КАК ИВАН ГРОЗНЫЙ И ПЕТР I ЗАЛОЖИЛИ МИНЫ ПОД ФУНДАМЕНТ РАСШИРЯЮЩЕГОСЯ ГОСУДАРСТВА

Шизофреническая система с шараханьем от разгула произвола к принятию сверхжестких законов, которые не исполнялись, не позволяла контролировать громадную территорию — такой была долгое время Россия. Вице-президент академии наук РТ Рафаэль Хакимов продолжает размышлять над такой сложной проблемой, как консолидация общества. Он анализирует язык, в том числе в сфере межэтнических отношений. А также напоминает о ситуации с академией наук РТ, которая «показывает беспомощность ученого мира», и весьма жестко отзывается о художественной элите, которая «постепенно вырождается в отряд попрошаек».

СВОЕВОЛИЕ МЕСТНЫХ ВЛАСТЕЙ ДОХОДИЛО ДО ФАКТИЧЕСКОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, -
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...

Федор Тютчев

Письмо становится интегратором сообщества, когда находит нужные символы и образы, оказывающие сильное эмоциональное, мотивирующее воздействие.

Образы образам рознь. Иван Грозный нравился Сталину, и сегодняшние шовинисты в нем находят величие, но для других он — исчадие ада. Он образец для фашиствующих движений, символ, пригодный для разжигания антитатарских настроений. Иван Грозный, отвернувшись от ордынского наследия, заложил в основу государства произвол. Петр I продолжил это начинание, оставив за произволом функцию, говоря словами историка Ключевского, «единственного крепкого направителя московской политики». Однако произвол не может быть консолидирующей основой общества. А потому мы видим, как после Ивана Грозного наступила Смута, а после Петра I началась череда дворцовых переворотов и грандиозных восстаний. Что же мы хотим, возвеличивая подобные фигуры? Не ясно.

Территориальная экспансия Ивана Грозного и Петра I преследовала цель расширения источника кормления своего окружения. Вместе с тем расширяющаяся территория неизбежно превращала отдельные земли в вотчины местной администрации, над которыми невозможно было установить контроль. Произвол в этом деле — наихудший помощник. Своеволие местных властей доходило до фактической независимости. Культивируя произвол, монархи заложили мины под фундамент расширяющегося государства.

Непрерывную волну переворотов и восстаний сумела остановить Екатерина II, введя шведско-немецкие порядки. Все последующие монархи колебались между произволом и законностью, некоторые даже думали о введении конституции. Впрочем, либеральный пыл довольно быстро остывал, и всегда находился повод для укрепления авторитаризма. Шизофреническая система с шараханьем от разгула произвола к принятию сверхжестких законов, которые не исполнялись, не позволяла контролировать громадную территорию. Колебания монархов от диктатуры к либерализации и обратно были остановлены очередным бунтом.

В результате революции страна логично перешла на федеративные основы, но Сталин торжественно приняв Конституцию 1936 года, начал действовать опять-таки по произволу. Шизофрения плавно перетекла в паранойю. На фоне Гитлера, чей образ пытаются реставрировать европейские неофашисты, российская пресса старательно обеляет Сталина, забывая, что он, как и Гитлер, опутал колючей проволокой всю страну. Трудно найти семью, не пострадавшую от репрессий сталинского режима. Он не знал ни врагов, ни друзей, достаточно было человеку быть талантливым, чтобы стать очередной жертвой, а ученых, нужных для создания атомного оружия, держал в шарашках. Вывод: на образах российских императоров и советских вождей невозможно консолидировать общество.

КРУТОЙ БИЗНЕСМЕН СКАЖЕТ, ЧТО ОН МОЖЕТ ВСЕХ КУПИТЬ

«Прекрасное постигается путем изучения и больших усилий, дурное усваивается само собой, без труда»

Демокрит

Язык письма живет в конкретном культурном поле, он не может отвлекаться от своего носителя, как математические формулы, для которых безразличны национальность, социальное положение, государственные границы. Язык коммуникации, ориентированный на всю национальную или территориальную культуру, должен обладать значительным интегративным потенциалом, иначе говоря, возвышаться в своих целях, образах, символах на столь высокий уровень, что письмо становится похожим на пророческий стиль. Насколько трудно найти интегрирующий язык показывает ситуация среди татар и в особенности татарских мусульманских клерикалов, воюющих за свои частные интересы. Вроде бы все они придерживаются Корана, но любовь к ближнему им не присуща. Коранический язык их не объединяет.

Исходный принцип генерализации разнородных интересов формулируется просто: следовать более общим целям, нежели узкогрупповые интересы. Однако реализация этого простого принципа наталкивается на трудно преодолимую психологию отдельных групп, нежелающих считаться с интересами других. Крутой бизнесмен скажет, что он может всех купить и повторит фразу: «Кто платит, тот и заказывает музыку». Для него народ всего лишь источник обогащения. Он свое богатство не связывает с людьми, работающими на его предприятиях. Для того, чтобы подняться над этой деструктивной установкой, бизнесмен должен быть или исключительно воспитан, что бывает крайне редко, или же социальная обстановка должна подвести его к черте, когда честность становится выгодной.

Психология чиновника изначально ориентирована на элитарность. Особая любовь наших бюрократов к кабинетам и дорогим машинам приводит к быстрому их отчуждению от интересов народа, пристрастию к собственным интересам и манипулированию толпой. Они на глазах «бронзовеют», окружают себя свитой и протоколом, а вскоре начинают говорить на собственном, понятном только им жаргоне.

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЭЛИТА ПОСТЕПЕННО ВЫРОЖДАЕТСЯ В ОТРЯД ПОПРОШАЕК

«О воле народа обычно говорят те, кто ему приказывает»

Карел Чапек

В среде научной интеллигенции наблюдается редкая оторванность от реальных проблем. Ученые могут учить, как управлять страной, но сами не умеют этого делать. Помнится, Попов Гавриил Харитонович, будучи профессором Московского университета, писал замечательные книги о менеджменте, но оказался наихудшим мэром Москвы. При нем даже улицы не убирали — обрывки газет и мусор летали по всему Садовому кольцу. Наши профессора стали типичными схоластами. При этом требуют почета, званий, орденов и не терпят в свой адрес критики, парируя любые нападки убийственной логикой, что они, мол, в отличие от других — профессионалы. Они точно знают, как надо развиваться стране и миру, они разрабатывают гениальные проекты. Если их проекты не реализуются, то виноватыми объявляются исполнители в силу их некомпетентности. Академики восседают на олимпийской высоте. Даже прижатые со всех сторон аргументами о бесполезности их трудов, они оставляют за собой право заниматься фундаментальными исследования, о чем дилетанты в принципе не могут судить. Ситуация с академией наук Татарстана как нельзя лучше показывает беспомощность ученого мира. Иннополисом, «Смарт Сити», IT-парками занимается кто угодно, только не академия, хотя именно она должна была бы бегать впереди президента Татарстана, предлагая оптимальные модели развития науки.

Художественная элита постепенно вырождается в отряд попрошаек. Редкие успехи на отдельных прорывных участках не улучшают общей картины. На этом фоне расцветает некий полууличный, полуфольклорный, полушутейный жанр с облегченным языком коммуникации. Это хорошо видно на примере татарской попсы. Отряд эстрадных певцов растет невиданными темпами, телеканалы заполнены песнями на уровне самодеятельности. Как ни странно, в этом явлении содержится некая надежда. Татарские дискотеки стали местом общения татарской (и не только татарской) молодежи. Пока ученые думают, как противостоять ассимиляции, дискотеки через ритм, танцы, попсу — самый первичный язык коммуникации — создают механизм интеграции молодежи. Учитывая привлекательность Казани для туристов, наша столица скоро может стать местом проведения крупных дискотек, выходящих по значению и уровню за рамки города или республики.

Язык священнослужителей трудно обсуждать, поскольку это дремучее средневековье, сдобренное пустыми арабизмами. Имамы — ходячие цитатники из Корана, приготовленные на все случаи жизни. Клерикалы стали слоем, живущим собственными заботами, никак не связанными с интересами народа. Они порождают из своей среды радикальные группы, готовые на любые политические шаги, что хорошо видно по практике арабских стран, где собственно и учились наши доблестные служители культа.

Наиболее популярен язык журналистов, он прагматичен, ориентируется на читателя, но в этом его уязвимость, ибо он привязан к рейтингу газеты или телеканала. Ослабление роли государства в сфере экономики и идеологии привело к «демократизации» языка СМИ, который становится все более плоским, пошлым, скабрезным. Это поднимает рейтинги, но не ведет к большей солидарности общества. Как бы не выражался сам простой народ, его вдохновляют высокие цели. Вульгарные лозунги работают только на разрушение.

РЕДКИЙ ФУТУРОЛОГ МОГ ПРЕДСКАЗАТЬ, КАКАЯ ИЗ СИСТЕМ — КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ ИЛИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ — ОКАЖЕТСЯ СИЛЬНЕЕ

Я скажу это начерно, шепотом,
Потому что еще не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.

И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище -
Раздвижной и прижизненный дом.

Осип Мандельштам

Любой консолидирующий язык выполняет несколько задач. Прежде всего, у него есть функция защиты определенных идей или существующей власти. В этой своей ипостаси язык может представлять действительность такой, какой хотелось бы ее видеть идеологам, убеждать в легитимности власти, подчеркивать преимущества принадлежности к конкретному кругу людей, партии, слою. Более того, приобретая власть, социальный слой, партия, группа пытается представить свои идеи и ценности как всеобщие, универсальные, для чего язык должен носить характер всеобщности и объективности.

Язык письма, выполняя идеологическую задачу, программирует не только понятия, но и нужную реакцию. Так, любая власть в выражение «порядок» вносит репрессивный смысл. Определенная система оценок присуща любому политическому языку, хотя в его истории бывают периоды особой интенсивности (революционный язык) или относительной нейтральности и стабильности. Например, у Маркса в целом письмо сохраняет объяснительный характер, но у Ленина оно уже насыщено экспрессией. У сталинизма письмо несет характер торжествующего социализма. Под таким давлением слова начинают терять первоначальное значение. Понятие государственных интересов приобретает сугубо положительный смысл, и любое сопротивление этой деятельности заведомо осуждается языком еще до приговора суда. Содержание слова «уклонист» приобретает уголовный характер. Если два «уклониста» собираются вместе, то они превращаются во «фракционеров». В 30-е годы достаточно было кого-то назвать султангалеевцем, чтобы автоматически в сознании всплывал приговор: «Расстрел!» Для «коммунистического» письма характерна постепенная замена «рабочего класса» «народом», а затем «всеми честными людьми».

Было бы наивно думать, что эти понятия в наше время приобрели свой первоначальный или общеупотребительный смысл. В России такие выражения, как «демократия», «свобода», «гласность», «многопартийность», «федерализм» носят заведомо двусмысленный характер. Смена режима власти не всегда ведет к прояснению политического языка, а, скорее, порождает новые клише. Период правления Ельцина теперь клеймят как время анархии, а не демократии, полураспада, а не федерализации страны. На этом фоне нынешнее правление преподносится как наведение «порядка». Обращение к советскому прошлому насыщено негативно оценочными выражениями, а не экономической статистикой. Времена Леонида Ильича Брежнева называют «застоем», хотя это был период наивысшего подъема экономики. В те годы редкий футуролог мог предсказать, какая из систем — капиталистическая или социалистическая — окажется сильнее. По сравнению с тем периодом современная российская экономика просто «отстой», но в ходу иные определения, как-то модернизация, монетарная политика, вхождение в мировой рынок и т.д.

ПУБЛИЧНО ВЫСКАЗАВШИСЬ О ПРИВЕРЖЕННОСТИ НАЦИОНАЛИЗМУ, МОЖНО ЗАБЫТЬ О ПОЛИТИЧЕСКОЙ КАРЬЕРЕ

...Среди гражданских бурь и яростных личин,
Тончайшим гневом пламенея,
Ты шел бестрепетно, свободный гражданин,
Куда вела тебя Психея.

И если для других восторженный народ
Венки свивает золотые —
Благословить тебя в далекий ад сойдет
Стопами легкими Россия.

Осип Мандельштам

Для России очень характерен специфический язык в сфере межэтнических отношений. Например, термин «национализм» не имеет нейтрального смысла, он заведомо осуждает все, что так или иначе связано с положительным отношением к своему народу. Для европейцев национализм — это практически то же самое, что на русском языке обозначается как патриотизм, гражданское чувство. В татарском языке «милләтче» далеко не всегда несет отрицательный смысл, он может означать гордость за свой народ. В русском языке у термина «национализм» нет нейтрального смысла, в отличие от английского или татарского. Поэтому если русский скажет: «Я националист (в нейтральном смысле)», его будут воспринимать как шовиниста. Если татарин скажет: «Я националист (в нейтральном смысле)», его воспримут как сепаратиста. Публично высказавшись о приверженности национализму, можно забыть о политической карьере. С другой стороны, чтобы подорвать чей-то авторитет, достаточно назвать его националистом. Поскольку рискованно публично признаваться в любви к своему народу, то человек волей-неволей оказывается сторонником космополитизма (в либеральном смысле) или интернационализма (в коммунистическом смысле).

В русском языке выработались устойчивые терминологические или лексические штампы. Когда принимаются государственные решения в сфере развития национальной культуры, то имеются в виду все нерусские народы. Русские как бы не несут в себе национальных признаков, и в этом смысле они уже позитивны, в отличие от всего национального, в котором уже есть знак негативности, оттенок национализма, тень сепаратизма. В ходу такие лексические выражения, как-то «русская удаль», «русская береза», «русское поле», «русская душа» (имеется в виду широкая и добрая), «Волга матушка — великая русская река» и т.д. Даже такие словосочетания, как «степь широкая», воспринимаются как чисто русские символы, хотя степняк в повседневном языке, скорее, дикий кочевник, но сама Степь — русская, широкая, привольная.

В общественном сознании искусственно сформировано стойкое неприятие татарского, что становится очевидным, если в вышеназванных словосочетаниях прилагательное «русская» заменить на «татарская» — «татарская удаль», «татарская доброта», «Волга — великая татарская река». Сознание или подсознание протестует — татарской должна быть жестокость, жадность, хитрость, но не доброта. В татарском языке все это, конечно же, звучит совсем иначе. Удаль, доброта, широта души хорошо сочетаются с характером татарского народа. В самом деле, каким можно себе представить джигита? Конечно же, удалым, на коне, скачущим по бескрайней степи и поющим протяжные задушевные песни. Получается, что джигит-то удалой, а вот «татарская удаль» — негативная черта. Или та же Волга (Идель) столько раз воспета в татарских дастанах как символ отчего дома, что она, бесспорно «татарская река» и лишь позже появляется в этом же значении у русских. У татар не принято ко всему, что видит глаз, добавлять приставку «татарская (-ий)» — «татарская береза», «татарское поле» и т.д. Впрочем, и березу, и широкое поле уже приватизировали...

Нечто аналогичное можно наблюдать по отношению к другим народам. Одним из последних изобретений политического языка является термин «лица кавказской национальности». Если бы дело ограничилось литературными упражнениями, то можно было бы это отнести к малограмотному журналистскому жаргону, но, к сожалению, это было и остается частью государственной политики. Одно время в Москве людям со смуглыми лицами нужно было носить паспорт, чтобы доказать, что они не с Кавказа, иначе их задерживали.

Русский язык сильно идеологизирован в силу особенностей его формирования в Российской империи, затем революционная и советская действительность добавили свой аромат. В советском русском языке правила общественного поведения формулировались в соответствии с командно-административным режимом, в самой категоричной, грубой форме повелительного наклонения: не курить, не сорить, по газонам не ходить, животных не кормить, руками не трогать. Эта форма употребляется в качестве команды солдатам в армии и собакам: лежать! стоять!и т.п. Формы собственно повелительного наклонения также отличались простотой резких команд с обращением на ты: не стой под стрелой; не влезай — убьет; не уверен — не обгоняй.Такого рода запреты, призывы, инструкции, рекомендации отражают и одновременно формируют менталитет общества. В современном русском языке многое сохранилось из советской лексики. К этому добавились «американизмы», для которых также характерен командный стиль в отличие от британского варианта английского языка. И, конечно же, русский язык заполнен рекламными штампами. Уровень массового письма стремительно падает, он все более приобретает характер пропаганды, а потому не способен выполнять серьезные идеологические задачи.

Язык отражает умонастроения в обществе. В современной русскоязычной культуре не проглядываются ростки консолидирующего письма. Ни государственный, ни художественный, ни академический, ни клерикальный языки не могут взять на себя эти функции. Общественные науки настолько принижены критикой прежнего марксистского обществознания и давлением рыночных отношений, что гуманитарии думают не о творчестве, а о том, кому и как продать свои навыки. Прямолинейная апологетика заменила аналитику, а потому рано говорить о консолидирующем мейнстриме.

Так бывает на свете — то ли зашумит рожь,
То ли песню за рекой заслышишь, и верится,
Верится, как собаке, а во что — не поймешь,
Грустное и тяжелое бьется сердце.

Помашите мне платочком, за горесть мою,
За то, что смеялся, покуль полыни запах...
Не растет цветов в том дальнем, суровом краю,
Только сосны покачиваются на птичьих лапах.

На далеком, милом Севере меня ждут,
Обходят дозором высокие ограды,
Зажигают огни, избы метут,
Собираются гостя дорогого встретить как надо.
...
А меня обступят там, качая головами,
Подпершись в бока, на бородах снег.
«Ты зачем, бедовый, бедуешь с нами,
Нет ли нам помилования, человек?»

Я же им отвечу всей душой:
«Хорошо в стране нашей, — нет ни грязи, ни сырости,
До того, ребятушки, хорошо!
Дети-то какими крепкими выросли.

Ой и долог путь к человеку, люди,
Но страна вся в зелени — по колени травы.
Будет вам помилование, люди, будет,
Про меня ж, бедового, спойте вы...»

Павел Васильев

Продолжение следует.

Читайте также: