Карен Шахназаров: «То, что произошло в России, – это революция»

Карен Шахназаров: «Разумеется, отец оказал на меня влияние в том смысле, что я всегда интересовался политикой. И то, что я неожиданно для себя стал, можно сказать, политологом, — в этом, безусловно, есть связь с папой» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Если ты видишь какие-то пороки в своей стране и говоришь об этом, это не есть отсутствие патриотизма»

— Карен Георгиевич, в связи с приближением вашего юбилея хотелось бы начать с вопроса о вашем отце, который не только был советником Михаила Горбачева, но и входил в окружение Юрия Андропова, состоял его консультантом при отделе ЦК КПСС (наряду с Бовиным, Арбатовым и другими). А каким отец остался в вашей памяти и как он повлиял на вас, в том числе на ваши политические взгляды и убеждения? Ведь вы сегодня не только признанный кинорежиссер, но и играете серьезную политическую роль в общественной дискуссии.

— Какую роль может сыграть хороший отец в судьбе сына? Огромную. На меня отец оказал прежде всего большое духовное влияние. Всем, кем я стал, я обязан отцу. Он был человеком необыкновенно эрудированным, огромного кругозора, очень творческим. И в моей памяти отец и мама — самые важные люди.

— Но то, что вы сейчас играете определенную роль в политической жизни, все-таки заслуга отца?

— В большой степени, конечно. Это все из семьи. Мой отец был основателем советской политологии. Естественно, я с детства впитывал от него политику. Много читал на данную тему, мы с ним много разговаривали об этом. Разумеется, отец оказал на меня влияние в том смысле, что я всегда интересовался политикой. И то, что я неожиданно для себя стал, можно сказать, политологом, — в этом, безусловно, есть связь с папой.   

Что касается Андропова, то здесь не надо преувеличивать. Отец был консультантом в отделе ЦК КПСС, которым заведовал Юрий Владимирович. Папа действительно с ним общался, и у них установились, как я понимаю, достаточно теплые отношения. Но консультантов у Андропова было достаточно много. Говорить, что мой отец входил в его окружение, вряд ли можно. Окружение — это близкие люди. Нельзя сказать, что мой отец приходился совсем уж близким человеком Андропову. К тому же у них была огромная разница в положении: консультант и член политбюро, потом председатель КГБ. Совсем несоизмеримые величины.

— Однако ваш отец оставил об Андропове воспоминания.

— У папы есть очень хорошая книга. Он описывает в ней свои встречи и с Андроповым, и с Брежневым, и работу с Горбачевым. В биографии отца все это есть.

— Вашу творческую и человеческую эволюцию многие склонны рассматривать по распространенному вектору «из либералов в консерваторы». Как, на ваш взгляд, вы менялись вместе с вашими фильмами: от перестроечных картин вроде «Курьера» (своего рода молодежного манифеста) и «Города Зеро», который на Западе воспринимался как антисоветский, до патриотических лент последних лет?

— На мой взгляд, я никогда не делал ни непатриотического, ни патриотического кино. Вообще у нас в современном сознании какая-то путаница. Нет такого жанра — патриотическое кино или патриотическая книга. Есть комедия, драма, трагедия. А патриотизм — это часть сознания автора. Можно сказать, что «Война и мир» — это патриотическая книга? Нельзя. Это роман, драма. Но эта книга проникнута любовью к Родине, поскольку сам Лев Николаевич, безусловно, был большим патриотом.

Я тоже никогда не скрывал своего отношения к Родине. И, что бы я ни делал, это всегда проявлялось. Да, картину «Город Зеро» многие считали антисоветской. Но она не является таковой. Абсолютно. Если ты видишь какие-то пороки в своей стране и говоришь об этом, это тоже не есть отсутствие патриотизма. Скажем, Гоголь, который написал «Мертвые души», не был патриотом? Был, конечно.

— А если говорить конкретно о ваших взглядах, они все-таки менялись — от либеральных до консервативных?

— Конечно, взгляды меняются. И человек сильно меняется в жизни. Он может меняться много раз. Так же как и его взгляды. Я в этом смысле не исключение. Но что значит «либеральные» взгляды или «консервативные»? У меня и сейчас многие взгляды либеральные. Однако что называть либерализмом? У нас с этим тоже возникла путаница. В России либералами на самом деле называют западников. Это не либералы в классическом смысле слова. Наши либералы, а на самом деле западники, считают, что их основная идея состоит в том, что Запад — это вершина цивилизации и Россия должна двигаться в его фарватере и делать все, что ей говорят на Западе. Какая связь с либерализмом? На мой взгляд, никакой.

