Виталий Киселев, «Ателье Пиано-Ренессанс»: «Если бы вы видели рояль Яхина, какая это беда!»

Виталий Киселев работает фортепианным мастером с 1965 года

«КАК МУЗЫКАНТ Я НЕ СОСТОЯЛСЯ, НО ТЯГА К МУЗЫКЕ ОСТАЛАСЬ»

— Виталий Иванович, вы возвращали к жизни очень старые рояли и инструменты известных людей. Но почему вы выбрали для себя ремонт и реставрацию клавишных инструментов, а не путь музыканта, ведь для вашей работы в любом случае нужен хороший слух? Не любите публичность?

— У меня нормальный слух, может быть, даже очень хороший. Но мой отец не любил музыкантов и всячески препятствовал моему увлечению музыкой. А увлекался я джазом, и папа мне все время говорил: «Прекрати эти буги-вуги» (смеется). Я даже пел в детском хоре и в ансамбле, и на телевидении выступал в Риге, где мы жили долгие годы. Туда изначально отец был направлен на работу от института. Как музыкант я не состоялся, однако тяга к музыке осталась и перетекла вот в такую деятельность.

— А чем занимался ваш отец?

— После ранения, полученного на фронте, он попал в госпиталь в Свердловске. А потом получил второе высшее образование, закончив факультет журналистики, и уехал на практику в Магнитогорск. Так как он был кондовый советский человек, не любил тех, кто не производит материальные блага. И вот ему не нравились музыканты и военные, хотя он сам воевал, но называл это «тормозом пятилетки».

— Но журналисты тоже не производят никаких материальных благ.

— У него же ранение было, правая рука не функционировала. Так-то он окончил Днепропетровский металлургический институт. Он был вынужден стать журналистом, а, может, и мечта у него была такая. Ведь писать ему, правше, пришлось левой рукой. Почерк был, конечно, ужасный, но журналистом он был очень даже неплохим. Специализировался на темах экономики и строительства. А потом мы всей семьей из Риги переехали в Челябинск. Отцу предложили там хорошую работу в редакции газеты «Челябинский рабочий», тем более мы все оттуда родом. Вот там я и состоялся как мастер.

«ТОТ САМЫЙ НАСТРОЙЩИК ИЗ ЧЕЛЯБИНСКА»

— И у кого вы учились?

— А учился я у очень слабых мастеров, таких и сейчас тысячи, которые мало что знают и умеют, и даже имеющуюся толику своих навыков скрывают, постоянно что-то не договаривая. Я очень быстро перешагнул их уровень. Меня пригласили в Челябинское музыкальное училище, куда в 1967 году приехала профессор Московской консерватории, пианистка Вера Васильевна Горностаева. А перед этим я прочитал в газете «Советская культура» ее статью, в которой она в частности жаловалась, что в городах зачастую встречаются плохие инструменты — нет специалистов, которые могли бы поддерживать их в хорошем состоянии. А в Москве жил хороший мастер, великий Георгий Константинович Богино, который всегда ездил на гастроли с Рихтером и Гилельсом — готовил рояли к выступлению знаменитых музыкантов. И вот он с удовольствием бы раскрыл секреты мастерства, но никто не обращается к нему. И надо же! Она приехала в Челябинское училище со своими учениками, давала открытые уроки и концерты. А я как раз настроил рояль на сцене. Мне удалось к ней прорваться, чтобы узнать ее оценку по поводу настройки рояля. На что она ответила: «Ваш рояль звучал, как воронежский хор». Мне стало ужасно стыдно, но я напомнил ей о ее статье, и она сразу же откликнулась, предложила познакомить с Георгием Константиновичем.

«Я попал на семинар американской Steinway&Sons – одной из старейших и крупнейших корпораций, специализирующихся на выпуске музыкальных инструментов»

— И познакомила?

— Да, буквально через два дня я был уже в Москве. Вышел у Никитских ворот и пошел в Мерзляковское музыкальное училище при Московской консерватории. Я столкнулся с ней около ее кабинета и сказал, что я тот самый настройщик из Челябинска. Она меня вспомнила и тут же позвонила по телефону: «Жора, тут парень приехал из Челябинска. Хочет повысить свою квалификацию». И вот потом я приехал к Григорию Константиновичу Богино. Он, конечно, большой человек в своем деле. Я записывал все, что он говорил. Да и само общение с таким человеком поднимает и дух, и уровень. Я стал ездить в Московскую консерваторию каждое лето на консультации. Там мое рвение стать мастером поддерживали. И я мог общаться со знаменитыми мастерами консерватории: у одного что-то подсмотрю, у другого — что-то еще, третий сам что-то расскажет. Вот так я и стал можно сказать мастером.

— А Богино считаете единственным своим учителем?

— Я попал на семинар американской Steinway&Sons – одной из старейших и крупнейших корпораций, специализирующихся на выпуске музыкальных инструментов. Я писал им в компанию, чтобы они мне прислали рекомендацию, а они вызвали меня к себе. Тогда это было большое событие, об этом даже в газете написали (смеется).

В то время я работал в филармонии, и ее директор страшно испугался, потому что пришла красная телеграмма, а такие обычно были правительственными, но тут приглашение на семинар. Мне дали денег, и так в советское время я съездил в Гамбург на стажировку. Также был в Штутгарте, в компании Reiner и в Вуппертале, на фирме Kluger.

«Если б вы видели рояль Яхина, какая это беда! Судя по всему, жил он очень бедно»

— Легко вам давалось освоить это ремесло?

— Да, так как отец был с инвалидностью, а я старший сын, то дома все делал сам: починить розетку, утюг или велосипед — навык работы руками был. Знал, как обращаться с металлом, с деревом. Так что я быстро стал хорошим ремонтником.

ПАРКЕТЧИК ПОКРЫВАЛ ЛАКОМ И РОЯЛЬ... 1885 ГОДА

— Одна из последних ваших работ — ремонт и реставрация рояля Besendorfer, ранее принадлежавший одному из руководителей Германского рейха. Расскажите об этом подробнее.

— Это очень красивый рояль 1885 года, возвышающийся на ножках в виде львов он выполнен из дуба с нанесением различных знаков, напоминающих некий фамильный герб. Видно, инструмент принадлежал семье, занимавшей высокое положение в обществе. Я писал в Вену, компанию Besendorfer с просьбой прояснить его происхождение. Но это достаточно скандальная история, ведь советские военные фактически вывезли его, поэтому в компании деликатно сказали, что архивы сгорели во время войны и они не могут предоставить информации. Хотя я точно могу сказать, это уникальный инструмент, единственный в своем роде рояль и с хорошей механикой, которую удалось реанимировать.

— С какими сложностями вы столкнулись, работая со старинным инструментом?

— Детали-то были выпущены не в наше время, и пришлось некоторые элементы подбирать и подгонять под рояль. Например, там были очень тонкие войлочные молоточки и современные детали просто не подходили. Часто советовался с зарубежными специалистами, прежде чем внедрить в тело инструмента новые элементы.

Инструмент, конечно, был в плохом состоянии. Единственный плюс — за него никто не брался. А реставрация инструмента равносильна сложной операции. У рояля был испорчен внешний вид, да еще и огромная толщина лака. В зале сочинского санатория ФСБ, где стоит этот рояль, паркетные полы. И каждый паркетчик, когда ремонтировал пол, покрывал этим же лаком и рояль. А паркетный лак очень жесткий, снять его с инструмента оказалось непросто. Сколы дерева подгоняли под естественный узор древесины. А механизм мы восстанавливали в Казани, перевезли сюда на специальном автомобиле, который у нас есть для таких ситуаций. На всю работу ушло полгода.

— На сколько вы оцениваете этот рояль?

— Я не могу дать такой информации. Мне трудно оценить такой рояль, хоть я и являюсь экспертом министерства культуры по охране памятников. Это уникальная вещь, которую должны оценить искусствоведы. Но думаю, что стоит он очень дорого.

— А в какую сумму вы оценили свою работу?

— За реставрацию этого рояля мы получили миллион рублей.

«Реставрация инструмента равносильна сложной операции»

«ПРИШЛОСЬ ОТПИЛИТЬ У РОЯЛЯ УГОЛ»

— Вы работали с роялем, принадлежавшим композитору Рустему Яхину. Как его инструмент попал к вам?

— На меня вышла Светлана Семеновна Харитонова, племянница Рустема Яхина. Она попросила настроить ее рояль, но он находился в таком плохом состоянии, что его нужно было полностью ремонтировать, а это очень серьезная работа, которая стоит немалых денег. Она показала в соседней комнате рояль Рустема Яхина марки Renisch и предложила отремонтировать ее рояль, а вместо оплаты забрать инструмент автора нашего гимна. Так мы и сделали.

Если б вы видели рояль Яхина, какая это беда! Судя по всему, жил он очень бедно. В его рояле не только моль хорошо устроилась, но и мыши, и тараканы — да там разве что диких зверей не было. Инструмент не только от динамической нагрузки состарился. На него, похоже, и вода постоянно капала и дека провалилась. Более того, мы не могли вытащить рояль из помещения. Лестничные клетки же перестраивают, люди делают себе кладовки в коридорах, и нам пришлось отпилить у рояля угол. Потом мне очевидцы рассказывали, что когда этот дом построили (на улице Татарстан), рояль не могли поднять и просто бросили на лестнице, и люди ходили прямо по нему ногами дня два, иначе они не могли попасть к себе в квартиры. Потом его все-таки поставили набок и подняли на нужный этаж.

Когда взялись за реставрационные работы, я ходил к министру культуры, тогда к Зиле Рахимьяновне Валеевой, после этого я вышел на депутата госсовета Разиля Исмагиловича Валеева. И он сразу поддержал это дело, написал письмо премьер-министру, а в то время эту должность занимал Рустам Минниханов, и дело пошло. Государство купило у нас рояль Яхина за миллион рублей. Конечно, была сделана дополнительная экспертиза. Сейчас рояль в Национальном музее. А на презентацию инструмента была приглашена профессор Казанской консерватории Флора Хасанова, которая лично знала Яхина. Она сыграла на его рояле, и звучал он отлично.

«Я помню, мне в характеристике написали: «Неусидчивый»

— Вы работали и с роялем Назиба Жиганова. Его инструмент находился в таком же состоянии?

— Нет, в гораздо лучшем. К нам пришли его сыновья с просьбой отремонтировать. Заказ тогда вышел на сумму около 5 тысяч долларов. Хотя они еще немного поторговались, учитывая, что проект был частным, мы сбавили цену и отреставрировали настоящий рояль Жиганова марки Seiler.

«В КАЗАНЬ МЕНЯ ПРИГЛАСИЛ РЕКТОР КАЗАНСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ»

— Заказы на эти и другие работы вы принимали в рамках «Ателье Пиано-Ренессанс», появившееся в 2006 году. До этого у вас были свои мастерские?

— Да, когда приехал в Казань, была одна. А оказался я здесь, кстати, случайно и вообще не планировал оставаться. Через ассоциацию фортепианных мастеров в Казань меня пригласил ректор Казанской государственной консерватории Рубин Абдуллин. Тогда уже рухнул Советский Союз, моя профессия потеряла актуальность, и я стал разъездным мастером. Ездил работать в Ригу, в Ростов, в Санкт-Петербург, даже в Якутске поработал. А пригласил меня Рубин Кабирович для оказания технической помощи, и чтобы кто-то сторонний мог привнести что-то новое. Я думал, что через год уеду, но потом здесь родилась дочь от второй жены.

«Как-то вместо денег за рояль нам привезли новую «Волгу», а это был 97-й год. Все обалдели»

— Значит, в Казани вас оставила романтическая история?

— Нет, я ее с собой привез (смеется). Взял с собой не только чемоданчик с инструментами, но и чемодан без ручки.

— А с вашим партнером по «Ателье Пиано-Ренессанс» Сергеем Гурьяновым вы как познакомились?

— Он работал в Казанской консерватории, заведовал мастерской. Здесь же работал и я. Сергей Дмитриевич хорошо настраивает инструмент, и главное — у него всегда есть стремление совершенствоваться. И вот как-то он пришел ко мне советоваться, а я постарше его. У него были свободные деньги, и он думал, куда их вложить. Тогда было модно вкладывать в инвестиционные фонды, откуда потом деньги благополучно исчезали. А я предложил купить какой-нибудь старый рояль, и сказал, что могу помочь его отремонтировать, а потом можно продать и получить прибыль. И вот сначала один рояль сделали, потом другой. Я к этому времени уже знал, как из плохого инструмента сделать хороший. И мы отремонтировали роялей 15, в основном для разных ресторанов Казани. И у нас уже сформировался некий бизнес. А как-то вместо денег за рояль нам привезли новую «Волгу», а это был 97-й год. Все обалдели.

КАЖДЫЙ МЕСЯЦ ПО МИЛЛИОНУ ЗА АРЕНДУ ФАБРИКИ

— А потом вы на протяжении 7 лет возглавляли Казанскую фортепианную фабрику...

— Да, мне поступило предложение реанимировать обанкротившуюся фабрику.

— От кого?

— Изначально на меня вышел Александр Кантор, доктор по профессии. Он попросил отремонтировать для него рояль. Мы с ним начали общаться, а он интересный человек. Потом он рассказал о своем приятеле Антоне Рахматуллине, у него компания «Карпентер» по производству окон, дверей, и что он же берется за фортепианную фабрику, но ничего в этом не понимает. И вот он пригласил меня субарендатором. И я пошел вместе с Сергеем Гурьяновым.

«Хотели наладить на Казанской фортепианной фабрике производство немецких инструментов»

— Как вы хотели возродить фабрику и с чем вы столкнулись?

— Хотели наладить там производство немецких инструментов. Я ездил во Франкфурт-на-Майне на выставку и там познакомился с фрау Зайлер, привез ее сюда, чтобы организовать совместное производство с компанией Seiler. Мы даже ходили в министерство экономики, там нас заверили, что поддержат наши начинания. Но только слов было недостаточно и сотрудничество не состоялось. А в чем проблема? Проблема в том, что у нас слишком много государства. Куда ни сунься, везде государство. И насколько бы человек не был инициативен, идеи принимаются, только если они поступают сверху. Yamaha же выпускает и мотоциклы, и хорошие рояли. И многие в мире так делают.

Нам не удалось спасти предприятие еще и потому, что помещение фабрики очень большое, и оно принадлежало другому человеку, которому, естественно, нужно было платить за аренду — каждый месяц по миллиону. Были трудности и с ремонтом помещения.

— А кому принадлежала фабрика?

— Алексею Семину. Главным направлением фабрики стали окна, двери и предметы интерьера компании «Карпентер». Никто не поддерживал фортепианное дело: ни правительство, ни собственник фабрики, ни главный арендатор — все хотят только заработать.

— То есть фирма «Карпентер» занимала под свои нужды большую часть фортепианной фабрики?

— Конечно, для производства пианино там было отведено не более 200 метров. В месяц выпускалось по пять пианино. Этим занимались только мы с Сергеем и привлекались еще несколько сотрудников. Но в целом на фабрике работало много людей, но все занимались окнами и дверьми.

— А кому продавали пианино?

— В основном реализовывали по Татарстану, поставляли в детские сады, школы. Сами казанцы обращались. Но когда все иллюзии по восстановлению фабрики закончились, мы основали с Сергеем свою мастерскую «Ателье Пиано-Ренессанс», а Рахматуллин со своей компанией переехал куда-то на улицу Магистральная, и фабрика закрылась.

«Уникальные рояли даже времен Чайковского, требующие ремонта, есть практически во всех музеях»

«У НАС ЕСТЬ РОЯЛЬ СТОИМОСТЬЮ 5 МИЛЛИОНОВ РУБЛЕЙ»

— Кто ваши основные клиенты сейчас?

— Частные лица. И сейчас мы не загружены работой. Романтический период восстановления старинных инструментов закончился. Нет заказов ни от ресторанов, ни от государства. Хотя уникальные рояли даже времен Чайковского, требующие ремонта, есть практически во всех музеях. Нас попросили сделать рояль в музее Ленина, мы пришли, осмотрели его, назвали цену — у них нет денег. Они взмолились о помощи, помогли.

— И вы ведь еще возвращали к жизни рояль семейства Губайдуллиных. Что это был за инструмент?

— Да, мы делали такой рояль, за которым играла Софья Губайдуллина. Этому инструменту фирмы «Шредер» более 100 лет. Теперь он жив, здоров и находится в Центре современной музыки имени Губайдуллиной.

— Сколько стоят ваши услуги?

— Около 200 тысяч рублей обходится реставрация пианино, в результате которой получается новый инструмент. А рояль дороже — от 320 - 350 тысяч. У нас также есть склад. Я постоянно покупаю старые инструменты и после ремонта либо сдаю, либо продаю.

— А сколько у вас роялей, которые вы отдаете в аренду?

— Обычно не более двух, быстро находятся покупатели. У нас есть и большой концертный рояль Steinway&Sons стоимостью 5 миллионов рублей. Мы его сделали совсем недавно, тоже отдаем в аренду. На Универсиаду мы отдавали в аренду свой рояль Bluthner ценой 2 миллиона. Я хотел попасть на Олимпиаду со своими роялями, но туда невозможно было прорваться.

Работа над роялем Besendorfe 1885 года продолжалась в течение полугода

— А сколько стоит аренда такого рояля?

— 60 тысяч рублей на определенный срок, условленный с заказчиком. Например, в «Гранд отель Казань» этой зимой проводилось какое-то крупное мероприятие, там играл наш татарстанский пианист Рэм Урасин, для него у нас арендовали инструмент.

«МЫ НЕ БИЗНЕСМЕНЫ, ПОЭТОМУ ПЛОХО СЧИТАЕМ»

— Сколько у вас составила выручка за прошлый год?

— Мало, количество заказов снизилось. Мы вышли миллиона на два.

— А рентабельность насколько вы оцениваете?

— Очень сложно оценить рентабельность. Мы ведь не бизнесмены, поэтому плохо считаем. Если бы мы умели считать, то давно бросили бы свое дело. Иногда мы даже по нулям выходим.

— То есть стоимость реставрации многомиллионных роялей у вас покрывает только ваши расходы?

— Да, деньги мы не зашибаем. Но сейчас я дома строю мастерскую, мне еще надо провести отопление и утеплить второй этаж. И тогда у меня не будет никаких проблем с арендой.

«В СССР БЫЛО 39 ФАБРИК, А СЕЙЧАС НИ ОДНОЙ»

— А сколько у вас сотрудников?

— В реставрации рояля принимают участие четыре-пять человек, иногда больше. Есть у нас бухгалтер, которую мы приглашаем. У нас в основном работают пенсионеры, уже есть определенный круг людей, на которых можно положиться. У нас было 8 - 10 человек, потом двое ребят от нас ушли. Теперь они ремонтируют пианино, а мы делаем ремонт только очень дорогих инструментов, старинных роялей.

— Ваши ученики стали вашими конкурентами?

— Наши ученики Сергей Мазалов и Слава Юдин открыли фирму «Пропиано». Но мы сейчас очень редко видимся. Правда, они мне недавно прислали клиента. Есть работы, которые они сделать не могут. Здесь важен опыт и ответственность.

— Вы входите в ассоциацию фортепианных мастеров. Что полезного делает ассоциация?

— Да, и я один из организаторов ассоциации в 1990 году и несколько лет был ее вице-президентом. Ассоциация выпускает для нас какие-то книги, переводит нужную литературу с немецкого, проводит семинары, собирает настройщиков со всей России. Два раза в год я даю мастер-классы и рассказываю об особенностях ремонта, делюсь секретами старых мастеров, которыми овладел сам.

— Фортепианного мастера можно обучить только через наставничество?

— Только из руки в руки, из уст в уста. Очень узкая специализация. В СССР было 39 фабрик, а сейчас ни одной. Отрасль очень узкая.

«ЕСТЬ У МЕНЯ ЗНАКОМЫЙ ПИАНИСТ. СЕЙЧАС ЛЕСТНИЦЫ ДЕЛАЕТ»

— Расскажите о своей семье.

— О которой? В семье, где я вырос, нас трое детей, двое стали академиками. Средний — директор института гриппа в Санкт-Петербурге. У меня у самого два сына, они взрослые люди. У меня есть вторая семья и молодая жена, которой еще и 40 нет, она медицинский работник. У нас дочь Софья. А сыновья живут в Кисловодске. Один предприниматель, делает окна, двери, хотя он учился по специальности производства музыкальных инструментов, но неактуально этой сейчас. Второй строительством занимается, и он тоже со мной какое-то время работал настройщиком.

«В реставрации рояля принимают участие четыре-пять человек, иногда больше»

— То есть они оба хотели пойти по вашему пути?

— Да, и я этого хотел, и многое для этого сделал. Но многие ведь настройщики бросили свое дело. Вот есть у меня знакомый пианист, закончил консерваторию. Как-то встретил меня и говорит, что на всех роялях играл, которые мы для ресторанов делали. Спрашиваю, чем он сейчас занимается: на «Тасме» лестницы из дерева делает. Из пианиста превратился в столяра.

— Вы сами играете?

— Уже нет.

— А чью музыку любите?

— Я очень люблю игру известного пианиста Глена Гульда. Все, что он играет, я считаю совершенной музыкой.

— Где вы учились?

— После школы я не пошел дальше учиться, неохота было. Хотя потом получил диплом о высшем образовании, мама очень просила. У нас все с высшим образованием, и я поступил в институт культуры в Челябинске, закончил его с грехом пополам. Я помню, мне в характеристике написали: «Неусидчивый».

«В нашей работе сочетается и труд плотника, и музыканта, и настройщика, и реставратора — все в одном»

— При том, что ваша работа требует усидчивости.

— Да, тут нужен более спокойный нрав и меньше темперамента, но уж какой есть. В нашей работе сочетается и труд плотника, и музыканта, и настройщика, и реставратора — все в одном.

— Ваша работа — это ваше хобби?

— Да, как такового хобби нет. А раньше у меня была своя яхта, маленький крейсер, с которым по Волге ходил. Сейчас у меня дочь — кандидат в мастера спорта по парусному спорту. Я продал свою яхту и купил британский Laser, чтобы она больше спортом занималась. Ездил с ней на разные соревнования иногда как судья, иногда как организатор. У нас в Сочи есть дача, там мы занимаемся виндсерфингом.

— И наш традиционный вопрос: три секрета успешного бизнеса. В чем они, по-вашему, заключаются?

— Считаю, что деньги можно заработать честно, поэтому нужно всегда оставаться порядочным. Это я, видимо, унаследовал от отца. К нам как-то ночью еще в Риге постучалась милиция и велела открыть двери. А он на них только рявкнул. Те спрашивают его фамилию, и оказалось, что они ошиблись. Вот что дает уверенность в своей правоте. А однажды отец увидел у меня горсть болтов, стал узнавать, где взял — в магазинах-то такого не продавалась. А мне их приятель дал, когда я к нему на производство пришел. Тогда папа позвонил директору завода и сказал, что его сын спер оттуда детали. Сейчас это кажется диким, но тогда я уяснил, что за все в жизни нужно платить и не пользоваться халявой.

Фото из архива «Ателье Пиано-Ренессанс»