«Признак федерализма – это уважение к субъектам! А мы увидели пренебрежительное отношение…»

По традиции «БИЗНЕС Online» собрала экспертов из мира политики и экономики, чтобы обсудить итоги 2021 года. Круглый стол стал последним, организатором которого была Елена Чернобровкина. Этот материал посвящен памяти нашей замечательной коллегиФото: Сергей Елагин

Участники круглого стола «БИЗНЕС Online»:

Шамиль Агеев — председатель Торгово-промышленной палаты РТ;
Марат Бикмуллин — предприниматель, председатель совета директоров ООО «Информационные системы»;
Марат Галеев — экономист, депутат Госсовета РТ;
Иван Грачев — главный научный сотрудник Центрального экономико-математического института РАН;
Дамир Исхаков — этнолог, доктор исторических наук, главный редактор журнала «Туган җир»;
Олег Коробченко — предприниматель, депутат Госсовета РТ, лидер регионального отделения Партии Роста;
Артем Прокофьев — депутат Госдумы, фракция КПРФ;
Ильдус Янышев — предприниматель, общественный активист, председатель совета директоров группы предприятий безопасности «Контр»;
Модератор — Рашид Галямов, издатель «БИЗНЕС Online».

Шамиль Агеев: «В целом экономика России выдержала, другое дело, что мы пока не научились анализировать некоторые, будем говорить так, недоведенные вопросы» Фото: Сергей Елагин

Шамиль Агеев: «По всем данным, СИБУР работает более эффективно»

Модератор: Спасибо всем, кто откликнулся на наше предложение подвести в рамках традиционного круглого стола «БИЗНЕС Online» итоги 2021 года. Хочу напомнить, что мы уже много лет проводим подобные круглые столы. Так или иначе все здесь присутствующие неоднократно участвовали в наших круглых столах. У нас будет два блока выступлений. Первый: мы итоги подводим. Какие главные экономические и политические итоги 2021 года в России и Татарстане вы считаете главными и почему? Как оцениваете последствия эпидемии коронавируса, в экономике, в ваших бизнесах (у кого они есть), в целом в обществе, как вы лично перенесли?

Много лет проводя круглый стол, я часто употреблял фразу, что мы собрались в необычный год. Но последние два не просто необычные, а сверхнеобычные годы, они перевернули все: социум, закрылись границы мировые, изменились расстояния. Одновременно распространились новые технологии, благодаря которым нам не нужно собираться в одном городе, мы прекрасно по Zoom участвуем в мероприятиях, есть и плюсы, безусловно, у этого вызова.

Но тем не менее общество в этот год Быка переживает колоссальные потрясения, и неизвестно вообще, что нас ждет, какой прыжок тигра, в следующем году. Потому, я думаю, что в таком контексте это не просто обычное подведение итогов года, явно мы переживаем некий переломный момент вообще, не только в рамках экономики, не только в рамках России, идет цивилизационный разлом. И ковид, скорее всего, по мнению многих экспертов, а мы за два года на «БИЗНЕС Online» взяли огромное количество таких интервью с суперэкспертами, которые со всех сторон анализируют ковид, — это и геополитика, и военное дело, и медицина, и все считают, что это такой момент переломный нашей истории, который запустил некие трансформационные события. Причем независимо от того, ковид — рукотворная история или нерукотворная, это спорно. Часть экспертов считают, что это рукотворная вещь, часть — что это природная, но все же есть некий божественный замысел во всем.

Шамиль Рахимович Агеев, председатель ТПП РТ, с вас начинаем. Какие ваши главные итоги?

Агеев: Во-первых, мы выжили.

— А могли не выжить.

Агеев: То есть резервы у нас есть. Другое дело, как эти резервы использовать. В эти моменты мы стали более искренними. Чего стоит, допустим, высказывание нашего президента Путина. Он сказал, что в начале 1990-х в правительстве сидели представители ЦРУ. Это значит, когда закладывались основы, фундамент экономики новой России, были заложены такие червоточины… Они касались банкротства, закона об акционерах, когда получилось так, что владелец ни за что не отвечает. В общем, в этой ситуации мы стали более искренними.

Далее, у нас появилась возможность больше смотреть на собственные резервы. Мы увидели людей с другой точки зрения, люди раскрылись, и в экономике, и не только. Некоторые бизнесы сумели сконцентрироваться. А то получается так — когда льготные условия, все могут хорошо работать, а в сложных условиях мало что у них получается.

Поэтому в целом экономика России выдержала, другое дело, что мы пока не научились анализировать некоторые, будем говорить так, недоведенные вопросы. Допустим, возьмем выделение земли для многодетных. Ну явно, что не сработало. Надо перестроиться, не смогли пока перестроиться в этом вопросе. Нужно сейчас больше смотреть, как влияли те же санкции и все остальное на экономику. Импортозамещение — тоже не смогли пока перестроиться. Из проблем я бы еще добавил: слабое исполнение поручений президента (пример: угольная отрасль), деградация образования, продолжаем цепляться за ЕГЭ.

— А если подводить экономические итоги по Татарстану?

Агеев: В данном случае республика кое-что нарастила. Допустим, некоторые сдвиги есть в авиации, в развитии малого и среднего бизнеса. Мы иногда критикуем, а загляните в «Химград», как организована работа, загляните в особую экономическую зону, КИП «Мастер». В этом отношении, я не хочу перехвалить, там есть много недостатков, много неувязок. Но посмотрите, какие работы идут по строительным делам, имею в виду дороги. Другое дело, мы убедились в том, что нет стыковки в масштабах страны. А строительная отрасль? Ипотеку, возможно, подняли, но не просчитали ресурсы, пошли цены вверх на строительные материалы и так далее.

То есть оптимизм есть, но мы должны научиться работать над своими ошибками, и в Татарстане в том числе. На этом я первую часть завершаю.

— Вам как руководителю Торгово-промышленной палаты РТ несколько уточняющих вопросов. Малый и средний бизнес… «Крупняк» мы видим — у него и господдержка, и цены на нефть пошли наверх. А малый и средний бизнес, как вы считаете, много ли компаний погибло, по вашим оценкам?

Агеев: Во-первых, 10 лет подряд малый и средний бизнес топчется на месте. Цифры есть по России, доклад бизнес-омбудсмена, большого прорыва в МСБ нет, но в целом он сохранился. По данным статистики, даже с ростом в 3 процента. Однако к статистике отношусь спокойно.

— Но в реальности? Сворачивается же МСБ!

Агеев: Реально сворачивается малый бизнес в сфере торговли, общественного питания, гостиничной. Другое дело, что сворачиваются те, кто оказался неконкурентоспособен, у кого не было резерва. Понимаете, смысл какой? Когда люди начинают бизнес, они должны быть готовы. К сожалению, те условия, которые существовали до пандемии, изменились, и немногие успели перестроиться к этому всему. Так что, можно сказать, для малого бизнеса ситуация очень непростая, в этом надо честно признаться. Во-первых, сложно с кредитами, с рабочей силой. Особенно сложно, что покупательная способность населения падает, а не растет. Вот эти моменты сдерживают развитие малого бизнеса.

Если смотреть по разным вопросам, то я специально, когда изучал, поднял доклад по России. Что сдерживает? 46 процентов опрошенных заявили, что отрицательно оценивают состояние российской экономики. 63 процента отметили ухудшение экономических условий в регионе и России тоже. Какие конкретно действия оценили? Что сдерживает? Первое, что сдерживает, — необходимо снижение нагрузки на предприятия, малый бизнес, ограничение роста тарифа на услуги сырьевых монополий, снижение административного давления на бизнес. Это в целом по стране.

— Насколько адекватно в условиях пандемии вели себя власти на федеральном и местном уровне? Мгновенное закрытие торговых центров, ограничение автотранспорта — это же мощный удар по МСБ, согласитесь. Как это переживать без поддержки всякой?

Агеев: Во-первых, была система поддержки.

— В этом году?

Агеев: В прошлом. В этом пока нет. В этом пока не можем подвести итоги, потому что те меры… В этом году ведь произошло закрытие относительное, лучше уж было закрыть. А сейчас и закрыты, и не закрыты, и работают, и не работают. Потому последствия этого года оценить окажется сложнее.

— Но согласны, что они пессимистичными будут для МСБ?

Агеев: Они пессимистичные, совершенно верно. Но в то же время те, кто выжил, выживают. Есть определенный контингент. Вообще это спорный вопрос. Вот, допустим, закрыли торговые центры, но развилась торговля с доставкой, кто-то успел перестроиться. Развивается интернет-торговля, значительно развилась. То есть мир меняется. В целом число предприятий малого бизнеса, по данным налоговой инспекции, не сократилось. У нас в республике за этот малый бизнес 750 тысяч человек подали налоги. Если берем 1 миллион 930 тысяч занятых в целом в Татарстане, то это почти треть населения.

— Главная сделка в бизнес-сфере в Татарстане — это продажа ТАИФа и его двух крупнейших заводов (КОС и НКНХ). Как оцениваете для республики последствия этой сделки? Насколько для вас неожиданной она оказалась?

Агеев: По всем данным, СИБУР работает более эффективно. Оплата работников в СИБУРе выше, направлений больше. У СИБУРа больше подходов к источникам сырья. Поэтому не то что неожиданность, что-то витало… Но, прямо скажу, оценить последствия продажи ТАИФа СИБУРу пока не представляется возможным. Пока мы не имеем достоверной информации, какой уровень налогов, сколько останется в республике, сколько уйдет за пределы, какая дальше будет политика. Мне, допустим, не хватает данных для того, чтобы дать оценку.

— Но потеряли же собственный капитал. Одно дело — налоги, а другое — мы потеряли людей, которые генерировали капитал, это же совсем другое. На твоей территории была штаб-квартира крупнейшей компании, а сейчас все из Москвы. Об этом же речь, здесь можно дать оценку.

Агеев: С этой точки зрения минус, что касается штаб-квартиры. С точки зрения того, какие прописаны условия, как они будут сохраняться, это другой вопрос. То есть будет ли в итоге баланс? Здесь я не могу сказать. Но в целом не очень много приятного.

Марат Галеев: «Пост президента у нас появился отнюдь не случайно» Фото: «БИЗНЕС Online»

Марат Галеев: «Есть такая проблема в России — платить налог на прибыль надо бы по месту создания этой стоимости»

— Марат Гадыевич Галеев, известный экономист, депутат Госсовета РТ, вам слово передаем. Какие главные итоги по республике и в стране?

Галеев: Если по стране, то, безусловно, пандемия не побеждена, это фактор глобальный. Причем в мире пока никто не знает, какие точные прогнозы делать в данном направлении. Но на одной пандемии нельзя здесь, мне кажется, зацикливаться, потому что проблемы шире.

Есть глобальная проблема энергоперехода 2026 года, там уже приняты принципиальные решения. И для России еще есть вопрос санкций, даже не санкций, а угрозы санкций. То есть политическая нестабильность, турбулентность, которая есть на европейском направлении в первую очередь. Это, безусловно, очень отрицательно сказывается на экономике, потому что бизнес чувствителен не просто к каким-то действиям, даже к угрозам определенным. Потому угроза санкций изначально оказывает весьма негативное воздействие на инвестиционную привлекательность. 

Я должен добавить, что глобальный рост инфляции неизбежен, он уже начался. И думаю, что 2022 год в этом отношении серьезно скорректирует картину инвестиционную. Проблемы Китая также в части перспектив роста экономики — там кризисные явления. Все эти факторы для России не очень благоприятны, потому что Россия пока сильна на рынке поставок сырья, энергоносителей. Энергопереход, мировой кризис, пандемия — вот эти факторы достаточно серьезно сказываются.

Но в то же время пандемия — мощный катализатор цифровизации экономики. Здесь, если говорить о Татарстане, определенные успехи есть, просто потому, что мы очень рано начали заниматься цифровизацией, раньше, чем многие другие. Это первое. Но в то же время определенное отставание цифровизации в материальном производственном секторе экономики налицо, поэтому очень небольшой лаг времени у нас есть, чтобы сильно не отстать. Но известно, что ряд компаний в России, в первую очередь в добыче, очень серьезно продвинулся в снижении издержек производства, росте конкурентоспособности за счет цифровизации. Там, конечно, многое еще работает традиционно, но есть и у нас определенные успехи в этом направлении. Скажем, энергетика, модернизация ее, параллельно происходит внедрение цифровых технологий.

Об изменениях в законодательстве. Патентная система внедрена при отмене единого вмененного налога и ЕНВД на вмененный доход. Его отменили, конечно, не в самое удачное время, но в то же время собирались отменять несколько лет. И здесь удалось патентную систему так организовать, чтобы бесшовно для плательщиков и ЕНВД перейти на новую налоговую систему. В самом начале периода у нас всего 3 тысячи предприятий малого бизнеса работало так, как только ее внедрили, стало 19, сейчас 27 тысяч. Там есть разные картины. Кому-то очень плохо, кто-то ушел с рынка, кто-то пришел. Но в целом картина не снизилась. Вот этот закон о патентной системе я считаю одной из удач. Что касается положения по зарплатным и так далее делам, мы здесь на втором месте в Приволжском округе по средней зарплате. Это с одной стороны. С другой — есть проблема искажения статистики за счет конвертных систем, которые не удается пока ликвидировать. Потому что никто не верит иногда небольшим суммам зарплат официальных, они не стыкуются с реальным товарооборотом и так далее. Но здесь тоже намечается принятие законодательства по упрощенной системе налогообложения. Там определенные льготы по социальным выплатам. Они будут меньше платиться. Если эти законы будут приняты, а это федеральное законодательство, в 2022 году, то определенный выход из тени, я думаю, начнет происходить, который улучшит качество статистики.

Сейчас стали говорить о дефиците рабочей силы. Здесь уповают на привлечение кадров из других регионов. Я думаю, это не совсем правильный подход, нужна программа роста производительности труда и ликвидации малоквалифицированных рабочих мест. Это главный резерв для экономики республики в целом. Пока я не вижу, чтобы активно этим занимались. Потому что сам процесс цифровизации должен предполагать рост эффективности, так как цифровизация ради цифровизации никому не нужна.

— Несколько уточняющих вопросов. Когда вы сказали об «энергопереходе», то имели в виду ту программу мировую о декарбонизации?

Галеев: Да.

— В рамках декарбонизации… Что-то не видно ни в России, ни в Татарстане, чтобы всерьез вообще данную тему кто-то обсуждал и продвигал, а это один из главных, глобальных вызовов для социума и экономики. И вообще, неизвестно, что нас ждет в этом контексте.

Галеев: Совершенно верно. Здесь много чего неясного пока, но тренды обозначились четко в 2015 году, после подписания климатического соглашения. Как известно, Трамп свою подпись отозвал, но в первые полчаса после введения в должность Байдена вернул подпись Штатов. То есть здесь ведущие страны настроены весьма решительно по декарбонизации идти вперед, и 2026 год — это, как говорится, точка, дедлайн, когда будет введен налог соответствующий. И никто не станет спрашивать, хотите вы или нет. Будет облагаться товар, который выходит на внешний рынок, если не сможет укладываться в определенные нормативы углеродного следа при производстве данного товара. Это резко ужесточает условия конкуренции, требования к издержкам возрастают.

И пока, по крайней мере на федеральном уровне, к этому подключились, заявились, но декларативно, я согласен. Однако одновременно работа идет по снижению углеродного следа по ряду производств. Может быть, мы это не всегда видим. Но там очень много проблем по методам подсчета. Потому что, как говорят, у нас лесов много, но леса горят, с одной стороны. С другой — Татарстан очень активно стал высаживать. И мы выращиваем саженцы для высадки лесов на всю Россию. В этом активно Татарстан участвует, это серьезный бизнес, но это в методику подсчета углеродного следа будет входить — вновь сажаемые леса. И здесь у нас это совершенно конкретное дело. То есть здесь работа определенная ведется, не только декларации.

— Следующий вопрос, наверное, один из центральных в этом году для республики, и вы один из тех людей, кто компетентно может дать свое мнение. Все знают или нет, но по количеству поданных голосов больше всех «Единой России» на выборах в Госдуму дала Республика Татарстан. И после того, как блестяще проголосовали, неожиданно «Единая Россия» инициирует в Госдуме новый закон о региональной власти, последствиями которого является: а) фактически назначение ключевых министров из Москвы — здравоохранения, образования и так далее; б) окончательная ликвидация названия поста президента РТ. Как вы к этому относитесь, человек, который с конца 1980-х входит в татарстанскую элиту?

Галеев: Я свою позицию излагаю следующим образом. Пост президента у нас появился отнюдь не случайно. Ведь что такое президент? В международном правовом поле это высшее должностное лицо в республиканской форме организации государственного управления. А Республика Татарстан — это есть государство, не полноценное, но в рамках Федерации. То есть это позиционируется в основах конституционного строя. Потому естественным было обозначить высшее должностное лицо именем президента. Это первое.

Россия очень многообразна, тут есть субъекты совершенно разные — края, области, республики, автономные образования. Никто за 30 лет, по сути, не удосужился уточнить, в чем разница между этими субъектами. И вот новый закон, который сейчас приняли, здесь намеренно ушли от дифференцированного деления на субъекты разного уровня, обезличили их. А я считаю, что федерализм — это в том числе… Признак федерализма — это уважение к субъектам! В данном случае мы увидели просто пренебрежительное отношение к мнению субъекта, который эту самую должность ввел. После ликвидации, скажем, названия этой должности никто ничего не теряет и не приобретает, кроме Татарстана. Как говорится, пользы России от этого нет, а вред есть. Потому что отношение к Татарстану совершенно было конкретным, и слово «президент» помогло сформировать капитал доверия за эти годы. И оно было в мире весомым. Это один из ответов на вопрос, почему Татарстан так динамично развивался.

Что касается назначения руководителей отраслевых министерств из Москвы, это тоже, конечно, никак нельзя признать признаком развития федерализма. Еще в начале 2000-х были мозговые, так сказать, определенные штурмы, конференции на тему развития федерализма, проблем федерализма. В мире порядка 28 федеративных государств — они все разные. И все ищут потенциал своего развития. Россия в этом смысле идет действительно к унитаризму, это уже всем понятно. Но унитаризм можно каким-то образом объяснить в условиях только мобилизационного общества, которое требует жесткой централизации и тому подобное. Россия, так сказать, большая в лице Советского Союза, всегда жила в условиях мобилизации, весь XX век, по разным причинам. Но общество объективно не может быть мобилизованным постоянно, как образ жизни. И вот здесь возникнут проблемы, я думаю, для российского общества в целом, особенно для молодого поколения, когда оно не сможет просто внутренне жить в этой мобилизационной экономике и обществе, к которому сейчас тянет система управления.

Мне представляется, что сейчас нужно России искать жизнеспособную модель в XXI веке, потому что наше поведение теперь часто бывает похоже на поведение Советского Союза. Но это другая страна, в том числе и географически, и по потенциалу, и по возможностям. Надо искать жизнеспособную модель.

— Может, дело к войне идет, а мы чего-то не понимаем?

Галеев: Это худший вариант. Это, я думаю, дорога в никуда.

— Как вы относитесь к сделке по продаже ТАИФа СИБУРу? Из ваших уст особо важно получить ответ,  вы один из главных экономических идеологов республики, один из тех, кто последние 30 лет выстраивает ее экономическую модель, это не секрет.

Галеев: Вы знаете, есть такая проблема в России — платить налог на прибыль надо бы по месту создания этой стоимости, по месту формирования капитала. В принципе, законодательных препятствий для этого даже на федеральном уровне нет. Но сейчас у нас плательщики закреплены там, где штаб-квартира, а надо платить по месту создания прибыли, налоги на прибыль. Если бы по этому пути пошли… Кстати, я должен напомнить: в 2012 году, еще в бытность президентом Медведева, это планировалось сделать. Был обозначен трехлетний переходный период — в 2015-м все должны были перейти. Но идею как-то быстро похоронили, опять-таки, я думаю, после 2014-го, в целях мобилизации ресурсов в центре.

А это дало бы мотивацию для развития регионов. У нас сейчас 73 региона дотационные, данные Валентины Матвиенко. И вряд ли кто-то скажет, что это нормальная модель. Мотивации нет, потому что изъятие налогов известно куда не мотивирует регионы к самодостаточности. Если бы удалось на законодательном уровне поменять хотя бы налоговую систему, возможно, даже поэтапно, частично… Нужно создать мотивацию для развития, саморазвития субъектов. Тогда, я думаю, дела бы намного быстрее пошли.

— А в целом для вас насколько сделка СИБУРа и ТАИФа оказалась неожиданной?

Галеев: Знаете, здесь двояко. Есть законы развития бизнеса, потому что в нефтехимии, как я понимаю, очень много ветвей развития. И уязвимое звено в бизнесе ТАИФа — это отсутствие сырьевой базы. И у всех нефтехимических компаний, более или менее известных в мире, своя собственная сырьевая база. Ее у них не было просто. В первую очередь это так называемый жирный газ и так далее. У нас его нет. Поэтому с данной точки зрения, с точки зрения технологии комплексного развития нефтехима, логика в таком объединении есть. И с точки зрения снижения издержек и роста конкурентоспособности уже на глобальном рынке.

Но я подчеркиваю, это наши кормильцы. 59 процентов налогов Республики Татарстан формируется за счет нефти и нефтехимии. И если бы удалось в общефедеральном таком варианте решить ту проблему по зачислению налогов, о которой я говорил… Но мы посмотрим, как будет. Первые два-три года, я думаю, ничего меняться не станет.

Янышев: А какой прогноз сокращения налоговой базы в бюджете Татарстана от того, что ТАИФ ушел в СИБУР?

Галеев: Такого прогноза нет, потому что все налоги в прежнем режиме сохраняются.

— Спасибо. Не в качестве вопроса, а маленького комментария. О сырье вы правильно сказали, но я так иногда думаю: а что мешало ТАИФу купить СИБУР, получить источники сырья и дальше развиваться? Как бы глобальная нефтехимическая компания. А почему-то произошло наоборот.

Галеев: Ну позвольте, ТАИФ все новые мощности строил за счет кредитов.

— И что? Когда люди по 150 миллиардов имели прибыль годовую, могли. Плюс у них «Татнефть» есть, которая с удовольствием пошла бы на союз с ТАИФом. Насколько я знаю, такие переговоры велись и так далее. Поэтому разные сценарии были, а реализовался почему-то этот. Но это тема для отдельного разговора. Мы просто прошлись по широкому кругу вопросов.

Марат Бикмуллин: «Есть миллионеры, которые считают себя бедными» Фото: Сергей Елагин

Марат Бикмуллин: «Казань является одним из «пылесосов» наряду с Москвой и Питером»

— Слово Марату Хамитовичу Бикмуллину. Он не только бизнесмен, у которого активы от медийного бизнеса до IT и медицины, но он еще и активный общественный деятель, был независимым депутатом Казгордумы… Человек с активной жизненной позицией, которая нам очень интересна. Ваши итоги года?

Бикмуллин: Ну, во-первых, мне было очень интересно послушать Марата Гадыевича и Шамиля Рахимовича, потому что мы на земле, крутимся в микромире, а тут такие макроданные интересные, сведения, и они очень хорошо коррелируют с нашим уровнем бизнеса, который мы ведем. Практически все отрасли, которые вы перечислили и не перечислили, где я являюсь бенефициаром и взаимодействую с другими компаниями, все очень замечательно перенесли ковид…

— Не подкосил?

Бикмуллин: Он не подкосил, но, как любая неприятность, оздоравливает. Шамиль Рахимович правильно сказал, слабые ушли, сильные остались, это всегда позитивно действует на рынки, отрасли. Поэтому здесь обижаться не на кого. В целом экономика, я считаю, так же как и мы все, получила достаточное количество антител, защиту от следующих каких-то подобных ситуаций, которые неизбежно будут возникать, потому что в целом здоровое население уменьшается, сокращается, люди все больше сидят, меньше двигаются… Число часов пребывания людей в соцсетях неумолимо увеличивается.

Я вот смотрю по своим детям. Для нас раньше за счастье было побегать, в футбол поиграть, сейчас для них и вообще для их окружения…

— Компьютерные игры за счастье?

Бикмуллин: Зачем бегать, когда можно в компьютере поиграть.

Дело даже не в компьютерных играх, а какая-то трудность у людей с подвижностью, то есть они уже возникли в том мире, где подвижности мало, и поэтому для них любое получение удовольствия от движения… Ну я вот с тренировки на лыжах, час побегал — получил дофамин. У нас есть союз велосипедистов, на велосипеде проеду — получаю просто какой-то прилив счастья, хочется работать, жить. А у них нет такого. Не у всех, конечно, но у большей части. Поэтому я сравниваю поколение с нашим, конечно, это влияет все на здоровье. Здоровье, и сопротивляемость всяким инфекциям, и вот эта эпидемическая стойкость социума снижается, и потому все больше возрастает роль медицины, вакцинации и всех искусственных способов поддержания здоровья населения.

Что еще добавить? Есть, конечно, психологический урон, к сожалению, есть жертвы и среди моих друзей, знакомых, потери есть. Но в целом я вижу, что у всех подъем, и эмоциональный, и психологический, у всех много заказов, практически во всех отраслях, с которыми я взаимодействую, где мы работаем.

— Это какие отрасли, например?

Бикмуллин: Ну, допустим, электроника, приборостроение, легкая промышленность, у меня друг Саша Зайцев вообще говорит: «Заказов так много, не успеваем работать, ищем людей, не можем набрать».

— Он же занимается производством туристического снаряжения?

Бикмуллин: Нет, там в целом швейное производство, потому что это не только с туристическим снаряжением связано, вообще везде идет.

По лекарствам нет такого, потому что сильно государственное регулирование. Там просто шаг в сторону, и… Потому лекарства и вся эта сфера вытесняется на маркетплейсы. Потом укрупнение бизнесов лекарств идет в дистрибьюторстве фармацевтическом. Строительство, стройматериалы — тут ничего нового не скажу. Все знают, что просто бум везде. Капитальное, промышленное строительство, гражданское строительство тоже, востребованность стройматериалов.

Людей не хватает, работать некому, приходится импортировать сотрудников. Хотя Казань в этом плане является одним из «пылесосов» наряду с Москвой и Питером. Мы, когда решаем вопросы с кадрами, смотрим людей из всех регионов России, то есть вот эти города воспринимают как желательные к переезду. В первую очередь аргумент — то, что здесь образование, медицина хорошие, просто красиво, общественные пространства. Это маленький такой комплимент в сторону нашей власти, что все-таки она у нас достаточно прогрессивная в этом плане.

— То есть качество жизни привлекательно?

Бикмуллин: Да. И власть знает, надо для привлечения квалифицированных специалистов в первую очередь, чтобы жизнь была здесь интересной, потому что люди живут не только для того, чтобы поесть и поспать, а утром на работу.

О бедности вопрос был, как я оцениваю правила подсчета бедных. Заглянул в цифры, у нас примерно каждый 7-й сегодня считается бедным. Я вот так подумал, в моем окружении, а я не только с миллионерами общаюсь, по большей части с простыми людьми…

— Откуда за 30 лет предпринимательства связи с простыми людьми сохранились?

Бикмуллин: А почему они должны исчезнуть? Я вообще просто постоянно общаюсь с простыми людьми. Вот сегодня на лыжах катался… Мы каждый месяц сажаем деревья, по 500–1000, организуем большое количество участников. Третий год или четвертый мы уже этим занимаемся. Ну я скажу, что нет такого, что каждый 7-й бедный. Может, по каким-то критериям он бедный, но на самом деле он совсем не бедный. Можно посмотреть, на какой машине он ездит, чем питается, в какой квартире живет.

Мы видим, как люди живут. Нет, у нас не голодают люди, бедными не назовешь их. Если даже назовешь кого-то бедным, он может обидеться. Все у него есть, хозяйство, курочки, все растет. То есть позитивная оценка, что пережили нормально.

— Хорошо. На самом деле по статистике 75 процентов не входят в средний класс, а богатых там не более 5 процентов.

Бикмуллин: У нас 1 миллион 126 тысяч пенсионеров в республике, средний размер пенсии — 15 тысяч, прожиточный минимум для пенсионера — около 9 тысяч. Бедность — понятие ведь не экономическое, а субъективное, то есть кто как себя воспринимает. Есть миллионеры, которые считают себя бедными.

Иван Грачев: «Огромные возможности решить проблемы, но решает при этом Россия их очень плохо» Фото: Сергей Елагин

Иван Грачев: «У России порядка 10 триллионов свободных денег в этом году, которые незнамо куда как-то рассованы»

— Слово переходит в Москву — Ивану Дмитриевичу Грачеву, бывшему депутату Госдумы, доктору экономических наук и, самое главное, активному блогеру «БИЗНЕС Online», которого вы имеете счастье читать каждую субботу.

Грачев: Я, на удивление, со многими предыдущими докладчиками согласен. Начну с двух вещей, для меня наиболее важных.

Первое — это внешнеполитический ультиматум Путина, который на самом деле много чего означает. И второе — пришла из международного энергетического агентства информация о том, что угольная генерация в этом году побила рекорд всех времен и народов. 20 лет отчаянной борьбы за зеленый переход привело к тому, что самый грязный способ генерации энергии побил рекордное значение. Для меня это значит, что в зеленом переходе очень много туфты. И я на «БИЗНЕС Online» всегда говорил об этом! Ну и, по словам Путина, реально стоимость ресурсов, ресурсного потенциала будет в ближайшие 50 лет расти и дальше. Именно поэтому СИБУР покупает ТАИФ. Ресурсы важнее, чем почти все остальное. У России порядка 10 триллионов свободных денег в этом году, которые незнамо куда как-то рассованы, и будет примерно столько же в следующем. Более того, в среднем так и дальше будет. Огромные возможности решить проблемы, но решает при этом Россия их очень плохо.

Израиль График предоставлен Иваном Грачевым

Я хочу показать рисунки, которые прислал. График №1 — Израиль, №2 — Турция, №3 — Татарстан, №4 — Санкт-Петербург. Желтые кривые на графике — это число умерших, умноженное на 100. Это реальные данные по заболевшим, выздоровевшим, умершим — Израиль, Турция, Татарстан и Санкт-Петербург. Если эти графики посмотреть, то выяснится, что в Израиле менее 1 процента смертности. Это как бы интегральная оценка того, как страна отрабатывает и в экономике, и в социальной сфере. Турция в районе 1 процента, чуть выше (за исключением непонятного прироста в один день) Татарстан — в районе 3 процентов, немного лучше, чем в России в среднем. А вот в Санкт-Петербурге от 3 до 6 процентов, несколько волн. Причина банальная. Прежде всего подорвано первое звено — здравоохранение, о чем и Путин говорит. Но дальше, следующий шаг управленческий — дать тогда здравоохранению денег, хотя бы те, что запланированы. Есть 10 триллионов свободных. Но полтриллиона дать не хотят на борьбу с эпидемией!

Турция График предоставлен Иваном Грачевым

Вирус юный, он генерирует инновационные штаммы с космической скоростью. Если реальные данные отсчитать, скорость генерирования инновационных штаммов — от 100 до 200 дней. По разным странам если посмотреть, четыре или пять волн. Соответственно, ничего похожего на темпы вакцинации, которые учитывают появление этих инновационных штаммов, ни мир в целом, ни Россия, ни Татарстан не реализуют.

Татарстан График предоставлен Иваном Грачевым

Следовало дифференцированные карантины устроить. Это легко было сделать, опираясь на big data. На огромное количество данных о контактах людей. Жесткую, но дифференцированную вакцинацию. Вакцинировать работников торговли, ретейла, транспорта, чиновников всех подряд, врачей. Это совершенно очевидно. Всех остальных вовсе не следовало переводить на обязательную вакцинацию или даже на обязательные QR-коды. Дифференцированные оптимальные карантинные мероприятия по отраслям. Ничего похожего сделано не было ни у нас в стране, ни в большинстве других стран. В этом смысле Россия на три с минусом прошла и 2020-й, и 2021-й. Другие страны тоже на троечку…

Санкт-Петербург График предоставлен Иваном Грачевым

Политика. Насчет контактов с США по Украине. Это в чистом виде декорация переговоров, которые как минимум чуть-чуть стабилизируют ситуацию, что важно для экономики.

Ключевая ставка, ее повышение до 8,5 процента. Это вещь важнейшая на самом деле. Никто ее не касался. Это одно из самых вредных мероприятий, которые организуют Набиуллина, Силуанов в стране. Есть три признака, почему, на мой взгляд, это совершенно неверное решение, стратегически неверное. Я специально слушал речь Эрдогана на данную тему, который совершенно жестко говорил: «Ничего подобного мы делать не будем, потому что в нашей стране ключевая ставка и ее повышение стимулируют рост инфляции». Я эту же идею проверил для нашей страны. Грубо говоря, если в результате повышения ключевой ставки уменьшается инфляция, то между ними должна быть отрицательная корреляционная связь. А если инфляция от этого растет через некоторое время, то она положительная. Каждый может на график посмотреть (№5) и увидеть, что для России, так же как и для Турции, повышение ключевой ставки дополнительно разгоняет инфляцию и при этом сворачивает производство. На графике №5 корреляция ключевой ставки с инфляцией, посчитано по данным ЦБ. Внизу — месяцы, кривая, идущая вверх, показывает рост инфляции. 

График предоставлен Иваном Грачевым

— То есть повышение ставки, которое только что случилось, 8,5 — это большой вред для бизнеса и экономики?

Грачев: Вреднейший. Это, кстати сказать, признает и Всемирный банк. Потому что сегодня их представитель по России оценил риск как основной с точки зрения экономического роста — то, что ЦБ будет повышать ключевую ставку. И это подавит экономический рост. Потому он оценивает действия ЦБ как неизбежные, но вместе с тем говорит, что да, экономический рост будет подавлен.

И второе — кредиты (во-первых, их меньше, значит, меньше товаров; во-вторых, они дороже). Это даст дополнительный запуск через 6–8 месяцев значимой инфляции. Я привел график.

— Как вы относитесь к поглощению СИБУРом ТАИФа?

Грачев: Я уже давал комментарий, что на самом деле сырьевая база необходима. Но я согласен с тем, что надо одновременно требовать, чтобы налоговая база не была при этом уменьшена. Абсолютно с этим согласен.

А о должности президента Татарстана… После консультации со мной депутат Дмитриева (Оксана Дмитриева — депутат Госдумы от Партии Роста, супруга Ивана Грачева — прим. ред.) проголосовала против закона, который ее упраздняет.

Дамир Исхаков: «Когда у нас проводятся очень серьезные изменения, то социальные последствия, в том числе имеющие этнический разрез, очень плохо просчитываются» Фото: Сергей Елагин

Дамир Исхаков: «Татары крайне отрицательно отнеслись к ликвидации поста президента»

— Один из идеологов татарского национального движения Дамир Исхаков. И новая ипостась у Дамира Мавлявеевича в 2021 году проявилась кроме того, что он академический человек, историк, он неожиданно пошел в большую политику, вошел в федеральный список партии, которую возглавляет Максим Шевченко, Российская партия свободы и справедливости. И неожиданно даже все мы увидели дискуссию между Дамиром Мавлявеевичем и Жириновским на центральных телеканалах России. На ваш взгляд, каковы главные итоги в республике?

Исхаков: Начну с последнего замечания. Вы еще не знаете, вчера у нас прошло заседание, круглый стол с участием Максима Шевченко. Мы приняли решение преобразоваться в движение. Партия остается, будет движение формироваться. Я думаю, что необходимость еще в нас появится.

— А чем отличается движение от партии?

Исхаков: Это другой вопрос, для этого отдельный разговор нужен.

Что касается тех проблем, которые сейчас обсуждаются, фундаментальные проблемы, состояние экономики, политических сдвигов, я, конечно, не считаю себя большим специалистом в экономических делах, но обычно ориентируюсь на собственный кошелек, когда оценку произвожу. Я думаю, что ситуация у нас неважная в сфере экономики. Конечно, из-за того, что у нас экономика специфическая, и Господь нам всегда посылает поддержку в виде достаточно неплохих цен на ресурсы, мы на плаву держимся, но это не означает, что мы очень хорошо идем вперед.

В политическом плане я считаю, что российское общество идет по пути сильной деградации. Я тоже наблюдаю это довольно длительное время, и сейчас мы уже подошли к некому важному рубежу. И я думаю, что-то из произошедшего в этом году на самом деле является переходным этапом к новому состоянию, и, мне кажется, не вполне нормальному, потому что цивилизованный мир живет по одним законам, а Россия — нет. И вот такое скукоживание демократии, которое произошло в нашей стране, нам плохую перспективу дает для будущего. И ведь потом имейте в виду, я уже как историк здесь рассуждаю, пандемии типа той, с которой мы встретились, в мире происходили достаточно часто. Мы знаем и страшную черную чуму, которая длилась очень долго и скосила пол-Европы.

— Подкосила Золотую Орду…

Исхаков: Не только. Она, кстати, привела к капитальному преобразованию хозяйственных систем, и на территории Европы капитализм после этого начал развиваться. Цена рабочих рук подскочила. Переворот произошел вследствие пандемии тоже. Поэтому, я думаю, то, что происходит на наших глазах, мы еще просто неспособны оценить, но данная пандемия будет иметь далеко идущие последствия, в том числе в связи с изменением роли информационных систем, больших информационных систем.

Я как человек, участвовавший в переписных делах, в том числе как участник политтехнологический, здесь могу сказать, что сейчас татарские сообщества, которые оказались ответвлены, особенно в башкирской политике, очень сильно сплотились во время переписи благодаря новым информационным системам. Раньше такого не было. Мы не могли так активно взаимодействовать, и вообще механизмов не было таких. А сейчас стало возможным очень быстро выстроиться. Это, кстати, влияет и на политическую деятельность. Та партия, о которой было сказано, в списках которой на выборах в Госдуму я состоял… У нас же ресурсов было очень мало, но мы достаточно грамотно воспользовались информационными возможностями, и не скажу, что мы плохо поработали. Другое дело, как обсчитали результат, но на самом деле информационные системы можно использовать и для политической деятельности сейчас, отчетливее видно просто.

И потому новое состояние, которое наступает, несомненно, повлияет и на будущее в целом российского общества, и на татарстанское общество тоже, думаю. Что касается татарстанского сообщества, я скажу, что те изменения, которые происходят на наших глазах, под давлением федерального центра, эта вот последняя законодательная инициатива, в том числе ликвидирующая пост президента, они, конечно, во-первых, выполняются очень грубо, во-вторых, совершенно недальновидно. Что касается ликвидации поста президента Татарстана, я обращаю внимание на то, что… Хотя речь уже идет больше о символическом капитале, но мы живем в таком обществе, где символический капитал играет очень важную роль.

Вот смотрите: президента Татарстана выдвигают на передовые роли, для того чтобы он реализовывал контакты с мусульманским миром.

— Тюркским и мусульманским.

Исхаков: И вот сейчас его на наших глазах унижают, и после этого как он будет смотреть в глаза того сообщества, с которым должен по указанию самого Путина взаимодействовать? Это вообще-то нонсенс. Я думаю, что это очень плохой ход. Я могу привести еще один пример, когда в 2017 году татарстанский парламент не выступил в поддержку родных языков, сразу зарубежные татары, преимущественно живущие в Средней Азии, их там много, сказали, что наш авторитет резко упал.

— А это «мягкая сила» России по большому счету?

Исхаков: Да, естественно. Получилось, что мы сами себя попинали в такой ситуации. И вот поэтому я считаю, что данные преобразования на самом деле очень многоплановые, и когда принимается во внимание только одна сторона — во что бы то ни стало вертикаль построить, — думаю, что это ошибочный ход. И последствия еще будут пожинать долго. Я считаю, что это совершенно неожиданные вещи, которые вообще не просчитываются.

Вот смотрите, сейчас фактически низовой уровень муниципальной власти привязали к государственной структуре, к чему это приведет в социальном плане? В деревнях останется только староста, который будет работать на общественных началах. Ему же никто подчиняться не станет. Между тем даже в сельском поселении есть масса работ, которые должны на государственном уровне регулироваться, теперь так фактически получается. И вот таких вещей там очень много заложено. Об этом никто не говорит, в том числе депутаты почему-то молчат на данную тему, а уже вертикаль встраивается в самое ядро.

И еще что хочу сказать, уже как представитель всемирного конгресса татар. Когда у нас проводятся очень серьезные изменения, то социальные последствия, в том числе имеющие этнический разрез, очень плохо просчитываются. Вот, например, так кажется, что чисто экономически объединение ТАИФа и СИБУРа выгодно.

— Поглощение одной стороной, наивно говорить об объединении.

Исхаков: Нет, у меня как раз никакой наивности нет, я даже думаю, что руководители ТАИФа не имели просто никакой возможности сопротивляться, им просто было сказано воссоединиться, и все. И в такой ситуации, конечно, говорить, что мы от этого что-то выиграем, весьма проблематично. Но хорошо, хозяева удаляются все дальше и дальше от мест, где народ работает, и после этого как народ будет смотреть на этих хозяев? Классический пример — это когда возникла крупная аграрная корпорация в Татарстане, в некоторых селах перестали проводить Сабантуй, потому что хозяева сказали: «Это не нужно, мы денег давать не будем для этого дела», но народ-то живет в конкретной жизни. Вот этот момент если ты не учитываешь, то у тебя потом проблемы начинают возникать на низовом уровне.

То есть происходит отрыв вот этих хозяев от реальной, нормальной народной жизни. Пока хозяева ТАИФа сидели здесь, на них как-то можно было повлиять, хотя это трудное дело, а когда они вообще оторвались, как в космос ушли, как ты будешь влиять на такую ситуацию? Еще мы увидим, думаю, в этой системе сокращение кадров произойдет, причем сокращаться начнут местные кадры. Мы уже знаем, что сибуровцы с собой привезли определенных руководителей, которые вытолкали другие кадры и так далее. Это, в общем-то, многоплановое дело. Потому на такую сторону тоже надо обращать внимание.

И даже когда говорят, что вот, у нас нехватка рабочих рук, это серьезная проблема. Я уже посмотрел, там нехватка не нехватка, а ведь… Я вот это помню по прежним годам, мы очень много учителей производили в пединститутах, которые потом в 90 процентах случаев в школу не шли просто. Может быть, у нас кадров не хватает только потому, что неправильно готовим их? Наверняка есть запасы в этой части, но мы хотим вот и в Средней Азии быстрее людей искать.

Завершая, хочу сказать как представитель татарского сообщества, который взаимодействует во всем российском пространстве с татарами, что татары вообще крайне отрицательно отнеслись, во-первых, к этим новшествам, к ликвидации поста президента. Везде, где встречаюсь, отношение татар к российским властям ухудшилось, однозначно могу сказать.

— И на пустом месте буквально…

Исхаков: И к тому же отблеск получили и некоторые представители нашего общественного движения, в частности, игры Ильдара Гильмутдинова, главы федеральной татарской автономии, когда было непонятно, за что он выступает, потом все-таки проявилось все это.

Создали такую ситуацию, когда целый ряд глав автономий к нам же обратились и сказали, что Гильмутдинова надо убирать оттуда. Потому что, будучи одним из лидеров татар, он так себя вел, совсем неприлично, и вообще он потерял свое лицо. Поэтому в данных процессах, в которых мы вынуждены участвовать, на самом деле есть этнонациональные элементы, и на них надо обращать особое внимание, потому что это на политическую действительность также влияет.

Олег Коробченко: «Самое страшное, мне кажется, когда мы делаем выбор больше в сторону политики, чем экономики» Фото: «БИЗНЕС Online»

Олег Коробченко: «Надо делать не глобальные, огромные заводы, чтобы мы были неинтересны федералам»

— Олег Владимирович Коробченко, взгляд из Набережных Челнов, ваши итоги года.

Коробченко: Самое страшное, мне кажется, когда мы делаем выбор больше в сторону политики, чем экономики… Вот Китай — он, можно сказать, политикой почти не занимается. Он занимается только экономикой. Китай не втянут ни в одну войну, у него полностью все заточено только на экономику. Когда много денег, можно заняться политикой. Мы сосредоточены на политике, а не экономике.

Сравните, например, автомобильные рынки. Наши рынки вообще очень сильно сжимаются. Если посмотреть статистику 2020 года, у нас в России грузовиков продано было около 90 тысяч. Взять Китай — у них больше 2 миллионов грузовиков реализовано, экономика растет гораздо быстрее и эффективнее. У нас на сегодня весь рынок связан, больше половины импорт, хотя должно быть наоборот. Мы сейчас настолько зависим от импорта, вот Марат Гадыевич говорил, что нам нужно самодостаточность нашей страны повышать, а мы ее, наоборот, загоняем в непонятно какие рамки. Наш автопром не может дать стране автомобилей столько, сколько требуется отраслевикам.

Сейчас многие отрасли развиваются, хорошо, слава богу, у нас стройка идет, везде кипит, стройматериалов катастрофически не хватает, машин не хватает. А элементарно в Тайване производитель микрочипов не может обеспечить наш автопром, и из-за какой-то мелочи у нас простаивает производство. Не то что простаивает — не может собрать нужное количество. Но что нам в минпромторге отвечают на такие вопросы: «Ребята, у них дешевле, мы будем там покупать». Я им говорю: «Аккумуляторы мы можем делать качественнее, но получается дороже, мы не можем конкурировать с импортными». Мне там отвечают: «Ну ладно, будем импортное покупать». О какой самодостаточности можно утверждать, если у нас на уровне замминистра в минпромторге России такие вещи говорят? Хотя к самодостаточности нужно стремиться, и сейчас вся экономика у нас настолько благосклонно настроена. Когда доллар поднялся, наше сырье стало самым востребованным во всем мире. Да, подняли доллар, сырье востребовано, ограничьте экспорт. Мы же все подряд начали вывозить на экспорт. Сельское хозяйство оказалось в засаде.

— Удобрения те же…

Коробченко: Из-за того, что семечку целиком вывезли, мы остались без жмыхов — это корма, основа молока. Экспорт нужно закрыть или ограничить и взять под контроль государства.

Наша промышленность сидит без металлов. Когда я в минпроме сказал, что дефицит свинца, цветных металлов, они говорят: «Как? Везде есть». Да, есть, но они дороже рынка LME (Лондонская биржа металлов). Мы покупаем здесь, у себя внутри, в стране, свое сырье дороже, чем на рынке LME на Западе. Ну это же неправильно. Наши переработчики, производители становятся неконкурентоспособными, а нам нужно в государстве создавать экономику самодостаточности.

Я много раз говорил о том, что надо зайти в обычный «Леруа Мерлен», «Мегастрой». Там 70 процентов продукции полностью импортной. Мы можем проанализировать, что мы потребляем, какие товары импортируем, что нам нужно произвести. Надо делать не глобальные, огромные заводы, чтобы мы были неинтересны федералам. А создавать небольшие фермы, заводы в регионах, у нас в районах, производить простые вещи. Мы на товарах, простых вещах можем выстроить экономику всей республики и вообще региональную экономику не только у нас, но и во всей стране. Нам нужно, чтобы все наши регионы были самодостаточны, хотя бы закрывали все свои потребности. А у нас больше 70 регионов дотационных. Конечно, мы так ничего не выстроим. Сейчас элементарно мелкие производители, бизнесмены не хотят становиться более крупными, не хотят заводить себе якоря, строить какие-то заводы, инвестировать в долгосрочные проекты, потому что боятся.

У нас сейчас политика преобладает над экономикой. Малым и средним предприятиям не дают условия, которые хотелось бы. О кредитах я не говорю. Мы не можем производить товары конкурентные по цене относительно импортных, это очень большая проблема. Потому есть очень много программ, и Марат Гадыевич говорил о повышении производительности наших работников. Нужно по двум направлениям идти. Проще привезти людей из других регионов, где они есть, с зарплатами в 25–30 тысяч. Конечно, и производительность надо улучшать. То, что в этом году сделали по зарплатным налогам большую налоговую скидку и сейчас мы платим 15 процентов, — это, конечно, замечательно.

— Это в прошлом году сделали.

Коробченко: Да, но с прошлого года она так и идет. Это очень сильно поддерживает, и мы становимся более конкурентоспособными, и наши товары. На последней встрече с премьер-министром России я хотел сказать ему: давайте вообще отменим налоги. Он отреагировал очень ярко, когда предложение я ему сделал. Татарстан самодостаточный, он сказал, у вас там и так все хорошо, нужно начинать, может быть, с регионов дотационных. Но нам необходимо менять налоговую нагрузку. Надо снижать налоговое бремя, чтобы наши производители, наши производственники со своими товарами стали конкурентными. У нас в каждом товаре на всех этапах передела идут огромные проценты налогов. Более 50 процентов, если три этапа передела, сидят налоги. 

В Китае у МСБ вообще нет налогов, только при экспорте. Поэтому, я считаю, сейчас на рынке у нас есть огромная возможность, огромный потенциал выстрелить и сделать нашу экономику растущей, но нужно правильно, грамотно сейчас выстроить все отношения. Государству необходимо зарабатывать на экспорте, а не на налогах. МСБ вообще надо освободить от налогов.

— У меня один уточняющий вопрос: как чувствует себя малый и средний бизнес в Закамском регионе, Набережных Челнах и окружающей агломерации?

