Хания ФархиФото: Сергей Елагин

«ПО ЖИЗНИ У МЕНЯ СЛУЧАЛОСЬ НЕМАЛО ТРАГИЧЕСКИХ МОМЕНТОВ»

— Хания апа, на этой неделе вы отмечаете свой юбилей, да и на эстраде уже более четверти века. Что изменилось в вас с тех пор, как впервые вышли на сцену?

— Да, я начала петь еще в прошлом веке (смеется). Конечно, за все эти годы я многое перевидала, сформировался некий опыт, произошли определенные изменения, да и сама я, конечно, изменилась. Знаете, наверное, стала мудрее, спокойнее. Вообще, все мы меняемся со временем и морально, и физически. Мы не можем оставаться такими же, какими были когда-то. Тем не менее считаю, что для татарской эстрады я иду в ногу со временем.

— Ваш репертуар сильно изменился за эти годы?

— Конечно. Репертуар тоже меняется с годами, становится более осмысленным. Хотя вечные темы, такие как любовь, остаются. Любовь к родным, близким, ко всем. Конечно, остаются психологические темы, которые заставляют задумываться. По жизни у меня случалось немало трагических моментов, доводилось терять самых близких, и это, естественно, отразилось на моем репертуаре, на моих песнях.

Например, композиция «Упкэлэсэн, упкэлэ» («Обижайся, раз обиделся»). Она была написана в тот момент, когда трагически погиб мой брат и посвящена именно ему. Есть песня «Сандырма, язмыш» («Не сломай, судьба»). Это песня, можно сказать, обращение к самой себе. В то время когда я нашла эту песню, она была созвучна с моей душой.

— Знаю, что у песни «Сагынам сине, Питрэч» («Скучаю по вам, Пестрецы»), которая, можно сказать, и сделала вас знаменитой, довольно интересная история.

— Да, это первая песня, которую я сочинила сама. Было это в самом начале моего певческого пути, когда я уже работала в составе ансамбля «Байрам». После одного из выступлений ко мне подошел председатель райкома и попросил написать песню про Пестрецы — Питрэч. Ну я ее через 15 минут и написала. А вот через неделю, когда она попала на радио, я проснулась знаменитой. Хотя изначально задание мне не понравилось даже. Ну как можно подобрать рифму к слову Питрэч, ну что за слово? Там почти неприличное слово рифмуется или такие слова, как бэтэч, этэч. Но я все-таки смогла.

— Вы упомянули московский ансамбль «Байрам». Ведь ваша певческая деятельность началась как раз тогда, когда вы вышли на сцену в качестве солистки этого ансамбля...

— Да. В 1988 году у меня возникла непредвиденная ситуация, не самая хорошая. Было очень плохо, и я не знала, что делать дальше, куда податься. А в Москве у меня был дядя, преподаватель политехнического института, профессор Фирдэвес Вафин. В итоге я ему позвонила, и он предложил мне приехать и устроиться конферансье в Московскую областную филармонию, в ансамбль «Байрам». Ну я и поехала. И так получилось, что в первую же поездку ансамбля, а его участники преимущественно были русскоязычные, ребят отправили на гастроли в Актанышский район. Я не знаю, зачем тогда с собой в поездку взяла гармошку, но в итоге вышла на сцену, сыграла на ней, спела и с того момента практически утвердилась как певица.

— Так и не успели побывать конферансье?

— Тогда все приходилось делать. Все всё делали. Я даже бабушкой наряжалась, выходила на сцену, представляла артистов. Кстати, как раз в то время я взяла себе псевдоним Фархи. На афишах первых концертов стояла моя девичья фамилия — Хания Халидуллина. Это ужасно злило экс-мужа. И после неприятного инцидента я решила фамилию сменить на Фархи. Это сокращенный вариант имени моего любимого отца Фархирислама. Среди татарских певцов я первая взяла псевдоним, до этого только у татарских писателей они были.

— За столь продолжительный период творческой деятельности осталось что-то, что пока еще не удалось реализовать?

— Знаете, пока мы живы, пока мы дышим, есть еще много того, что можно сделать. Как говорят у татар: «Улгэчтэ оч кенлек эш кала» («Даже после смерти дел на три дня остается»).

— Читала, что в 2010 году вы всерьез думали о том, чтобы уйти со сцены.

