Спрос на нефтехимию продолжает расти опережающими темпами, с каждым годом вектор на замещение материалов, например стали, на пластики в производстве все более очевиден, считает партнер McKinsey Вадим Дружина. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассуждает о том, когда упадет спрос на нефть, почему в России нецелесообразно развивать возобновляемую энергетику и отчего мировые компании активно переориентируются на СПГ и нефтехимию.
Вадим Дружина: «При разработке традиционных месторождений на суше Россия находится в выгодном положении, потому что в нашей стране затраты на добычу гораздо ниже, чем в случае со сланцевой нефтью или морской добычей»
«Снижение спроса на нефть будет связано с развитием автотранспорта»
— На альметьевском форуме «Татнефти» «Жизнь после нефти» большинство участников сошлись во мнении, что пик спроса на черное золото придется на 2030 год. А что дальше?
— Как я говорил, предполагаемый пик мирового спроса придется на промежуток между 2030 и 2040 годами. Точно никто не знает, что будет дальше. Спрос, конечно, никуда не исчезнет, никто не ожидает, что после пика будет резкий обвал. В нашем базовом сценарии в 2050 году спрос будет на том же уровне, что и сейчас. То есть дальше ожидается некая тенденция медленного снижения спроса. Есть, конечно, и другие сценарии, но, скорее всего, резких движений не будет, достаточно серьезный спрос на нефть сохранится на долгие годы.
— А с чем связано такое замедление? Новые технологии будут дешевле и популярнее или запасы легкоизвлекаемой нефти исчерпают себя?
— Преодоление пика и дальнейшее снижение спроса в первую очередь связаны с тем, что произойдет в сегменте автотранспорта. Все любят говорить про электричество, и электрические двигатели действительно набирают популярность и повлияют на спрос, но это влияние будет масштабным только с середины 2030-х годов. Уже сегодня мы видим другие тенденции, а именно: повышение эффективности двигателей внутреннего сгорания, которые потребляют все меньше и меньше топлива на километр. Кроме того, все популярнее становятся каршеринг и такси, которые влияют на желание владеть автомобилем. В развитых странах люди в городах предпочитают использовать общественный транспорт, велосипеды, электросамокаты и другие средства индивидуальной мобильности.
Запасы же нефти никуда не исчезнут, не исчерпаются, их вполне хватило бы, даже если бы спрос был еще выше. Но для того, чтобы удовлетворить растущий спрос (до середины 2030-х годов), надо разрабатывать новые запасы: того, что производится сегодня, недостаточно, кроме этого, происходит естественное сокращение добычи на существующих месторождениях. Потому мы предполагаем: чтобы удовлетворить спрос, потребуется рост добычи сланцевой нефти в Америке и других государствах вроде Китая и Аргентины, а также разработка новых офшорных месторождений, морская добыча.
При разработке традиционных месторождений на суше Россия находится в выгодном положении, потому что в нашей стране затраты на добычу гораздо ниже, чем в случае со сланцевой нефтью или морской добычей. И еще долгие годы российские нефтедобывающие компании могут не волноваться, потому что спрос еще долго не станет падать, а когда начнет, то в первую очередь из игры будут выбывать дорогостоящие месторождения — морская добыча, сланцевая и так далее. Арктика, например, дорогая — и в этом причина ее не очень быстрого развития.
— Часто упоминаются и такие трудности для нефтяного сектора, как потенциальный распад ОПЕК, который погонит цены вниз, наращивание экспорта нефти США (в следующем году он может выйти на паритетные с РФ объемы) или тот факт, что в России, как выяснилось, треть нефтяных запасов добывать нерентабельно. При этом риски сокращения входящего потока нефтяных денег становятся все более явными. Согласны ли вы с такой картиной рисков?
— ОПЕК является важным фактором с точки зрения не объемов добычи, а цены. Ограничивая объемы, организация помогает поддерживать цены на определенном уровне. Что же касается потока нефтяных денег, то основной риск, на мой взгляд, — снижение цены. Все остальное не может сильно повлиять на результаты. США уже давно наращивают добычу, они всегда добывали достаточно много, но себестоимость их нефти гораздо выше российской. Так работает экономика: есть кривая затрат, и Россия находится на ней слева. Например, много проектов по морской добыче было заморожено, потому что при низких ценах на нефть их оказалось слишком дорого разрабатывать.
Снижение рентабельности нефтедобычи в России — это очень спорный вопрос, в основном он упирается в фискальный режим. У нас огромный объем запасов, которые более рентабельны, чем сланцевая добыча в Америке. Вопрос в грамотной налоговой политике. Существует целая система разного рода налоговых льгот, которые позволяют разрабатывать все новые и новые запасы. Я знаю, что они есть в Татарстане и Башкортостане, распространяются на разработку отдельных месторождений в Восточной и Западной Сибири. Диалог между государством и компаниями продолжается, и я думаю, что разумное решение всегда можно найти. Если что-то произойдет с ОПЕК, это может повлиять на стоимость нефти, но насколько это краткосрочная перспектива — большой вопрос. Мы сейчас еще в 2019 году, а потребность в нефти будет расти как минимум до 2030-го.
«Предполагаемый пик мирового спроса придется на промежуток между 2030-ми и 2040-ми. Точно никто не знает, что будет дальше»
«В Европе, где приходится закупать газ по высоким ценам, ветряная энергетика конкурентоспособна, в России — нет»
— То есть нефть в ближайшей перспективе не станет новым углем — неким морально устаревшим видом топлива, постепенно вытесняемым другими источниками энергии?
— Самое интересное, что и уголь-то до сих пор еще углем не стал. Несмотря на то что нефть вытеснила уголь еще в начале века из транспортного сектора, он все еще жив. Потребность мира в энергии очень большая, и есть секторы, где нефть сложно вытеснить.
— Да, но есть секторы, где нефть пытаются заменить. Вы говорили, что к 2035 году примерно половина установленных мощностей будет приходиться на возобновляемые источниками энергии. Данные технологии используются в разных странах мира, но могут ли они занять серьезную долю рынка в России? Установлено, что, например, в Татарстане очень мало солнца и роза ветров подходит далеко не везде…
— Это хороший вопрос. Если говорить про Россию, то картина, скорее всего, будет другой. Есть ряд факторов, ограничивающих рост возобновляемых источников энергии. Во-первых, география: места, где есть возможность развивать альтернативную генерацию (есть ветер или солнце), как правило, находятся очень далеко от центров спроса. Во-вторых, наличие дешевого углеводородного сырья. В Европе, где приходится закупать газ по достаточно высоким ценам, ветряная энергетика конкурентоспособна и целесообразна экономически, а в России — нет. У нас есть скорее перспектива у атомной энергетики. Мы даже экспортируем эти технологии, строим атомные станции.
Поэтому сегодня в России вряд ли можно предполагать серьезный тренд роста возобновляемой энергетики. На сегодняшний день, по разным оценкам, на ВИЭ (ветер и солнце) приходится меньше процента всех мощностей, но некоторый рост может произойти к 2025 году, поскольку есть определенные проекты, которые поддержаны государством и получили дотации. Таким образом, к 2035-му, возможно, до 5 процентов всех мощностей станут возобновляемыми. Однако картина, конечно, очень сильно отличается от других стран.
— А как вы относитесь к водородным технологиями? Насколько они перспективны?
— Основное направление, где сегодня рассматривают водород, — это топливо для транспорта: автомобили, суда, может быть, в будущем авиаперевозки. Водороду тут придется конкурировать с электричеством. Пока не преодолены технологические трудности: водород сложно хранить, надо транспортировать при очень низкой температуре, существуют проблемы безопасности при перевозках. Пока сложно сказать, произойдет ли здесь технологический прорыв, но теоретически водород может быть вполне конкурентоспособным, потому что у него есть большое преимущество: если использовать для его производств возобновляемую энергетику, чтобы не было парниковых газов, то выбросов — ноль. Понятно, если синтезировать водород путем сжигания газа, то экологический вопрос не решается. Конечно, возобновляемая энергетика заменит традиционную не везде, но там, где сделает это, водород может вполне конкурировать с электричеством.
Хороший пример — морские перевозки. Пока еще способ использовать электричество для больших танкеров не изобретен, потому что батареи такого размера ставить на корабли невозможно, а у водорода здесь есть потенциал. Многие сегодня говорят про СПГ как альтернативу мазуту. В сравнении с последним у СПГ есть, конечно, большое преимущество по выбросам, но все равно они значительные, а при сжигании водорода выделяется только вода. В автотранспорте его использование развито слабо — есть, конечно, даже водородные автозаправочные станции, но их очень мало.
«Компании продолжают входить во все новые и новые СПГ-проекты по всему миру, поскольку в ближайшее время пика спроса на газ не предполагается, а потребность в нем будет только расти»
«Спрос на нефтехимию продолжает расти опережающими темпами из-за роста развивающихся экономик»
— Давайте вернемся к нефти. Какой сегодня мировой тренд у нефтеперерабатывающих компаний: они больше внимания уделяют нефтедобыче, разработке скважин или нефтепереработке и нефтехимии?
— Основной тренд — диверсификация. Были периоды 15–20 лет назад, когда основное внимание уделялось нефтедобыче. Она давала такую рентабельность, как никакой другой бизнес. На сегодняшний день все понимают, что в этом сегменте есть риски, цены могут пойти вниз и что это не единственное, чего можно опасаться, поэтому компании на сегодняшний день движутся в разных направлениях. Это не значит, что они не уделяют внимания нефтедобыче — если не разрабатывать новые месторождения, то действительно нефти не хватит. В любом случае вся история в том, чтобы максимально сфокусироваться на использовании новых цифровых технологий, которые позволяют сократить затраты.
Диверсификация происходит в двух основных сегментах: СПГ и нефтехимия. Компании продолжают входить во все новые и новые СПГ-проекты по всему миру, поскольку в ближайшее время пика спроса на газ не предполагается, а потребность в нем будет только расти. Нефтехимией же занимаются преимущественно страны Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока и Китай, потому что там есть развивающийся рынок. Америка тоже занимается нефтехимией, Европа — в меньшей степени. Такая география обусловлена тем, что именно в этих регионах огромный рост спроса, компании видят большие возможности. А с другой стороны, там есть свое дешевое сырье.
Спрос на нефтехимию продолжает расти опережающими темпами из-за роста развивающихся экономик. В период кризиса — значительного снижения нефтяных цен — многие мэйджоры, существенную долю бизнеса которых составляла нефтехимия, падение в добывающем сегменте компенсировали как раз увеличением нефтехимической прибыли. Дело в том, что спрос на продукты нефтехимии растет, производство зависит от сырья, оно в момент падения цен стало дешевле, а пластиковыми стаканчиками и автомобилями все продолжают пользоваться.
С каждым годом вектор на замещение материалов, например стали, на пластики в производстве все более очевиден. В строительстве используется все больше и больше нефтехимических продуктов. Кроме того, все думают о будущем, компании пытаются изучать альтернативную генерацию, электротранспорт. Это далеко не основные направления, но многие организации стараются заложить фундамент на случай, чтобы, когда что-то выстрелит, не остаться позади. Таким образом, это уже не 95 процентов добычи и 5 — на все остальное, а значительный процент СПГ, существенный процент нефтехимии и маленький процент ВИЭ.
— А в российских компаниях?
— Мы видим, что российские компании тоже обо всех этих вопросах задумываются. Сегодня значительных дополнительных вложений в нефтепереработку не видно, потому что в данной сфере определенная революция, которая выражалась в модернизации и строительстве новых мощностей, уже практически закончилась. И с учетом тенденций падения спроса на нефтепродукты со стороны автотранспорта вряд ли кто-то будет серьезно наращивать нефтепереработку. Но компании смотрят на нефтехимию как на потенциальную возможность — и в России, и за рубежом. Сейчас у нас готовится целый ряд проектов, и организации готовы войти в этот сегмент.
Еще в России фирмы продолжают думать об увеличении рентабельности, чтобы разрабатывать новые месторождения. Кроме того, мы хорошо знаем про СПГ-проект на Ямале; возможно, аналогичный проект будет на Балтике, были разговоры про третий СПГ-проект на Сахалине, обсуждался проект и в Черном море.
Для нашей страны основной вопрос нефтехимии заключается в стоимости сырья, в большей степени он касается сегмента нафты, где многое зависит от налогового режима. Пока есть такой режим, как сегодня, перерабатывать нафту выгодно, если его изменят — появится большой риск. Второй по значимости вопрос — удаленность от центров спроса. С другой стороны, Россия с учетом выгодной стоимости сырья конкурентоспособна даже при наземной логистике.
«Нефтехимия требует крупных вложений, и рисковать из-за того, что третья сторона может не поставить сырье, опасно. Однако всегда можно найти способ гарантировать поставки сырья, но наличие собственного сырья, конечно, всегда предпочтительнее»
«Нефтехимические мощности Татарстана, как и других регионов России, тоже в большой мере будут рассчитаны на экспорт»
— Нет ли угроз для российской (в частности, и татарстанской) традиционной нефтехимии со стороны новых технологий?
— Есть тенденции, связанные с максимальным использованием вторичного производства, но такая переработка пластиков упирается в технологические возможности. Механическая переработка существует, но ее объемы ограничены, а предприятия химической переработки, позволяющие переплавлять пластики обратно в сырье, из которого можно производить все что угодно, пока экспериментальные и дорогие. Мы не видим перспектив особого роста вторичной переработки до 2030 года, поэтому потребность в первичной нефтехимии будет продолжать расти.
— А наметившийся «зеленый» тренд на сокращение использования пластиков вроде запрета на пакеты в ряде стран, отказа от пластиковых стаканчиков и трубочек никак не повлияет на спрос?
— Повлияет, конечно, но это капля в море. Мы видим какие-то вещи, которые близки нам, — пакетики и трубочки, но основной спрос на нефтехимию — это автопром, строительство и другие промышленные сегменты. Поэтому я бы скорее смотрел на подобное как на очень позитивную экологическую тенденцию, которая позволит сократить количество пластикового мусора в мировом океане. И это очень хорошо: машин в мировой океан выбрасывается мало, а вот трубочек и стаканчиков — много. Сказать, что в обозримой перспективе данный процесс снизит спрос на нефтехимию, мы не можем — спрос продолжит повышаться, и в лучшем случае чуть замедлится его рост.
Вообще, многие из этих стаканчиков и трубочек — продукты вторичного производства. В тех странах, где действительно налажен сбор мусора и можно отделить пакетики и стаканчики от всего остального, наблюдается максимальная обратная переработка.
— Кроме того, активно увеличивается конкуренция: наши нефтехимики признали, что после выхода «Запсибнефтехима» на производственную мощность Татарстан утратит первое место по объему выпуска химической продукции среди регионов России, а еще строятся ГПЗ в Усть-Луге и в СНГ за пределами РФ. Не будут ли мощности на рынке избыточны? Не получится ли так, что, когда РТ достроит свои нефтехимические комплексы, те просто окажутся невостребованными?
— Основная часть продукции серьезных нефтехимических мощностей ориентирована все-таки на экспорт. Львиная доля существующих мощностей и, наверное, тех, что будут построены, не рассчитана на местное потребление. Внутренний рынок России в дополнительных мощностях особо не нуждается, и это нормально: рынку Саудовской Аравии тоже не нужно такое количество мощностей, какое существует в стране. Речь идет о том, что в мире есть центры спроса и места, где имеется дешевое сырье. Дешевое, потому что является побочным продуктом, такое как попутный газ при добыче нефти. С последним что-то необходимо делать: можно его сжигать или перерабатывать в сжиженные углеводородные газы, но его очень много, и с появлением электротранспорта надеяться на прибыльный сбыт такого топлива очень сложно.
Я предполагаю, что нефтехимические мощности Татарстана, как и других регионов России, тоже в большой мере будут рассчитаны на экспорт, так что надо уметь правильно продавать — это тоже важный аспект. В нефти продажи — не очень сложная история, а вот в нефтехимии все не так просто. Нужно изначально планировать, куда пойдет продукция, и обеспечивать правильные каналы сбыта.
На базовом уровне целесообразно работать с попутным газом. Конечно, надо смотреть, сколько есть сырья, какие имеются альтернативы его сбыта, сколько оно в итоге стоит, но да, большинство проектов в России рентабельно из-за дешевого сырья. Еще один важный аспект — синергия нефтехимических и нефтеперерабатывающих мощностей, поскольку при добыче в любом случае образуется дополнительное сырье.
— И все-таки насколько целесообразно заниматься нефтехимией, если нет своего сырья?
— Надо смотреть детали, но общая практика такова, что первичное нефтехимическое производство в основном базируется на своем сырье. Нефтехимия требует крупных вложений, и рисковать из-за того, что третья сторона может не поставить сырье, опасно. Однако всегда можно найти способ гарантировать поставки сырья, но наличие собственного, конечно, в любом случае предпочтительнее.
Вадим Дружина закончил Тель-Авивский университет по специальности «право». В McKinsey работает с 2006 года. Руководил проектами в сырьевых отраслях (преимущественно нефтегазовой, нефтехимической, металлургической и горнодобывающей) в Северной Америке, Европе, на Ближнем Востоке, в Африке, России, Казахстане.
Входит в состав экспертных групп McKinsey по нефтегазовой отрасли, операционной деятельности и организационным системам управления.
До прихода в McKinsey Дружина был одним из основателей интернет-компании – стартапа в Кремниевой долине, руководил проектами в телекоммуникационном секторе в СНГ, возглавлял департамент в крупнейшей компании в области частного образования в Израиле.
McKinsey & Company — международная консалтинговая компания, специализирующаяся на решении задач, связанных со стратегическим управлением. McKinsey в качестве консультанта сотрудничает с крупнейшими мировыми компаниями, государственными учреждениями и некоммерческими организациями.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 4
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.