Николай Лемаев: «Нельзя человека, который ходит на работу, держать в нищенском состоянии»

Николай Васильевич Лемаев. Нижнекамск. 18 октября 1982 года Фото: Калачьян Григорий/Фотохроника ТАСС

«НЕ ХОТЕЛ ПРИНИМАТЬ УЧАСТИЯ В БЕЗГРАМОТНОМ ХАОСЕ ПЕРЕСТРОЙКИ»

Николай Васильевич Лемаев был известен продуманностью своих управленческих решений. Но многие из них принимались им так решительно и бесповоротно, что могли производить впечатление какой-то импульсивности и вроде бы эмоций. Так, благодаря подобному решению начался новый этап… дорожного строительства в Казани.

«Для своего города гендиректор „Нижнекамскнефтехима“ приобрел в свое время дорогущий импортный асфальтоукладчик, — рассказывает корреспонденту „БИЗНЕС Online“ Рево Идиатуллин, председатель казанского горисполкома с 1985 по 1988 год. — С этой машиной приключилась беда: произошла авария, в результате которой, как мне сообщили неофициально, погиб человек. И Лемаев, узнав об этом, вроде бы сказал: „Чтобы духу этой *** у нас не было!“ Но не выкидывать же на свалку уникальный по тем временам аппарат. И передали его безвозмездно на наш баланс. А в Казани тогда с ремонтом дорог были проблемы, все делалось по старинке, старожилы помнят: в любую погоду — и в снег, и в дождь — рабочие, в основном женщины, в таких специальных оранжевых дорожных жилетах лопатами разравнивали дымящийся асфальт, который кучей перед ними вываливал грузовик. Технология — допотопная, даже смотреть на все это было жалко. А тут такой агрегат: р-р-раз — и полдороги закатано, да так гладко, ровненько, качественно! Полгорода, в том числе и я, его мэр, тогда приходили смотреть на его работу. На казанских дорогах это была революция…»

Но этот случай, хоть для столицы республики и этапный, но все-таки — эпизод. А вот демонстративный уход с поста министра был этапным уже для всего Союза. «В Совете министров СССР произошло беспрецедентное событие, — сообщило в октябре 1990 года издание «Коммерсантъ-власть». — Министр химической и нефтеперерабатывающей промышленности СССР Николай Лемаев добровольно подал в отставку.

Хотя заявление о прекращении полномочий было сделано министром почти месяц назад, до конца прошлой недели он продолжал работу. Только 4 октября заместитель председателя Совета министров СССР Владимир Гусев привез в Миннефтехимпром указ президента СССР, подписанный еще 24 сентября, но нигде не публиковавшийся, об освобождении министра от должности «в связи с уходом на пенсию» (бывшему министру 60 лет)».

Михаил Горобачев Фото: Кузьмин Валентин, Морковкин Анатолий/Фотохроника ТАСС

Вспоминает Анатолий Лукашов, в 1980-е годы — заместитель председателя Госплана СССР: «Горбачев даже не попрощался с ним и не выразил благодарности за работу. После ухода Лемаева бедлам только усилился — на предприятиях начали выбирать директоров. Он страшно переживал это, понимал, к чему все это приведет».

«БЫТЬ МЯГКОТЕЛЫМ В УПРАВЛЕНИИ НЕЛЬЗЯ»

«Еще одной чертой его характера была принципиальность, — пишет в книге воспоминаний о Лемаеве Владимир Гусев, заместитель председателя союзного правительства с 1986 по 1991 год. — С этим, видимо, связан его уход с поста министра. Говорили, что он не хотел принимать участия в том безграмотном хаосе, который начался в конце перестройки. <…>

Что отличало Лемаева и других руководителей того времени? Умение решать проблемы и принимать решение. Это умение есть главная функция любого управленца. У него эта черта была очень заметна. Если в отношениях он был мягким человеком, то в принятии решения — твердым. Быть мягкотелым в управлении нельзя».

«Когда Николай Васильевич стал министром союзного правительства, в стране практически началась перестройка, роль государственных органов уменьшалась, плановая система пошатнулась, — вспоминает в книге «Лемаев» первый президент Республики Татарстан Минтимер Шаймиев. — В Москве, на одном из заседаний Совета министров СССР, мы с ним сидели рядом. Заседание вел Рыжков (Николай Иванович Рыжков (родился в 1929 году), председатель Совета министров СССР с 1985 по 1991 год — прим. ред.). Обсуждались проблемы развития нефтехимической промышленности в стране, и я как руководитель республики, имеющей крупный нефтехимический комплекс, был приглашен туда.

Вот в тот день мне и представилась возможность впервые воочию увидеть характер Лемаева. Николай Васильевич на этом заседании выступил резко, говорил, что теряются связующие нити между предприятиями этой очень продвинутой, глубоко интегрированной по всему Союзу отрасли, а этого категорически нельзя допустить, надо продолжать развивать нефтехимию. Он сказал, что внимания к нефтехимии стало меньше и складывается впечатление, что мы уже чуть ли не отказываемся от глобального развития нефтехимии в стране. Его речь буквально всколыхнула весь зал, хотя он ораторским талантом и не обладал. Он всегда брал верх глубиной излагаемой мысли и аргументацией.

Когда он сел на свое место, мы с ним обменялись мнениями. «Минтимер Шарипович (тогда он ко мне так обращался, а в последние годы называл просто Минтимер, так как он был старше меня), ты посмотри, как разваливается страна, как расшатывается экономика!» И это говорил министр союзного масштаба! Я чувствовал то же самое, но, услышав это из уст министра, убедился в том, что стержня в экономике действительно уже не осталось. Этот момент мне очень запомнился. <…>

Николай Васильевич одним из первых ушел с поста министра, не согласившись с тогдашней политикой правительства. Ему, конечно, предлагали другую высокую должность, но он отказался. Потому что, как он сам рассказывал мне спустя некоторое время, всегда был щепетильным и обязательным человеком, привыкшим к дисциплине, к строгому выполнению договоренностей и не хотел быть свидетелем развала такой мощнейшей, перспективной отрасли экономики, какой он всегда считал нефтехимию. И был совершенно прав. Хочу еще раз подчеркнуть, что Николай Лемаев из союзных министров ушел одним из первых. Это был его выбор. Это было присуще его характеру».

«ЕГО ОТСТАВКА — НАЧАЛО РАСПАДА СОЮЗНОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА»

Вспоминает Малик Маннанов, с 1985 по 1991 год — помощник министра нефтехимической промышленности СССР: «Его уход из министерства можно объяснить тем, что он был все-таки больше приверженцем рыночной экономики, а не социалистической. Его отношения с Горбачевым и Рыжковым испортились по этой причине. Еще он не хотел принимать участия в развале промышленности и поэтому не исполнял некоторых указаний Рыжкова, считая их нелогичными и приносящими вред промышленности. Надо признать, что некоторые указания Рыжкова носили популистский характер, его команде надо было продержаться у власти, а в стране уже начинался развал».

Его уход с поста союзного министра ни в коем случае не был импульсом, эмоцией, демонстрацией характера, этаким «капризом». Не тот человек и управленец, патриот отечественного производства был Лемаев, чтобы позволять себе «капризничать» на том уровне, на котором он в тот момент находился. Не был этот шаг и самоустранением, мол, я умываю руки и не хочу быть в ответе за то, что натворил не я. «Критикуя — предлагай» — золотое правило не только для макроэкономики. И у Лемаева была альтернативная, продуманная программа действий, которую тогда не поняли и не приняли.

«Особенность ситуации заключается в том, — комментирует сообщение об отставке министра в октябре 1990 года «Коммерсантъ-власть», — что, подавая в отставку, Николай Лемаев рассчитывал, что вслед за его уходом с поста министра перестанет существовать и сам Миннефтехимпром, а предприятия отрасли <…> получат самостоятельность и объединятся в несколько концернов. Этот план был разработан самим Николаем Лемаевым и, как показали события, проигнорирован президентом и Совмином СССР. <…>

Министр, очевидно, рассчитывал, что его прошение об отставке будет воспринято президентом и правительством как сигнал о необходимости структурных преобразований в возглавляемой им отрасли промышленности. Подача Николаем Лемаевым в отставку с поста министра может означать начало процесса естественного распада союзного правительства…» 

Действительно, почти через год перестало существовать не только его правительство, но и сам СССР…

«30–40 ПРОЦЕНТОВ НАШЕГО ТОПЛИВА СЛИВАЛОСЬ В ЗЕМЛЮ»

«Николай Васильевич был готов к рыночной экономике, — продолжает Маннанов. — Он был настоящим рыночником со своей логикой и тем, что он создал. Ведь почти никто тогда не обращал внимания на его пророческие слова о том, что надо перейти на производство полимеров. Из Кремля управлять экономикой было очень просто: «Продайте 60 миллионов тонн нефти в Германию и купите там 40 тысяч тонн полипропилена». А он доказывал, что нефть нужно перерабатывать у нас в стране, и у себя в стране получать полипропилен и полиэтилен, что это и есть развитие инфраструктуры.

Все, наверное, помнят, что творилось в конце 80-х в экономике. <…> В те времена была система лимитов. Она означала, что если ты в этом году сэкономишь, например, бензин, то в будущем году получишь его меньше. Эта же система была и в распределении нефтепродуктов. В итоге колхозники вырабатывали топливо, как могли — тракторы работали круглосуточно, спидометры подкручивались, топливо сливалось в овраги. Можно сказать, что тогда 30–40 процентов нашего топлива сливалось в землю. Самое интересное: теперь мощности по нефтепереработке в России не изменились, их даже меньше стало, чем было в Советском Союзе, но топлива при этом всем хватает. Просто считать научились, и те же колхозники покупают столько, сколько им надо.

А сколько у Николая Васильевича из-за этого было конфликтов! Из партийных органов, из Совмина ему давали указания, были окрики, а он пытался им спокойно объяснить, что виновато не министерство, пытался убедить в этом. Но критиковать надо было очень осторожно. Мы все тогда были заложниками плановой системы — критикуя, можно было поссориться с Госпланом или с Госснабом.

Бывало, что он получал нагоняй от Рыжкова или Горбачева, но при этом разносы наверху никогда не трансформировались в разносы его подчиненных. Он вообще не был способен, как говорят, «давать по шапке». Он все контролировал, и я не сказал бы, чтобы у кого-то появилось желание саботировать его указания».

Минтимер Шаймиев Фото: Шамиль Абдюшев

ШАЙМИЕВ: «У НАС ХВАТИЛО УМА ПРИСЛУШИВАТЬСЯ К ЕГО СОВЕТАМ»

«В начале 90-х, где-то в 1994–1995 годах, у нас дела пошли из рук вон плохо, начался резкий спад производства, — продолжает первый президент Татарстана. — Тогда я неоднократно бывал на «Нижнекамскнефтехиме», видел и слышал, как люди уже не надеялись ни на что, открыто говорили: «Если бы здесь был Николай Васильевич Лемаев, то ничего подобного не произошло бы». Чувствовалось огромное уважение и доверие к этому человеку.

«Нижнекамскнефтехим» — это несколько самостоятельных заводов, научных и технических структур, всю эту махину объединяли генеральный директор и его дирекция. Представьте себе, в 1997 году этот нефтехимический комплекс дал убыток более 300 миллионов рублей. И это — «Нижнекамскнефтехим», который сегодня является бюджетообразующим предприятием, вторым крупнейшим налогоплательщиком в республике, объединением, которым мы по праву гордимся!

Да, в тот год «Нижнекамскнефтехим» был убыточным. И если он в убытке, то как сможет развиваться экономика Татарстана? Вот тогда я поехал к Лемаеву, убедившись, что без него нам не обойтись. Я поехал к нему, попросил его возглавить совет директоров «Нижнекамскнефтехима». Он, конечно, не хотел, говорил, что у него бизнес, спокойная работа… Я рассказал ему о настроении людей, которые верят только в Лемаева. Я говорю: «Николай Васильевич, пока здоровье позволяет, вы не имеете права отказываться, вас ждут люди». Долго мы с ним беседовали и, наконец-то, договорились, он дал согласие. Я сказал: «Ваше дело — быть председателем совета директоров, высказывать свое видение, а мы вас будем поддерживать и слушаться во всем. Главное — чтобы вы стояли во главе». Я должен вам сказать, что через два года мы начали кардинально поправлять дела в нефтехимии. <…> То, что «Нижнекамскнефтехим» возродился и достиг нынешнего уровня, обрел вторую жизнь, — это тоже заслуга Николая Васильевича Лемаева, а наша заслуга в том, что нам хватило ума прислушиваться к его советам».

Эти выводы подтверждает и Лукашов: «Может быть, если бы он остался, то и отрасль не распалась бы на отдельные „квартиры“. Благодаря его усилиям нижнекамский комбинат не растащили на отдельные производства, и сегодня он является флагманом российской нефтехимии и величественным памятником огромному труженику Николаю Лемаеву».

Нижнекамск. 1 июля 1987 г. Дорога на "Нижнекамскнефтехим"Фото: Медведев Михаил/Фотохроника ТАСС

«НЕ МОЖЕТ ДАЖЕ ЛУЧШАЯ МАШИНА С ПЛОХИМ ВОДИТЕЛЕМ БЫТЬ ВПЕРЕДИ»

— В 1996 году «Нижнекамскнефтехим» был на уровне полного банкротства, — сказал о тех событиях сам Николай Лемаев в марте 2000 года в своем последнем интервью Андрею Морозову, автору книги воспоминаний «Лемаев». — Когда к управлению приходят люди с амбициями и не знающие дела, то рано или поздно они оказываются в кювете. Не может даже самая лучшая машина с плохим водителем быть впереди.

— Эти неспециалисты пришли во времена Горбачева или после него?

— После. При Горбачеве работал штаб высококвалифицированных специалистов, у него был Совет министров. До разрушения Советского Союза, до этой вакханалии, в стране была мощнейшая интеллектуальная сила — институты. Они были отраслевые, академические, заводские и работали на равных с Западом. Если на Западе над проблемой работали «кучей», то мы все эти проблемы решали в Советском Союзе сами, без всякой помощи со стороны. Почти триста миллионов жителей СССР противостояли пяти миллиардам остальных жителей планеты. Это было так. С этим считались. Это была мощь! <…>

Недавно в одном журнале я прочитал такие данные. Средняя зарплата в химической промышленности США — 18 долларов в час. Сколько часов в день человек работает? 8 часов. Умножьте 18 на 8. Получается 144 доллара в день. Я предлагал на «Нижнекамскнефтехиме» платить хотя бы 450 долларов в месяц, а мне говорили: «Вы что, смеетесь?» Но все равно мы к этому придем. Мы не можем рабочего, который ходит на работу, держать в нищенском состоянии. Если он работает, то он не должен думать о благополучии семьи. Он должен думать о том, как больше заработать и как лучше работать, как обеспечить нормальную базу для своей семьи. За 18 долларов в час рабочего с работы не выгонишь. Он будет насмерть держаться за свое место. <…> Разве это порядок? У нас же бесплатный рабский труд. Всего за сто долларов в месяц…

— Вы знакомы с советской экономикой, знаете и нынешнее состояние российской экономики. Скажите, а когда были лучше условия для работы — тогда, при коммунистах, или сейчас?

— Кому?

— Производственникам вашего уровня.

— Сложный вопрос. Тогда организация была на уровень выше. Экономика была сконцентрированной и управляемой. Но — никакой инициативы.

Как-то на заседании Совета министров Николай Иванович Рыжков спросил меня: «Что вам нужно для повышения эффективности работы министерства?» Я ответил ему: «Сделайте меня хозяином». «Но вы же министр», — удивился он. «Я министр, а не хозяин. Назначьте мне планку — вот это нужно для обороны, вот это нужно еще для того-то, а все остальное, что сделаете, будет вашим и ваших заводов», — ответил я. «А что же тогда буду делать я?» — еще больше удивился Рыжков. «Вы будете считать мои деньги».

«К сожалению, при нынешней системе управления методы руководства, присущие Лемаеву и его поколению руководителей, не нужны, — считает Виктор Школьников, первый заместитель генерального директора ВНИИ НП. — Но при этом я уверен, что они необходимы. Нельзя доверять судьбу отрасли или крупных предприятий топ-менеджерам, их интересует только личная прибыль. Прежде чем руководить отраслью или крупными комбинатами, нужно самому что-то сделать в жизни, что-то построить».

«Он любил жизнь, всегда был в поиске ее новых граней, — завершает воспоминания о своем друге Минтимер Шаймиев. — Ко мне он относился по-доброму, я чувствовал это. Наши семьи встречались практически только во время отдыха, но тем не менее общались так, как будто всю жизнь жили рядом. <…>

Помню один интересный случай. В апреле 1997 года делегация Татарстана прибыла в Малайзию. В ее составе были и мы с Николаем Васильевичем. По нашей просьбе в программу визита включили встречу в Торгово-промышленной палате Малайзии. Председатель палаты, китаец по национальности, начал рассказывать нам, как у них эта палата работает. Тогда это для нас было новым делом, и мы начали задавать ему вопросы. А мы с Николаем Васильевичем сидим рядом. Кто помнит Николая Васильевича, тот знает его густые-густые брови, которые все время торчали во все стороны, сразу бросались в глаза собеседнику. Мои, тоже, кстати, не редкие, но значительно уступают его бровям. Мы-то об этом никогда не задумывались. Сидим, задаем вопросы. На один из вопросов Лемаева китаец ответил: «Зачем вам, господин Лемаев, учиться у нас? Я вижу, вы сами очень умны. По преданиям китайцев, люди с такими бровями, как у вас, не нуждаются в моих разъяснениях и советах». Мы посмеялись тогда, но запомнили. Потом, если представлялся случай покритиковать нас или упрекнуть руководство республики в чем-нибудь, Николай Васильевич говорил: «С такими-то бровями! И не можете решить…» Вокруг все недоумевали. А мне с ходу становилось ясно, в чей огород камушек.

Когда его не стало, я места себе не находил. Для меня это стало самой большой потерей за последние годы. Произошло это так внезапно, он ведь ничем не болел, во всяком случае, ни на что не жаловался. Отдыхали вместе, и я не видел, чтобы он чем-то страдал. Был всегда бодрым. Можно было даже позавидовать его прекрасному самочувствию, его бодрости, ясности мышления.

Николай Лемаев — одна из ярчайших фигур на уровне национального героя Татарстана. Вот таким он остается в моей памяти. Я думаю, что для каждого человека, который близко его знал, общение с Николаем Васильевичем — очень содержательный, очень дорогой сердцу отрезок жизни…»