Андрей Лазарчук: «В одном окопе коммунисты, монархисты, лимоновцы – все, кто против нацистов»

Андрей Лазарчук — один из самых именитых на сегодняшний день писателей-фантастов в России Фото предоставлено Андреем Лазарчуком

В полете вольно-жгучих мыслей

Есть два взгляда на будущее. Согласно первому, все уже известно и предрешено и лишь мудрый Эмергентор смотрит на все как на законченное произведение. Второй же уверяет, что будущее не предрешено и что будет после, никому не ведомо.

В старину постичь тайны будущего пытались жрецы и шаманы, стремящиеся разузнать волю Всевышнего. Они гадали по птицам, вычисляли периоды разлива рек, создавали первые календари. Именно из этих людей выросли два так непохожих друг на друга столпа человеческой цивилизации: наука и религия. Искры трения, которые возникли между этими двумя философиями, породили тех, кого мы сегодня называем писателями.

Андрей Лазарчук — один из самых именитых в настоящее время писателей-фантастов в России. Совсем недавно они были на пьедестале почета: знаменитые братья Аркадий и Борис Стругацкие, за чьими книгами стояли в очередях, восхитительный Генрих Альтшуллер со своими «Легендами о звездных капитанах» и, конечно же, звезда польской литературы Станислав Лем. Это были корифеи, люди поколения Юрия Гагарина, вместе с ним штурмующие космос.

Однако сегодня ситуация изменилась, как вежливо признает Лазарчук. Теперь писатель-фантаст — никто. «Отчасти сами виноваты: самоизолировались, образовали уютное гетто. Отчасти разочаровали общество: ничего не смогли предсказать хорошего. А кому нужны предсказатели плохого?» — говорит он в разговоре с «БИЗНЕС Online». Несмотря на это, Лазарчук не унывает, а продолжает свое дело. Переживает за нашу армию и наших людей на Украине, как может помогает Донбассу, являясь инициатором фестиваля «Звезды над Донбассом» — самого крупного конвента научной фантастики в бывшем СССР, а также просто рассуждает на вечные темы. Развал СССР он сумел предсказать в начале 1980-х, боевые действия на Украине предполагал еще в 1990-е, а также он совсем не обижается, когда его зовут орком.  

«Я понимал, что военный конфликт неизбежен и разразится вот-вот, но опасался, что начнется с нападения Украины на ЛДНР и Крым. А это значит, что все будет происходить по наихудшему сценарию» Фото: Komsomolskaya Pravda / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Началось самое худшее, что может быть, — полномасштабная гражданская война»

— Андрей Геннадьевич, как вы отнеслись к началу специальной военной операции (СВО)? Насколько это было для вас ожидаемо или неожиданно?

— Простые вопросы требуют, как правило, нескольких ответов. Во-первых, как ни покажется странным, с облегчением. Длительный период неопределенности закончился, началось нечто другое. Я понимал, что военный конфликт неизбежен и разразится вот-вот, но опасался, что начнется с нападения Украины на ЛДНР и Крым. А это значит, что все будет происходить по наихудшему сценарию.

Во-вторых, с невыразимым огорчением. В начале 1990-х было ощущение, что развал СССР достаточно быстро сменится реинтеграцией на каких-то новых принципах, более подходящих для совместного проживания. В начале нулевых еще тлела иллюзия, что хотя бы славянские страны создадут союз, от которого выиграют все. Тем более что печальный пример Югославии был еще совсем свеж. В общем, что называется, «хотелось верить». С другой стороны, история последних веков прямо говорит нам, что никакие европейские народы не резали друг друга с большим ожесточением, чем славяне, и вряд ли ближайшее будущее переломит данный тренд.

Ну и третье — это отчаяние. Случилось самое худшее, что может быть, — полномасштабная гражданская война. В 2014-м она началась в виде локальной и теоретически могла быть заглушена, переведена в спящий режим. Теперь уже нет — только дезинтеграция одной из сторон.

— В конце 2000-х была написана книга Глеба Боброва «Эпоха мертворожденных», где описывалась война России и Украины. Произведение, как считается, предсказало текущие события. Скажите, в литературной среде, может, в вашем окружении чувствовалось, что это произойдет?

— Глеб не был первым. Началось с компьютерных игр: в 1992-м вышли «Морской бой» и «Су-27», где события разворачивались вокруг войны за Крым. Обе игры, кстати, украинские. Годом раньше американский писатель Норман Спинрад выпустил роман «Русская весна», отчасти посвященный теме российско-украинской войны. Перевели его несколько лет спустя, поэтому упоминаю о нем во вторую очередь. Украинские авторы охотно писали на эту тему, упомяну дилогию Генри Лайона Олди и Андрея Валентинова «Нам здесь жить» и роман Яна Валетова «Ничья земля». Были и другие, но эти я привожу как произведения безусловно талантливые.

Многократно переиздававшийся роман луганского писателя-афганца Глеба Боброва «Эпоха мертворожденных», где события, напоминающие войну в Югославии, разворачиваются на территории Донбасса, был впервые издан в 2008-м. Годом позже донецкий писатель Федор Березин выпустил роман «Война 2010 года. Украинский фронт». В общем, все понимали, к чему все идет.

«В 1991-м тушить было поздно, и в 1985-м поздно… Может быть, в самом начале 1970-х еще можно было все радикально поменять, но Политбюро испугалось» Фото: © Фред Гринберг, РИА «Новости»

«Процесс развала СССР шел давно, просто подспудно — как торфяной пожар»

— Как вы отнеслись к падению СССР? Тогда, в конце 1980-х, и как оцениваете это время теперь?

— Как к неизбежности. Можете не поверить, оригинал не сохранился, предъявить нечего, но в одной из тетрадок-черновиков к «Жестяному бору» от 1982 года был набросан таймлайн произведения, и там была дата: «Распад СССР, 15 мая 1991» (в первоначальном варианте романа действие происходило в нашей продленной реальности).

Когда все начало разваливаться, думал: как можно быстрее и без крови. Потому что уже были Сумгаит, Баку и Карабах, Приднестровье, Тбилиси (имеются в виду национальные погромы, а также иные проявления сепаратизма, которые вкупе стали предвестниками крушения СССР, — прим. ред.). В общем, все летело к чертям. И я ненавидел нашу правящую верхушку, которая ничего не могла, а хотела только, чтобы все как-то само утряслось. Все как в феврале 1917-го.

Впрочем, я думаю, они уже действительно ничего не могли сделать, процесс развала шел давно, просто подспудно — как торфяной пожар. В 1991-м тушить было поздно, и в 1985-м поздно… Может быть, в самом начале 1970-х еще можно было все радикально поменять, но Политбюро испугалось Праги-1968 и не придумало ничего лучше, чем затягивание гаек. Про свои иллюзии после развала я уже писал. Кстати, недавно услышал те же мысли у Сергея Шойгу.

— Как вы сегодня вспоминаете перестройку? Насколько это было временем надежд? Что, наш взгляд, являлось самым необычным в то время?

— Наверное, какие-то надежды были, но уж очень робкие. Оттепель, как известно, — это всегда слякоть и грязь. Вспоминаю свою тогдашнюю работу: год от года ухудшается снабжение, персонала все больше не хватает, то есть нагрузка повышается кратно, поэтому денег много, но тратить не на что. С другой стороны, именно тогда я начал издаваться и смог уйти на вольные хлеба. Вот это действительно было необычно.

— Насколько вообще получалось зарабатывать литературой в перестройку и в 1990-е годы? Например, Михаил Веллер вспоминал, что свои книги чуть ли не сам в ларьке продавал. Приходилось ли вам зарабатывать подобным образом?

— У меня как-то удачно все получалось: зарабатывал ровно столько, чтобы не думать о деньгах. То есть ни где их взять, ни куда потратить. Веллер, я думаю, по обыкновению врет.

— На ваш взгляд, почему все-таки не получилось у России и Украины мирно выйти из этого кризиса? Ведь с Беларусью как-никак взаимопонимание есть. Почему Украина, на ваш взгляд, не смогла стать большой Беларусью?

— С Беларусью было нечего делить. А в отношениях с Украиной сразу возникли вопросы ГТС и флота. А где вопросы дележки, там сразу конфликты. Ну и потом к 1991-му на Украине уже вовсю действовали не столько антикоммунистические, сколько антироссийские движения.

— Насколько, на ваш взгляд, реалистичны идеи о создании СССР 2.0? Как вы считаете, захотели бы сегодняшние люди туда попасть или нет?

— Думаю, это реально. Но займет много времени и потребует немало сил, прежде всего интеллектуальных. Ведь у нас до сих пор нет проработанной теории упадка и развала СССР 1.0, только набор противоречащих друг другу версий.

Что касается людей, то тут надо поставить вопрос иначе: можно ли создать новое единое государство на базе имеющихся стран, в котором людям хотелось бы жить больше, чем здесь и сейчас?

«Подавляющее большинство фантастов (как бы не 9 из 10!) выступили за СВО» Фото: Komsomolskaya Pravda / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Фантастов традиционно держат подальше от всяческих кормушек»

 — Известно, что в среде музыкантов, в том числе рок-музыкантов, огромное количество людей выступили против СВО, как и большое число артистов. Как обстоят дела у писателей-фантастов? Был ли некий раскол в сообществе? Если да, то какова его глубина?

— Раскол, конечно, произошел, но подавляющее большинство фантастов (как бы не 9 из 10!) выступили за СВО. Вероятно, сказалась специфика работы: нужно не только рефлексировать, но и напряженно думать. Опять же фантастов традиционно держат подальше от всяческих кормушек, и им не требуется подстраиваться под мнение тусовочки. Думаю, если бы музыканты и артисты, да и ученые, были настолько же независимы, то и их озвученные взгляды были бы немного другими.

— Для людей, которые не сталкивались с вопросом, скажите, пожалуйста, как мнение людей меняет кормушка? И как вообще так вышло, что наша культурная элита, с одной стороны, активно против нашей страны, но при этом без зазрения совести кормится за счет госбюджета?

— Мнение людей меняет не кормушка, а среда общения. «Закон огурца» гласит: огурец, погруженный в рассол, становится соленым вне зависимости от его желания. А вот почему сложилось так, что из бюджета подкармливают именно определенные страты творческой интеллигенции (совершенно тоталитарные внутри себя — буквально как секты), — этот вопрос хороший, но он не ко мне. Я не знаю.

«Считаю текст Толкина откровенно расистским и нацистским»

— Известно, что украинские националисты через губу называют русских солдат орками, вызывая известные ассоциации с книгой Джона Толкина «Властелин колец». При этом любопытно, что и русские патриоты ехидно соглашаются с тем, что Россия — это Мордор. Как вы считаете, насколько данное сравнение правомочно? Почему образовалось такое единодушие в этом вопросе у противоположных сторон?

 — Еще в советские времена, когда любительские переводы «Властелина колец» распространялись в самиздате, многие прочитавшие трилогию говорили, что она целиком и полностью построена по шаблонам военной пропаганды. Я, кстати, тоже разделяю эту точку зрения. Более того, считаю текст Толкина откровенно расистским и нацистским.

Кстати, упоминавшийся уже Норман Спинрад написал роман-пародию «Стальная мечта» на всю героическую фэнтези 1950–1960-х годов, которая выросла в том числе и из «Властелина колец». Там все приемы Толкина обнажены, вот только автором «романа в романе» является Адольф Гитлер, эмигрировавший в 1920-х в США и ставший книжным иллюстратором и писателем-фантастом.

Толкин своим безусловно талантливым и увлекательным романом формировал матрицу восприятия, через которую читатель начинал видеть мир: в частности, разделенный на светлый Запад, населенный благородными существами, и темный Восток, где живут вообще не люди, а не пойми кто, какие-то кочевники, которых геноцидить не просто можно, но и необходимо.

Разумеется, многие эту матрицу разглядели и деконструировали. Написано в режиме деконструкции было немало, упомяну «Черную книгу Арды» Натальи Васильевой и Наталии Некрасовой, «Последнего кольценосца» Кирилла Еськова, свою маленькую повесть «Мы, урус-хаи». 

В общем, русские посмотрели через эту матрицу, поняли, как западный эльф их воспринимает (примерно как немец 1930–1940-х воспринимал евреев на карикатурах в «Штюрмере»), пожали плечами и сказали: «Не мы это начали…»

— Когда нас зовут «недочеловеками», «колорадами», «русней», это неприятно. А сравнение с орками очень недурно заходит. Это ваш никнейм. Также, скажем, писатель и автор песен Михаил Елизаров придумал, на мой вкус, шедевральный термин «Белокаменный Мордор» и многие другие. Все-таки почему русским нравится быть орками?

— Вообще-то это не чисто русское явление: всегда те, кто идет против мейнстрима, соглашаются с определением, часто оскорбительным, которое им дает противник. Французские санкюлоты, голландские гезы, кубинские барбудос, русские орки и ватники (последнее мне вообще очень нравится). Традиция-с.

«Отчасти фантасты разочаровали общество: ничего не смогли предсказать хорошего. А кому нужны предсказатели плохого?» Фото предоставлено Андреем Лазарчуком

«В мейнстрим же, как известно, кого попало не пускают, там вход только по пропускам, а где их выдают, я не знаю»

— Какова вообще, на ваш взгляд, в текущих событиях роль писателя-фантаста? Если 30–40 лет назад они, быть может, казались пророками, приоткрывающими великое будущее, то кто они теперь?

— Выскажусь коротко: никто.

— Разрешите уточнить: почему так вышло?

— Отчасти сами виноваты: самоизолировались, образовали уютное гетто. Отчасти разочаровали общество: ничего не смогли предсказать хорошего. А кому нужны предсказатели плохого? Отчасти потому, что творческий метод фантастического допущения был потихонечку присвоен мейнстримной литературой, и фантастика осталась с пустыми руками. В мейнстрим же, как известно, кого попало не пускают, там вход только по пропускам, а где их выдают, я не знаю. Надо Виктора Пелевина спросить, но он не отвечает на звонки.

— Кстати, а как относитесь к Пелевину? Как считаете, с чем связана его высокая популярность?

— Нормально отношусь. Мужик огородил себе делянку и в ней хозяйничает. В свое удовольствие издевается над фанатами: 20 раз подряд пишет один и тот же роман. За предсказуемость его и любят.

«Если помните, примерно с 2016 года тема Донбасса совершенно ушла с медийных площадок. Это получилось» Фото: © Elena Mayorova / Global Look Press / www.globallookpress.com

«У ДНР была цель — утереть нос Украине»

— Вы являетесь участником фестиваля фантастики «Звезды над Донбассом». Как вы попали на этот фестиваль? Почему так вышло, что один из крупнейших конвентов русской фантастики вдруг появился в Донецке?

— Ну начнем с того, что я его придумал. Вернее, подал саму идею и примерную схему проведения. А Александр Кофман, председатель Общественной палаты ДНР и большой любитель фантастики, идею подхватил и сумел реализовать.

— Как вы его придумали? В чем была основная идея — просто провести фестиваль в брутальном прифронтовом городе или что-то большее? Насколько этот фестиваль стал важен для русских и русскоязычных писателей в России и бывших республиках СССР?

— Фестиваль — это около 2–3 сотен мероприятий по всей республике: встречи с читателями библиотек, студентами, школьниками, выступления на самых разных площадках, презентации книг, семинары для молодых писателей. В общем, всего не припомню. Основная цель — показать, что Россия республику не забыла. Если помните, примерно с 2016 года тема Донбасса совершенно ушла с медийных площадок. Это получилось.

Ну и у ДНР была цель — утереть нос Украине еще и на этом фронте. Там ведь были свои большие конвенты, которые после переворота как-то быстро сошли на нет.

«Идеология, а также национальная идея существуют всегда, но не всегда корректно выражаются словами»

— В свое время Николай Перумов сказал, что для сегодняшнего писателя главным соперником становится «Тетрис», игры в телефоне, которые отбивают желание читать. Согласны ли вы с этим утверждением?

— Возможно. Хотя я не уверен, что читать стали меньше. Просто резко, на порядок, просели тиражи бумажных книг. А тиражи электронных подсчитать невозможно. Я сам из-за зрения уже лет пять читаю только с планшета.

— В США есть огромное количество фантастических фильмов и даже вселенных: «Звездные войны», «Терминатор», «Чужой», огромное количество картин по комиксам. Почему, на ваш взгляд, в СССР не удалось создать свою киновселенную, например по повестям Генриха Альтшуллера?

— В СССР много чего не удалось создать. Прежде всего не удалось создать сам СССР — такой, чтобы не рассыпался на ровном месте.

— В 1990-е вы написали вместе с Михаилом Успенским книгу «Посмотри в глаза чудовищ», где описывалась жизнь Николая Гумилева, который якобы не был убит. Книга вышла жуткой и антисоветской, а сегодня вы выступаете фактически на противоположной стороне. Вы изменили взгляды или я не так понял?

— Мои взгляды не изменились, разве что я стал более терпим к чужому мнению, даже если считаю его идиотским. Идеологически я, пожалуй, ближе всего к анархо-синдикалистам, но вполне допускаю, что и у других есть своя правда. Это как в Донбассе — в одном окопе коммунисты, монархисты, лимоновцы — в общем, все, кто против нацистов.

Кстати, мне кажется, что там и выплавляется сейчас новая русская идеология, не отторгающая противоречащих, а включающая их в себя. Идет поиск общего смысла, а не разногласий. Это трудный и долгий процесс.   

— Как вы думаете, а на что вообще может быть похожа будущая русская идеология? И нужна ли она России? Ведь если нет идеологии, то не будет и того, кто попытается на этом бездумно делать карьеру или деньги. И современные США и поздний СССР достаточно наглядно демонстрируют ее избыточные стороны.   

— Это очень сложный вопрос, требующий ответа объемом минимум в монографию. Замечу только, что идеология, а также национальная идея существуют всегда, но не всегда корректно выражаются словами. Ибо «мысль изреченная есть ложь».

— К слову, как у вас складывалось сотрудничество с Михаилом Успенским, насколько вы довольны циклом «Гиперборейская чума»?

— Прекрасно складывалось. Хотя бы потому, что писатель Лазарчук-Успенский не похож ни на Лазарчука, ни на Успенского. Что касается трилогии, то она могла получиться и лучше. Но поскольку на рынке она вот уже четверть века, то, значит, работали не зря.

— Также вместе с Успенским вы написали трилогию «Весь этот джакч», в основе которой «Обитаемый остров». А какое еще произведение Стругацких вам хотелось бы развить таким же образом?

— Никакое. Это был межавторский проект, то есть инициатива принадлежала издателю. До этого мы участвовали в подобном же проекте «Время учеников», но порознь. Так бывает: тебе предлагают тему, и ты или соглашаешься работать, или отказываешься.

— В романе «Все способные держать оружие» войну выиграла Германия. Это было ваше желание сконструировать альтернативную историю и понять «а что было бы, если»? Или побудительный мотив являлся иным? Как читатели и критики встретили столь смелую идею?

— Фантастика, а в данном случае ее подраздел «альтернативная история», — это всегда литературная отмычка к настоящему. Замечу только, что роман начал писаться еще в СССР, а закончен был уже в России.

Критики, я думаю, его не заметили, а читатели восприняли кто как. Были и такие, которые писали доносы в прокуратуру. Но в общем роман имел успех, ибо отразил в себе и перестройку, и разруху, и русскую реконкисту (которая хоть с запозданием, но происходит сейчас). По-моему, это самый тиражный мой роман.

— В «Мосте Ватерлоо» нередки поэтические моменты типа рассуждения о лете, которое держалось до последнего патрона, об алмазной грани осенних ночей. Но далее в ваших произведениях таких мест почти нет. Какова причина их отсутствия?

 — Не люблю повторяться в приемах. Впрочем, в «Транквилиуме» я кое-где позволил себе это сделать, но там героиня писала стихи и временами думала стихами.

— Насколько, на ваш взгляд, людям в принципе нужны книги? Есть два полярных мнения: некоторые говорят, что книги уходят и большая литература заканчивается, другие утверждают, что, наоборот, будущее — это мир текста? Что, на ваш взгляд, правдивее и как вы думаете сами?

 — Мир есть текст. Поэтому литература была и будет всегда, могут меняться только внешние формы.