Москва услышала Малера казанской сборки

ГСО РТ под управлением Александра Сладковского выступил в Большом зале московской консерватории

МАЛЕРОВСКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ СЛАДКОВСКОГО

Не первый год собирая малеровскую коллекцию — «пушинка к пушинке, ни одного перышка», Александр Сладковский и ГСО РТ уже выпустили записи Первой, Пятой и Девятой симфоний Густава Малера на фирме «Мелодия». Выпустили во впечатляющем комплекте с историческими записями тех же малеровских партитур оркестром Московской филармонии под управлением Кирилла Кондрашина. Шестая («Трагическая») еще дожидается рекординговой будущности, при том что в Казани ее уже играли на одном из прошлых «Рахлинских сезонов». 

Для столичных слушателей гостевой визит «татарстанских симфоников» именно с Шестой Малера был любопытен особенно. Дело в том, что в июле позапрошлого года эту же симфонию сюда привозил фестивальный оркестр Теодора Курентзиса, среди 125 человек которого было 60 приглашенных, в том числе и из Европы, музыкантов. «Трагической» Малера пермский маэстро угощал Москву вслед за ее исполнением на закрытии Дягилевского фестиваля в Перми и последующим шестидневным рекординговым сетом, который проходил в московском государственном Доме радиозаписи.  

Так что казанские музыканты волей-неволей вовлеклись в очевидный сравнительный контекст: два маэстро, работающих в равноудаленных от столицы регионах, обращаются к довольно обязывающей партитуре Малера, слыша и интерпретируя ее, разумеется, абсолютно по-разному. Из самого очевидного — то, что если пермяки регулярно дополняют себя «варягами», то симфонический оркестр Татарстана демонстрирует полноту собственного комплекта. Шестую играли в Москве 115 оркестрантов made in Kazan, что само по себе внушало уважение.  

Сладковский заставил слушать саму материю оркестрового звука

«В СЛОЖИВШЕЙСЯ ТРАДИЦИИ СРЕДНИЕ ЧАСТИ ШЕСТОЙ СИМФОНИИ МАЛЕРА МОЖНО МЕНЯТЬ МЕСТАМИ»

Чуть-чуть о разнице пермской и казанской интерпретаций. Если в сложном массиве этой четырехчастной симфонии Курентзис заставлял нас слушать эмоции, то Сладковский заставил слушать саму материю оркестрового звука. И вот когда на месте лирического театра Курентзиса оказался волевой «императив» Сладковского, стала ясна монументальность происходящего. Запомнив Шестую малеровскую с Курентзисом симфонией о красоте трагически устроенного мира, Сладковский смодулировал ее в сюжет о силе и мощи индивидуального сопротивления миру.

Держа в узде все оркестровые уровни — от теплых soli гобоя, английского рожка и валторны до сокрушительного свиста скрипок, усиленных флейтой-пикколо в финале, казанский маэстро лепил образ классической симфонии бетховенского толка так, чтобы, обнажив связь между Бетховеном и Малером, одновременно дать почувствовать огромную дистанцию между ними. Дистанцию, выражаемую глубиной зазоров между малеровскими «тихо» и «громко», масштабом живописуемой Малером «катастрофичности» на фоне откровенной мелодической красоты. 

В сложившейся традиции средние части Шестой симфонии Малера можно менять местами. После премьеры симфонии в 1906 году не самым удачным образом дирижировавший ею композитор, вняв чьему-то совету, поменял местами медленное Andante (в классической схеме это всегда вторая часть) и Scherzo. Сейчас, в зависимости от расположения этих частей, разгадываются тайны дирижерских интерпретаций. У Курентзиса, например, Andante шло третьей частью (вторая редакция) и стало лирическим центром симфонии. Сладковский исполнил первую редакцию, таким образом максимально прорастив из бетховенской идеи «от мрака к свету» малеровскую симфоническую идею «от мрака и света к окончательной катастрофе». В финале Шестой симфонии эту идею олицетворяет два удара огромного деревянного «молота», который дополняет группу перкуссии в моменты кульминаций так, что создается впечатление падающего на землю неба. 

Публика, устроившая симфоническому оркестру Татарстана 15-минутную овацию, расходилась довольная

«ДУХОВАЯ ГРУППА ГСО РТ — ПРЕДМЕТ ЗАСЛУЖЕННОЙ ГОРДОСТИ СЛАДКОВСКОГО»

Сегодня новаторство оркестрового языка Малера, умевшего слышать миры, примерно так, как сейчас это научились показывать в кино, почти не ловится слухом. В саундтреках к фильмам давно взяли на вооружение не только знаменитые малеровские нагнетания, его вселенские валторны и «трубные гласы», но и целую часть его Пятой симфонии, знаменитое Adagietto из которой зажило самостоятельной жизнью в фильме Лукино Висконти «Смерть в Венеции». Тем ценнее возвращенная Сладковским материальность всех составляющих малеровской партитуры, представляя которую казанский маэстро использовал, в частности, не шесть, а семь труб, как это делают в оркестрах немецкой модели, где первая труба используется только в solo, а второй исполнитель партии первой трубы озвучивает верхний голос в аккордах.  

Гордиться медной группой казанский оркестр начал еще во времена своего основателя — Натана Рахлина, которому в 1969 году во время выступления на Декаде татарской культуры в Москве чуть ли не инкриминировали тайную «подсадку» в свой оркестр московских духовиков. Так неправдоподобно хорошо они звучали. Сегодня духовая группа ГСО РТ — и дерево, и медь — предмет заслуженной гордости Сладковского. На поклонах он и поднимал их первыми под разрастающиеся аплодисменты публики. 

Возможно, кто-то из слушателей, придя домой, открыл YouTube и в порядке самостоятельной работы послушал записи Шестой симфонии Малера великими оркестрами и дирижерами. К слову, если сделать это, легко убедиться, что первую часть Шестой симфонии казанский коллектив играет в том же максимально подвижном темпе, в каком ее играл Нью-Йоркский филармонический оркестр под управлением Леонарда Бернстайна, что казанская медь в качестве не уступает «Венским филармоникам» на записи с Пьером Булезом и что именно первую редакцию этой симфонии почему-то играют гораздо реже второй, хотя с точки зрения цельности партитуры (и ее ценности для большой истории музыки) она очень убедительна, как, например, в записи Люцернского фестивального оркестра под управлением Клаудио Аббадо.