Настоящие либералы — патриоты своей страны. Я, например, во многом либерал. Я сторонник большой доли свободы для человека. И в экономике, и во многом другом. Само слово «либерал» произошло от слова liberty. То есть свобода. При этом я не западник. Я не считаю, что Россия должна следовать за Западом. Что-то брать у него, учиться — да. Но это не значит, что Россия должна идти в фарватере Запада. Так же как и консервативные взгляды. Ну да, я сторонник браков между мужчиной и женщиной. Это консервативный взгляд? По-моему, это просто нормальный взгляд.

— Кстати, ваш «Курьер» в известной мере оказался пророческим. Все зрители смеялись над стареющим ретроградом в образе Басилашвили, который хотел знать, «в чьи руки попадет воздвигнутое нами здание». Между тем воздвигнутое здание СССР действительно оказалось некому передавать. А что вы чувствовали, когда такая страна, как СССР, перестала существовать? Было ли это для вас личной трагедией?

— Да, распад СССР я очень сильно переживал. Для меня это было, можно сказать, трагедией. Хотя я не идеализировал Советский Союз и действительно делал картины, в которых было достаточно критических вещей по отношению к окружающей нас действительности. Тот же «Город Зеро», который, как я уже сказал, я не считаю антисоветским фильмом. Вообще я любил СССР. Это моя Родина, и я тяжело переживал исчезновение страны.

«Лично я считаю, что нам не надо восстанавливать СССР или стремиться к воссозданию Российской империи в тех границах, которые были» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Не нужно создавать СССР 2.0. Россия и так может быть империей. И могущественной империей»

— По вашим словам, прозвучавшим в одном из интервью, то, что Запад предпринял после 1991 года, было преступно. Тогда имелся великий шанс начать новую эру в международных отношениях. Сейчас же, с начала спецоперации, усилились разговоры о том, что руководство нашей страны строит СССР 2.0. Большинство считает, что это просто такая «страшилка» для Запада, который боится возрождения «империи зла». Но если бы такие планы были, то, как вы думаете, насколько они реальны и целесообразны?

— Лично я считаю, что нам не надо восстанавливать СССР или стремиться к воссозданию Российской империи в тех границах, которые были. Хотя Россия все равно империя по своему существу. Но возвращение в территориальные границы либо СССР, либо Российской империи было бы ошибкой, если бы такие мысли у кого-то имелись. Однако у меня нет ощущения, что такие идеи присутствовали или присутствуют у руководства России. Я считаю, что в задачи нашего руководства абсолютно не входило восстановление территории СССР. На мой взгляд, это сегодня и невозможно. В определенной степени распад СССР был объективным процессом.

И сегодня Россия в принципе самодостаточна. Разумеется, Москва должна иметь большее влияние на свое бывшее окружение. В смысле безопасности, экономических связей. Но это не значит, что надо выстраивать новый СССР. И у меня нет ощущения, что российский народ в массе своей этого хочет.

А то, что происходит сегодня на Украине, — это ситуативная история. Она действительно спровоцирована Западом и руководством Украины. Возращение Крыма — тоже ситуативный случай. Советский Союз был разделен Ельциным без учета национальных и исторических особенностей. И естественно, что некоторые территории по прошествии лет начинают так или иначе определяться. Поэтому появляются такие ситуации, как с востоком Украины, а перед этим — с Абхазией, Южной Осетией, Нагорным Карабахом. Это все результат непродуманного раздела страны без учета реалий, которые были. Но мне кажется, что за этими территориями сегодня не стоит идея создать СССР 2.0. Это и не нужно. Россия и так может быть империей. И могущественной империей. Для этого совершенно не обязательно увеличиваться территориально. У нас очень большая страна, и у нас все есть.

— Вы часто говорите о том, что СССР был империей, но империей не колониальной. А почему тогда от России постепенно отворачиваются все наши бывшие республики?

— Во-первых, я бы не сказал, что они так уж отворачиваются.

— Но даже Казахстан в последнее время ведет себя не то чтобы дружественно. Можно вспомнить, что говорил на питерском экономическом форуме Касым-Жомарт Токаев о непризнании ЛНР и ДНР.

— Президент Токаев — человек, безусловно, умный. Понятно, что по-другому он сказать и не мог. При этом ни Казахстану, ни нам, кстати, тоже не выгодно, чтобы Казахстан попадал под вторичные санкции. И, насколько я знаю, за последние 3–4 месяца торговля с Казахстаном выросла неимоверно. Эта страна в значительной степени помогает нам преодолеть санкционный режим. Наверняка это так. Но совершенно необязательно публично декларировать вещи, которые вызовут ненужные подозрения у Запада, и он наложит на Казахстан вторичные санкции. Потому Токаев все правильно сказал. И, заметьте, он употребил слово «видимо». То есть оставил вариативность. В зависимости от того, как сложится ситуация. Так что я не вижу ничего в этом враждебного.

— А другие бывшие республики?

— Если брать среднеазиатские республики, то я считаю, что у нас с ними вполне дружественные отношения сегодня. И понятно почему. Перед ними стоит выбор: либо Россия, либо Китай. Думаю, что они скорее выберут Россию, потому что мы достаточно толерантны с точки зрения ассимиляции и прочего. Россия вообще всегда вела себя терпимо в Средней Азии, никогда никого не принуждала менять религию, элиту оставляла на местах. Поэтому здесь я проблем не вижу.

У нас проблема с Украиной. Но эта вечная история. Конечно, российское руководство допускало ошибки по отношению к Киеву. Особенно в 90-е годы. Мы фактически не занимались этим направлением. С другими республиками тоже надо было работать. Но на это требуются средства. Чтобы воспитывать элиту, надо вкладывать деньги. С другой стороны, американцы и Запад вообще довольно активно работают в бывших советских республиках. У них есть образовательные программы, они везут молодежь в Америку, Англию, где она получает бесплатное образование, а возвращается, естественно, с другими связями. Мы этого не делали. Но в конечном счете все зависит от того, будет ли Россия сильной и экономически процветающей. Если будет, то, я вас уверяю, все эти республики опять повернутся к нам. Так мир устроен. У кого сила, власть и деньги, тот и выигрывает.

«Cегодня ситуация изменилась. Не знаю, насколько полностью, потому что я не участвую в боевых действиях, не езжу на места сражений. Но я слежу за происходящим, и мне кажется, что изменения происходят» Фото: © Komsomolskaya Pravda / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Русские всегда вступают в войны не совсем организованно. У нас такая национальная черта. Но потом мы отыгрываем»

— Вы с самого начала публично поддержали спецоперацию на Украине, называете ее гражданской войной и считаете, что это столкновение было неизбежно. Неужели мы и вправду не могли пойти по более мягкому сценарию?

— У меня точных данных нет. Но у меня и нет оснований не доверять президенту Владимиру Путину, который говорит о том, что готовилось нападение на нас и Россия нанесла превентивный удар. Вообще, у меня есть ощущение, что если бы не сейчас, то рано или поздно это все равно бы случилось, потому что Украину Запад вооружал и использовал как проект, который направлен против России. Собственно, я считаю, что втягивание России и Украины в войну друг с другом — это довольно удачная спецоперация Запада.

— При этом вы признаете, что в политике России по отношению к Украине были определенные просчеты. Еще в начале спецоперации вы говорили об упорном сопротивлении ВСУ, о том, что на Украине не было массовой сдачи в плен, что там за 30 лет сколочена крепкая нация. А сейчас, после того как с момента операции прошло больше четырех месяцев, можно ли сказать, что в руководстве России были сделали определенные выводы по поводу того, что противник изначально оказался недооценен? И как вы бы сейчас оценили: кто противостоит нам на Украине? 

— Да, я о просчетах говорил почти с самого начала. Раньше на это, может, не все решались. Но сейчас это многие признают. Было очевидно, что совершались ошибки. Допущена и недооценка противника, и переоценка, видимо, собственной готовности, и просчеты, связанные с разведывательной деятельностью. Но в итоге руководством страны были сделаны определенные выводы. И сегодня ситуация изменилась. Не знаю, насколько полностью, потому что я не участвую в боевых действиях, не езжу на места сражений. Но я слежу за происходящим, и мне кажется, что изменения происходят. Это тоже естественно для войны.

Война всегда начинается неожиданно, даже если к ней готовиться. Всегда выясняется, что командиры, которые были до этого, к данной войне не готовы. И, наоборот, выдвигаются новые молодые командиры, которые вдруг оказываются очень эффективны. Это происходит во время всех войн. И такой процесс неизбежный. Ошибки тоже есть всегда. К сожалению, на войне это связано с жертвами. Главное, чтобы из этих ошибок были сделаны выводы.

Выводы тоже делаются. Для меня, например, показательно, что президент России персонально встретился с двумя нашими самыми знаменитыми военкорами, Евгением Поддубным и Александром Сладковым, и два часа с ними беседовал с глазу на глаз. Это значит, что президент интересуется мнением людей, которые действительно хорошо знают ситуацию и которые не связаны какими-то служебными обязанностями и ограничениями. Они могут говорить достаточно свободно о том, что видят. При этом обладают и очевидным интеллектом, и опытом. Если президент с ними говорил, значит, он хочет получать информацию из разных источников и понимает, что у нас были проблемы и их надо решать.

Но, судя по тому, что я наблюдаю, мне кажется, что многие проблемы уже решаются. Да, это всегда непросто. А как Великую Отечественную войну мы начали? Скажем так, не вполне организованно. Кстати, русские всегда вступают в войны так. У нас такая национальная черта. Но потом мы отыгрываем. Как говорится, русские долго запрягают, но быстро ездят.

— По вашим словам, идея о том, что русские и украинцы — один народ, изначально противоречивая. Вы говорите, что украинцы — близкий нам народ, но отдельный. Вы об этом спорите и с вашими коллегами на ТВ. Как с тем же Виталием Третьяковым. А в управленческих кругах России это сейчас признают или упорно сопротивляются такому вашему тезису?

— Этот тезис оспаривают не только в управленческих кругах. Он вообще в российской элите встречает некое противодействие. Идеологически считается, что утверждение об одном народе оправдывает нынешнюю ситуацию и должно украинскую сторону еще больше убедить в том, что с Россией необходимо сотрудничать. Но мне кажется, что это ошибочный взгляд. Я понимаю, что украинский народ — это сложное понятие. Он очень разнообразный, но все-таки отдельный народ. Да, украинцы — очень близкий нам народ, мы произошли из одного корня. Но и австрийцы и немцы, например, — тоже близкие народы. Однако выход из одного корня еще не доказательство единого народа. И, самое главное, я не понимаю, зачем нам это нужно. Наоборот, нам надо сказать украинцам, что мы признаем, что они отдельный народ, что у них есть свои особенности. Людям это приятно, между прочим.

Тем более мы видим, что за последние 30 лет Украина достаточно консолидировалась. Уж как это произошло, обработали их или еще что-то — это отдельный вопрос. Но видно, что война идет с мотивированным противником, значит, надо это признать. Помимо военной силы нам необходимо искать какие-то идеологические пути к сердцу украинского народа. А говорить все время украинцам, что они с нами один народ, не вполне правильно. Во всяком случае, я так считаю.

К тому же я хорошо знаю русскую классику. Если вы ее почитаете, то увидите, что украинцев описывал и Антон Чехов, и Николай Гоголь, само собой, и Лев Толстой. Другое дело, что не в СССР, а в Российской империи была тенденция, согласно которой украинский народ отрицался как самостоятельный. И украинский язык был запрещен в Российской империи. Но этим путем не стоит идти. Надо раз и навсегда признать, что это отдельный народ, и находить другие идеологические мотивы для того, чтобы поворачивать к нам ту часть украинцев, которая склонна к русской культуре. Их надо не отрицать, а помочь им, чтобы привлечь на свою сторону. Но я не говорю о нацистах, которых уже ничем не сломишь.

«Нам надо прежде всего возвращаться к своим традициям. У нас ведь дети даже русских песен не знают. Воспитано целое поколение, которое ничего не знает, что связано с национальной культурой» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Собрать воедино такую огромную страну с таким тяжелейшим климатом — уже подвиг»

— Последние 30 лет Россия потратила на встраивание в глобальную, но в основном западную систему. Мы встраивались в Запад политически, экономически, культурно. А теперь нам следует отказаться от «западного проекта», у истоков которого стоит еще император Петр I? Наша вовлеченность в глобальную систему была ошибкой? Но ведь вы признаете, что одной из заслуг того же Горбачева стало то, что он открыл границы?

— Не стоит отказываться от того хорошего, что можно взять от Запада. Но Россия настолько серьезно встраивалась в Запад, что в определенной степени стала западной полуколонией. А в культурном смысле, по-моему, вообще колонией. Но в спецоперации, которую я считаю в определенной степени революцией, и тех результатах, к которым она привела, я вижу для нас и очень много положительного. Конечно, нам нужно строить свою национальную культуру, национальную экономику. Но это не значит, что надо отказываться от великой западной цивилизации. Да, она однозначно не дружественная нам, но это не значит, что нельзя у них брать то, что у них хорошо получается. В этом смысле я думаю, что последние 30 лет тоже были во многом полезны.

— Еще одна ваша цитата. «Без культурного суверенитета не будет ни политического, ни военного, никакого другого. А культура гораздо шире, чем просто культура. Это и образование, и язык, и наука. Минус последнего 30-летия в том, что мы недостаточно понимаем культурный суверенитет». Получается, что нам нужно отстраивать свою культуру заново? И без тех представителей интеллигенции, которые поспешили разъехаться в зарубежные «отпуска» сразу после начала спецоперации?

— В отъехавшей интеллигенции после начала спецоперации я не вижу особых потерь для России. Что потеряла культура России? Россия гораздо больше, чем любые представители интеллигенции. И вообще любой из нас. Если, например, мне завтра в голову взбредет уехать (такого, конечно, не будет, но вдруг), то Россия тоже ничего не потеряет. Здесь никакой проблемы я не вижу.

А культурного суверенитета у нас действительно практически не было. И сегодня его надо выстраивать. Нам надо прежде всего возвращаться к своим традициям. У нас ведь дети даже русских песен не знают. Воспитано целое поколение, которое ничего не знает, что связано с национальной культурой. Разве это нормально? И фильмов для детей сейчас у нас не снимают. Воспитано поколение на иностранном кино, прежде всего американском. Но это же неправильно.

— Вы, кстати, говорили, что разочаровались в современном кино, так как оно перестало быть искусством, потому что в нем нет стиля и его убила «цифра». А может ли российский кинематограф воспользоваться шансом ухода западных фильмов из России и возродиться снова?

— Шанс, конечно, есть. Но я не знаю, насколько им воспользуются. Не я же определяю политику в этом смысле. Что касается меня, могу сказать, что мы построили первоклассную киностудию. «Мосфильм». Между прочим, без всяких государственных бюджетных средств. На ней можно снимать все, что угодно. Пожалуйста. Конечно, надо поднимать производство. 300–350 картин в год мы должны производить. Но, повторю, я не могу определять политику в этой сфере.

— А как вы относитесь к той массе российских сериалов, которые продолжают в огромном количестве сниматься на бюджетные и благотворительные деньги?

— Кстати, сериалы у нас есть очень неплохие. Особенно те, которые снимают Первый канал и «Россия-1». Они сумели наладить массовое производство хороших отечественных сериалов. Почему сериалы наладили, а кино не могут? Я ведь помню начало 90-х. У нас тогда показывали только американские и мексиканские сериалы. А сейчас только российские. Да, есть лучше, хуже. Но есть очень приличные. Научились делать и делают массово. И народ смотрит национальные сериалы. Кстати, они как раз не бюджетные. Телеканалы их делают за собственные средства. На телевидении в сериальной продукции смесь советской и рыночной систем. Телевизионщики сумели найти такую схему. Сегодня выходит по 400–500 сериалов в год. Почему в сериальной продукции столько можно производить, а в кино мы не можем больше 100 картин никак сделать?

— Этот вопрос кому надо адресовать?

— Надо просто серьезно заниматься организацией и реорганизацией киноиндустрии. Это отдельный серьезный вопрос.

— А почему тема войны до сих пор так популярна в большом российском кино? Почему Великая Отечественная война до сих пор не отпускает кинематографистов? Это заказ со стороны государства? Или все дело в том, что тема ВОВ до сих пор является важнейшим элементом российского исторического мифа? Неужели российский народ объединяет только борьба с фашистами?

— Борьба с фашизмом и победа над ним — это такой миф, который дорогого стоит. Вы назовите хоть одну нацию, которая может похвастаться наличием такого масштаба мифа. Не назовете. Действительно, по большому счету именно Советский Союз разгромил нацизм. Да, у нас были союзники. Но если бы в 1941 году Гитлер взял Москву, войне бы пришел конец. От Атлантики до Урала образовалось бы одно нацистское государство, и никакой высадки в Нормандии не было бы. Это очевидно. Победа над фашизмом — заслуга советского народа, советского руководства, наших отцов и дедов. И наша Победа — это действительно великий миф. Если бы у какой-то другой страны был такой же миф, уверяю вас, она бы гордилась им точно так же, как и мы. Но ни у одной страны такого мифа нет.

— Тем не менее у нас часто любят повторять, что мы только на Победе и держимся. А что еще мы можем предложить своему народу через то же кино?

— Это вопрос нашего образования, исторической науки за последние 30 лет, которые все свели к одному. На самом деле у российского народа огромное количество достижений, которыми можно гордиться. Во-первых, собрать воедино такую огромную страну с таким тяжелейшим климатом — уже подвиг. Самый настоящий. Надо же было это все освоить, исследовать. Кто это сделал? Наш народ. Не надо забывать и о выходе в космос, и об Арктике. Атомная энергетика у нас лучшая в мире. Об этом мало кто говорит, а я знаю это точно. Мы обогнали весь мир, включая западные страны, американцев, французов, на десятилетия. А кто изобрел телевидение, вертолеты? У нас великая наука, великая литература, великая музыка. В XX веке Россия дала больше композиторов, чем весь остальной мир. Возьмите и посчитайте по пальцам. Начиная от Скрябина, Рахманинова, Шостаковича, Прокофьева. Вот наша культура только в одном ее аспекте. Любая другая нация только и говорила бы об этом. А у нас молчат. Наверное, это надо и в школах преподавать. А у нас не преподают.

«В том, что уехала Алла Борисовна, я никакой трагедии не вижу. Она действительно выдающаяся артистка, но уже давно, кстати, не выступала. Захотела уехать и уехала» Фото: © Komsomolskaya Pravda / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Тех людей в элите, кто не приемлет новую реальность, просто сметет история»

— Но многие наши достижения оказались в прошлом. Вот вы говорите, что не надо переживать по поводу тех, кто уехал из России и стал для многих здесь нерукопожатными.

— А кто вообще уехал-то? Я столько разговоров слышу об этом, а кто уехал?

— Да много кто. Например, Макаревич, Гребенщиков, Пугачева, Хаматова…

— Ну что, Макаревич? Я к нему хорошо отношусь как к музыканту. Но он все-таки не Джон Леннон и не Пол Маккартни. И хороших музыкантов много. В конце концов, не Чайковский уехал, не Рахманинов и не Хачатурян. В том, что уехала Алла Борисовна, я тоже никакой трагедии не вижу. Она действительно выдающаяся артистка, но уже давно, кстати, не выступала. Захотела уехать и уехала. Это ее личное дело. В чем проблема? При этом она ничего не декларировала.

— Зато ее муж Максим Галкин как раз декларировал, и вокруг него были скандалы. Вы уже комментировали данный вопрос в интервью Собчак и говорили, что не понимаете, почему у нас так много шума вокруг этого юмориста. По вашим словам, его неуместно сравнивать с Буниным, Бердяевым, Зворыкиным и другими интеллектуалами, которые уезжали из России после революции. Но разве Галкин не является частью современной российской культуры? Разве наша культура не дошла до уровня низкого юмористического жанра, образцы которого постоянно крутят по ТВ и где Галкин еще не самый дурной пример?

— Я согласен. Но я думаю, что эта эпоха заканчивается. И, может, отъезд Максима Галкина этому тоже будет способствовать. Хотя я к нему хорошо отношусь, он хороший шоумен и юмористический артист. Но я абсолютно не понимаю, что катастрофического произошло в российской культуре с его отъездом.

— Сейчас из России ушли и уходят еще и многие западные компании и бренды, которые тоже стали частью российской культуры. А готовы ли мы заполнить это пространство новыми смыслами или нам нечего предложить, кроме слепого копирования и переименования того, что было?

— Я считаю, что готовы. Но это требует времени. Процесс только начался. Я же вам сказал, что произошла революция. Мы еще до конца не осознаем, что она уже случилась. Но я абсолютно уверен, что появятся новые люди, новые предприниматели, новые художники. Как любая революция, она даст всплеск для появления новой волны талантливых людей. Революция открывает шлюзы. Все будет. Но это не значит, что все произойдет моментально.

— Вы еще говорили, что спецоперация приведет к глобальной революции. А как это может проявиться? Наконец-то сбудутся мечты марксистов?

— У нас публика, к сожалению, совершенно не понимает и не знает, что такое марксизм. Маркса как ученого надо отделить от «Манифеста Коммунистической партии», который он сделал как политик. Маркс анализировал ситуацию и показывал, к чему приводит то или иное экономическое развитие. В этом смысле он был абсолютно прагматичным ученым. И совсем не значит, что нынешняя революция окажется марксистской. Я марксист, но не уверен, что революция будет марксистского толка. Просто я вижу, что произошла революция. Потому что базис, о котором Маркс говорил, был компрадорского капитализма. Теперь его отменили. Причем не мы, а Запад. Если ты не можешь сегодня торговать с Западом, переводить деньги в западные банки, какой может быть компрадорский капитализм? Вот его отменили. Отменил сам Запад. Потому то, что произошло в России, — это революция в большой степени. На мой взгляд, это приведет и к революционным изменениям в мире. Уже видно, что это происходит. Какой будет результат из этого, трудно сказать. Это только Бог знает. Мы такие вещи прогнозировать не можем. Но вполне возможно, что в результате произойдет резкий подъем Китайской Народной Республики и резкое падение Запада.

— А политический класс, который находится сегодня у власти в России и который вы называете буржуазной элитой, способен на консолидацию по отношению к происходящему у нас? Или «буржуазные», частные интересы ставятся там превыше «общего дела»?

— Я думаю, что наша буржуазная элита, конечно, не консолидирована. В этом классе много людей, которые абсолютно не приемлют новую реальность. Но самые умные, а они есть, конечно, понимают неизбежность и необратимость данного процесса. И они будут работать в новых условиях. А тех, кто не поймет, просто сметет история. Вот и все. Необязательно физически. Это не значит, что их кто-то должен куда-то убрать. Но сама история показывает, что если ты не попадаешь в исторический процесс, то ты, хочешь не хочешь, исчезаешь. Это неизбежно. И с этим ничего не поделаешь.

Знаменитый кинорежиссер и, «можно сказать, политолог». Кто такой Карен Шахназаров

Карен Георгиевич Шахназаров — советский и российский кинорежиссер, сценарист, кинопродюсер, общественный деятель, генеральный директор и председатель правления киноконцерна «Мосфильм».

Родился 8 июля 1952 года в Краснодаре. Отец — деятель перестройки Георгий Шахназаров (1924–2001) армянин, мать Анна Григорьевна (родилась в 1928-м) — русская. Происходит из аристократического армянского рода князей Мелик-Шахназарянов, которые правили армянской провинцией Варанда в Нагорном Карабахе в Средние века.

В 1975 году окончил режиссерский факультет ВГИКа, где занимался в мастерской Игоря Таланкина. У этого же режиссера работал ассистентом на съемках фильма «Выбор цели». Дипломной работой стал короткометражный фильм «Шире шаг, маэстро!» (1975), снятый по одноименному рассказу Василия Шукшина.

Полнометражным дебютом стал фильм «Добряки» в 1979 году.

В 1980-м по сценарию Шахназарова была поставлена лирическая комедия «Дамы приглашают кавалеров».

Широкую известность Шахназарову как режиссеру и сценаристу принес вышедший в 1983 году на экраны СССР музыкальный фильм «Мы из джаза». Эта лента, названная по опросу читателей журнала «Советский экран» лучшим фильмом года, была удостоена также нескольких международных призов.

Успешными стали фильмы, снятые в начале перестройки, — «Зимний вечер в Гаграх» (1985) и «Курьер» (1986).

С 20 апреля 1998 года — генеральный директор, председатель правления киноконцерна «Мосфильм».

Лауреат премии Ленинского комсомола (1986), государственной премии РСФСР им. братьев Васильевых (1988) и двух государственных премий Российской Федерации (2003, 2013).

Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (1997) — за заслуги в области искусства.

Народный артист Российской Федерации (2002) — за большие заслуги в области киноискусства.

С 2008 года — член попечительского совета Высшей школы телевидения МГУ.

В феврале 2019 года получил звание почетного доктора Университета аудиовизуальных искусств ЕФТА в Скопье (Македония).

Постоянный участник различных общественно-политических программ российского телевидения.