«Были серьезные программы по разрушению мощного российского молочного кластера»

Участники круглого стола:

• Николай Титов — первый замминистра сельского хозяйства и продовольствия РТ;
• Камияр Байтемиров — председатель ассоциации фермеров, крестьянских подворий и сельскохозяйственных потребительских кооперативов Татарстана;
• Айрат Хайруллин — депутат Госдумы РФ от РТ, зампредседателя комитета ГД по аграрным вопросам;
• Светлана Барсукова — гендиректор АО «Агросила»;
• Алена Белоглазова — глава КФХ Белоглазова;
• Александр Габдрахимов — гендиректор Казанского молочного комбината («Комос Групп»);
• Ауфар Галиев — гендиректор АО «Зеленодольский молочноперерабатывающий комбинат»;
• Олег Власов — гендиректор ОАО «Агропромышленный парк „Казань“»;
• Искандер Зигангараев — гендиректор «КЖК-Логистик».

Модератор — Рашид Галямов (издатель «БИЗНЕС Online»).

«Нокаут уже наступает, если не принять адекватных мер поддержки производителей, дело дойдет до убоя скота», — говорили участники круглого стола «БИЗНЕС Online», посвященного молочному кризису

«В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ МЫ ПРОИЗВОДИЛИ МОЛОКА БОЛЬШЕ АМЕРИКИ»

— Добрый день! Во-первых, большое спасибо, что откликнулись и пришли в таком составе. Во-вторых, тема чрезвычайно важна, как нам кажется. Она обсуждается уже последние несколько месяцев, и споры не утихают. Участники нашего круглого стола очень активно участвуют в ее обсуждении как на российском уровне, так и в Татарстане.

Айрат Назипович, спасибо за ваши блоги, в которых вы высказываете свою активную позицию — и политическую, и жизненную. Уважаемая Алена Евгеньевна дала нам интервью — все, наверное, читали. После этого интервью я лично в шоке. Думаю: неужели все гибнет и никто ничего не делает? Плюс у нас есть общение с разными переработчиками, производителями молочной продукции. И общее мнение людей такое, что нужно было провести круглый стол, чтобы еще раз проговорить все вопросы, донести до наших властей, депутатов, что нельзя ничего не делать. Наверное, решения сложные, но тем не менее, судя по крику SOS, они пока не проглядываются.

В первой части мы попытаемся понять, какова текущая ситуация с ценами на молоко на мировых и европейских рынках, что происходит в России и в Татарстане, каковы перспективы и кто виноват. В принципе, после «золотого века» всегда наступает спад. Может, и сейчас это просто циклический спад или все же диверсия? Айрат Назипович, как один из главных ньюсмейкеров этой темы расскажите, что делается в стране, потому что уже до Медведева дошло, Минниханов обращается, Ткачев высказывается... А воз и ныне там.

Айрат Хайруллин: В последние два десятилетия у нас большое количество сельских жителей переселились в города. Личные подсобные хозяйства сократили объемы производства, большая часть колхозов и совхозов поменяла форму собственности, хотя есть примеры и устойчивых хозяйств. Вся молочная отрасль постепенно начала перестраиваться, переходить на крупные товарные производства, где себестоимость производства ниже, но изначально нужны большие инвестиционные вложения. На один рубль денежной выручки производство молока — самая капиталоемкая отрасль, в разы опережает любые другие отрасли животноводства.

Наш внутренний рынок дефицитный по молоку, и это при том, что уровень потребления молока на душу населения у нас значительно ниже, чем было в советское время. То есть резервов для роста объемов производства молока в стране у нас огромное количество. Было время, когда в Российскую Федерацию завозили даже кисломолочную продукцию, молоко из-за границы. Но вы представляете, сколько нужно тысяч вагонов, чтобы перевозить молоко в виде молока... Гораздо проще перевозить его в виде молокоемкой продукции (сухое молоко, масло, сыр).

В 90-е годы вплоть до 2006-го в Европе, нашем главном поставщике молочных товаров, существовала система экспортных субсидий. Например, если вы отправляете в РФ масло, то вам компенсировали 86 процентов его стоимости. То есть, чтобы выручить 100 рублей, вам достаточно продать его за 14 рублей, остальное даст Евросоюз. Это были такие серьезные программы по разрушению нашего мощного российского молочного кластера. В советское время мы были самые большие мире, производили молока даже больше Америки. До этого так же разрушили птицеводческую и свиноводческую отрасль, но они более мобильные, быстрее восстанавливаются. С молочным животноводством все намного сложнее, дороже и дольше.

