Евгений Богачев: «Везем сувениры, подарки: кому шапку меховую, кому чайники стеклянные васильевского завода»

ПЛАН-ТО МОЖНО БЫЛО ЛЮБОЙ СДЕЛАТЬ, НО НУЖНЫ БЫЛИ ФОНДЫ, МАТЕРИАЛЫ

К середине восьмидесятых у нас в министерстве было уже четыре с лишним тысячи подразделений, среди них и довольно крупные, по 6-8 тысяч работающих. Всего в системе работало до 40 тысяч человек. Ездили по стране, изучали передовой опыт коллег и быстро внедряли его у себя. Я как-то съездил в Прибалтику, посмотрел — пряжу они делали и занимались выделкой овчины. Мы тоже решили овчину выделывать. У нас крупный мехкомбинат, но он целиком практически работал на оборону. Начали они выпускать дубленки, около тысячи штук в год, но в широкую продажу почти ничего не поступало, расходилось по своим, по начальству, по спецзаказам. А мы к концу восьмидесятых давали уже по 30 тысяч дубленок ежегодно. Плюс к тому несколько миллионов швейных и 600 тысяч трикотажных изделий. Обуви шили много.

Каждый квартал мы получали знамя. Министром бытового обслуживания ТАССР до 1985 года был покойный уже сейчас Василий Павлович Фадеев. Очень знающий, опытный был хозяйственник и человек глубоко порядочный. Мне хорошо с ним работалось, он многому меня научил. Когда Василий Павлович вышел на пенсию, ему могли предложить спокойную канцелярскую работу, как это обычно делалось с номенклатурными работниками такого ранга, — к примеру, возглавить гражданскую оборону или еще что-то подобное, где надо было две бумажки в день перекладывать, и отдыхай. Но он так не захотел. Еще лет пятнадцать назад работал в «Ильдане», не гнушался любой работы — я как-то увидел его в кабине «КАМАЗа, он спешил по срочному делу.

Хозяйство в то время было плановое. Министерству республики спускали план и на уровне Татарии, и России. Специфика состояла в том, чтобы план поменьше взять, а потом его перевыполнить. Каждый раз приходилось ездить в Москву, в Госплан, утрясать цифры. Мы с председателем Госплана Татарии Ермаковым доказывали, убеждали, нам шли на какие-то уступки. А потом уже тут у себя нажмешь, как следует, резервы-то всегда были, и даешь рост 20-30 процентов.

Весь Минбыт

План-то можно было любой сделать, но нужны были фонды, материалы. А с этим всегда была напряженка. Производственные мощности наращиваем, а работать не с чем. Это главная была у нас забота, главная просьба к начальству: фонды! Больше фондов! Ну, тут без личных связей ничего не возьмешь. Были у нас большие связи налажены с Госснабом СССР, России и, конечно, с Татснабом.

НУ ВЕРХИ ОКАЗЫВАЮТ, А НИЗЫ ТОРМОЗЯТ

Начальником Татснаба был в те годы Козарь, мы вместе с Николаем Федоровичем в Москву ездили фонды выбивать. Предварительно бывал обычно звонок московскому начальству от Усманова или от Шаймиева с просьбой оказывать нам всяческое содействие. Ну верхи оказывают, а низы тормозят. Везем сувениры, подарки: кому шапку меховую (это ж у нас делали!), кому чайники стеклянные васильевского завода (они тогда у москвичей в моде были). Обносим, охмуряем, обхаживаем.

У меня в гостинице «Будапешт» постоянно был забронирован люкс, шикарный номер, в зале даже рояль стоял. Тринадцать рублей в сутки стоил. Его невозможно было просто так взять, но директор гостиницы была родом из Татарии, она нам это устроила. Ну и мы ей, чем могли, помогали — вентили, краны, любая сантехника, конечно, и личные просьбы Она в Казань приезжала, у меня дома гостила. И хоть я был заместитель министра, а потом уже и министр, отношения у нас были дружеские, партнерские, на равных: директор элитной столичной гостиницы в те времена тоже мог считаться примерно в ранге министра.