— На самом деле, это все слухи. Просто в 2010 году я параллельно хотела открыть свой центр красоты, даже примерное название было «Бэйрэмдэ Хэниядэ», как-то так. Но когда активно работаешь, ездишь на гастроли, совмещать это с другим родом деятельности сложно. Так что это дело я оставила, хотя и помещение для него есть. Так что в будущем всякое может быть. Дочери растут, внучки. В перспективе много планов. Тем более я теперь уже законная пенсионерка (смеется). Но сидеть дома на пенсии меня не устраивает, конечно. Хочется активно жить, творить, работать.

АКТРИСА ТИНЧУРИНСКОГО ТЕАТРА

— Первым городом на пути к взрослой профессиональной жизни у вас была Москва. Расскажите о том периоде.

— Мне было 17 лет, когда я туда поехала. Вообще, изначально я отправилась поступать в консерваторию Уфы, но меня туда не взяли. Ну а потом поехала в Москву. А у меня там жили родные дядя и тетя, за время учебы в школе мне удалось побывать этом городе. Он мне очень нравился. Приехав туда, я поступила в Московское текстильное училище. Там давали место в общежитии, стипендию 30 рублей в месяц, было одноразовое питание. Потом я поступила в текстильный институт, а параллельно в музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова. Институт был вечерний, а училище мне разрешили посещать три дня в неделю, где я занималась вокалом, пела в русском хоре имени Пятницкого. Как раз когда я была на третьем курсе института, поехала в Казань поступать в театральное училище.

— Хотите сказать, что артистской стали случайно?

— Не думала, что стану артисткой. В свое удовольствие занималась в художественной самодеятельности, пела на концертах, которые устраивались во время встреч татар Москвы. Но случай из жизни сделал свое. Кажется, в 1980 году, по случаю дня рождения Мусы Джалиля, в Москву приехали татарские артисты, писатели, среди которых были Ринат Мухамадеев, Аяз Гиляжев, Гарай Рахим, Марсель Галиев. А поскольку я ходила в художественную самодеятельность, мы перед ними тоже выступали. В какой-то момент мы с ними разговорились, и они сказали: «Поехали к нам в Казань». А у меня в Казани вообще никого не было. Мне был тогда 21 год, и, наверное, серьезно я обо всем этом я не задумывалась. Я думала: «Ну не поступлю, поеду обратно в Москву, что я теряю?» Однако, к моему счастью, я поступила. Правда, тяжело было. У театрального училища не было общежития, пришлось даже пару раз переночевать на вокзале.

Я очень благодарна Мансуру Ахметовичу Шигапову — в то время директору Тинчуринского театра. Он мне очень помог. Помог устроиться в общежитие завода №16, где я и жила. Пока училась, он мне сказал, что если захочу, то он возьмет меня к себе в театр после окончания учебы. В итоге судьба Мансура Ахметовича сложилась трагично, но в Тинчуринский театр меня взял главный режиссер Фарид Таишев.

— Интересно было учиться в театральном училище?

— Очень интересно. До сих пор помню свою дипломную работу, дипломный спектакль — это пьеса Туфана Миннуллина «Узегез сайлаган язмыш» («Судьба, выбранная вами»). Я играла там завуча школы по имени Нурия. Женщину строгую, с характером, страдающую от безответной любви к директору школы. Надо было играть мишарку, и я научилась немного разговаривать по-мишарски. А в театре потом было много ролей.

— Какие роли запомнились больше всего?

— В пьесе «Курай моны» Роберта Батуллы я играла женщину, которая потеряла ребенка и сошла с ума. Для молодой актрисы это было непросто. Моя героиня была очень разная. То она смеялась, то потом вдруг резко могла заплакать, перестанет плакать, начнет петь. Ее бросало из стороны в сторону. Были сложные психологические переходы, но я справилась.

В пьесе «Ак кугэрченнэр» («Белые голуби»), автор тоже Роберт Батулла, мы в паре с другой актрисой играли близнецов. Тоже непростая была постановка. Внешне девушки очень похожи, но такие разные характеры. И надо было это показать. Помню, в пьесе «Мэкэржэгэ барам эле», все того же автора, мне надо было танцевать восточный танец.

— Вы еще и танцевать умеете?

— Ну так, немного. Сценические же движения в театральном проходили. Да и от природы уж что-то есть (смеется). Я, конечно, не могу назвать себя выдающейся танцовщицей, но органично двигаться умею.

— Тем не менее театр вы все-таки оставили?

— Да, из-за первого мужа. Об этом много раз я уже говорили. Зачем сейчас ворошить прошлое? А как раз после театра я попала в ансамбль «Байрам».

— А как бы вы могли оценить развитие татарского театра сейчас?

— К моему великому стыду, уже года три я бываю в театрах очень редко. Хотя раньше посещала их довольно часто, особенно театр имени Галиаскара Камала, я даже дружу с актерами этого театра. Ну и, конечно же, посещала театр имени Тинчурина. Также мне очень нравится, как работает мой однокурсник Ринат Аюпов в молодежном театре. Что же касается постановок в целом, есть, конечно, хорошие работы. Но есть и такие, которые оставляют желать лучшего, а где-то видна откровенная халтура.

— В Камаловском театре все чаще ставят иностранных авторов. Как вы к этому относитесь?

— Конечно, нужно ставить больше татарских спектаклей, но мы прекрасно понимаем, что многое зависит от режиссера. Фарид Бикчантаев — очень талантливый парень, но вот у него склонность к иностранным авторам. Скажем, когда был жив Туфан абый (Миннуллинн — прим. ред.), в репертуаре театров практически 60 процентов — это его пьесы. Есть современные замечательные авторы Зульфат Хаким, Ркаил Зайдулла, очень интересные у них работы. Так что татарские произведения должны преобладать. Татарская творческая жизнь тоже интересная. Надо уметь это видеть и преподносить.


Фото: Сергей Елагин

«ДАЖЕ ЕСЛИ ТЕБЯ И БУДУТ СЛУШАТЬ ИЗ-ЗА ПОСТОЯННОГО МЕЛЬКАНИЯ ПО ТЕЛЕВИЗОРУ, КОГДА ТЫ УЙДЕШЬ СО СЦЕНЫ, ТЕБЯ ЗАБУДУТ»

— А что вы думаете о нашей эстраде — о той, в которой начинали вы, и о сегодняшней?

— Сейчас очень много разноплановых артистов. Наше поколение выпускало в год по 40 песен, а запоминающихся оставалось 4 - 5 композиций. Сейчас молодежь работает по-другому. Выпускают одну песню, отдают в ротацию и крутят ее, постоянно крутят в эфире. Вот так и запоминаются. Ну а мы уже не старшее, а старое поколение (смеется). Салавату тоже исполнилось 55 лет в этом году, Зэйнэп, Айдар Галимов. Правда, они на 6 - 7 лет нас младше. Мы, к сожалению, уже уходящее поколение, от этого никуда не денешься. Конечно, я не говорю, что сегодня мы возьмем и уйдем со сцены, но тем не менее исполнители средних возрастов уже идут за нами: Филюс Кагиров, Гузель Уразова, Ильдар Хакимов и так далее.

— Но ведь после прекращения ротации песни все равно забываются.

— Да, и наши забывались, не все запоминались. Естественно, многое зависит от техники исполнителя, тембра голоса, грамотности, все это в совокупности очень важно. Например, если Филюс Кагиров поет, вот уж он поет, ничего не скажешь. А, скажем, певец Ришат Тухватуллин, конечно, тоже замечательно поет, но его исполнительский уровень, я считаю, ниже, чем у Филюса. Я все-таки имею право высказать свое мнение, поэтому, надеюсь, на меня никто не обидится. Но Ришат популярнее, и люди на него идут. Так что перевес на его стороне, хотя это для меня непонятно.

— В целом каков сейчас исполнительский уровень молодых артистов?

— Есть такое понятие, как сила притяжения, харизма. Это дается не каждому человеку. И даже тот факт, что тебя каждый день показывают по телевизору, ничего не изменит. Да, тебя запомнят, тебя будут знать, но душа у зрителя к твоему творчеству лежать не будет. Даже если тебя и будут слушать из-за постоянного мелькания по телевизору, когда ты уйдешь со сцены, тебя забудут.

— Почему же так случается?

— Значит, человек не на своем месте, только и всего. Выбрал неправильную профессию, я так считаю. Что касается песен, чутье должно быть у творческого человека. Подходит ли тебе мелодия, твоему голосу, тембру, твоему диапазону. Это тоже надо уметь выбрать. Есть очень хорошие песни, но они могут тебе просто не подойти.

— А у вас такое чутье есть?

— Не всегда, конечно, попадаю в десятку, но с годами все равно становится виднее. Вообще, творчество — это мучение. Через мучение к какому-то результату приходишь, к какому-то выводу. А иногда и через слезы. Может быть и такое. Не зная о закулисной, гастрольной жизни, очень много молодежи тянется выступать. Они не понимают, что стоит за популярностью, какой труд. Мучительно-сладкий труд.

— Что значит мучительно-сладкий?

— Во-первых, столько психологических моментов перед каждым концертом. Перед выходом ты не знаешь, что тебя ждет, что может случиться. Есть ли у тебя голос, очень много концертов даем, в холода, в жару. Это адский труд. И в то же время надо быть в форме, чтобы связки, голос были в порядке. Надо умудряться высыпаться. По 800 километров, бывает, проезжаем, а надо выйти на сцену и выступить так, будто ты только что отдыхала, улыбаться. Во-вторых, всю себя нужно отдавать людям, зрителям, которые пришли тебя послушать. Вот это мучение. Ну а сладко это тогда, когда тебе аплодируют, когда тебя признают и готовы все тебе помочь. Это, пожалуй, самое благодарное в творчестве. Когда каждая дверь для тебя открыта, когда тебя благодарят и спрашивают, не нужно ли тебе чем-нибудь помочь. Тут уже имя работает на тебя.

— Кстати, а публика с годами поменялась?

— Наши зрители, естественно, взрослеют с нами вместе, но в то же время в зал уже приходят и более молодые, 30-летние, это уже наши дети, дети моих зрителей. Берут автограф со словами: «Вас любят мои мама и папа». Бывает, приходят и совсем маленькие, говорят: «Бабушка с дедушкой вас слушают». Я очень благодарна, что вот эти бабушки и дедушки приводят своих внуков.

— То есть вам публику удерживать уже не надо?

— Опять-таки время меняется, все меняется. И творческий человек постоянно должен удивлять, удерживать, притягивать к себе. Естественно, сейчас очень много всего нового, а в зале сидит очень грамотный зритель. Ты не имеешь права быть глупой. Наличие голоса еще не говорит, что ты будешь интересен. Так что я еще раз повторю, что только через труд можно удерживать зрителя и вызывать к себе уважение.

«Я ОЧЕНЬ БЛАГОДАРНА ТАТАРСТАНУ, ЗА ТО, ЧТО ОН МНЕ ДАЛ»

— Вам как очень известному артисту доводилось общаться с руководителями республики?

— Не могу сказать, что с Рустамом Нургалиевичем (Миннихановым — прим. ред.) мы как-то тесно общались, но знакомы мы с ним давно. Еще когда он был председателем правления Арского райпо. Не знаю, нравится ли ему что-то из моего творчества, но тем не менее он внимателен ко мне, уважительно относится, и я, конечно, этим очень дорожу. А с Минтимером Шариповичем (Шаймиевым — прим. ред.) доводилось несколько раз общаться. Он очень тепло ко мне относится, знает и мою биографию, мой репертуар. Это приятно.

Вообще, я очень благодарна Татарстану за то, что он мне дал, за звание, которого меня удостоили, — «Народная артистка Республики Татарстан».

— Вообще, артистам выгодно выступать перед руководителями республик, главами государств?

— Естественно, выгодно. Выступления на правительственных мероприятиях — это очень хорошо. И дорого для меня. Тебя видят, принимают. Самое же главное артисту — показаться. Мы ведь себя продаем как товар. Ну а хороший, качественный, востребованный товар всегда покупают (смеется).

— Случались курьезные случаи во время выступления на таких мероприятиях?

— Конечно, случались. В Кремлевском дворце, два или три года назад это было, во время выступления с меня упала юбка прямо на сцене (смеется). Главный концертный зал страны, в зале президенты Татарстана, Башкортостана, и тут такое. Хорошо, что сверху было короткое платье. Это потом сразу в интернет выложили. Пришлось отшучиваться, мол, никто не ожидал такого стриптиза. Вот самый настоящий пример того, что может случиться у артиста. Нужно было, не теряя самообладания, перешагнуть через юбку, а вокруг меня еще танцевальные пары исполняли вальс, и допеть песню. Это психологический момент, и важно было не запаниковать. В жизни артиста никогда не знаешь, что тебя ждет.

31.05.2015