Альфрид Бустанов: «Я вижу пять перспективных направлений, связанных с изучением рукописей восточного сектора, а через них — прошлого всего татарского народа» Альфрид Бустанов: «Я вижу пять перспективных направлений, связанных с изучением рукописей восточного сектора, а через них — прошлого всего татарского народа»

КАЖЕТСЯ, ИСТИННУЮ ЦЕНУ ЭТОМУ СОБРАНИЮ, СКЛАДЫВАВШЕМУСЯ НА ПРОТЯЖЕНИИ ДВУХ СТОЛЕТИЙ, ЗНАЮТ ЛИШЬ ИНОСТРАНЦЫ

1960-е годы… В деревянной избушке пожилая старушка в платке со слезами на глазах перебирает древние книги… Остатки былой роскоши — это все, что удалось сберечь. Приехавшие из Казанского университета студенты и их руководитель Миркасым Усманов с благодарностью принимают фолианты, фиксируют на них имена дарителей и помещают на хранение в Научную библиотеку… Некогда бурлившая научная жизнь в восточном секторе университетской библиотеки теперь практически остановилась. Крупнейшее в нашей стране собрание исламских рукописей, насчитывающее порядка 20 тыс. единиц, погрузилось в безвестность. Ежегодные экспедиции отныне проводятся на общественных началах, а подробное изучение бесчисленных текстов XII–XX веков практически не ведется.

Ситуация шокирующая. Наверное, только татарский народ может позволить себе такую роскошь — держать сокровищницу мирового культурного наследия на уровне городской свалки. Кажется, истинную цену этому собранию, складывавшемуся на протяжении двух столетий, знают лишь иностранцы: ежегодно с рукописями работают ученые из Европы и США, а затем пишут диссертации и статьи на английском языке. Спасибо им, хотя бы так слава татарской книжности остается в научном поле.

А что если бы все было иначе? Что такого общественно важного можно сделать на основе этой молчаливой груды обуглившихся книг?

Количество здесь — явное преимущество. Для сравнения: в Махачкале хранится порядка 3 тыс. арабских рукописей. 10 тыс. — в Институте восточных рукописей в Санкт-Петербурге (тыс. 2 из них — татарские). Очевидно, что коллекция восточного сектора существенно превосходит их и продолжает пополняться. Плюс к этому благодаря экспедициям здесь собраны не только частные библиотеки татарских интеллектуалов Казани, но и рукописи изо всех без исключения мест проживания татар в России. Иными словами, мы имеем большие данные (big data) и покрытие обширного пространства на протяжении целого ряда столетий.

На этой основе я вижу пять перспективных направлений, связанных с изучением рукописей восточного сектора, а через них — прошлого всего татарского народа. Если говорить шире, то и всех народов Центральной Евразии. Я вижу эти задачи как движение от конкретного материала к наблюдениям концептуального плана.

Образец татарской каллиграфии XIX векаФото: предоставлено Альфридом Бустановым

ИНТЕРЕСНО БЫЛО БЫ ИЗДАТЬ ЛИЧНЫЕ ПИСЬМА РИЗЫ ФАХРЕТДИНОВА, ГАЛИМДЖАНА БАРУДИ И ДРУГИХ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

Первое. Обзор всех рукописей. Здесь не нужны подробности, только название, автор, место и время переписки, источник поступления. Такой реестр позволит увидеть с высоты птичьего полета весь спектр татарской книжности в том виде, как он до нас дошел. В этом направлении уже немало сделано: первые описания появились еще в 1920-е и 1930-е, но они не были изданы. Этот задел облегчает нашу задачу. Тем более что есть подробные каталоги А.А. Арслановой, М. Идиятуллина и А.С. Фатхи. Без этого первого этапа невозможна дальнейшая работа. Мы просто не знаем всего того, что у нас есть, поэтому нужен полный обзор всего собрания. Если сами не справляемся — можно пригласить коллег из других регионов и даже из зарубежья.

Второе. Реконструкция частных библиотек. На сегодняшний день описание библиотеки Зайнап Максудовой остается единственным подробным исследованием частной татарской библиотеки рукописей. В восточном секторе хранятся рукописи Галимджана Баруди, Шихабутдина Марджани, Мухаммад-Наджипа Тюнтяри, Саида Вахиди, Хасан-Гата Габаши и многих других. Все их книги разбросаны в разных местах и не осознаются как части единого целого. В восточном секторе имеются списки некоторых из этих частных собраний, что позволяет соотнести то, что сохранилось, с тем, что было раньше. Фокус на частных собраниях, их истории и репертуаре позволит точно говорить о личных пристрастиях коллекционеров, их внутреннем мире и литературных вкусах. Сейчас же наши знания в этой области близки к нулю. Особенно интересно было бы посмотреть на книжную полку «обычных людей», тех, кто не отличился написанием научных трактатов, но любил книги всей душой.

Третье. Мир татарских медресе. Дело в том, что большинство наших рукописей является результатом обучения в медресе: преподаватели и студенты переписывали или заказывали рукописи, нужные им в учебе. В конце многих рукописей переписчики оставляли ценные сведения: свое имя, часто с генеалогией чуть ли не в 10 поколений, имя преподавателя, место и время переписки. Если систематизировать сведения из тех 20 тыс. рукописей, что у нас есть, то мы получим подробную динамику развития исламской учености в Российской империи XVII – первой четверти XX веков. В идеале это интерактивная карта со всеми известными медресе и привязанными к ним рукописными текстами. Когда и где были популярны труды ал-Газали? Когда начали переводить Са‘ди на татарский язык? Везде ли был популярен персидский язык и когда он выходит из употребления? Ответы на эти и другие вопросы станут железобетонными фактами, способными существенно изменить то, как мы видим сейчас историю ислама в России.

Лакированный переплет среднеазиатской рукописи XIX века Лакированный переплет среднеазиатской рукописи XIX века Фото: предоставлено Альфридом Бустановым

Четвертое. Издание отдельных памятников. Содержательно, восточный сектор вполне может позволить себе книжную серию в каком-нибудь престижном издательстве — комментированные издания и исследования по отдельным сочинениям. Например, сочинение «Таварих-и Алты Алта» Мухаммад-Фатиха ал-Илмини было подробно изучено американским историком Алленом Франком, но осталось неизданным ни в России, ни за рубежом. Своего часа ждет татарско-арабско-персидский словарь Мухаммад-Карима ал-Булгари (другой список-близнец нашей рукописи хранится в Британском музее!). Медицинские трактаты, этические наставления, богатейшая поэтическая традиция — все это с нетерпением ждет своего часа. Интересно было бы издать личные письма Ризы Фахретдинова, Галимджана Баруди и других интеллектуалов. Поверьте, читать их интересно даже простому обывателю.

Пятое. Внутренний мир человека. На страницах наших книг очень много разных эмоций, да и сами они заставляют своих хранителей и читателей испытывать целый спектр чувств. Часто в семейных архивах рукописи окружены сакральной аурой, вне зависимости от их содержания. Страдания от любви и ненависти, чувство триумфа и зависть, сожаление о судьбе народа и меланхолия. Все эти переживания имеют свою историю: изменялись слова, их описывающие, да и содержание этих слов тоже не оставалось прежним. Собственно, для написания подробной истории чувств в татарской среде нет других источников, кроме рукописей. Без такой работы сложно говорить о том, что же такое татарская культура в XXI веке.

НИКОМУ НЕТ ДЕЛА ДО КРУПНЕЙШЕГО В СТРАНЕ СОБРАНИЯ ИСЛАМСКИХ РУКОПИСЕЙ

Очевидно, что все эти направления послужат серьезным триггером для изучения и развития татарского языка, выработки новых концептуальных подходов к татарской истории и достойного представления татарского культурного наследия на международном уровне. Если переводить — то сразу на английский, если рассказывать — то потенциально всем людям на земле и будущим поколениям.

Арабская рукопись из медресе дер. Ялгаш в Пензенской области, 1837 г. Арабская рукопись из медресе дер. Ялгаш в Пензенской области, 1837 год Фото: предоставлено Альфридом Бустановым

Разумеется, все рукописи должны быть оцифрованы и бо́льшая их часть — в открытом доступе. Разумеется, все рукописи должны быть продезинфицированы и отреставрированы. Разумеется, должна быть активная молодежь, горящая стремлением дать нашему прошлому надежду на будущее. Ведь достаточно немного финансового стимула, эмоционального драйва и веры в общее дело — моментально вокруг наших рукописей соберется актив, способный не столько ковыряться в частностях, сколько выходить на концептуальный разговор и обращаться к широкой аудитории. Потенциально это точка сборки для смыслов, уходящих далеко за пределы республики.

Несмотря на то что в Казани сосредоточены очень серьезные ресурсы, никому нет дела до крупнейшего в стране собрания исламских рукописей, стоящего, без сомнения, в одном ряду со знаменитыми европейскими коллекциями в Лейдене, Берлине и Вене. Тем не менее я глубоко убежден, что стоит лишь повернуться лицом к нашим национальным богатствам, они вернут в избытке все вложенные инвестиции.

Да, что-то из этих больших задач под силу одному человеку. За несколько десятилетий можно сделать и реестр всех рукописей, и написать пару качественных исследований. Тут, как говорится, надо жить долго. Обычно изучение татарского прошлого — это индивидуальный подвиг, скорее всего, не оцененный современниками. Однако, чтобы получить синергетический эффект здесь и сейчас, когда мы так нуждаемся в смысловой перезагрузке, чтобы открыть новые перспективы в диалоге с международной наукой, нужен основательный подход при поддержке власти и бизнеса.

Забота об уникальном рукописном собрании — дело не только Республики Татарстан. Сохранность, пополнение и международная презентация этого собрания являются ответственностью всего татарского народа. Наши благочестивые предки сберегли для нас данные сокровища, чтобы мы смогли извлечь из них пользу для будущих поколений. В первую очередь эта ответственность касается ученых, власти и бизнеса. Самый большой риск для ученого — стать ослом, нагруженным книгами. Самый большой риск для бизнесмена — получить наказание в Судный день за стяжательство. Каков же удел правителя, оставившего наследие предков?