Дело в шапке

Я как депутат мог приехать в Москву и устроиться в любую гостиницу. По мне ж надо было начальство к себе пригласить и принять, как следует, - руководство российского госснаба, сотрудников головного министерства, а иногда и министра. А тут и обстановка соответствующая, и стол могли накрыть так, чтоб не стыдно было. На таких встречах серьезные вопросы решались, так что деньги на представительские расходы в министерстве не зря списывались, они сторицей окупались.

Дополнительные ресурсы нам нужны были позарез, поскольку мы много занимались производством. В Киеве, в Ленинграде были очень развиты услуги. Мы тоже предлагали людям мытье окон, полов, разные виды проката внедряли свадебные наряды, вечерние платья, технику бытовую в прокат давали. Но такого масштаба, как там, у нас не получалось. В наших условиях на одних услугах трудно было чего-то достичь, надо было разворачивать производство.

Наш конек бью — меховые изделия. На Украине, во многих других республиках этого абсолютно не было. Да и в Москве тогда, если кроличью шапку кто имеет, это считалось уже вполне прилично. А в Казани зимой на Баумана прямо парад мод — песец, белек, норка, голубая норка, соболя встречались, нерпа на каждом шагу. У нас же соболиная ферма в Бирюлях, которую, кстати, основал мой давний предшественник в Нацбанке, управляющий республиканской конторой Госбанка в 30-м году Прасолов. Это у банка было подсобное хозяйство.

КОНКУРЕНЦИЯ - ДВИГАТЕЛЬ ПРОГРЕССА

Мы постоянно искали новые методы работы. Думали, как поднять производительность. Кое-что у соседей перенимали, ну, и сами думали — опыт уже был, чутье подсказывало, что надо создавать конкуренцию в работе. Ничего нового в этом, конечно, не было, но у нас о конкуренции говорить не принято было. Более того, тогда тенденция шла сверху — объединять мелкие подразделения в крупные предприятия.

Знамя вручает Геннадий Николаевич Захаров

Нам тоже была поставлена задача создать единое объединение по пошиву одежды. Образовали Татшвейбыт. Всю швею туда загнали из районных комбинатов бытового обслуживания. Объединение давало 4-5 процентов роста в год. Маловато. Стали думать, как повысить выработку. Я решил из этого монстра Дом моделей выделить, а на его базе создать ряд филиалов, крупные цеха. Это уже прообраз будущего «Ильдана» был. Еще ряд производств выделили швейных. Они между собой конкурировали, соревновались.

Пошив обуви был отделен от ремонта — создали фабрику пошива обуви на улице Кадышевской и фабрику ремонта обуви на Островского. Плюс самостоятельность в районах — кто чем хочет, пожалуйста, бери, занимайся. Кто-то завел у себя обувные предприятия, кто-то швейные, трикотажные в каждом районе были. То есть уходили как-то от излишней централизации, развивали структуру вширь.

Крупные объединения — «Татшвейбыт», «Таттрикотажбыт», «Татрембытобувь» — все это было, но рядом были и небольшие предприятия, которые давали в общий котел очень неплохой приварок. Вот как сегодня у нефтяников. Сконцентрируй все в одной «Татнефти» — и будет гораздо меньше добычи. А они создали небольшие получастные фирмы, и вот уже сколько лет держат уровень добычи в 25 миллионов тонн. Так и тут. Небольшие предприятия — это мой резерв был. План спускался на крупные объединения, а за счет своего резерва я еще процентов 15 плана распределял, уже самостоятельно. С каждым руководителем отдельно обсуждал, как, за счет чего он будет свои обязательства выполнять: где что расширит, где новое оборудование закупит, дополнительные формы обслуживания внедрит. Каждый составлял план оргтехмероприятий

Большие объединения имели своих конструкторов, экономистов, аналитиков, дизайнеров, они свои планы могли действительно продумать и просчитать, как положено. А в сельском КБО весь штат — человек десять, понятно, уровень планирования слабее. Но все равно эти скучные, нудные планы все руководители должны были составлять и защищать в министерстве. Иначе не проконтролируешь, а тут каждый район, как на ладони. Иногда до абсурда, правда, доходило. Читаешь такой план, а там упомянуто, предположим, село Алькеево, которое в соседнем районе: списали, значит, у соседей не глядя.

Аппарат министерства был очень мал — 53 человека, а им подчинялись около 35 тысяч работающих. Но у нас был сильный экономический отдел и специальное технологическое бюро при министерстве, что позволяло нам принимать обоснованные конструктивные решения.

ВПЕРЕДИ РОССИИ ВСЕЙ

Во второй половине восьмидесятых годов республика стала методическим плацдармом, учебно-показательной территорией российского министерства бытового обслуживания. Мы тогда уже прочно обосновались в первой десятке лучших министерств России. Впереди были только Москва, Ленинград и Крайний Север, но там особые условия, двойные цены. Каждый месяц нам вручалось переходящее Красное знамя российского министерства, каждый год — Знамя Совмина СССР или даже ЦК КПСС. Соответственно этому мы регулярно получали и премии. И на нашей базе постоянно стали проводить всероссийские семинары по бытовому обслуживанию.

В 1986 году на один из таких семинаров собрались в Казань все союзные министры бытового обслуживания, завотделом ЦК, зампредседателя Совмина. Па высшем уровне проходил семинар. Министерства союзного по бытовому обслуживанию не было, всю работу в стране координировало российское министерство.

Мы к этому семинару как следует подготовились. Открыли много новых предприятий. Тогда поступили сборные конструкции модульные, финские, их можно было быстро собрать, и уже начинать работать. Таким образом, буквально за месяц-другой создали мебельную фабрику «Ломжа», Дом быта в Арске, цех по выделке овчины. Это специально перед семинаром делалось, мы должны были продемонстрировать участникам, как можно работать с этими модулями.

Справа от меня на фото: министр бытового обслуживания населения РСФСР И.Г.Дуденков, первый секретарь обкома КПСС Г.И.Усманов, председатель Совмина ТАССР М.Ш.Шаймиев, зампредсовмина Н.В.Данилевская, председатель Татоблсовпрофа Г.Л.Баштанюк

Министром бытового обслуживания России тогда был Иван Григорьевич Дуденков, он меня попросил подготовить несколько модулей к работе, показать на семинаре преимущества их применения,

Надо сказать, что стиль руководства в нашем головном министерстве был очень спокойный, дружеский. Все строилось на доверии, на добрых уважительных взаимоотношениях Можно было спокойно работать. Мы, руководители республиканских министерств, знали, что нас могут серьезно наказать или даже снять с работы только за одно: если ты план не дашь три-четыре месяца подряд. План даешь, работаешь добросовестно — все, никто тебя зря не дернет, еще и отметят по заслугам.

И между местными министрами тоже, как правило, хорошие отношения складывались, У меня со всеми азиатскими республиками дружба была, особенно с Бухарой. Мы им помогали, чем могли — в основном машинами, оборудованием, что у нас тут достать легче было. Ну, и они тоже — своим не дадут, а мне отправят. В основном каракуль мы у них брали — смушки, мерлушки всевозможные: серые, черные, коричневые, какие хочешь.

ТРИУМФ, ИЛИ НОРКОВАЯ БОМБА

За месяц с небольшим до семинара Иван Григорьевич мне звонит: «Слушай, ты не будешь возражать, если мы на твой семинар сочинский Театр моды пригласим?» (А это было его любимое детище, единственный Театр моды на всю страну). Ну, какие возражения. прекрасно, пусть едут. Я собрал своих, говорю: давайте и мы создадим Театр моды свой.

И мы за месяц, меньше даже, создали этот театр. Возглавила его Ушакова Валентина Васильевна, опытный, талантливый художник-модельер, она очень много сделала. Ее, к сожалению, уже нет, а дочь работала у нас в банке, в отделе лицензирования. Мои заместители помогали — Николай Павлович Прохоров и Аделя Ибрагимовна Конюшева, Леонид Николаевич Малышев, Рим Сагитович Ханнанов, Гали Ширеевич Ширеев. Создали коллектив и сшили за считанные дни не меньше тысячи моделей. Национальной одежды представили много — золотое шитье на бархате, на шелках. Роскошные вечерние платья, тоже шитые золотом и бисером, такие, что не стыдно в любую зарубежную оперу или на званый вечер надеть.

По главную ставку решили делать на меховую коллекцию. Тогда мех в стране был страшным дефицитом. Все зверосовхозы должны были отправлять свою продукцию на международные аукционы, мех продавался за валюту и уходил на Запад. Считанные шкурки можно было где-то достать легальным путем. И только мы здесь как-то прорывались. У нас же свои зверосовхозы, находили общий язык с директорами. С директором Кощаковского зверосовхоза Нагимом Бареевичем Валеевым у нас были добрые отношения. И мы овчины довольно много выделывали, дубленки шили. Это сейчас мутон считается бедным мехом, студентки вон все в песцовых шубках ходят, а то и в норковых. Ну, если не все, то многие. Не знаю уж, где они деньги зарабатывают на это. А тогда, если красивый полушубок мутоновый, да с аппликациями из каракуля, или там кожей отделанный, — очень даже считалось хорошо.

И вот последний день семинара, идет показ новых моделей со всех республик, в зале все начальство, наш первый секретарь обкома Усманов с женой сидит. И объявляют сочинский Театр моды. Выходят девушки, модели показывают летние, пляжные — это ж Сочи. Минут на двадцать представление. Одежды мало, но все равно интересно смотреть — девушки стройные, загорелые. Они уходят, все аплодируют и уже встают, чтобы выходить из зала, потому что по программе сочинцы шли последним аккордом, И тут ведущий объявляет: «А теперь на сцену выйдет татарский Театр моды «Лик»!». Все замерли. Министр: «Как? Откуда? У тебя ж не было ничего, никакого театра!».

Выходят наши: сразу тридцать манекенщиц на сцене, и все в мехах. Триумф меха! Шубки, шапки, палантины. И не просто показывают, это ж театр. Сценки разные разыгрывают. Я сам некоторые придумал. Одна такая: девушка с парнем выходят, она в песцовом полушубочке, и тут другой кавалер появляется. Сюжет в том, что ей надо выбирать, с кем остаться — с богатым, который дорогой полушубок дарит, или с тем, кого любит. Она швыряет полушубок на пол и прямо по нему идет к любимому. Еще одна сценка называлась «Свадебный сундук». Женихи выносили на сцену большие сундуки и вытаскивали из них норковые шубки, песцовые, собольи — невестам показывали. Все шубки были разные, ни одна не повторяла другую, а уж шапок моделей сто, наверное.

Мы как бомбу взорвали. Куда до нас тому Сочи! Столько меха — откуда?! И какие модели! В зале восторг, аплодисменты, все нас поздравляют. Усманов, он тогда был первым секретарем обкома, Шаймиев - предсовмина — меня обнимают, руку жмут. Союзные министры все ко мне: один просит сорок норок жене на шубу, другой...

Я еще на прощание устроил распродажу по приемлемым ценам — подобрали уцененные изделия, с небольшими дефектами. А когда открыли на улице Амирхана ателье по пошиву меховых изделий, так там клиенты были — работники ЦК, министры. Все ехали в Казань, хотели у нас шить.

НО В АВТОБУСЕ МИНИСТР НЕ ПОЕХАЛ, ОСТАВИЛ МЕНЯ БЕЗ МАШИНЫ

Все это так хорошо помнится еще и потому, что я впервые представлялся на таком большом мероприятии в качестве министра, это был мой дебют на новом посту. Впервые мне пришлось встречать столько именитых гостей уже как хозяину. Это тоже было очень интересно и для меня поучительно.

Никого из союзных министров я до этого лично не знал, за исключением украинского, Анатолия Яковлевича Гиля. Мы познакомились, когда он еще в Донецкой области командовал, очень хорошо там развернулся, и потом быстро стал украинским министром.

Так вот, встречаю я гостей в аэропорту. В то время у нас в министерстве появилась пара «Чаек» подержанных — для Зала торжеств, для свадеб. «Волги» были и два отличных новеньких микроавтобуса «Тойота» мне удалось достать, тогда они еще только начали у нас появляться. Встречаю министра России, сажаю в «Чайку» — и в загородный дом, отдохнуть с дороги. Потом завотделом ЦК едет, ему тоже «Чайку», ну, а они же не одни, со свитой.

Прилетает министр из Грузии. У нас только микроавтобусы уже остались. И он вдруг: «Почему мне «Чайку» не дали? Я в автобус не пойду, меня так нигде не встречают». Что делать? Я не растерялся: «Вот, берите мою «Волгу». Он нехотя согласился. А Грузия объем бытовых услуг в пять раз меньше давала, чем Татария. Гордиться особо нечем. Нет, там, конечно, у них реально объемы были, что-то делалось, но все ж в карман, без квитанций. Я помню, рассказывали, как проверка проходила в Грузии. Они узнали, что к ним едет комиссия, и за день выписали кучу квитанций. Посмотрели проверяющие, а все квитанции одним днем выписаны. Скандал был на весь Союз. Но в автобусе министр не поехал, оставил меня без машины.

И как раз надо ехать Гиля встречать. Я сажусь в чей-то «Москвич», еду. Встретились, обнялись, и я ему говорю: «Извини, такое дело, машины для тебя даже нет приличной, только автобус». Он смеется: «Мы ж с тобой здоровенные ребята, в «Чайку» не поместимся, давай автобус». А он действительно немаленький, примерно с меня мужик, и команда с ним — все как на подбор, вроде моих баскетболистов сейчас.

КОНЬЯК С ГУСЕМ

А грузин еще и на прощальном банкете отличился. Собрались в ресторане «Акчарлак». Ну все было там — и стерлядь, и икра, и водка всякая, вина, коньяк самый лучший. И вдруг он: «А где грузинский коньяк? Почему нет на столе грузинского?» Я ему: «Армянский самый лучший, мы гостей лучшим угощаем» — «Нет, я не буду армянский, только грузинский!»

Я вскипел внутренне: ну и гусь! Но сдержал себя, выдержки мне хватило. Я ж хозяин, думаю, пусть все знают, как в Татарии гостей принимают. Вспомнил, что у меня дома стоит трехлитровый хрустальный графин грузинского коньяка, сувенирный, подарок чей-то. Слово гостя для нас закон, — говорю, и посылаю шофера с ключами за коньяком. Через двадцать минут графин на столе, разрядил обстановку.

Деликатнее всех вели себя прибалты. Благодарили все время, приглашали в гости. Я сам подвез их до вокзала, и каждому к поезду коробку в дорогу — там коньяк, закуски. Прощаемся уже, они:

—Давай еще на дорожку!
А сами уж еле на ногах стоят.
— У тебя там коньяк был хороший, с гусем!
С каким-таким гусем? Неужели своего грузинского коллегу имеют в виду, то же самое, что и я, подумали?
Потом понял, это они аиста гусем называют, молдавский коньяк был с белым аистом на этикетке.

ПОД ПОКРОВОМ ЧЕРНОБЫЛЯ

Как раз незадолго до того я приезжал к Гилю в Киев сразу после Чернобыля. Обмениваться опытом. У нас было много зверосовхозов, мы шили меховые изделия. У нас и у соседей - марийцев было много леса, и мы имели прекрасные пиломатериалы, стройматериалы, чего на Украине было очень мало. А мехов вообще не было. К тому же у нас были передовые технологии. Мы сотрудничали с Италией, Испанией по выделке овчины, по пошиву дубленок. Поэтому было чем обмениваться в смысле опыта.

Так вот я взял с собой своих директоров и поехал в Киев. В аэропорту нас встречала заместитель министра Галина Емец, и мы сразу поехали на рынок. Накупили всего, и сало, конечно. О Чернобыле никто не думал. Тут же на капоте устроили бар, горилочки украинской выпили, покушали. Потом посмотрели их предприятия — строительные, мебельные. А вечером нас пригласили на загородную базу. И я с Аделей Конюшевой и другими директорами поехали с министром Гилем и его дамой на их загородную базу. Едем в «Волге». Смотрю по пути — табличка «До Чернобыля 100 км». Потом «До Чернобыля 80 км». Когда промелькнуло «70 км», я Гилю говорю: куда ты нас везешь? Слушай, мы все облучение получим...

— Ну что ты, — успокаивает Анатолий Яковлевич, — до Чернобыля еще сорок км, сейчас вот в лес свернем, там у нас база, там тихо, спокойно.

А надо сказать, в то время уже вовсю действовал сухой закон. Его ввел Горбачев по настоянию своего однокашника Лигачева. Абсолютно безалкогольное наступило время. На все запрет, из партии исключают, с должности снимают. А там, говорит Гиль, ни один вертолет нас не найдет, не увидит. Туда боятся ездить, летать, а у нас на базе все нормально, все проверили дозиметрами. Продукты привезли с собой чистые, все прекрасно. Мы в полной безопасности. К тому же Украина по статистике вообще не пьет, в магазин — ни ногой! Полностью перешла на самогон, на горилку...

Ну, ладно, думаю, рискнем. Заехали, украинские песни попели. Гиль прекрасно играл на гитаре. И голос у него — такой баритон! Очень хороший человек. Он высокий, выше меня, метр девяносто. Веселый, жизнерадостный. Надеюсь, сейчас жив-здоров, наверное, на пенсии.

Сейчас мы, конечно, уже привыкли пользоваться дозиметрами. Они у нас есть и в банке, и дома. Мы проверяем, когда ремонт идет, известно, что мрамор и гранит фонят. Мы знаем, что любой камень может фонить, особенно, если добыт на карьерах Урала. Обязательно проверяем уровень радиации строительных материалов. Ну, и деньги в хранилище банка приходится проверять на радиоактивность, мало ли где они побывали. К тому же и сотрудники МВД их иногда метят во время своих оперативных разработок. Но в то время и дозиметров таких не было чутких. Да никто и не думал о плохом. Всегда ждем лучшего. Но сейчас уже говорят так: надейся на лучшее, но готовься к худшему. Все бывает, надо быть осторожным. 

САЛО ОТ МАМЫ

Недавно, когда случилась авария на японской атомной электростанции, я был на совещании в Москве, и мой коллега рассказал о том, как он приехал в командировку в Киев во время Чернобыльской катастрофы. Он еще не знал, что случилось, и пустой город его поразил. Он спрашивает: что делается, где люди, почему на Крещатике ни души, никто не гуляет? Ему говорят: уезжайте, здесь такое произошло! Все, кто может, уезжают, кто за город, на дачи, кто куда...

И я вспомнил то время. Тогда у меня мама еще жива была и на Украине жила. В 160-170 км от Чернобыля, в Житомирской области, в поселке Ружин. И каждый месяц присылала мне посылку — сало украинское, очень хорошее сало. Мама вместе с моей сестрой Шурой и моим шурином выращивали свиней украинской белой породы. Очень вкусное сало получалось—ум отъешь. Так вот, в мае 1986 года пришло мне извещение на посылку с Украины, Я послал на почту секретаря получить ее, в то время я был уже министром. Тот возвращается с пустыми руками: нет, не дают, запрет министра связи на выдачу всех почтовых отправлений с Украины. Правда, плату за хранение посылки требуют.

Ну, я звоню коллеге-министру: послушай, откуда в посылке для меня радиации взяться, отправили ее за 170 км от Чернобыля, свинью держали за толстыми стенами, сало в глубоком погребе было, а ты запретил мне его выдавать. Ну, давай я получу на свой риск. Давай возьмем дозиметр, пойдем измерим, есть или нет радиации в посылке. Он говорит: наши дозиметры ноль всегда показывают, они что-то покажут только тогда, когда будет атомный взрыв. А так, без атомной бомбы, ничего не покажут.

Тогда у нас еще не было таких дозиметров, какие есть сейчас и которые мы в виде помощи посылаем теперь в Японию. Это все равно, что дрова в лес возить. У них давно самые чуткие дозиметры есть.

Ладно, говорит министр, если я разрешу, ты поделишься салом?

Нет вопросов, говорю, поделюсь с удовольствием, узнаешь, что такое настоящее украинское сало! Я еще и бутылку поставлю, разопьем под него, закусим. Шутка шуткой, но пойми, посылка от мамы, пенсионерки, жалко выбрасывать такой продукт.

Ну, он команду дал, и я посылку получил. Конечно, когда мама посылку сдавала на почте, она не была заражена, но потом ящичек мог оказаться в хранилище рядом с посылками из мест, близких к Чернобылю. А мы могли получить дозу. Посылки надо было проверять на входе, а не на выходе.

Кстати, когда в те годы проверили радиационный фон в Казани, оказалось, что во многих местах, в разных районах города были пятна и точки радиационного загрязнения, не связанные ни с каким Чернобылем, свои, доморощенные...

Продолжение следует

Евгений Богачев: «Если перебои с деньгами — берешь салат капустный за пять копеек, за три копейки чай…». Часть 1-я

Евгений Богачев: «На меня давили: ты что делаешь, у нас министр 250 рублей получает, а у твоих рабочих тыщи!». Часть 2-я