«Никому нет дела до крупнейшего в стране собрания исламских рукописей, стоящего, без сомнения, в одном ряду со знаменитыми европейскими коллекциями в Лейдене, Берлине и Вене», — пишет историк, ассистент-профессор Амстердамского университета Альфрид Бустанов, имея в виду уникальные фолианты восточного сектора университетской библиотеки. Он уверен, что их серьезное изучение может послужить триггером для развития татарского языка, а также выработки новых концептуальных подходов к татарской истории.
Альфрид Бустанов: «Я вижу пять перспективных направлений, связанных с изучением рукописей восточного сектора, а через них — прошлого всего татарского народа»
КАЖЕТСЯ, ИСТИННУЮ ЦЕНУ ЭТОМУ СОБРАНИЮ, СКЛАДЫВАВШЕМУСЯ НА ПРОТЯЖЕНИИ ДВУХ СТОЛЕТИЙ, ЗНАЮТ ЛИШЬ ИНОСТРАНЦЫ
1960-е годы… В деревянной избушке пожилая старушка в платке со слезами на глазах перебирает древние книги… Остатки былой роскоши — это все, что удалось сберечь. Приехавшие из Казанского университета студенты и их руководитель Миркасым Усманов с благодарностью принимают фолианты, фиксируют на них имена дарителей и помещают на хранение в Научную библиотеку… Некогда бурлившая научная жизнь в восточном секторе университетской библиотеки теперь практически остановилась. Крупнейшее в нашей стране собрание исламских рукописей, насчитывающее порядка 20 тыс. единиц, погрузилось в безвестность. Ежегодные экспедиции отныне проводятся на общественных началах, а подробное изучение бесчисленных текстов XII–XX веков практически не ведется.
Ситуация шокирующая. Наверное, только татарский народ может позволить себе такую роскошь — держать сокровищницу мирового культурного наследия на уровне городской свалки. Кажется, истинную цену этому собранию, складывавшемуся на протяжении двух столетий, знают лишь иностранцы: ежегодно с рукописями работают ученые из Европы и США, а затем пишут диссертации и статьи на английском языке. Спасибо им, хотя бы так слава татарской книжности остается в научном поле.
А что если бы все было иначе? Что такого общественно важного можно сделать на основе этой молчаливой груды обуглившихся книг?
Количество здесь — явное преимущество. Для сравнения: в Махачкале хранится порядка 3 тыс. арабских рукописей. 10 тыс. — в Институте восточных рукописей в Санкт-Петербурге (тыс. 2 из них — татарские). Очевидно, что коллекция восточного сектора существенно превосходит их и продолжает пополняться. Плюс к этому благодаря экспедициям здесь собраны не только частные библиотеки татарских интеллектуалов Казани, но и рукописи изо всех без исключения мест проживания татар в России. Иными словами, мы имеем большие данные (big data) и покрытие обширного пространства на протяжении целого ряда столетий.
На этой основе я вижу пять перспективных направлений, связанных с изучением рукописей восточного сектора, а через них — прошлого всего татарского народа. Если говорить шире, то и всех народов Центральной Евразии. Я вижу эти задачи как движение от конкретного материала к наблюдениям концептуального плана.
Образец татарской каллиграфии XIX века
ИНТЕРЕСНО БЫЛО БЫ ИЗДАТЬ ЛИЧНЫЕ ПИСЬМА РИЗЫ ФАХРЕТДИНОВА, ГАЛИМДЖАНА БАРУДИ И ДРУГИХ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ
Первое. Обзор всех рукописей. Здесь не нужны подробности, только название, автор, место и время переписки, источник поступления. Такой реестр позволит увидеть с высоты птичьего полета весь спектр татарской книжности в том виде, как он до нас дошел. В этом направлении уже немало сделано: первые описания появились еще в 1920-е и 1930-е, но они не были изданы. Этот задел облегчает нашу задачу. Тем более что есть подробные каталоги А.А. Арслановой, М. Идиятуллина и А.С. Фатхи. Без этого первого этапа невозможна дальнейшая работа. Мы просто не знаем всего того, что у нас есть, поэтому нужен полный обзор всего собрания. Если сами не справляемся — можно пригласить коллег из других регионов и даже из зарубежья.
Второе. Реконструкция частных библиотек. На сегодняшний день описание библиотеки Зайнап Максудовой остается единственным подробным исследованием частной татарской библиотеки рукописей. В восточном секторе хранятся рукописи Галимджана Баруди, Шихабутдина Марджани, Мухаммад-Наджипа Тюнтяри, Саида Вахиди, Хасан-Гата Габаши и многих других. Все их книги разбросаны в разных местах и не осознаются как части единого целого. В восточном секторе имеются списки некоторых из этих частных собраний, что позволяет соотнести то, что сохранилось, с тем, что было раньше. Фокус на частных собраниях, их истории и репертуаре позволит точно говорить о личных пристрастиях коллекционеров, их внутреннем мире и литературных вкусах. Сейчас же наши знания в этой области близки к нулю. Особенно интересно было бы посмотреть на книжную полку «обычных людей», тех, кто не отличился написанием научных трактатов, но любил книги всей душой.
Третье. Мир татарских медресе. Дело в том, что большинство наших рукописей является результатом обучения в медресе: преподаватели и студенты переписывали или заказывали рукописи, нужные им в учебе. В конце многих рукописей переписчики оставляли ценные сведения: свое имя, часто с генеалогией чуть ли не в 10 поколений, имя преподавателя, место и время переписки. Если систематизировать сведения из тех 20 тыс. рукописей, что у нас есть, то мы получим подробную динамику развития исламской учености в Российской империи XVII – первой четверти XX веков. В идеале это интерактивная карта со всеми известными медресе и привязанными к ним рукописными текстами. Когда и где были популярны труды ал-Газали? Когда начали переводить Са‘ди на татарский язык? Везде ли был популярен персидский язык и когда он выходит из употребления? Ответы на эти и другие вопросы станут железобетонными фактами, способными существенно изменить то, как мы видим сейчас историю ислама в России.
Лакированный переплет среднеазиатской рукописи XIX века
Четвертое. Издание отдельных памятников. Содержательно, восточный сектор вполне может позволить себе книжную серию в каком-нибудь престижном издательстве — комментированные издания и исследования по отдельным сочинениям. Например, сочинение «Таварих-и Алты Алта» Мухаммад-Фатиха ал-Илмини было подробно изучено американским историком Алленом Франком, но осталось неизданным ни в России, ни за рубежом. Своего часа ждет татарско-арабско-персидский словарь Мухаммад-Карима ал-Булгари (другой список-близнец нашей рукописи хранится в Британском музее!). Медицинские трактаты, этические наставления, богатейшая поэтическая традиция — все это с нетерпением ждет своего часа. Интересно было бы издать личные письма Ризы Фахретдинова, Галимджана Баруди и других интеллектуалов. Поверьте, читать их интересно даже простому обывателю.
Пятое. Внутренний мир человека. На страницах наших книг очень много разных эмоций, да и сами они заставляют своих хранителей и читателей испытывать целый спектр чувств. Часто в семейных архивах рукописи окружены сакральной аурой, вне зависимости от их содержания. Страдания от любви и ненависти, чувство триумфа и зависть, сожаление о судьбе народа и меланхолия. Все эти переживания имеют свою историю: изменялись слова, их описывающие, да и содержание этих слов тоже не оставалось прежним. Собственно, для написания подробной истории чувств в татарской среде нет других источников, кроме рукописей. Без такой работы сложно говорить о том, что же такое татарская культура в XXI веке.
НИКОМУ НЕТ ДЕЛА ДО КРУПНЕЙШЕГО В СТРАНЕ СОБРАНИЯ ИСЛАМСКИХ РУКОПИСЕЙ
Очевидно, что все эти направления послужат серьезным триггером для изучения и развития татарского языка, выработки новых концептуальных подходов к татарской истории и достойного представления татарского культурного наследия на международном уровне. Если переводить — то сразу на английский, если рассказывать — то потенциально всем людям на земле и будущим поколениям.
Арабская рукопись из медресе дер. Ялгаш в Пензенской области, 1837 год
Разумеется, все рукописи должны быть оцифрованы и бо́льшая их часть — в открытом доступе. Разумеется, все рукописи должны быть продезинфицированы и отреставрированы. Разумеется, должна быть активная молодежь, горящая стремлением дать нашему прошлому надежду на будущее. Ведь достаточно немного финансового стимула, эмоционального драйва и веры в общее дело — моментально вокруг наших рукописей соберется актив, способный не столько ковыряться в частностях, сколько выходить на концептуальный разговор и обращаться к широкой аудитории. Потенциально это точка сборки для смыслов, уходящих далеко за пределы республики.
Несмотря на то что в Казани сосредоточены очень серьезные ресурсы, никому нет дела до крупнейшего в стране собрания исламских рукописей, стоящего, без сомнения, в одном ряду со знаменитыми европейскими коллекциями в Лейдене, Берлине и Вене. Тем не менее я глубоко убежден, что стоит лишь повернуться лицом к нашим национальным богатствам, они вернут в избытке все вложенные инвестиции.
Да, что-то из этих больших задач под силу одному человеку. За несколько десятилетий можно сделать и реестр всех рукописей, и написать пару качественных исследований. Тут, как говорится, надо жить долго. Обычно изучение татарского прошлого — это индивидуальный подвиг, скорее всего, не оцененный современниками. Однако, чтобы получить синергетический эффект здесь и сейчас, когда мы так нуждаемся в смысловой перезагрузке, чтобы открыть новые перспективы в диалоге с международной наукой, нужен основательный подход при поддержке власти и бизнеса.
Забота об уникальном рукописном собрании — дело не только Республики Татарстан. Сохранность, пополнение и международная презентация этого собрания являются ответственностью всего татарского народа. Наши благочестивые предки сберегли для нас данные сокровища, чтобы мы смогли извлечь из них пользу для будущих поколений. В первую очередь эта ответственность касается ученых, власти и бизнеса. Самый большой риск для ученого — стать ослом, нагруженным книгами. Самый большой риск для бизнесмена — получить наказание в Судный день за стяжательство. Каков же удел правителя, оставившего наследие предков?
Мнение авторов блогов не обязательно отражает точку зрения редакции
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 150
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.