Но, когда у нас в стране заработали национальные проекты, деньги, наконец, пошли и в производство молока. Затем, в 2016–2017 годах, в Российской Федерации государство смогло создать серьезные инвестиционно привлекательные условия. Во многом помогло осложнение отношений с западными странами после 2014 года...

— Спасибо санкциям!

Айрат Хайруллин: Да, здесь как раз все и ожило. 2014 год — это было такое обдумывание, 2015 год — все ринулись на этот рынок, в 2016-м пошла определенная отдача от вложений, а в 2017-м мы впервые прибавили в производстве 600 тысяч тонн молока. Это много, учитывая, что на всех заводах России перерабатывается порядка 15–16 миллионов тонн молока. Некоторые эксперты говорят о 18 миллионах тонн, но в действительности 2,5–3 миллиона тонн молока задваивается в учете, за счет молокоприемных пунктов. Еще порядка 2 миллионов тонн — это молоко от личных подсобных хозяйств, которое поступает на рынок через разные каналы, но статистика его не отслеживает. В Российской Федерации производство стало конкурентоспособным в плане переработки. Мы имеем серьезных переработчиков молока, 50 процентов молока перерабатывается международными компаниями.

Но уже год назад многие переработчики начали говорить, что на рынке какая-то непонятная ситуация. Вот вы пример привели насчет «золотого года». На молочном рынке есть четырехлетние циклы: четыре года цена всегда растет, потом падает. Когда она падает, многие с рынка уходят, разоряются, и потом возникает дефицит молока, который толкает цены наверх. И я считаю, что мы сегодня как раз находимся в такой ситуации, когда в мире произошло перепроизводство молока. Плюс есть молокоемкие товары, такие как сухое молоко, масло, сыры, с которыми играют на бирже. Причем это перепроизводство молока необязательно должно быть в физическом объеме товара. Даже продажи фьючерсов могут создать переизбыток на рынке.

Год назад, в мае, мы приняли закон о товарных интервенциях на рынке молока, президент подписал его в июне. Когда мы анализировали тренды, оказалось, что цена в прошлом году по всей стране до принятия закона падала. Как только услышали на рынке, что будет закон, по которому государство выкупит часть объемов, цена резко подпрыгнула до 150 рублей за килограмм сухого молока. Но после того, как было объявлено, что государство не будет покупать сухое молоко, так как считает неэффективным тратить на это деньги, пошло падение цены сперва до 130, затем до 120, далее вплоть до 95 рублей за килограмм сухого молока.

Айрат Хайруллин: «Я сразу скажу, что не правы те, кто говорит, что сухое молоко — это плохой и вредный продукт. Это не так»

«БЕЛАРУСЬ БЬЕТ ПО ГЛАВНОМУ КОНКУРЕНТУ — ПРИВОЛЖСКОМУ ФЕДЕРАЛЬНОМУ ОКРУГУ»

— А сухое молоко стало воздействовать на живое молоко, да?

Айрат Хайруллин: Что такое сухое молоко? Из 11 литров, так скажем, базисной жирности получается 1 килограмм сухого молока. То есть отделяется масло, остаток вы сушите и получаете сухое обезжиренное молоко. Если вы сушите, не забирая масла, то получаете сухое цельное молоко. Я сразу скажу, что не правы те, кто говорит, что сухое молоко — это плохой и вредный продукт. Это не так.

— То есть он не вредный? Не так, что даже кошка кушать не будет...

Айрат Хайруллин: Давайте начнем с детского питания. Его делают из сухого молока. Это хороший продукт! Весь вред сухого молока сегодня заключается в том, что к нам на рынок поступило субсидированное сухое молоко. По информации, которую, конечно, сложно проверить, начиная с конца сентября прошлого года на Украину завозили сухое молоко по цене, которая в пересчете на рубли соответствовала 5 рублям за литр молока. Говорят, что оно из европейских запасов стратегических, субсидированное, потому что в прошлом году молоко в Европе стоило намного дороже. Если бы из него производили сухое молоко и не было бы никаких субсидий, оно бы сегодня стоило порядка 200–220 рублей за килограмм.

— А с Украины к нам как пришло это молоко?

Айрат Хайруллин: Через Беларусь, там упаковывалось и отправлялось в адрес Казахстана и Киргизии, но до туда не доходило. Причем в основном его выгружали в Поволжье, а Поволжье производит 40 процентов молока страны. То есть Беларусь бьет по главному своему конкуренту — Приволжскому федеральному округу, который исторически специализировался на сушке молока, производстве масла и сыров. Крупнейшие молочноконсервные комбинаты союзного значения строились специально здесь — в молочной зоне страны. Производство молока, которое мы сохранили в Поволжье, всегда имело самую низкую себестоимость в стране и было довольно-таки конкурентоспособным.

Так вот в сентябре – декабре очень много сухого молока поступило в Российскую Федерацию. Где-то оно заходило на молочные заводы по заниженной цене 600 долларов за тонну, хотя нормальная цена ему — 2,5–3,5 тысячи долларов! Странно, что таможню это не заинтересовало, ведь были поставки и из дальнего зарубежья. Все это сильно разбалансировало рынок. Цены на сухое молоко упали, наши заводы стали неконкурентны по цене, им стало невыгодно сушить молоко самим. В результате накопился объем молока, который оказался невостребованным. В начале декабря я начал информировать и министерство сельского хозяйства РФ, но тогда поначалу оно к этому не отнеслось серьезно. Даже когда в начале февраля к нам на съезд пришел Александр Ткачев (министр сельского хозяйства РФ — прим. ред.), я эту тему заострил. Но он посчитал, что еще не все так плохо в молочном животноводстве, что не надо сейчас никаких мер воздействия вводить, а в Татарстане и в Поволжье проблемы-де только потому, что мы являемся «сырьевым придатком». Это абсолютно не так. Мы можем перерабатывать молока в два раза больше, чем сегодня. Более того, все, кто в прошлом году насушил сухого молока, сегодня до сих пор сидят на этом сырье. По большому счету все они сгенерировали убытки. Ситуация сложная, но поправимая. Сейчас в Татарстане молокозаводы, наверное, дороже, чем по 20 рублей 30 копеек, сырое молоко не закупают, и это за высший сорт!

— А себестоимость товарного молока, как вы сказали в нашем блоге, 26–27 рублей с учетом инвестиций?

Айрат Хайруллин: Скажем так, затраты на производство 1 литра молока с учетом обслуживания кредитов составляют до 28 рублей, в зависимости от того, что вы построили, какой скот купили, какое оборудование приобрели. Поэтому все, кто сегодня вложился в молочное животноводство, с каждого литра молока генерируют 5–6~8 рублей убытка.

— И сколько мы сможем продержаться с такими убытками? Это же разорение...

Айрат Хайруллин: В стране сокращение поголовья уже идет, статистика его пока не покажет, но позже мы непременно это увидим. Плюс это будут всячески скрывать, потому что за такое «бьют по голове». Однозначно будет сокращение производства молока. Соответственно, возникнет дефицит, цена пойдет вверх. Если мы хотим себе такие «качели» устраивать регулярно, то будем их каждые четыре года устраивать. Но страна, у которой от 7 до 11 миллионов тонн дефицита сырого молока, я считаю, не должна так развиваться.

Ауфар Галиев: «Я уверен, что сухое молоко — это не зло, а полноценный продукт»

«НА СЕГОДНЯШНИЙ МОМЕНТ ЗАРАБАТЫВАЮТ ТОЛЬКО ТОРГОВЫЕ СЕТИ»

— Ауфар Зуфарович, вы представляете один из крупнейших заводов-переработчиков молока в республике и Поволжье. Плюс наш ведущий игрок на рынке детского питания. Расскажите, что у вас происходит с точки зрения, так сказать, переработки?

Ауфар Галиев: У меня есть ремарка к тезису о том, что детская продукция делается из сухого молока. Есть разные виды детского питания. В его состав может входить сухое молоко, может не входить, но важно понимать, что вся продукция для малышей изготавливается строго по рецептуре, разработанной Институтом питания РАМН. Порядка полутора лет нужно только для того, чтобы пройти соответствующую сертификацию! И производитель не имеет права ни на йоту отклониться от рецептуры, в которую в обязательном порядке включаются витамины, микроэлементы и другие полезные вещества с учетом потребностей детей. Все ингредиенты по количеству и соотношению между собой максимально адаптированы к особенностям обмена и пищеварения ребенка, поэтому нашей молочной продукцией можно полностью заменить материнское молоко.

Молоко для нашего детского питания мы покупаем только в определенных лицензированных хозяйствах, например в «Красном Востоке» и ряде хозяйств холдинга «Ак Барс», потому что оно должно быть самого высокого качества.

А если вернуться к разговору о сухом молоке, я уверен, что это не зло, а полноценный продукт, который позволяет стабильно работать не только молочной промышленности, но и, например, кондитерской отрасли, которая активно использует в производстве этот ингредиент.

Айрат Хайруллин: Злом является любой продукт, который поступает по демпинговой цене, ниже себестоимости производства в среднем по стране. Сухое молоко — это не фальсификат. Все зависит от того, что написано на этикетке. Фальсификация — это введение в заблуждение. Фальсифицируют суррогатами — более дешевыми заменителями. Когда вы качественный молочный жир заменяете дешевым растительным жиром пальмы, но на этикетке пишете, что жир молочный.

— А переработчики — что с вами происходит? Вы-то выиграть должны от снижения закупочных цен?

Ауфар Галиев: Нет, если проигрывает производитель молока, агрофирма, то в конечном счете это обязательно отражается и на нас. У нас тоже наблюдается стагнация.

Хотя, когда в прошлом году закупочные цены на сырое молоко доходили до 28–30 рублей, даже до 36 рублей за литр, для нас это тоже было очень тяжело. Покупая дорого сырье, невозможно адекватно дальше реализовать готовую продукцию. Есть потребительская корзина, покупательная способность...

— То есть сейчас вы накапливаете жирок?

Ауфар Галиев: Нет, к сожалению. Когда происходит падение цен на молоко, это отслеживаем не только мы, это отслеживают и торговые сети. Они прекрасно осведомлены, и сразу же происходит падение закупочных цен на готовую продукцию. При этом у себя на полках они цену могут и не уронить.

— Кто выигрывает от разницы?

Ауфар Галиев: Я считаю, что в этот момент зарабатывают торговые сети.

Айрат Габдрахимов: Сегодня нет никакой связи между закупочной ценой и ценой на полке. При ценах на сырое молоко в 26–32 рубля на полках цена была одна, но сейчас магазинная цена стала на 4 процента выше, а ведь закупочная-то упала.

Сейчас основной объем продаж идет через акции. И за все эти акции платит сельхозпроизводитель. Один день «Магнит» проводит акции, в другой день — «Пятерочка», в третий день — «Эдельвейс». Они между собой соревнуются и дербанят сельхозпроизводителей. Продажи сыров, стерильного молока на 90 процентов идут по акциям. Переработчики вынуждены на это идти, чтобы поддержать какой-то объем продаж.

— Или во всем виноваты господа трейдеры?

Ауфар Галиев: Не могу сказать ничего плохого про трейдеров.

Алена Белоглазова: «Закупочные цены со стороны переработчиков одни, со стороны производителей — совершенно другие»

«В ТАТАРСТАНЕ НЕ ОСТАЛОСЬ ПЕРЕВОЗЧИКОВ, ЖЕЛАЮЩИХ ПОЕХАТЬ В БЕЛАРУСЬ ЗА МОЛОКОМ, ВСЕ ЗАНЯТЫ»

— Тогда передадим слово человеку, который с трибуны нашей газеты кричал SOS, Алене Евгеньевне Белоглазовой. Дайте вашу оценку того, что сейчас происходит. Каковы последствия для производителей? Начнем с того, сколько у вас коров.

Алена Белоглазова: В нашем хозяйстве тысяча голов КРС, из них дойных 400. Я сейчас могу точно сказать, и все меня поддержат: закупочные цены со стороны переработчиков одни, со стороны производителей — совершенно другие. Куда уходит маржа — либо трейдерам, либо все-таки в рисковые вложения? Если у нас нет долгосрочных контактов, то цена гораздо ниже. Но так работает основная масса производителей, долгосрочные контракты в Татарстане заключают лишь несколько предприятий (не более пяти). Сейчас закупочная цена в разы ниже себестоимости. Это убытки, которые в итоге все равно выльются либо в закрытие предприятия, либо в сокращение поголовья. Закрыть глаза на ситуацию сейчас просто, но через полгода мы начнем пожинать плоды. Восстановить все будет гораздо сложнее и дороже.

Какая позиция сейчас у производителей? Все выжидают, ждут какого-то решения. Есть такая инсайдерская информация, что в Татарстане уже не осталось перевозчиков, желающих поехать в Беларусь за молоком, все заняты, ни одной свободной машины! Предлагают уже в пять раз дороже, чем обычно. 15 марта в Беларуси не осталось ни одного килограмма сухого молока, все склады были пустыми. А раз склады переработчиков пополнились вот этим дешевым сухим молоком, естественно, цена на наше молоко не выросла.

— Сейчас сколько у вас закупочная цена?

Алена Белоглазова: В среднем 14 рублей, а себестоимость — около 21 рубля.

— И сколько вы готовы терпеть? Или уже начали потихоньку резать?

Алена Белоглазова: Еще не начали. Мы также в ожидании. Есть информация, что, если «пальму» (пальмовое масло — прим. ред.) вообще запретят использовать при производстве молочной продукции, тогда цена на молоко поднимется.

— Николай Леонидович, насколько серьезная ситуация?

Николай Титов: Вы вообще понимаете, почему коров режут? Вот у вас есть денежный поток, вам надо платить зарплату. Не заплатите зарплату — к вам сразу придет прокуратура, засудят. Затем вам надо платить за электричество и так далее. А в вашей выручке за молоко денег не хватает для ведения хозяйственной деятельности. Где взять деньги? И вот она (показывает на Белоглазову — прим. ред.) будет сидеть плакать, смотреть на корову: «Ой, какая хорошая, любимая моя корова, я ее с теленка вырастила. Но у нее молока там чуть поменьше — я ее зарежу, продам на мясо, чтобы самим хватило». Она режет коров не для того, чтобы получить дополнительные деньги, а для того, чтобы концы с концами свести. И в какой-то момент наступает точка безвозвратности. В чем страх-то!

— А потом четыре года нужно будет ждать, пока восстановится поголовье?

Айрат Хайруллин: Четыре года — нет! Математически подсчитано, что зарезанная корова «восстанавливается» в среднем за 6 лет, то есть от коровы вы за год можете получить не более 80 процентов телят, лишь половина — телочки, существует падеж, выбраковка молодняка, поэтому с учетом жизненных реалий период восстановления стада без сторонней покупки растягивается до 12 лет. Или, пожалуйста, купите ее за 160–170 тысяч рублей. Она будет давать вам в день 20 литров молока, а может, и умрет, не дав молока! Риски очень большие. Да, и имейте еще в виду, что нетель от покупки до первого молока от трех до шести месяцев кормить надо будет, ухаживать, содержать.

— Какой есть запас времени?

Камияр Байтемиров: Если решение будет в течение месяца, то у людей все-таки будет оптимизм. Если решения не будет, значит, летом уже начнется сокращение поголовья, а к осени пойдет волна. Уже сейчас крестьяне стали освобождаться от поголовья. У нас такого еще не было! Это первый звонок.

Светлана Барсукова: «Правильно рассматривать три направления, которые на самом деле взаимно влияют друг на друга: это производство сырого молока, переработка и потребление»

— Светлана Геннадьевна, вам слово.

Светлана Барсукова: Правильно рассматривать три направления, которые на самом деле взаимно влияют друг на друга: это производство сырого молока, переработка и потребление. Известный факт, что поголовье КРС в стране ежегодно сокращается примерно на 2 процента. При этом производство товарного молока ежегодно повышается.

Идет перепроизводство молока, отсутствие на него спроса в том объеме, в котором нам хотелось бы видеть, тоже влияет на цену. Плюс на рынке есть сухое молоко по гораздо более низкой стоимости, нежели мы можем произвести на территории РФ. Эта проблема на самом деле системная, просто сейчас она вышла наружу. Как есть проблемы с рынком мяса птицы, свинины, сахара... Производители РФ неконкурентоспособны на мировом рынке, мы имеем неконкурентоспособную цену на сырье и на продукты переработки этого сырья, и мы не можем поставлять достаточно большой объем на экспорт.

— Как «Агросила» переживает этот сложный момент?

Светлана Барсукова: Мы определили для себя ту маржинальность, которую хотели бы видеть при производстве продукции. Это для нас основная цель, и мы работаем над себестоимостью и затратами.

— Тут как можно работать? Там такой разрыв!

Айрат Хайруллин: Цена за год на электричество поднялась на 18 процентов, на дизтопливо — на треть. Вы знаете, что в советское время, когда в городе электричество стоило 4 копейки, в деревне оно стоило всего 1 копейку? Сегодня все наоборот: в деревне за электричество платят больше, чем в городе.

Светлана Барсукова: Мы не работаем в убыток. Мы не режем коров. Мы не сокращаем поголовье. Нам помогает то, что у холдинга есть вся производственная цепочка — от животноводства до реализации. У нас есть своя фирменная торговая розница — «Здоровый мир» и «Челны-Бройлер», там мы продаем свои молочные продукты. Всего около 50 магазинов.

— Такая модель позволяет переживать эти тяжелые времена?

Светлана Барсукова: Модель холдинга позволяет видеть всю себестоимость на протяжении всей производственной цепи и управлять этой себестоимостью.

Камияр Байтемиров: «Кризис в первую очередь ударил, конечно, по фермерским хозяйствам и крестьянским подворьям»

«КОГДА В ДЕРЕВНЕ ЗАРПЛАТЫ БУДУТ БОЛЬШЕ 2 ТЫСЯЧ ЕВРО, ВСЕ ПОЙДУТ СТАВИТЬ РОБОТЫ»

— Искандер Рустамович, вы тот самый трейдер, по отношению к которым дана команда ФАС?

Искандер Зигангараев: Нет, я дистрибьютор и логист уже конечного продукта, которую производят компании «Данон», завод «Эдельвейс», а также Зеленодольский молкомбинат. Правы коллеги, которые говорят, что спрос упал и потребитель переместился в сторону недорогого продукта. Я это чувствую по своему «портфелю». Сегодня «Данон» уменьшает объемы продаж в пользу того же Зеленодольского молкомбината. Народ сейчас идет не за брендом, а считает деньги. Возможно, это связано еще и с тем, что «Данон» — западная компания.

Покупатели реже начали приходить на рынок, хотя это может быть временным явлением, у христиан был пост. Еще хочется сказать, что на рынке много «неучтенки» от мелких производителей, в том числе из Чувашии, Марий Эл, Удмуртии. Раньше было два-три крупных игрока и еще несколько мелких. Поэтому, как я считаю, будущее — за теми, кто обладает полным циклом, как «Агросила» и Зеленодольский молкомбинат. У кого есть собственное поголовье, есть производственная площадка, какая-то логистика.

— Вы на себе пока не чувствуете колебаний молочного рынка?

Искандер Зигангараев: Сети не дают расслабиться, они в очень жесткие рамки нас загнали. Есть два крупных федерала — «Магнит» и Х5, они друг с другом ведут ценовые войны. Так что локальные сети — «Эдельвейс» и «Бахетле» — вынуждены тоже «прогибать» производителей, они ведь тоже мониторят рынок. Я попадаю под двойной удар. С одной стороны — сети, с другой — производители. Были времена, когда мы зарабатывали, а сейчас 10–12 процентов прибыли — это уже нормальным считается.

Производители тоже устраивают игры с ценами. Допустим, торговая марка «Вкусняев» («Алабуга соте») бывает в Казани с ценой даже ниже, чем ЗМК, хотя он здесь на своем местном рынке находится. Или «Ядринское молоко» из Чувашии, завод располагается в 150 километрах отсюда, от Челнов — в 200 километрах. Я как-то посещал этот завод, он мне очень понравился: огромная территория, но я насчитал там где-то 10–15 работников. Там автоматизировано все, поэтому себестоимость у них тоже очень низкая. Они приходят сюда и ломают наш рынок.

— Роботы, модель будущего?

Айрат Хайруллин: Робот оправдывает себя при зарплате работников в 2 тысячи евро. Когда у нас зарплаты в деревне будут больше 2 тысяч евро, то все пойдут ставить роботы. Курс растет, дешевле, чем за 120 тысяч евро, чтобы доить всего 50 коров, вы робота сегодня не купите. А его годовое обслуживание вам будет стоить минимум 10 процентов от стоимости. 12 тысяч евро в год — у нас даже люди зарплату такую не получают!

— Камияр Мижагитович — вы в теме, как сегодня живет мелкий производитель?

Камияр Байтемиров: По фермерским хозяйствам в течение 10 лет у нас идет рост — и по поголовью крупного рогатого скота, и по молочному животноводству. Согласно статистическим данным, вместе с личными подсобными хозяйствами они занимают долю в 50 процентов от общего объема сельскохозяйственного производства в республике. Отдельно фермеры занимают где-то около 7 процентов.

Сегодняшняя стагнация по молоку началась еще с ноября прошлого года. И наши экономисты, которые отвечают за вопросы ценообразования, должны были, конечно, проследить и принять соответствующие меры. Мы же знали о том, что из Беларуси идут потоки машин с сухим молоком.

Второй момент: из Татарстана на переработку в другие регионы каждый день вывозится по 500–700 тонн молока, сейчас уже есть информация, что более 1 тыячи тонн молока мы вывозим. А что мы вывозим? Добавленную стоимость, которую мы должны были получить здесь с этого молока. Чувашия, Удмуртия так поступают — мы им везем сырое молоко, а они нам поставляют свое переработанное. И потребители платят им добавленную стоимость за их продукцию. Деньги уходят туда.

— Как себя люди чувствуют в хозяйствах?

Камияр Байтемиров: Ситуация у фермерских хозяйств и у крестьянских подворий не самая лучшая. У агрохолдингов есть связанный бизнес, а у фермеров связанного бизнеса нет. И кризис в первую очередь ударил, конечно, по фермерским хозяйствам и крестьянским подворьям. Я уже говорил о том, что крестьяне начали продавать телок. Это один из таких сигналов, по которым необходимо принять соответствующие меры. Фермерские хозяйства чувствуют себя неуверенно. Николай Леонидович (Титов — прим. ред.) подтвердит, какой труд был затрачен для развития малых форм хозяйствования, крестьянских подворий, ЛПХ, фермерских хозяйств, тем более молочных! И все это сейчас пустить под нож?

Александр Габдрахимов:«У нас достаточно своего молока, мы в молочном регионе живем, и сейчас использовать сухое молоко для нас нет никакого смысла»

«ТОРГОВЫЕ СЕТИ УСТРАИВАЮТ АУКЦИОНЫ: КТО ГОТОВ ПРЕДЛОЖИТЬ ЦЕНУ НИЖЕ?»

— Николай Леонидович, ваша текущая оценка.

Николай Титов: Ситуация в отрасли очень сложная. В первую очередь, конечно, производители очень страдают, потому переработчики работают на определенной марже — в зависимости от цен на готовую продукцию, цен на сырье. Вот эта маржа двигается. Хотя она никогда не была какой-то заоблачной у всех, кто откровенно не «бадяжит».

Я считаю, что если каких-то мер не будет принято со стороны федерального центра, то тяжелый период совсем не за горами, а рост цен на молоко прогнозируется только с августа-сентября. Руководством республики для сохранения поголовья в первом квартале были выделены дополнительные средства из расчета 3 рубля на 1 килограмм реализованного коровьего молока. На текущий момент данную меру поддержки планируется продлить и на второй квартал текущего года.

Ситуация непростая. Вот мы говорим, что на полках цена не снизилась. На самом деле надо смотреть на объективные продажи. Вся стерильная продукция на 90 процентов продается по акциям. Торговые сети уже перестали свои торговые марки развивать, им проще проводить каждый месяц аукционы среди производителей: кто готов предложить цену ниже? Эта гонка приводит к тому, что мы в убыток себе выгружаем продукцию. Во фрешевой группе (молоко и кефир) доля акционных продаж поменьше, но тоже уже под 50 процентов.

Есть еще один момент — всегда есть объем молока, который переработчик должен переработать и забрать у производителя, так как есть контракты. Поэтому иногда правильнее работать на полную мощность, нежели трудиться себе в убыток на половине производственных мощностей. Но это в конечном итоге и приводит к акциям. И конечно, текущая ситуация спровоцирована большим объемом сухого молока. Яркий пример тому — Останкинский молочный завод: ни один молоковоз туда не приезжает!

Айрат Хайруллин: Он не принимает ни одного литра молока, но производит 500 тонн молочной продукции в сутки! Туда все только железнодорожными вагонами завозится или фурами.

— А «Комос», если это не секрет, использует сухое молоко?

Александр Габдрахимов: Нет, у нас достаточно своего молока, мы в молочном регионе живем, и сейчас использовать сухое молоко для нас нет никакого смысла. Но у нас есть мощности по производству своего сухого молока.

— Как сухое молоко сказывается на качестве продукции?

Айрат Хайруллин: Если оно высушено из цельного молока, абсолютно не сказывается.

Камияр Байтемиров: Когда вы молоко сушите, оно проходит большую термическую обработку, формула белка изменяется, он сворачивается и усваивается уже по-другому.

Айрат Хайруллин: Но это хороший продукт, и из него делают хороший товар.

Камияр Байтемиров: Я имею в виду вкусовые качества. Молочнокислые бактерии надо употреблять в натуральном виде.

— Я как простой потребитель отношусь со скепсисом к сухому молоку. Наверное, это не отрава. Но с точки зрения здравого смысла, конечно, лучше так: подоили, тут же творог, сметану приготовили, упаковали. Извините, но сухое молоко — это для военного времени.

Ауфар Галиев: Да, в ультрапастеризованном молоке нет никаких молочнокислых бактерий, там нет ничего связанного с живыми организмами. Но там есть все минеральные составляющие, так что свой пакет полезности оно тоже имеет. Смотря что вы хотите получить.

Камияр Байтемиров: Химический состав соответствует, биологический состав — нет.

Александр Габдрахимов: Я бы отметил, что из сухого молока не только молочные продукты производят. Это и кондитерское производство, и мороженое. Молочных заводов, которые используют сухое молоко, не так много в России.

Николай Титов: «Иногда правильнее работать на полную мощность, нежели трудиться себе в убыток на половине производственных мощностей»

— У нас есть еще один гость, который возглавляет агропромышленный парк «Казань». Олег Геннадьевич, вы работаете с фермерами, с производителями, вы чувствуете пульс этих людей.

Олег Власов: У многих производителей вроде Алены Белоглазовой уже случился тот самый бизнес-нокдаун. А если и дальше изменения не произойдут, то малые формы и их деятельность могут оказаться в тяжелом нокауте, после которого оправиться будет трудно. Поэтому считаю, что в первую очередь нужно поддерживать данных предпринимателей, именно эту категорию сельхозпроизводителей. Они изначально поставлены в более сложное неравное положение, имеют значительно меньше возможностей для развития своего дела.

Если говорить о динамике сбыта молока на примере агропромышленного парка, то она снижается. По сравнению с 2016 годом это где-то 2–3 процента. В месяц цифра реализации достигает не более 100 тонн. Будучи многофункциональным комплексом, мы создали все необходимые условия для успешной продажи собственной продукции производителям, в первую очередь это касается крестьянско-фермерских хозяйств и личных подворий. Здесь и минимальная арендная ставка, и создание благоприятных условий для работы, целенаправленная работа администрации по привлечению покупателей. Пожалуйста, приходи: перерабатывай, продавай. Понимая, что продажи молока в целом сегодня падают, мы стимулировали спрос, создав на площадке подразделение по дополнительной, более глубокой переработке молока. Это производство сыров в открытом формате. Получилась некая кооперация. Мы считаем, что в результате подобных решений спрос на молоко на площадке увеличится на 200–300 литров в день, а это уже дополнительное подспорье для наших фермеров.

«НОКАУТ НАСТУПАЕТ. ДВИЖЕНИЕ ПО ЗАБОЮ СКОТА ПОШЛО»

— Николай Леонидович, у вас более полная картина? Минсельхоз озабочен, вы тревогу бьете или ситуация под контролем?

Николай Титов: Рашид Замирович, эта тема до такой степени заезженная, что уже, если сказать простым языком, «изжога» появляется. Наша республика всегда была молочной, и нашими программами господдержки мы еще больше укрепили данную отрасль. За последние годы около 18 миллиардов рублей в республике было вложено в молочное производство. Но когда с начала декабря началось несвойственное для этого времени года снижение закупочных цены на молоко, мы начали бить тревогу.

Сегодня товаропроизводители находятся в недоумении, но уже нокаут наступает. Движение по забою скота пошло особенно в КФХ. На пороге весенне-полевые работы. За зимние месяцы мы уже недополучили от продажи молока 1,8 миллиарда рублей выручки.

— А поголовье молочного стада у нас сколько?

Николай Титов: Более миллиона голов КРС, из них 355 тысяч голов — маточное поголовье, коровы. Участники рынка разделились на три лагеря: производители, переработчики и торговые сети. Нет никакого взаимодействия вообще. Каждый сидит на своем суку. Нашим торговым сетям без разницы, они могут и из сухого молока товар поставить на полку, ничего не изменится. В Америку попробуйте завезите молочную продукцию. Там министр сельского хозяйства имеет законодательную власть. В той же Беларуси Батька лично регулирует и отношения, и цены в ручном режиме.

— Наш Батька, к сожалению, пока Сирией занят. Значит, Медведеву надо в ручном режиме заниматься этим.

Николай Титов: В советские годы была плановая экономика, которая регулировала взаимодействие всех участников этого процесса. Сейчас мы работаем в условиях так называемой рыночной экономики, но у нас пока получается базар на молочном рынке. К сожалению, только внутри республики сейчас что-то отрегулировать просто невозможно, необходимо принимать решения на федеральном уровне.

Окончание следует.