Марина Литвинович: «Меня больше беспокоят те террористы, кто потенциально мог уйти из школы, не дожидаясь штурма. Одна мысль об этом заставляет поежиться» Марина Литвинович: «Меня больше беспокоят те террористы, кто потенциально мог уйти из школы, не дожидаясь штурма. Одна мысль об этом заставляет поежиться» Фото: Сергей Фадеичев/ИТАР-ТАСС

«СРАЗУ СТАЛО ПОНЯТНО, ЧТО ПОКАЗАНИЯ ПОТЕРПЕВШИХ НЕ ИМЕЮТ НИЧЕГО ОБЩЕГО С ОФИЦИАЛЬНОЙ ВЕРСИЕЙ»

— Марина Алексеевна, сегодня исполняется 15 лет со дня трагедии в Северной Осетии, когда террористы прямо во время торжественной линейки 1 сентября захватили школу номер 1 в Беслане. Вы как журналист и общественник много занимались подробностями этого захвата, проводили собственное расследование, создали сайт «Правда Беслана», который Роскомнадзор неоднократно пытался заблокировать. Как вы заинтересовались бесланской темой? Ведь вы не присутствовали на месте в момент совершения теракта.

— В настоящее время сайт «Правда Беслана» работает, хотя периодически возникают проблемы с Роскомнадзором, который требует удалить записки и письма террористов — те, что они передавали из захваченной школы. Все эти записки находятся в уголовном деле номер 20/849 по факту теракта в Беслане — собственно, я их оттуда и взяла. Каждый раз, когда Роскомнадзор присылает требование удалить записки (в частности, в августе 2018 года были выдвинуты претензии к опубликованному на портале письму от «раба Аллаха Шамиля Басаева» президенту РФ В.В. Путину — прим ред.), я их оттуда убираю на время, но потом возвращаю. И каждый раз эта история повторяется по новой.

Если же говорить о том, как я заинтересовалась темой Беслана, то потребуется вспомнить теракт в «Норд-Осте» (совершен на Дубровке в Москве, во время показа мюзикла «Норд-Ост». Террористы удерживали заложников с 23 по 26 октября 2002 года — прим. ред.). После случившегося там возникла общественная организация, которая начала вести свое расследование трагедии — и я им помогала. В дальнейшем мы начали и дружить, в первую очередь с семьей Карповых, которые потеряли в «Норд-Осте» своего старшего сына — музыканта и переводчика Александра Карпова (отец и мать погибшего Сергей Карпов и Татьяна Карпова стали сопредседателями общественной организации «Норд-Ост»). Я общалась с ними и другими общественниками. И вот они меня и познакомили с местным депутатом Виссарионом Асеевым — он был ранен во время теракта, хотя в зале среди заложников его не было, просто 1 сентября он был возле школы. Я его спросила, как сейчас обстоят дела в Беслане, и он мне вкратце рассказал, что дела, в общем, плохи, если говорить о том, что происходит с потерпевшими, с их правами и расследованием обстоятельств случившегося. И тогда я пообещала приехать в Беслан.

И в январе 2005 года я вместе с журналистом Валерием Панюшкиным приехала в Беслан. Из журналистов в Беслане давно уже никого не было, как не было и никаких врачей, никаких психологов. И на федеральном уровне о Беслане уже не говорили.

Мы ходили по домам, по разным семьям, пострадавшим от теракта, и спрашивали, чем мы можем помочь. И как-то само собой стало понятно, что главное, чем мы можем помочь, — чтобы потерпевших услышали в Москве. Все-таки Северная Осетия расположена очень далеко от столицы, да и сам Беслан — достаточно маленький город (на тот момент здесь проживали чуть более 35 тыс. человек — прим. ред.).

Поскольку я профессиональный пиарщик, специалист по коммуникациям и политолог, пожалуй, умею сделать так, чтобы людей услышали. Поэтому я начала с того, что, вернувшись в Москву, собрала и привезла в Беслан группу журналистов. Я хотела, чтобы представители СМИ снова вернулись в Беслан и поговорили с людьми, тем более что было понятно, что там что-то не так. Что-то не так с расследованием, с причинами гибели детей и взрослых. Никто не понимал, откуда такое количество погибших, почему в школе случился пожар, почему такое количество детских трупов обгорело. Официальная версия обстоятельств теракта никого не устраивала, она оставляла слишком много вопросов.

После этого я стала информационно поддерживать матерей Беслана, хотя к тому времени они еще не оформились в общественную организацию. Когда они делали какие-то заявления, я стала распространять их в Москве, освещать их деятельность. Потом начался судебный процесс над Нурпашой Кулаевым — единственным из террористов, кто остался в живых. Слушания по делу Кулаева проходили в Верховном суде Северной Осетии во Владикавказе, и я туда поехала, присутствовала на первых заседаниях и стала записывать все заседание на диктофон. Собственно, поначалу я записывала для себя, чтобы потом можно было переслушать. Ведь первоначально все думали, что это будет очень короткий суд и что там не будет ничего особо интересного, что Кулаева быстро осудят, и на этом все завершится.


Однако уже на самом первом заседании стало понятно, что суд не будет быстрым. Во-первых, потому что на суд стали приходить выжившие заложники — те, кто был в силах, несмотря на ранения и травмы, это сделать. И люди стали рассказывать, что происходило с ними в эти три ужасных дня. Суд не мог не выслушать эти показания. Если люди признаны потерпевшими, суд не может отказать им. И начались рассказы о том, что происходило в зале школы 1, 2, 3 сентября, как случились взрывы, что увидели заложники и как начался пожар. И сразу стало понятно, что показания потерпевших не имеют абсолютно ничего общего с официальной версией. По целому ряду ключевых пунктов — сколько было террористов, что происходило в первый день, второй день, какие предпринимались попытки переговоров, как случился захват, когда раздались взрывы. Вдруг оказалось, что все не так.

Я расшифровала со своего диктофона все записанные мною судебные заседания и для начала просто выложила их у себя в ЖЖ — тогда «Живой журнал» был очень популярен. