Светлана Дружинина и Анатолий Мукасей
Светлана Дружинина и Анатолий Мукасей

КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКАЯ СЕМЬЯ ВОЛЕЙБОЛЬНЫХ КАПИТАНОВ

Светлана Дружинина (С.Д.): Только нас очень сильно не пытайте, а то сейчас мы с кинематографом на вы. Как сапожник без сапог (смеется).

- Тогда давайте начнем со спорта как главной причины вашего нынешнего приезда в Казань. Все-таки волейбол пришел в жизнь вашей семьи с появлением в ней Екатерины Гамовой или был в ней и до этого?

Анатолий Мукасей (А.М.): Мы всю жизнь занимаемся спортом, а именно — волейболом. Я еще в школе играл за юношескую сборную Москвы, потом поступил во ВГИК и был там капитаном команды. Светлана Сергеевна тоже появилась во ВГИКе и тоже стала капитаном команды. И сын наш Михаил играл даже за ЦСКА, а потом, так же как и я, «капитанил» в мужской команде ВГИКа.

С.Д.: Это просто какое-то мистическое волейбольное поле у нас (смеется).

А.М.: И когда появилась еще и Катя с мячом в руках, то мы стали настоящей волейбольной семьей.

С.Д.: Причем Катя появилась, с одной стороны, неожиданно, а с другой — мы ее уже хорошо знали и любили. Мы всегда любили волейбол, мне понятны законы этого вида спорта, к тому же я могу глазом углядеть за мячом (смеется). Тогда мы следили за екатеринбургской «Уралочкой», лучшей командой страны, в составе которой появилась девочка с профилем шоколадницы. Есть такая картина, на которой изображена девушка, несущая на подносе шоколад (видимо, речь идет о «Шоколаднице» швейцарского художника XVIII века Жана Этьена Лиотара, - ред.). С дивным ангельским профилем. И вдруг эта девочка как выпрыгнет и как «залепит» мяч в площадку (смеется). Поэтому когда Миша пригласил ее к нам в дом, то мы уже были готовы: «Ой, Катя Гамова, пожалуйста, заходите!»

А.М.: Поэтому мы со Светланой Сергеевной и здесь. Мы ездим за волейболом. Играло «Динамо-Казань» в Саратове, мы и там были. И в Италию поехали на матч. Но это все благодаря Михаилу, который организовывает все эти поездки.

«СВЕТЛАНА СЕРГЕЕВНА ШУМИТ, КРИЧИТ. И БЬЕТ СОСЕДА ПО СПИНЕ»

- И что вы думаете о предстоящем матче Гамовой и ее партнерш против московского «Динамо»?

С.Д.: Да, теперь мы приехали в Казань на матч главных соперников по нынешнему чемпионату России, «динамовок» из Москвы и столицы Татарстана. Нам очень интересно, как это будет развиваться, какая будет драматургия («Динамо-Казань» в итоге победило московских одноклубниц со счетом 3:2, - ред.).

А.М.: Мы очень нервничаем и будем сильно переживать, потому что самый эмоциональный зритель в нашей семье — это Светлана Сергеевна. Ее ничем не остановишь, она шумит, она кричит. Она бьет соседа по спине. А сосед обычно — это Чернышов (Сергей Чернышов — директор ВК «Динамо-Казань», - ред.).

- Вам мужской или женский волейбол более интересен?

А.М.: Я вам честно скажу, как специалист в этом деле, что я больше люблю смотреть женский волейбол. Там больше психологии, там игра идет очень артистично и эмоционально. У мужчин как-то проще: есть сила, есть мощь, вылетают и бьют. На этом все кончается. А девочки и сумасшедшие мячи в защите спасают, и визг стоит. Эмоционально матчи женщин мне ближе, хотя мужской волейбол я тоже смотрю.

- А почему, на ваш взгляд, именно в волейболе наши спортсмены наиболее успешны на мировом уровне, если брать самые популярные игровые виды спорта?

С.Д.: Здесь сохранились традиции, которые были заложены в те самые советские годы. Волейбол в те годы был невероятно популярен. Я не могу вспомнить ни одной дворовой площадки, на которой бы не была натянута волейбольная сетка.

А.М.: Это традиционно был советский вид спорта. Я помню, как еще мальчишкой ходил на стадион «Динамо», потому что тогда еще играли на открытых площадках, половина стадиона зрителей, в центре — волейбольная площадка. Я помню тех великих игроков: Рева, Щагин. Потрясающие были люди. И потом всегда этот вид спорта был на высоком уровне.

С.Д.: В каждой школе играли в волейбол, в каждом вузе. Ведь когда мы играли в институте, то мы объехали с этим волейболом все творческие вузы Советского Союза. Мы были в Челябинске, Свердловске, Киеве, Минске. Мы были везде.

А.М.: Другое дело, что волейбол с тех пор сильно изменился. Стал более ориентированным на физическую мощь. И правила его поменяли в эту же сторону.

- Можно ли сказать, что нынешний волейбол стал менее интеллектуальным видом спорта, чем он был, скажем, лет 30 - 40 назад?

С.Д.: Я бы с этим не согласилась. Посмотрите на тех же наших звезд-мужчин. Николай Павлов играет интеллектуально. А какая прекрасная интеллектуальная реакция у Тетюхина. Тут многое зависит еще и от самих качеств игроков.

«КАТЯ — ОЧЕНЬ ВОЛЕВОЙ ЧЕЛОВЕК»

- Скажите нам по секрету, а Екатерина Гамова не жалеет, что решила не ехать со сборной на нынешний чемпионат Европы, который, как известно, подопечные Юрия Маричева выиграли?

А.М.: По-моему, нет. Она первый раз за время карьеры летом замечательно отдыхала. Мы замечательно отдохнули все вместе, и она была очень счастлива такой возможности. Но Катя одновременно с отдыхом каждый день занималась «физикой». У нее был специальный списочек, в который она заглядывала, и по нему занималась в тренажерном зале.

С.Д.: И мы жили в хороших отелях, куда люди приезжают отдыхать, послушать живую музыку. А Катя шла в тренажерный зал. И я за ней немножко подглядывала, насколько серьезно она занимается. Очень серьезно. И потом уже выходит вся красная, мокрая, идет в душ и только потом отдыхает. Надо отдать ей должное, она очень волевой человек и опытный спортсмен. Вот только как передать этот ее колоссальный опыт — это, конечно, очень сложная задача. Потому что пока ей тренером работать совершенно неинтересно.

- Екатерину в сборной и в роли лидера, и на позиции диагонального игрока заменила Наталья Обмочаева.

С.Д.: Мне больше нравится фамилия Гончарова (фамилия спортсменки до замужества — прим. ред.). Тем более что она и немного похожа на жену Пушкина.

- Так вот, Екатерину и Наталию в последнее время принято «сталкивать лбами» в прессе, сравнивать их игру и выяснять: а кто же все-таки лучше? У вас в семье нет ревности к Обмочаевой?

А.М.: Нет, ревности нет. Во-первых, Наталия очень красивая. Во-вторых, Катя талантливее и мудрее. Поэтому она более стабильна и менее подвержена эмоциональному воздействию.

- Кстати, у вас спортивно-кинематографическая семья. И вообще, артисты и спортсмены часто дружат между собой. Как вы думаете, с чем это связано?

А.М.: Да и сейчас много артистов, просто помешанных на спорте, особенно на футболе. Например, Миша Ефремов, который болеет за «Спартак».

С.Д.: Мы все «спартаковцы». И только Миша Боярский болеет за «Зенит».

А.М.: Ну это пусть. Я думаю, что это происходит от того, что спорт очень близок к искусству. Поэтому люди искусства во многих вопросах дружат с творческими людьми. И еще артисты часто дружат с медиками, и тоже потому что медицина — это настоящее искусство. Вот эти три искусства и соединяются между собой.

«ЛЕГЕНДА №17» — АБСОЛЮТНО СОВЕТСКАЯ КАРТИНА

С.Д.: Раньше и фильмов было много на спортивные темы: «Первая перчатка», «Вратарь». Но и последняя картина «Легенда №17» тоже запомнилась.

- И какое ваше к ней отношение?

С.Д.: Ее делал Николай Лебедев — один из моих любимых молодых, ну сейчас он уже немолодой, режиссеров. Вообще, он киновед. И получал первое режиссерское образование у нас на «Гардемаринах». Невероятно образованный человек, прекрасно знающий зарубежный кинематограф. Это видно и по его работам, начиная с большого фильма «Звезда», который мне очень нравится.

Что касается «Легенды №17», то могу сказать, что эта картина сделана очень точно, выверено, на современном уровне, но мне не хватило драматургического финала. Мне показалось, что это картина без финала. Она идет по нарастающей к этой победе, но не хватает завершения. Может быть, и не стоило рассказывать об этой страшной гибели Харламова. В общем, мне чего-то не хватило.

- По поводу исторических фактов, которые в фильме Лебедева так причудливо сочетаются с вымыслом. Это нормально, если учесть, что картина заявлена как кино о Валерии Харламове?

А.М.: Вы знаете, эта картина прежде всего о людях, которые создавали наш великий спорт. Поэтому она многим так и понравилась. Картина очень эмоциональная, я бы сказал, в лучших традициях советского кино.

С.Д.: Она абсолютно советская картина, сделанная современным языком.

А.М.: Поэтому она и получилась такой эмоциональной. И еще замечательно играет Харламова и этот молодой парень Данила Козловский.

- А как вам Олег Меньшиков в роли Анатолия Тарасова?

С.Д.: Могу сказать, что все, что зависело от самого Меньшикова, он сделал. Но с ним в кадре все время присутствует Роман Мадянов — один из моих любимых артистов. Мадянов бы лучше подошел к этой роли по своему психофизическому типу. К тому же он невероятный артист, который, как кошка, органично падает на четыре лапы, куда бы его ни бросили. Но все-таки этот фильм сделан компанией «ТриТэ», проверен самим Никитой Михалковым, и в нем есть свои приоритеты и с точки зрения выбора актеров. Но, нужно отдать должное и Лебедеву, и Меньшикову — все, что можно было выжать из предлагаемых обстоятельств и ситуаций, было сделано на отлично.

А.М.: Другое дело, что Меньшиков внешне не похож на Тарасова, но эмоционально это было сделано здорово.

С.Д.: Как-то мы шутили, что лучше всего сыграла бы Тарасова его дочь Татьяна (смеется). Ей бы немножко грима, и она сыграла бы потрясающе.

«В РОССИИ ГАНГСТЕРСКИЙ КИНОПРОКАТ»

- Тогда от частного к более общим вопросам. Сейчас много говорят о довольно тяжелом состоянии, в котором находится отечественный кинематограф. На ваш взгляд, «пациент скорее жив или скорее мертв»?

С.Д.: Нет, нет и нет. Пациент, конечно, жив. Просто он очень нуждается в государственном внимании, его нельзя финансировать по остаточному принципу. Когда меня спрашивают о том, что мне нужно для того, чтобы сделать хорошее кино, я отвечаю: «Ну, во-первых, деньги. Во-вторых, знаете, деньги. А уж потом, в-третьих, тоже деньги». Мы все знаем, что и как делать. И опыт есть, и сюжеты замечательные. Есть о чем рассказать, в том числе и об истории нашей фантастической. Но отсутствие финансирования и продюсерское кино, которое сложилось у нас после развала Советского Союза, диктуют свои условия.

Продюсерское кино диктует рубль, и никуда от этого не денешься. А у нас не может вернуться назад ни одна копейка, потому что в России гангстерский прокат. Он бандитский, и сейчас я уже могу об этом говорить смело и спокойно. Как известно, киноиндустрия делится на две части: на тех, кто делает кино, и тех, кто его продает. Вот у меня есть такой яркий образ. Бабушка вырастила на огороде прекрасную, большую, цельную, экологически чистую морковь. Но ей невозможно эту морковь продать на этом глянцевом, лакированном рынке. И от этого вы никуда не денетесь, ведь такие варварские законы. Если бы прокат хотя бы позволял производителям выходить в ноль, может быть, находились бы меценаты и спонсоры, готовые помочь кинематографу. Но ведь ни одна картина не оправдывает себя даже на 50 процентов. Сейчас говорят о сборах «Сталинград», однако нужно знать о той колоссальной сумме, которая была затрачена на производство этого фильма.

Ни в одной стране мира, где мы были и где обсуждали вопросы кино, нет такой ситуации, чтобы кинотеатры забирали 50 процентов выручки за каждый сеанс. Люди, которые определяют картину в тот или иной кинотеатр, — это еще 10 процентов. Значит, остается всего 40 процентов доходов, из которых еще нужно вычесть налоги.

- А каков же тогда интерес продюсеров, если они все равно не могут вернуть потраченные деньги?

С.Д.: Продюсер в данном случае — это Отечество (смеется). Это государственный заказ, которого официально не существует.

«У НАС В ПРОФЕССИИ МНОГО ТАЛАНТЛИВЫХ ЛЮДЕЙ»

- Квотирование отечественных фильмов, как в России, необходимо?

С.Д.: Конечно, а как без этого. Я помню, что еще в начале 90-х, когда рыночные отношения только приходили в мир искусства, активная часть кинематографического сообщества, включая меня, написала письмо туда в высшие инстанции о том, чтобы Россия пошла как раз по французскому пути развития киноиндустрии, а не по американскому. И какой-то человек, не знаю, кем он был, сказал, что это можно устроить, но за энную сумму денег.

- А российские кинопроизводители способны сейчас обеспечить кинотеатры нужным количеством качественного продукта?

С.Д.: Я еще раз говорю, что у нас в профессии много талантливых людей. И Михаил Сегал, который написал и снял «Рассказы», потрясающий парень. Тот же Коля Лебедев. Кстати, сейчас фонд кино сделал ему еще один заказ. Но это большие деньги фонда, которые все равно не вернутся и не окупятся.

Но, что вы хотите, если исторические фильмы и детское кино в советские времена также были дотационными. А вот комедии или социальные драмы, да, они «отбивали» деньги в прокате. Но тогда, простите, монополист заказывал, и он же занимался прокатом.

А.М.: В советские времена многие хорошие картины уже в первые два дня проката оправдывали деньги, потраченные на их производство. И приносили огромный доход государству. На первом месте стояла водка, а на втором — кино.

- Все-таки в СССР было удивительное отношение к кинематографу. Я читал интервью знаменитого Ларса фон Триера, который обожает Тарковского. И датчанин вспоминал, что «Сталкера» великий режиссер переснимал дважды из-за конфликтов с операторами. И, по мнению фон Триера, Тарковский мог бы появиться только в Советском Союзе, потому что в любой европейской стране ни один продюсер бы не дал бы тех огромных денег, чтобы заново переснимать картины.

С.Д.: И он абсолютно прав. Мне очень нравится последний фильм Тарковского «Жертвоприношение», который он уже снял в Европе. Так вот режиссеру казалось, что ему не удался знаменитый финал этой картины — сцена с горящим домом. И шли страшные скандалы, ведь прежде он привык к тому, что ему все позволяли, в том числе и переснять неудавшиеся, по его мнению, моменты. А к тому времени он уже был тяжело болен, и ситуация усложнялась этим его состоянием. Тарковский даже отказывался монтировать фильм. И только в этих условиях ему все-таки позволили переснять эту сцену фактически на грани жизни и смерти, а потом великий режиссер уже монтировал кино прямо в больнице. Вот разница между тем, что было в СССР и Европе.

«КИНЕМАТОГРАФ — ЭТО ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПРОСВЕТИТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ»

- Получается, что массовое кино у нас в стране находится в плачевном состоянии. Хотя вы как раз и делали такие фильмы, массовые, в самом лучшем смысле этого слова.

С.Д.: Абсолютно. Я так всегда и говорю, что работаю для массового зрителя.

- Но есть у нас и артхаусное кино, фильмы Сокурова, Звягинцева, Серебренникова, Хлебникова и других — частые гости на больших западных фестивалях. Можно ли сказать, что массовое и артхаусное кино — это совершенно разные явления, или же такие разные фильмы делают, в сущности, одни и те же профессионалы?

А.М.: Я хочу вам сказать, что не видел ни одного доброго, теплого светлого артхаусного фильма. Все — мрак, темнота, жесткость. Я думаю, что эти картины еще получают там призы, потому что составляют определенное представление о нашей стране. Это идеология.

- Но ведь и австрийцы делают кино про мрачную Австрию, а датчане — про мрачную Данию.

А.М.: Я все понимаю, но тем не менее. Хотя делают эти фильмы, бесспорно, очень талантливые люди.

С.Д.: Например, «Эйфория» Ивана Вырыпаева. Очень талантливый человек и очень талантливая картина. Но я не понимаю, почему на обочине должна сидеть обнаженная девица и говорить те реплики, которые мне неудобно произносить вслух. Поверьте, я не чистоплюй и не ханжа совершенно. Но кинематограф — это прежде всего просветительская деятельность. И вы никуда от этого не денетесь. Когда говорят: «Я делаю кино для себя», — то это лукавство. Оно должно повлиять на окружающих. И не обязательно говорить только о хорошем. Хорошее, хорошее, розовое фламинго. Но необходимо созидать, о чем бы ни шла речь в картине. Разве «Калина красная» — это не созидающая картина, хотя в конце главный герой погибает и все рыдают? Это кино говорит об отрицательных сторонах жизни, но говорит созидательно. Я отношу себя к когорте людей, которые стоят на таких позициях.

«ЧУЧЕЛО» — ЭЛИТАРНОЕ КИНО ДЛЯ НАРОДА

- Если продолжать тему хорошего. Анатолий Михайлович, несмотря на то что отечественный кинематограф сдал свои позиции, российские операторы продолжают получать призы на главных мировых кинофестивалях. В чем здесь дело, может быть, как и с волейболом, в преемственности?

А.М.: Есть преемственность, и есть просто талантливые ребята, тот же Макс Осадчий или Сережа Козлов. К тому же у них была школа, когда они учились во ВГИКе, у них были великие преподаватели. И пока школа живет, она будет давать свои плоды. Ведь кино — это прежде всего изображение. И зритель видит его фактически глазами человека, который стоит за камерой. Поэтому мне очень больно смотреть наши сегодняшние сериалы, в которых зачастую чудовищная операторская работа.

- Банальный вопрос, но все же: существует у вас ревность к тому, что имена режиссеров гораздо более известны, чем кинооператоров?

А.М.: Абсолютно нет. Потому что есть режиссеры, их немного, которые любят изображение. Тот же Никита Михалков или Сергей Соловьев. Те режиссеры, с которыми я работал, обожали изображение, особенно Ролан Анатольевич Быков, с которым мы ночами сидели и размышляли о том, как нам сделать кадр лучше.

- Государственная премия СССР, которую получил фильм «Чучело», — это было важное событие для вашей семьи?

А.М.: Да, важное. Потому что «Чучело» по тем временам это была совершенно фантастическая картина. Когда мы пошли с Роланом Анатольевичем в кинотеатр «Россия», чтобы посмотреть на реакцию зрителей: они выходили со слезами на глазах, опустив голову, и никто не обращал внимания на такого известного и узнаваемого человека, как Быков, с которым мы стояли около зала. И когда поток прошел, Ролан сказал мне: «Знаешь, мы сняли элитарное кино для народа». Эту фразу я запомнил на всю жизнь.

С.Д.: И ты никогда об этом не говоришь, что на государственную премию «Чучело» представили не кинематографисты, а министерство просвещения. То есть сами учителя оценили картину, что тогда для Госкино было шоком.

«ВСЕ, ЧТО СДЕЛАНО ПО ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ КАНОНУ, ИМЕЕТ УСПЕХ»

- А вам тяжело оставаться современными как художникам?

С.Д.: Мы об этом не задумываемся. Действительно, меняются установки, меняется зритель. Все величины претерпевают изменения: социум, язык, стиль. Не меняется только одно — сам человек. Все человеческие страсти, берущие начало со времен палеолита и неолита, живут до сих пор. А когда вы становитесь на позицию человеческих страстей и конфликта, то они всегда узнаваемы. Остальное — это то, насколько вы соответствуете своему времени. Все, что сделано по общечеловеческому канону, имеет успех. Фильм имеет успех, когда в нем есть момент узнаваемости. Когда человек смотрит и понимает, что это про него, что нечто подобное было с ним, с его близкими и друзьями. И это не я придумала, это был четкий критерий Сергея Аполлинариевича Герасимова, на лекции которого я ходила во ВГИКе.

- Есть ли какие-то персонажи из отечественной истории, о которых вы еще не снимали кино, но очень хотели бы это сделать?

С.Д.: О, это очень непростой вопрос. Ведь наша история так богата. Были замечательные балерины, мне в свое время предлагали делать фильм об Анне Павловой. «Дягилевские сезоны» мне, например, интересны.

- Но о «дягилевских сезонах» вам сейчас было бы непросто снимать кино, учитывая ту борьбу за нравственность, которая объявлена отдельными нашими политиками.

С.Д.: Тема очень сложная (смеется).

- Например, Кирилл Серебренников не получил денег от государства на фильм о Петре Ильиче Чайковском.

С.Д.: Вы знаете, я не хотела бы муссировать тему последних дней жизни Чайковского. А именно об этом собирается снимать кино Серебренников. Он человек очень талантливый, но при этом абсолютно тенденциозный. Зачем поднимать эту тему переживаний последних дней, в которой, конечно, на первом плане будет гомосексуальность великого композитора. И поднимать историю взаимоотношений Чайковского с тем мальчиком. Зачем? Понимаете, каждый народ нуждается в мифах, они позволяют ему жить и развиваться. Но за каждым мифом стоят всегда исторические факты. Поэтому с ними, с мифами, нужно обходиться очень деликатно, возможно, иногда они требуют какой-то шлифовки, но очень мягкой и деликатной.

- Ну и вопрос, без которого мы вряд ли могли бы обойтись. Будет ли, Светлана Сергеевна, четвертая часть «Гардемаринов»?

С.Д.: Да, этот вопрос мне все задают. Ответ очень простой: если будут деньги, то будет и фильм. Есть замысел и концепция, зафиксированные на бумаге, но необходимо финансирование. Вы прекрасно понимаете, что исторические фильмы, особенно связанные с морем, с морской пехотой, кем собственно и были гардемарины, требуют очень серьезных средств. Так что все в нашем современном кинематографе в конечном счете упирается в деньги.