«Для России железное ограничение по нацпроектам – три-пять штук, не более»

Иван Грачев: «Обычно если я цифры называю, то за ними всегда стоят какие оценки, какой-то подсчет» Фото: «БИЗНЕС Online»

15% — КРИТЕРИЙ СРАБОТАЛ

Начну с вопроса, который один из читателей задал мне по прошлому блогу, — о том, откуда автор взял 15%, когда писал, что если индекс Доу – Джонса, нефть и рубль падают более чем на 15% от номинала, тогда можно рассуждать, что какой-то обвал наметился.

Обычно если я цифры называю, то за ними всегда стоят какие оценки, какой-то подсчет. И 15% — откуда? Есть у меня базовое утверждение, что все последние кризисы были на рассогласовании реального и виртуального секторов. Это вроде никто не оспаривает, что раздутый финансовый сектор, или, более широко, виртуальный сектор, рассогласовывается по динамике с реальным сектором, и отсюда происходит кризис. Все последние кризисы шли примерно по этой схеме. Дальше я показал, что критерием такого рассогласования является рассогласование динамики реального сектора, американского, как основной экономики, и динамики основного виртуального индекса — это индекс Доу – Джонса. Понятно, что эта динамика имеет и систематические, и случайные отклонения. Я своим студентам-дипломникам поручил посчитать отклонение в стационарной ситуации и в предкризисные годы. И вот это отклонение, поделенное на средние значения, — коэффициент вариации случайных отклонений реального сектора от виртуального, он составляет те самые 15%. Это такая грубая оценка, то, что физики называют правилом сигма. То есть если отклонение, которое мы наблюдаем, в пределах 15%, то никаких оснований полагать, что оно уже стало не случайным, вышло за пределы динамики, еще нет. Так что цифра в 15% взята не с потолка, как некоторые думают, а из изучения динамики реального и виртуального секторов.

Кстати сказать, дальнейшие события подтвердили, что пока никакого обвала не случилось, а имеют место лишь случайные колебания. То есть критерий сработал.

Я это к тому, что все-таки в «БИЗНЕС Online» я не могу, как в научной статье, заниматься детализацией своих утверждений — откуда взялась формула и так далее. Поэтому иногда цифры появляются вроде бы неожиданно, но, еще раз уверяю, что, как правило, за ними стоят серьезные экспериментальные и теоретические оценки.

«Airbus как монополия и Boeing как монополия образовались отнюдь не по рыночным законам. Им помогли, как раз в режиме национальных проектов» Фото: «БИЗНЕС Online»

ФРОНТ НЕ ПРОРЫВАЮТ ТОТАЛЬНО, ВСЕГДА ЕСТЬ КАКИЕ-ТО МЕСТА ПРОРЫВА

Теперь об основной теме сегодняшнего блога — национальные проекты. Уверен, что локомотивных проектов, которые позволяют стране прорываться на международной арене, в целом занять лучшие позиции, может быть три, четыре, максимум пять. А когда национальных проектов заявлено сразу 12… Грубо говоря, фронт не прорывают тотально, всегда есть какие-то места прорыва, достаточно ограниченное их количество. Так что, думаю, сразу 12 нацпроектов — это неверное представление о том, как Россия должна обеспечить экономический рост.

Тем не менее саму идею национальных проектов одобряю. Совершенно верно в документах к ним говорится, что их целью является научно-технологический и социально-экономический прорыв. То есть россияне что-то не богатеют с достаточной скоростью или совсем не богатеют, а хотелось бы, чтобы произошел прорыв, чтобы побыстрее богатела страна и люди. 

На эту тему буквально на днях был совершенно замечательный пример — СМИ взахлеб рассказывали, что Airbus передал первый самолет модели A350–900 «Аэрофлоту» и планируется закупить два десятка таких самолетов, и они замечательные, требуют меньше топлива, и нам будет здорово летать на них. Вроде как все хорошо. Только надо иметь в виду, что стоит такой Airbus порядка $300 миллионов. Следовательно, этот контракт обойдется в такую сумму, которой примерно хватит на выработку электричества и отопление нашим газом среднеевропейской стране на целый год. Это сколько миллиардов кубометров газа мы должны поставить! То есть это образчик явно неэквивалентного обмена.

В принципе, любая страна может богатеть по четырем схемам. Может ограбить собственный народ или собственную природу; может либо непосредственно ограбить соседей, либо ограбить их с помощью неэквивалентного обмена. Конечно, можно у народа и не воровать, а начать поэффективнее работать, но у нас, как правило, это сводится к ограблению…

Airbus — это и есть образец национального проекта. Airbus и Boeing как монополии образовались отнюдь не по рыночным законам. Им помогли, как раз в режиме национальных проектов, европейское и американское правительства стать в мире монополией, которая занимается на самом деле неэквивалентным обменом с разными странами, по сути, со всем миром. Образчик такого обмена — когда несколько тонн сырья плюс знания, плюс работа людей в силу монопольного положения обмениваются на огромное количество природных ресурсов.

И они молодцы, это абсолютно правильное решение, которое было в свое время задумано и реализовано. Кстати сказать, его и дальше продолжают двигать. Например, образовались для определенной ниши, которую мы пытаемся сейчас занять «магистральным самолетом XXI века» МС-21 и Sukhoi Superjet, бразильская компания компании Embraer и канадская Bombardier. Так их съели. Embraer съел Boeing, а Bombardier — Airbus. То есть эти две фирмы-монополисты изо всех сил стараются свою монополию в мире сохранить — с тем, чтобы снимать сливки через неэквивалентный обмен со всех стран мира, включая Россию, Китай и так далее.

ЛЮБОЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ ТРЕБУЕТ ВЛОЖЕНИЯ ДЕНЕГ

Это пример, который показывает один из способов реализации национальных проектов. Естественно, все не само собой происходит. Если мы хотим добиться, чтобы в России появился свой Airbus или Boeing , то в это надо вкладывать деньги. Любой национальный проект требует ресурсов, вложения денег.

Какими деньгами располагает Россия? Грубая оценка проста — это взять то, что бездарно утекает, и просто так, и через бездарно расходуемый профицит бюджета, и через национальные фонды. Это порядка $100 миллиардов. Понятно, что ни за что не получишь такую сумму, но $50–100 млрд — это диапазон того, что Россия могла бы отмобилизовать на национальные проекты. Соответствует ли это тому, что правительство записало в своем проекте? Да, примерно соответствует. Записали 26 трлн рублей на 6 лет, на год 4 с лишним триллиона. Если в доллары перевести, это чуть больше $50 миллиардов. В этом смысле то, что Россия могла бы отмобилизовать на нацпроекты, правительство оценивает более-менее правильно.

Но сколько на эти деньги можно потянуть нацпроектов? Возвращаемся опять к Boeing , который на поддержание своего монопольного положения расходует порядка $20 млрд в год. Это первый ориентир.

А сколько заложило в наши нацпроекты правительство? Например, легко посчитать, сколько надо средств на нацпроект «Дороги», что хотят реализовать до 2024 года. Известно, сколько дорог требуется, сколько стоит их построить, ремонтировать. И здесь получается цифра примерно того же уровня, что у Boeing, — порядка 10 трлн рублей. То есть там, где правительство понимает ситуацию, оно примерно правильно оценивает, сколько должен стоить нацпроект, чтобы он был успешным. 

Или другой нацпроект, призванный ликвидировать аварийное жилье. К сожалению, там неточно указано, сколько у нас аварийного жилья. У меня есть старые данные, я примерно прикидывал, там те же цифры будут. То есть, грубо, стоимость одного нацпроекта, который действительно позволяет добиться результата в заданные сроки, в 5–10 лет, это $20 миллиардов. Отсюда можно прикинуть — а сколько, собственно, национальных проектов Россия может потянуть? Кстати, как и большинство стран, за исключением Соединенных Штатов и, может быть, Китая. Порядка трех-пяти, не больше. У нас заложены 12 нацпроектов. Что будет, если средства размазывать по ним?

РАЗМАЗЫВАНИЕ СРЕДСТВ ПО БОЛЕЕ ЧЕМ ТРЕМ-ПЯТИ ОТРАСЛЯМ НИКАКОГО ПРОРЫВА НЕ ДАЕТ И ДАТЬ НЕ МОЖЕТ

Я смоделировал четыре графика. Берем примерно наши налоги, примерно 100 отраслей, конкурирующих между собой за ресурсы. Первая схема показана на графике 1, где нижняя горизонтальная шкала на двумерном рисунке — время, вертикальная — в логарифмическом масштабе общая капитализация страны. Сама схема такая — собрали налоги (в этой модели я считал только оборотные) и где-то 10% этих налогов (это примерно уровень российских инвестиций) возвращаем в национальные проекты, условно, всем поровну. То есть взяли и во все отрасли уже в инвестиционном режиме вернули — всем поровну. И получили, что видно на графике 1, примерно 10 лет полного застоя, никакого прорыва.

Часть компаний обанкротятся — они указаны синим цветом на трехмерном графике 2. Наиболее эффективные, несмотря на большие налоги, все равно будут расти за счет возврата инвестиций. Тем не менее это все равно 10 лет застоя плюс медленный рост.

На графике 3 показана ситуация, когда все инвестиции сосредоточены на трех наиболее эффективных отраслях, экспортируемых и не имеющих прямых ограничений в стране, растущих так, как им позволяют инвестиции. Здесь никакого застоя, сразу рост, причем хороший общий суммарный, несмотря на большие налоги. В конце кривая загибается, потому что ресурсы ограничены в этой модели.

Цветной график 4 показывает, как эти три отрасли, в которые пошли инвестиции, и сами очень быстро растут, и начинают подтаскивать остальных. То есть они действительно являются локомотивными. Это значит, что размазывание средств по более чем трем-пяти отраслям, никакого прорыва не дает и дать не может. Соответственно, для России, на мой взгляд, это железное ограничение по нацпроектам — три-пять штук, и не более. Пять — если мы отмобилизовываем около $100 млрд в год на эти цели, что маловероятно, а три — это тот минимум, который можно обеспечить.

КАК ВЫБРАТЬ ЭФФЕКТИВНЫЕ ТРИ-ПЯТЬ НАЦПРОЕКТОВ

Дальше возникает вопрос — как выбрать эффективные три-пять нацпроектов, какие тут могут быть критерии? Очень важный критерий, который более-менее все понятен, — это предыдущие накопленные инвестиции. Допустим, ясно, что страна вкладывалась в военные самолеты, в ракеты, в атомные проекты. И это огромные накопленные инвестиции, которые остались от Советского Союза.

Еще один критерий для отбора — конечно, оборона и безопасность. В идеале желательно, чтобы это были совместимые вещи. Например, для того, чтобы развитие и совершенствование атомной промышленности, создание ядерного оружия было не очень обременительным для страны, оно должно одновременно сопровождаться широким экспортом ядерных технологий по всему миру — тем же самым неравноценным обменом с миром в части ядерных, потом термоядерных технологий. Например, для меня совершенно очевидно, что ядерные ракетные двигатели для космических грузовиков, которые работают не внутри атмосферы Земли, Россия может сделать быстро, и это станет огромным конкурентным преимуществом.

Но начать отбор нацпроектов, на самом деле, надо, возвращаясь к общечеловеческим ценностям. Потому что Россия — огромная страна, у которой примерно пятая часть ресурсов планеты. И если за счет этих ресурсов Россия не решает общечеловеческих задач, то обязательно либо страну заставят это делать, либо ресурсы отберут тем или иным способом — к примеру, через тот же неэквивалентный обмен. Так жизнь устроена. 

На мой взгляд, сегодня есть четыре основные общечеловеческие задачи, которые надо учитывать, подбирая национальные проекты. Первая — хотя тут со мной, думаю, далеко не все согласятся — организация филиала цивилизации на Марсе. Звучит, может быть, немножко фантастически, но картина тут простая и счетная. Вероятность полной гибели человеческой цивилизации на Земле за время жизни одного поколения — либо из-за столкновения с очень крупным метеоритом, либо в результате несанкционированной, случайной ядерной войны, на уровне одной миллионной. Это очень много, это неприемлемый уровень. Это даже для катастрофы самолета много — их проектируют на чуть меньшую вероятность. Соответственно, задачу создания филиала на другой планете будут решать, и, думаю, что уже в этом веке. Тогда вероятность гибели цивилизации кардинально изменится, примерно до одной триллионной.

Вторая общечеловеческая задача, еще более важная — обеспечение дешевой энергией. Пока Россия участвует в этом через углеводороды. На днях президент РФ заявил, что по части атомной энергетики наша страна первая в мире. Это, кстати сказать, связано и с вложениями в отрасль. В широком смысле топливно-энергетический комплекс — несомненно, отрасль, которая есть и будет локомотивом экономики. Но надо определять, во что вкладываться дальше. Потому что углеводороды все равно будут заканчиваться. И с точки зрения человечества в целом надо более серьезно вкладываться в будущее, в обеспечение дешевой энергией после 2040–2050-х годов. И для России, я совершенно уверен, это вторая после аэрокосмоса цель — расширенный ТЭК, с более серьезными вложениями в будущую энергетику.

«Люди зависают в соцсетях, и вот-вот общение с компьютером перейдет на новый уровень, даже не словесный, а через систему датчиков, это вопрос ближайшего времени» Фото: «БИЗНЕС Online»

ЛЮДИ ХОТЕЛИ БЫ ДЕЯТЕЛЬНОГО ДОЛГОЛЕТИЯ

Третья общечеловеческая задача вытекает из понимания, что будет происходить нечто очень серьезное в части взаимоотношений человека и компьютеров. Много говорят про цифровизацию. Люди зависают в соцсетях, и вот-вот общение с компьютером перейдет на новый уровень, даже не словесный, а через систему датчиков, это вопрос ближайшего времени. И в этом смысле проблема искусственного интеллекта и формирование гуманистических человеко-машинных систем — важнейшая общечеловеческая задача. Россия имеет прекрасные математические школы, молодые россияне легко выигрывают все компьютерные олимпиады, и понятно, что наша страна должна в решении этой задачи участвовать гораздо более мощно, чем сегодня.

Четвертая общечеловеческая задача — люди хотели бы деятельного долголетия, и наверняка человечество будет этим заниматься изо всех сил. Эта проблема биологическая, медицинская и отчасти сельскохозяйственная. Потому что нужны здоровые, экологически чистые продукты, чтобы и генетика была нормальная. Россия сегодня вышла на $25 млрд в год экспорта сельскохозяйственной продукции. На мой взгляд, здесь очень важно, чтобы наша страна заняла нишу производства и экспорта именно экологически чистой сельскохозяйственной продукции. У нашей страны больше всего живых, чистых земель, и это, с точки зрения будущего экспорта, неограниченное поле. Но требуются более серьезные вложения в науку, в восстановление племхозов и семенных станций. Впереди много и фундаментальной, теоретической, и абсолютно практической работы, которая тоже может быть мощнейшим национальным проектом. 

Еще раз подчерку — России надо обеспечивать эквивалентный обмен с миром. Если мы вкладываемся в эти четыре проекта, то должна быть отдача. Тут есть еще один пример с коронавирусом — новосибирский «Вектор» здорово и быстро сделал тесты. Понятно, что это было оборонное предприятие в старые советские времена, которое и сейчас выполняет защитные функции. Да, Россия не занимается биологическим оружием, тем не менее системы обороны от такого оружия кто-то же должен делать. Соответственно, это мощная основа, чтобы решать в том числе и мирные задачи. 

В части аэрокосмоса необходимо обязательно правильное сотрудничество с Китаем и Индией. По-другому вернуть вложения просто так не удастся. Впрочем, Boeing начинает проваливаться по каким-то позициям, и вполне вероятно его чуть-чуть подвинуть в целом на «шарике».

В части ТЭКа все очевидно — освоение Севера и тяжелых месторождений лет на 30 обеспечит России лидерство в мире. Но потом надо создавать заделы на ядерную энергетику.

В части компьютеров не очень понятно, как там быстро получить отдачу с вложений в $25 млрд в год. Но мы видим, что развиваются приличные по стоимости компании: «Лаборатория Касперского», «Яндекс». Таким образом, решение проблемы найти можно.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции