Писатель Ринат Мухамадиев: «Я не поднимал руки. Никогда. Ни перед кем. И в Белом доме тоже»

Ринат Мухамадиев (справа): «Ликование в годы перестройки по поводу демократизации, торжества парламентаризма в России — все это лично для меня погасло с того дня, когда расстреляли наш парламент» Фото: Алексей Белкин

«ИДИ И ХОРОШО, С МЫЛОМ, ВЫМОЙ РУКИ, ПОТОМ ПРИДЕШЬ ЗА КНИЖКОЙ — КНИГИ БЕРУТ ТОЛЬКО ЧИСТЫМИ РУКАМИ»

— Ринат Сафиевич, вы родились в татарской деревне. Кто были ваши родители?

— Деревня, в которой я родился, называлась Малые Кирмени. Несмотря на слово «малые» в названии, это было очень крупное поселение в то время. Мои родители были простыми колхозниками. Отец выучился и стал первым шофером в Мамадышском районе. Но в деревне тогда машин не было, поэтому такая профессия отцу пригодилась, только когда его призвали в армию. Он свой срок отслужил, а когда вернулся, его направили на строительство завода в поселок Паратск, это нынешний город Зеленодольск. Папа и мама на стройку уехали вместе, там поженились и до финской войны, которая началась в 1939 году, строили этот завод. Папу, который прошел службу в армии, был солдатом, прекрасно владел техникой, в первый же день призвали и отправили на советско-финскую войну. Он там воевал от начала до конца, даже попадал в плен, но сумел вместе с другими нашими солдатами сбежать. Когда вернулся домой, снова отправился на завод. Но началась Великая Отечественная война. И тоже с первого дня он ушел на фронт — танкистом. Воевал во второй ударной армии под командованием генерала Андрея Власова, того самого, который, попав в плен, согласился сотрудничать с фашистами. Отец был одним из немногочисленных танкистов, которые не сдались, сумели вырваться и добраться до наших. Он много рассказывал об этом. После войны вернулся в деревню, начал работать, дети пошли…

— Что больше всего помните из детства?

— Ничего не забывается из детства. Помню прекрасную природу родного села. Помню, что каждый второй мужчина был или без одной руки, или без одной ноги... я же родился в 48-м, после войны. Эти фронтовики часто собирались или у нас дома, или в небольшом сквере напротив клуба, вспоминали фронт, бои… Был сосед, который во время войны попал в фашистский плен. Председатель сельсовета и другие начальники на него смотрели косо. Когда в клубе собирались ветераны, то бывших пленных туда не приглашали. Помню, как сосед с горечью через окно клуба смотрел, как туда стекались его фронтовые друзья. Послевоенные годы были тяжелыми, но в то же время для нас, для детворы, для здоровых сельских ребят, это были счастливые годы.

— Говорили в семье на татарском или на русском тоже?

— В нашей деревне русский язык знали только бывшие фронтовики. Отец прекрасно знал, мать тоже знала, потому что они работали на стройке в Паратске. Но вся деревня, конечно, и все окружающие сёла говорили на татарском. Я в те годы очень плохо знал русский язык, даже, можно сказать, почти не знал до 8-го класса. Хотя и учили его в школе, но практики-то не было.

— Кто в детстве и юности оказал на вас большое влияние?

— Прежде всего родители и старшие братья. Деревня тогда была единой, как одна семья. Каждый взрослый человек мог к тебе подойти и сделать замечание, а если ты как-то неправильно поступил, то и подзатыльник дать. Думаю, и в русских деревнях так же было. Для меня моя деревня была как академия. Очень ценились народные традиции, им следовали все, с самого нежного возраста это впитывалось в твою душу, в твою кровь. Эта «академия» воспитывала каждого порядочным и высоконравственным человеком. Всегда с благодарностью вспоминаю тех замечательных людей, рядом с которыми рос и у которых так многому научился. Маленький пример, я его запомнил на всю жизнь. Учился я тогда в первом классе. Пошел в библиотеку. Видимо, в огороде работал перед этим, не помню, просто руки грязные были. Библиотекарь, Нурфига апа, вернула меня обратно домой, сказала: иди и хорошо, с мылом, вымой руки, потом придешь за книжкой — книги берут только чистыми руками и с чистыми мыслями.

— В своих произведениях вы часто возвращаетесь к деревенской тематике. Вас, наверное, беспокоит, что в России деревня потихоньку умирает?

— От такого вопроса у меня слезы на глазах… Моя родная деревня, где было до 700 домов, сейчас в тяжелом положении. Когда я учился, было три первых, три вторых класса и так далее. По 30 учеников в каждом, 90 детишек в каждой параллели. Сегодня во всей деревне учатся до 7-го класса где-то 12 человек. Моя деревня называется Кирмени — это «крепость», «кремль» по-русски. Я, когда был в Иране, встречался с аятоллой Хомейни, он сразу спросил: откуда вы родом? Я рассказал, что из деревни Малые Кирмени. Он говорит: о-о-о, у нас в Иране есть два города Кирмени. Открыл какую-то старинную книгу, начал листать и вдруг сказал: эта ваша нынешняя деревня Кирмени когда-то была столицей небольшого государства. Я возразил: не может быть, столицами были Булгар, Биляр и Казань. Он говорит: да, в булгарский период, но на этой земле раньше были и другие маленькие государства, народ там жил испокон веков, а вглубь веков мы сегодня заглянуть не можем… Позднее подтверждение словам аятоллы Хомейни я нашел в библиотеке Лондона, на древнейшей карте. Когда родная деревня умирает, на душе горько. Надеюсь, не умрет, надеюсь, это временное явление. Просто, когда колхоз у нас ликвидировали, землю почему-то раздали людям из соседних деревень, из районного центра. По сути дела, землями наших предков сейчас управляют люди посторонние. Это и ведет постепенно к медленной гибели деревни, у которой такая богатая и древнейшая история. Но я еще надеюсь на лучшее. Руководители республики в сельских вопросах намного квалифицированнее меня, что-то придумают, что-то предпримут, не дадут нашим деревням умереть. С этой надеждой живу.

Ринат Мухамадиев (слева) и поэт Ренат Харис. Март 1984 года Фото: Владимир Зотов

«НАША ЛИТЕРАТУРА, НАША ИСТОРИЯ СТАЛИ ДЛЯ МЕНЯ СМЫСЛОМ ЖИЗНИ»

— Вы поступили на отделение татарского языка и литературы Казанского университета. То есть с детства, с ранней юности мечтали стать писателем?

— Честно говоря, не мечтал стать писателем. Я в детстве мечтал стать инженером, хотя, может быть, не понимал всех тонкостей этой профессии. Когда в 9-м классе спрашивали, в какой вуз пойду, отвечал, что в КАИ. Но в 10-м классе я начал писать стихи, отправил в Казань, их начали печатать. Потом в нашу школу приехал тогда совсем еще молодой журналист газеты «Яшь ленинчы» Ренат Харис. Он очень тепло со мной пообщался и сказал: ты обязательно должен поступить в Казанский университет, на отделение татарского языка и литературы, ты можешь стать хорошим поэтом. Ну поэта из меня не получилось, тем не менее постепенно-постепенно я стал писателем.

— Из аспирантуры вы ушли на практическую работу в журнал «Казан утлары». Почему? Ученый — это всегда престижно, а в 70-х тем более…

— Еще до поступления в аспирантуру после университета я работал на Казанском телевидении… где сегодня меня не очень жалуют. В аспирантуру я пошел, будучи редактором детских и молодежных передач студии телевидения. Делал, на мой взгляд, хорошие передачи. Сегодня вспоминаю — это была очень интересная для меня работа. В аспирантуре моим руководителем стал Мансур Хасанович Хасанов (с 1992 года первый президент Академии наук РТ — прим. ред.). Я всегда говорю: фундаментальное образование я получил не в студенческие годы, а именно в аспирантуре факультета журналистики Казанского университета. Там я очень серьезно изучал всю дореволюционную печать на арабской графике. И с того времени для меня наша литература, наша история стали смыслом жизни.

— Позднее диссертацию все-таки защитили, причем в МГУ, стали кандидатом филологических наук. Почему защита была для вас важна?

— Важна, наверное, потому, что, за что бы ни взялся, я всегда стараюсь довести дело до конца. Хотя уже в то время чувствовал, что ученым вряд ли стану, а начну книги писать. Но тем не менее аспирантура и эта диссертация дали мне очень много, потому что я серьезно изучил историю нашей духовной жизни. 

— Какая была тема диссертации?

— Она называлась «Проблемы формирования татарской литературной критики и эстетической мысли до Октябрьской революции». Вот такая была тема — и она открыла мне глаза на многие вопросы, о которых я в студенческие годы даже слыхом не слыхивал.

1979 год, семья Мухамадиевых в полном сборе — отец и мать, братья и сестра. Слева направо: Роберт, Рамиль, отец Сафа, Рафаиль, Гульфия, Ринат, мама Миннехазяр, Рашит, РифатФото: из личного архива Рината Мухамадиева

«НИ В МОСКВЕ, НИ В КАЗАНИ ТАКОЙ ЧЕСТИ Я НЕ УДОСТАИВАЛСЯ — ЧТОБЫ 50–60 ВЗРОСЛЫХ МУЖЧИН СТОЯЛИ В ОЧЕРЕДИ ЗА АВТОГРАФОМ»

— Ваш первый творческий успех принесла вам лирическая повесть «Первый подснежник»…

— В литературу я вошел как-то очень быстро. Начал работать в журнале «Казан утлары». Моим первым главным редактором стал Заки Нури. Это фронтовик, партизан, командир разведки белорусских партизан, отряда Заслонова. Легендарная личность! Он стал почетным гражданином в нескольких городах. К сожалению, сегодня его стали забывать, совершенно незаслуженно. После него наш журнал возглавил Ренат Харис. Вот с этими двумя главными редакторами мне очень повезло. Я у обоих работал заместителем, занимался больше прозой, редактировал. И такие писатели, как Амирхан Еники, Аяз Гилязов, Мухаммет Магдеев, Нурихан Фаттах, Гариф Ахунов, Махмут Хасанов, мне доверяли свои рукописи. И каждый говорил: Ринат, у тебя хороший слог, ты должен стать писателем. И я действительно начал писать…

— Какие из своих книг вы сами любите больше всего? Или они как дети — все равны?

— Если бы в вопросе не было последней части — «все равны» — я бы, наверное, так и ответил. Но все-таки я больше люблю перечитывать свои ранние произведения. В них настоящая душа сельского парня — чистого, неизбалованного, еще не столкнувшегося с проблемами большой политики… Да, это «Первый подснежник», это «Мечта о белых скалах» — первые мои повести. Я считаю, они достойны внимания, эти повести до сих пор остаются популярными у моих читателей. Но признали меня писателем в масштабе нашей республики после романа «Львы и канарейки». Он был принят как сенсация. Сначала роман выпустили на татарском языке 20-тысячным тиражом — и через месяц этой книги нигде не было, у меня самого до сих пор нет ни одного экземпляра из первого тиража. Через какое-то время отпечатали тиражом уже 50 тысяч — и он тоже очень быстро разошелся. Позднее роман многократно переиздавали на русском языке, на башкирском и еще ряде языков. Этот роман меня сделал писателем. А «Мост над адом», можно сказать, сделал меня писателем, интересным и для Москвы, и особенно для восточных стран, потому что уже в год публикации на татарском языке данный роман перевели и напечатали в Турции. И с тех пор эта книга печатается почти ежегодно в новых изданиях, в новых издательствах. У меня есть 8 изданий этой книги из Турции. Я только несколько дней назад вернулся из Турецкой Республики. Там в таких городах, как Стамбул, Анкара, Измир, Бурса, прошли по случаю моего юбилея встречи с читателями и презентации новой книги. Знаете, никогда — ни в Москве, ни в Казани — такой чести я не удостаивался — чтобы 50–60 взрослых мужчин терпеливо стояли в очереди за автографом. Автографы я писал на турецком языке, медленно, но люди ждали. Интерес огромный. Я счастлив встречаться со своими читателями, где бы, на каком бы языке мои книги ни печатались — и на китайском, и на болгарском, и на арабских языках…

— Вы лауреат Госпремии Татарстана имени Тукая, премии имени Платонова и международной премии имени Шолохова. Но у вас есть не только российские награды за творчество, но и международная премия Турции, премия стран Азии и Африки «Лотос». Почему именно эти страны, что вас связывает с ними?

— Наверное, с ними меня связывает историческая и духовная близость. Изучая в аспирантуре нашу дореволюционную печать, я видел: татарская интеллигенция тогда очень тесно работала со своими коллегами с Востока — из Турции, Ирана, из арабских стран. Потом я написал роман «Мост над адом», где главный герой — Мирсаид Султан-Галиев. Он в советское время был у нас под запретом, о нем говорили только плохое. А мы с некоторыми казанскими учеными стали инициаторами его реабилитации. И книга «Мост над адом» вдруг оказалась очень популярной в восточных странах. Это меня с ними, конечно, сблизило вдвойне, втройне. Вообще, в Турции, в Алжире хотят перевести и издать все мои прозаические произведения. К сожалению, не хватает в Казани и Москве высококвалифицированных переводчиков, именно писательских. Такой переводчик должен не меньше тебя быть способным в литературном творчестве, знания языка тут недостаточно. Кому попало отдавать книги не хочется.

Я безгранично счастлив, что наша Республика Татарстан и наша родина Россия сегодня очень тесными узами связаны с Турцией, с другими восточными странами, что с каждым годом все глубже мы начинаем друг друга понимать, что у России есть крепкие взаимоотношения с этими странами — как экономические, так и духовные. Это очень большое подспорье для меня как писателя. 

— В 1989 году вас избрали председателем правления союза писателей Татарской АССР, вы в этой должности проработали 10 лет…

— Работал я на этом посту с большой любовью. Единственно, чего не хватало, — времени. Меня буквально через год избрали депутатом Верховного Совета России. Работал в Москве, но каждую неделю в пятницу, выходные и понедельник был в Казани, работал в союзе писателей. Считаю, что со своими обязанностями справлялся. Недовольные, наверное, были, но многие писатели до сих пор говорят, что это были прекрасные годы в нашей писательской организации... Потому что я был предан этой должности, потому что литература еще гремела, потому что работали удивительно талантливые писатели и поэты. Им служить, чем-то помогать было честью для меня как председателя союза писателей.

— Вы пишете на татарском. Кому и что нужно делать, чтобы сохранить и развивать татарский язык?

— Это вопрос очень широкий. Я в свое время уже говорил: надо, чтобы меньше было таких ситуаций, как в прошлом году, когда прокуроры в Татарстане пошли в классы, к учителям татарского языка, когда многих из них оставили без работы. И буквально через полгода, через год мы опять говорим, что этим вопросом надо заниматься, что надо разрабатывать стратегию. Просто меньше надо препятствовать естественному развитию языков, потому что все языки мира — это достояние человечества. Все можно изобрести, но языки — это духовный кладезь наших народов. Это касается и русского языка, у которого тоже сегодня немало проблем, и татарского, и соседних угро-финских — марийского и мордовского, и вообще всех. Приятно, что начинаем об этом задумываться, это дает определенную надежду. 

Главный редактор газеты «Татарский мир» Ринат Мухамадиев (в центре) и драматург Туфан Миннуллин (справа) у здания театра оперы и балета им. Джалиля Фото: Шамиль Абдюшев

«ТАТАРСТАН ТОГДА ПОТЕРЯЛ НЕМАЛО СИЛЬНЫХ РУКОВОДИТЕЛЕЙ, САМОСТОЯТЕЛЬНЫХ ЛИЧНОСТЕЙ»

— Почему вы пошли в политику, как стали народным депутатом России?

— 1990 год, перестройка, демократизация… Я председатель союза писателей. Из Москвы звонит Гумер Исмагилович Усманов (тогда секретарь ЦК КПСС, в 1982–1989 годах — первый секретарь Татарского обкома КПСС — прим. ред.) и предлагает: Ринат, как ты смотришь на то, чтобы поучаствовать в выборах? Я говорю: у меня нет практики, нет опыта, наверное, надо другого кандидата найти. А он в ответ: не боги горшки обжигают! Это были настоящие альтернативные выборы. Нас 8 кандидатов, округ — все Закамье: от Актаныша до Нурлат. Люди проголосовали за меня, я прошел в первом туре. Тогда еще не было нынешних, скажем так, методов подсчета голосов.

— В Верховном Совете вы возглавили постоянную комиссию по культурному и природному наследию народов России. Важнейшая тематика, острая до сих пор…

— Мы работали неплохо, честно, никого не ущемляя. Сегодня в России действует около 10 законов, принятых тогда по нашей инициативе, например закон о языках народов Российской Федерации. Конечно, не хватает бережного отношения к духовному богатству всех народов нашей страны, в том числе моего родного народа. В условиях диких рыночных, а скорее базарных отношений высоко начали ставить материальное, а духовное отошло на второй план. Но все материальное быстро уходит, быстро исчезает, а духовное связывает наше прошлое и наше будущее. А это не каждый из нас ценит достаточно высоко. Вот что надо менять. Тогда, в российском парламенте, мы многое сделали именно в этом направлении. Не все, что задумывали, удалось, ведь наш Верховный Совет не доработал до конца срока…

— О расстреле парламента в октябре 1993 года помнят, наверное, все. Вы были тогда среди защитников Белого дома 1993-го. Вам пришлось выходить оттуда с поднятыми руками?

— Нет, я не поднимал руки. Никогда. Ни перед кем. И в Белом доме тоже. Хотя раза два прикладом стукнули по рукам, но я все равно не поднял.

— О тех впечатлениях можно не спрашивать — вы написали яркую книгу с говорящим названием «Крушение». А как те события сказались лично на вас, на ваших убеждениях, на вашей жизни?

— Ликование в годы перестройки по поводу демократизации, торжества парламентаризма в России — все это лично для меня погасло с того дня, когда расстреляли наш парламент. Сегодня уже и официальные власти понимают, что тот расстрел Белого дома был не по воле народов Российской Федерации, не по воле большинства населения нашей страны. Это было действительно крушение нашей Родины, это вызвало огромные проблемы, хотя они начались раньше, с развала СССР. Считаю, от этого не выиграла ни Российская Федерация, ни бывшие республики Советского Союза. Где-то полагают, что выиграли, — скажем, в странах Прибалтики. Но мне кажется, что это была большая трагедия для всех народов СССР. Прежде всего для России, для русского народа. Те события, которые происходили и происходят в Грузии, на Украине, берут начало с этого крушения…

— Вы назвали «Крушение» документально-художественным романом. Насколько он художественный и насколько документальный? У ваших героев реальные имена… 

— Да, в книге настоящие имена и фамилии, никто не придуман. И события настоящие. Просто, считаю, ни у кого из писателей не бывает стопроцентно документального романа. Потому что вот беседуют герои — я же не записывал те беседы в Белом доме, но я этим был пропитан, знаю, помню, кто что говорил. За некоторых, может быть, что-то добавлял. Но в целом это документальная книга — и в этом ее ценность. Роман «Крушение» до сих пор в России, особенно в Москве, пользуется огромным спросом. Сколько ни печатай новый тираж — книга тут же исчезает с полок книжных магазинов. Ее издавали в десятках стран мира.

— Как депутату Госсовета Татарстана вам довелось участвовать еще в одном историческом событии, уже республиканского масштаба, — когда на заседании парламента РТ в мае 1998 года случился «бунт глав»…

— Я считаю, что никакого бунта не было. Были нормальные демократические выборы спикера Госсовета. Было два сильных кандидата — Фарид Мухаметшин и Рафгат Алтынбаев. Оба были достойны занять эту должность. Кто-то голосовал за одного, кто-то — за другого. Каждый депутат имеет на это право. Здесь никакого бунта и никакого криминала я не вижу.

— Но увидело руководство республики — потом полетели головы тех, кто посмел проголосовать не за Мухаметшина, которого предложил президент. Глав просто пачками снимали с должности…

— Вообще-то было тайное голосование. А если кто-то тайно за ним наблюдал... вот с них надо спрашивать, этих людей наказывать. Людей, которые составили список тех, кто за кого голосовал. Это просто преступление по законам демократических стран. Конечно, тогда многие пострадали. Возможно, и я в определенной мере пострадал после этого. Но депутат имеет право и должен выражать свою собственную точку зрения.

— Вот, Рафгат Закиевич тоже выразил свою точку зрения — и вынужден был с поста мэра Челнов уехать в Москву…

— Я все знаю и все помню. Естественно, после того голосования не должны были состояться эти «репрессии». Это не украшало никого и не будет украшать никогда. Об этом еще, думаю, будут написаны книги. Татарстан тогда потерял немало сильных руководителей, самостоятельных личностей, которые были способны прекрасно служить родной республике.

— У вас тогда разладились отношения с руководством Татарстана. И как с этим обстоят дела сегодня?

— Знаете, у меня никогда ни с кем из руководства Татарстана никакого конфликта не было. Но есть второстепенные, третьестепенные фигуры, которые в своих корыстных целях стараются раздуть ту давнюю историю, чтобы выглядеть значительнее, чем-то поруководить, исподтишка что-то посоветовать, обострить отношения… Я это все вижу, но равнодушен. И вообще считаю, что быть мстительным и злопамятным — это никого не украшает. Так, между прочим, написано и в Коране, и Библии, и в Торе, и в святых книгах других народов.

А еще хочу сказать, что с большим уважением отношусь к нынешнему руководителю республики Рустаму Нургалиевичу Минниханову. Я его давно знаю и считаю настоящей находкой для Татарстана. И к Минтимеру Шариповичу Шаймиеву отношусь тепло. Он очень много сделал для Татарстана в тяжелые годы. А что касается некоторых моих статей и некоторых произведений… Мне кажется, что каждый писатель имеет свою точку зрения, ни один писатель, уважающий себя, под диктовку писать не будет. Писатель обязан и имеет право написать так, как он это видит. Я, воспитанный на кодексе строителя коммунизма, всегда считал, что все должно быть честно, что народное имущество должно принадлежать народу, в Татарстане — всему народу республики. Я и сегодня так считаю. Но вся страна приватизирована. И в то же время если сравнивать... У нас хозяевами имущества стали граждане Татарстана, тот же ТАИФ работает, мне кажется, на благо нашей республики. А рядом с РТ есть другие регионы, и в некоторых из них такими же структурами, заводами, полезными ископаемыми владеют или иностранцы, или москвичи, или другие деловые люди, не имеющие отношения к этим регионам. И что, они от этого выиграли? Нет. В этом отношении выиграл как раз Татарстан. И я считаю, что Минтимер Шарипович в определенной мере был прав в своем выборе в то время, потому что ни татарскую нефть, ни татарские крупные предприятия без приватизации не оставили бы. И если бы не нашлись хозяева в республике, то они бы нашлись со стороны. Сегодня я думаю так.

Фото: Владимир Зотов

«ТУТ ЖЕ ВЫСТРОИТСЯ ОЧЕРЕДЬ ЖЕЛАЮЩИХ: «ПОЧЕМУ ЕГО ПОРТРЕТ ПОМЕСТИЛИ, А МОЙ — НЕТ? ЧЕМ Я ХУЖЕ?!»

— В чем вы как главный редактор газеты «Татарский мир» видите для себя ее миссию, цели?

— Очень интересный вопрос! Вот я с вами говорю на русском языке. Я татарский писатель, все свои произведения всю жизнь писал на татарском. Только «Крушение» — и на татарском, и на русском, самостоятельно, переводчиков не нашлось. Почему я работаю в этой газете? Потому что около 70 процентов татар (это официальные данные) в нашей Российской Федерации сегодня говорят и читают на русском языке, но они считают себя татарами. А кто должен их просвещать? Вот именно с этой целью наш редсовет во главе со знаменитым хирургом Ренатом Сулеймановичем Акчуриным и я как главный редактор выпускаем газету «Татарский мир» и служим большинству татарского населения России и зарубежья. Нашу газету выписывают в 20 странах мира, она доступна от Камчатки до Прибалтики. А прочитать ее в интернете могут в любой точке мира. Вот последний год у нас начал активно печататься человек из Австралии, из Сиднея. Я как-то спросил его: в интернете читаете нашу газету? Он сказал: я ее уже пятый год выписываю в бумажном варианте. Вот такие у нас есть читатели. Совершенно не знающие родной язык люди обращаются к нам, интересуются историей своего народа, пишут о традициях своих семей, о своих далеких предках… Этим тоже интересна наша газета. И интерес к ней не угасает — это одна из популярнейших национальных газет Российской Федерации. Это год от года подтверждает конкурс «СМИротворец», который проводит гильдия союза журналистов. Нашу газету читают и в московском Кремле, каждый номер доходит до рабочих столов наших руководителей, об этом мы имеем информацию. 

— А почему, Ринат Сафиевич, в газете «Татарский мир» на первой странице никогда не бывает никаких больших портретов, к примеру тех же руководителей? Только репродукции картин татарских художников. Это намеренная политика?

— Да, это намеренная политика. Мы публикуем чудесные картины татарских художников — они показывают, как прекрасен мир, какая прекрасная у нас республика, какие в ней замечательные люди… Думаю, мы мудро в этом отношении поступаем. А если начнешь давать портреты конкретных людей, это будет никому не интересно. Да еще тут же выстроится очередь желающих: «Почему его портрет поместили, а мой — нет? Чем я хуже?!»

— Какие планы у редакции?

— Планы большие, огромные. Хотим продолжать работу. Несмотря на то что финансы мы каждый год находим своими силами, никогда у республики денег не просили, не брали. Но тем не менее служим мы Татарстану, татарскому народу и в конечном счете Российской Федерации. 

— Ринат Сафиевич, у вас есть увлечения, кроме творчества, конечно? Чем любите заниматься в свободное время?

— Раньше я занимался спортом, а сейчас стал садоводом. У меня и в Казани, и в Москве есть домики, где я люблю работать, писать, восхищаться природой. Мечтаю вернуться на историческую родину, в Казань. Когда бывает свободное время, приезжаю и работаю, пишу свои произведения. Мне хорошо работается именно в столице РТ, в доме, построенном собственными руками. 

— Какие у вас творческие планы?

— Обычно я о творческих планах не люблю рассказывать, предпочитаю показывать уже готовые произведения. Даже в моей семье никто точно не знает, над чем я работаю. На этот раз целый год и все лето работал над новым романом, почти что его завершил. Думаю, в ближайшие месяцы буду готов его предложить какому-то издателю в Москве или в Казани. Я ведь единственный писатель, который уже почти 20 лет свои произведения за собственный счет печатает в Москве на татарском языке. До Великой Отечественной войны в столице были издательства, выпускающие книги на татарском языке, например, Мусу Джалиля печатали. После войны в Москве книги на татарском языке не выпускали. А я вот уже 20-й год печатаю свои книги на татарском языке в различных очень уважаемых издательствах нашей столицы. Правда, буквально в последние дни Татарское книжное издательство выпустило прекрасную книгу — мои избранные рассказы, за что я безгранично ему благодарен!

— Спасибо! С юбилеем вас! Доброго здоровья и новых прекрасных книг!