Коробченко: Все, что касается реального сектора производственников, как вот сейчас предыдущие ораторы сказали, у нас заказов на самом деле огромное количество. Строительный рынок растет, материалы, машиностроение, все работает, слава богу, все хорошо. Да, тяжело сейчас нашим рестораторам, нашим отельерам, там, конечно, идет проседание. Но у реального сектора, у производителей, жизнь к концу года наладилась, я считаю, что идет хороший рост. Сейчас бы еще поддержали с металлами наши министерства и руководители, сделали бы запрет на вывоз или квотированный вывоз…

— На сколько процентов, допустим, металл вырос по цене? Вы же одни из потребителей запчастей и так далее.

Коробченко: Ну вот у нас свинец вырос на 70 процентов. Металл черный вырос в 2,5 раза.

— Идет же фактически гиперинфляция. И это дисбаланс экономики. К чему приведет дисбаланс, большой вопрос.

Коробченко: Это жадность производителей.

Артем Прокофьев: «О какой мобилизации мы с вами можем говорить, если у нас половина молодежи, больше половины даже, хочет уехать из страны?» Фото: «БИЗНЕС Online»

Артем Прокофьев: «Холодильник в умах граждан победил телевизор»

— Артем Вячеславович Прокофьев, новоиспеченный депутат Госдумы, представитель Татарстана во фракции КПРФ. Ваши итоги года.

Прокофьев: Сегодня такое обсуждение, я даже для себя несколько вещей пометил, очень разный взгляд, такая интересная у вас подборка экспертов.

Я могу сказать, конечно, если брать главные итоги 2021 года для России, что холодильник в умах граждан победил телевизор. Мы говорили, что к этому процессу придем, и здесь не только вопрос последних событий, связанных с коронавирусом, обострением экономического кризиса, но и о том процессе, который длился с 2014 года, — падении реальных доходов населения. В то же время мы знаем с вами, что деньги в стране есть, об этом говорят параметры бюджета Российской Федерации, объем фонда национального благосостояния, который достигает 14 триллионов, а скоро, если вот такими темпами он продолжит расти, то будет сопоставим с бюджетом. У нас с вами профицитный бюджет, напомню.

При этом страна, вы знаете, находится в тяжелом положении, вот здесь звучало уже, что люди действительно находятся в непростом положении. Знаете, здесь я только от господина Коробченко услышал, что как-то все хорошо, что-то там растет. Я со всеми общаюсь, все обращения, которые мы получаем, во многом беспросветные. То есть проблема не только в том, что мы в экономическом кризисе, а в той апатии, пессимизме, которые сегодня доминируют в нашей стране. И это, я считаю, дополнительная тревога, с учетом того, что мы находимся на пороге мировых потрясений. Все, наверное, чувствуют, это буквально витает в воздухе.

О какой мобилизации мы с вами можем говорить, если у нас половина молодежи, больше половины даже, хочет уехать из страны? То есть мобилизация, попытка запугать нашу страну Западом, выглядит вдвойне нелепо, если мы посмотрим на настроения, которые царят среди нашей молодежи.

Коронавирус. Я считаю, что здесь главный итог — это обострение экономических противоречий, которые до этого уже накапливались. Сейчас это стало всем очевидно, произошли разрывы в экономических цепочках, и буквально вот эти локдауны, пусть на небольшие сроки, существенно повлияли на всю экономику. Мы видим огромный неконтролируемый рост цен. Вместе с тем я считаю, что ресурсы в центральных банках в мире во многом исчерпаны. И когда случился вот этот кризис, связанный с наступлением коронавируса, локдауны, все думали, что вот это он и есть, тот самый кризис. Но, по сути, мы получили, наоборот, такую передышку перед тем, что в перспективе может ожидать. Все из-за ситуации, которая сложилась с тем, как себя вели центральные банки всего мира последние годы, и отсутствие экономического роста, и при этом инфляция, и отсутствие инструментов, чтобы на это повлиять.

Не знаю, чем это, конечно, закончится для всех нас, но наша страна находится в очень уязвимой позиции с учетом того положения, которое она сегодня занимает в мире как поставщик энергоресурсов, и с учетом состояния нашей экономики в целом, нашего внутреннего рынка, возможностей граждан, вот этого затянувшегося падения реальных доходов населения, которое власть никак не может прервать.

Позиция нашей партии, наверное, вам известна, что мы против введения QR-кодов, ограничений, но КПРФ часто пытаются представить как каких-то махровых антиваксеров, это не так. КПРФ не против вакцинации, а против принуждения и необоснованных ограничений.

— Фактически вы Владимира Путина поддерживаете. Это же позиция Путина, что принудительной вакцинации не должно быть, правильно?

Прокофьев: Да, кстати, Путин декларирует именно такую же позицию. КПРФ как раз и понимает, что прививки — это фундамент профилактической медицины, но вопрос к той политике, которую сегодня ведет наше государство. Есть вопросы, которые были обозначены, и вопросы депутатского корпуса, когда рассматривался законопроект о введении QR-кодов, и в словах Алексея Куринного, который выступал от КПРФ на заседании Государственной Думы. Вопрос: почему ограничивают переболевших? По данным, которые озвучивала Голикова на заседании, из тех, кто уже переболел, болеет менее 1 процента. То есть если мы даже сравним с вакцинами, которые у нас применяются, то там возможность заболеть на порядок больше. Зачем у нас тогда ограничивают переболевших? Ответа понятного мы не получили.

Когда у нас проводился круглый стол КПРФ в Государственной Думе, выступал академик Виталий Зверев. Микробиолог знаменитый, занимается борьбой с вирусами, он говорит, как я понял из его выступления, что не требуется прививать переболевших. Он утверждает, что не требуется прививать детей. Но у нас такие опять-таки ведутся разговоры. Ответа, почему тогда власть это требует, мы досконального, понятного не получили. Если мы хотим пресечь в стране инфекцию, то наличие отрицательного результата ПЦР-теста — более показательная история, потому что мы знаем, что привитые могут быть переносчиками инфекции. Почему же тогда речь идет об ограничении тех, кто имеет свежий результат ПЦР-теста? Непонятная тоже история. Почему не допускаются зарубежные вакцины? То есть вопрос: в чем причина? В престиже только нашей страны? Если нас спрашивают: «Почему вы говорите о каких-то там ограничениях? Даже одна жизнь бесценна». Бесспорно, но почему тогда, если есть люди, которые готовы привиться зарубежной вакциной, нельзя ее допустить? Непонятно.

И самый ключевой вопрос, который прозвучал от нас тоже, на него Голикова, я считаю, не ответила. Если введение ограничений и принуждение к вакцинации по рекомендации ВОЗ, и мы следуем и говорим об этом, то почему ВОЗ при этом не признает наши вакцины? То есть странно — мы следуем рекомендациям ВОЗ по тому, чтобы принудить людей к вакцинации, та же самая ВОЗ не признает наши вакцины, которыми мы прививаем людей.

И, самое главное, позиция КПРФ по вакцинации в том, что надо комплексно подходить к этому вопросу. У нас действительно ковид распространяется как пожар по сухой траве, и здесь вопрос в состоянии первичного звена. Должно быть хронологическое расследование каждого случая заболевания, чтобы пресечь цепочку распространения. По сути, сегодня первичное звено этого не обеспечивает. Необходимо лечение, массовое тестирование. То есть те страны, которые вводят ограничения и эффективно могут остановить вспышки коронавируса, применяют массовое тестирование. У нас фактически это в масштабе не реализовано. Это и подготовка резервов, и возможности нашей страны.

До смешного… Это не смешно на самом деле, это очень грустно, даже трагично. У нас даже кислород, которого возник дефицит, выпускают в нашей стране две зарубежные компании. Ну это же абсурд, это о многом говорит. Потому КПРФ, конечно, предлагает действенные меры для борьбы с коронавирусом, но при этом против бессмысленных ограничений. Ограничения могут быть только соразмерны угрозе, реально действенными, обеспеченными объективными данными об их эффективности, и на ограниченный период.

Ильдус Янышев: «Мы пока деятельность экологов воспринимаем как заботу о лесах, исчезающих видах животных, борьбе с мусором» Фото: Сергей Елагин

Ильдус Янышев: «Цель любой вакцинации — это появление антител в организме. Если они есть, зачем прививать человека?»

— Наш первый круг ответов завершает Ильдус Ахтямович Янышев, который не только известный предприниматель в области безопасности, но еще и почетный член совета ассоциации малого и среднего бизнеса, одной из крупнейших ассоциаций. И член совета директоров клуба «Ротари», по сути, тоже ассоциации предпринимателей?

Янышев: Это ассоциация не только предпринимателей. «Ротари» — это международная сеть клубов, решающая гуманитарные и экологические задачи по всему миру. Мы объединяем и представляем в каждом городе срез всего общества, среди нас есть и ученые, педагоги, врачи, музыканты и даже философы…

— В любом случае у вас уже не только татарстанский, но и такой глобальный взгляд. Наверняка вы активно со многими общаетесь.

Янышев: Я себе позволю следующий контекст и взгляд внести в нашу дискуссию. Здесь уже говорилось о том, что, помимо пандемии, существует более важная, с моей точки зрения, проблема — это проблема сохранения окружающей среды и вообще жизни на нашей планете. Это стало важнейшей темой обсуждения политиков самого высокого уровня и оказывает влияние не только на экономику. И вот это словосочетание «зеленая повестка», или ESG, когда крупные предприятия, корпорации выстраивают свою производственную деятельность в соответствии с экологическими, социальными принципами ответственного управления, накладывает отпечаток в том числе и на российскую экономику. Мы пока это чувствуем на уровне республики, малого и среднего бизнеса незначительно, но, как говорится, «когда петух клюнет, будет уже поздно». Буквально недавно я услышал новость о том, что Евросоюз перестал покупать говядину у крупнейшего поставщика из Бразилии только потому, что телята там выращиваются на полях после вырубки тропических лесов, «легких» всей нашей планеты, и Евросоюзу это не нравится. То есть рынок требует совершенно других методов ведения бизнеса.

И в этом году я внимательно следил за ходом климатическогo саммита COP26 в Глазго, мне посчастливилось поучаствовать благодаря онлайну в форумах по устойчивому развитию, которые проводили банки «ВТБ», «Сбер», холдинг «РБК», в том числе и энергетический форум на «Казань Экспо», где «Татнефть», например, представила свою экспозицию как экологически ответственная компания. Они представили полностью «зеленый» стенд, ничего о производстве, а только о том, что они высаживают деревья, перерабатывают пластик, который является результатом их хозяйственной деятельности.

Но мое восприятие того, что там происходило, конечно, неоднозначно, потому что трудно представить нефтегазовых генералов, которые будут наступать на горло собственной песне. То есть пчелы не могут быть против меда. Но тем не менее эта повестка звучит, и не в силу доброй воли, она продиктована тем самым принятым в Евросоюзе углеродным налогом, который России, по разным оценкам, встанет в сумму от 6 миллиардов до 50 миллиардов долларов, в зависимости от сценариев развития. И то, что сейчас газ в цене скакнул за 1 тысячу долларов, — это всего лишь временная такая инъекция в нашу экономику, которая очень тяжело нам отдастся в будущие годы, когда Европа научится использовать на самом деле альтернативную энергетику и снизит реальное потребление углеводородов.

Я благодарю «БИЗНЕС Online», кстати, который в этом году уделил теме экологии, «зеленой» и циркулярной экономике большое внимание. В том числе и здесь присутствующие члены дискуссии обращали на это свое внимание. Почему данному вопросу надо уделять максимум внимания? Потому что для меня мир сейчас уже представляется все-таки местом для сотрудничества, нежели для соперничества. Потому что если мы данный подход не переделаем, если мы продолжим конкурировать, то для этого, очевидно, будут хороши все доступные средства и будут использованы все имеющиеся природные ресурсы. А это прямая дорога к глобальному истощению, катастрофе. И альтернативы этому нет. И недостатки глобального мышления и подходов в решении задач мы увидели на примере борьбы с той же пандемией.

Артем Вячеславович говорил, что в мире идет борьба вакцин, когда каждая держава пытается свою вакцину продвинуть, хотя, конечно, борьба с пандемией была бы намного успешнее, если бы мир действовал согласованно, как единый социальный, экономический и политический механизм. Эта перспектива, возможно, кажется некоторым фантастической, удаленной, но тем не менее наша организация «Ротари» в числе других международных институтов является строителем такого сознания как минимум, инициатором реализации глобальных проектов, которые приближают нас к идеалу, когда планета Земля будет местом сотрудничества, а не губительного соперничества.

И, переходя к России, я думаю, что недалек тот день, когда министерство экологии будет трансформировано в министерство устойчивого развития. Мы пока деятельность экологов воспринимаем как заботу о лесах, исчезающих видах животных, борьбе с мусором. Пора ставить вопрос о том, что экономика должна развиваться так, чтобы одновременно решать социальные проблемы вроде неравенства и бедности и при этом не ухудшать состояние окружающей среды, оставить ее пригодной для жизни нашим потомкам. Однозначно, что экологические приоритеты должны быть выше экономических. Я считаю, что это более значимый институциональный подход к сохранению окружающей среды и нашему будущему. Я думаю, что Татарстан здесь может быть первенцем, у нас все-таки «Татнефть» в этом отношении некий такой драйвер. И мы, возможно, перейдем к такой инновационной модели управления всем блоком устойчивого развития.

По поводу вакцинации тоже хотел бы сказать, что, во-первых, я не верю статистике ни по числу вакцинированных (потому что мы знаем, что есть лже-QR-коды), ни по количеству заболевших (потому что сам переболел, слава богу, в легкой форме, и нигде в статистике это не было отражено, и то же самое с моим окружением).

— Роспотребнадзор говорит, что сомнительно, и не подтверждает, правильно?

Янышев: Да. Или у меня в одной семье (муж, жена) один, по учетам, переболел ковидом, другой непереболевший, не дали такую справку. Ну абсурдно, то есть это просто профанация, потому я делаю такие выводы.

— И профанация, и преступление по большому счету.

Янышев: Я не могу назвать преступлением, не видя должностных лиц.

— Обман же.

Янышев: На каком-то уровне обман, а на самом низовом просто халатность, которые никак не оправдывают сам факт кривизны статистики и, соответственно, меры, которые потом по ним принимаются. Точно так же, как и трудно верить в статистику касательно инфляции. Она абсолютно не отражает рост потребительских цен.

Поэтому по вакцинации тоже есть очень четкое разумное предложение. Цель любой вакцинации — это появление антител в организме. Если они есть, зачем прививать человека? Глупо. Тем более делать это в такой добровольно-принудительной форме, как у нас привыкли со времен СССР. И, конечно, я соглашусь с Артемом Вячеславовичем, что необходим рынок, когда люди будут доверять тому продукту, который им более близок. Мы же знаем, какое количество людей уезжает сейчас в Сербию, Хорватию для вакцинации тем препаратом, которому они доверяют или который им нужен. И вот эта либерализация вызовет, мне кажется, больше доверия, как раз все пойдет по пути того самого сотрудничества, о котором, в общем-то, я говорю как о некоем желаемом идеале.

По поводу тех мер, связанных с так называемой в кавычках «защитой населения», которые практически вылились в меры по ограничению бизнеса. Ну совершенно  абсурдно ограничивать деятельность предприятий общественного питания, оставляя то же железнодорожное и авиасообщение, когда контактность там в разы больше, нежели за столом, за которым сидит одна семья или друзья, которые уже общались без масок до входа в ресторан или магазин. Я понимаю, что это такой механизм общественного принуждения к вакцинации, но, мне кажется, не самый удачный, потому что издержки, цена этого — разорившиеся компании,  безработица, увеличение кредитной нагрузки и так далее.

Я считаю, что реально государство предприятиям малого и среднего бизнеса помощи никакой не оказало. Хотя бы взять те самые муниципальные налоги на имущество. Если торговый центр, ресторан закрыт или потерял большую часть выручки, то о каком налоге может идти речь? Откуда владелец торгового центра возьмет средства на налоги? Притом что мы видим, количество или качество расходов на государственное управление не сокращается. Можно было бы налоги реально сократить, а не предоставлять отсрочки и льготные кредиты и показать одновременно пример того, что мы тоже принимаем меры к сокращению расходов на управление, те же премиум-иномарки не покупать, о которых вы пишете часто. И в связи с этим, конечно, запрос на справедливость в нашем обществе не разрешен. Он только усугубляется. А это у нас в России основная национальная идея и в то же время основная движущая сила деструктивных процессов в сознании масс, которая требует своего разрешения. Потому работать в сторону гармонизации общества крайне необходимо. Убирать все моменты, которые вызывают недоверие, — это «кривая» статистика, неразумные решения по вакцинации и «куаризации», нелогичные ограничения для бизнеса и много других вещей.

Окончание следует