школа», по которым грубо нарушаются законы и Конституция России. Проблема национальной безопасности была там выделена отдельным пунктом, потому что «Цифровая школа» позволяет создавать досье на наших детей, включая сугубо конфиденциальную информацию, касающуюся и родителей, которая может оказаться в открытом доступе. Я уж не говорю про камеры со способностью «брать» биометрию в некоторых школах. Недавно Сергей Собянин заявил, что в Москве будет создана одна из самых масштабных систем распознавания лиц и в этой части мы будем даже конкурировать с Китаем, где сейчас установлено около 170 миллионов видеокамер, связанных в единую сеть. То есть тут замешаны интересы огромного рынка. В России этим бизнесом занимается компания VisionLabs, 25 процентов акций которой недавно купил Сбербанк, то есть Сбербанк специализируется на создании базы персональных данных и ввел свою собственную единую биометрическую систему (ЕБС).

Думаю, наиболее эффективными способами противостояния этому должны стать не просто возмущенные письма, а оглашение объективной информации о том, куда именно уходят данные наших детей, кто именно несет за это ответственность и кто является главным заинтересованным лицом, учитывая тесные связи с зарубежными IT-«партнерами». Например, юристы и специалисты по безопасности, рассмотрев, какие фирмы и компании курируют электронные дневники, установили, что они зарегистрированы в оффшорных зонах. Особый интерес представляет изучение устройства единой системы идентификации и аутентификации (ЕСИА) и тех, кто оказывает ей консалтинговые услуги. Это очень серьезный вопрос. Даже дети работников спецслужб оказываются открытыми в этих больших данных, если уж говорить о национальной безопасности совсем конкретно. Это нужно внимательно отслеживать и информировать широкую общественность. 

Вопросы Ольге Четвериковой задавал Алексей Гончаров

«Завтра», 18.10.2019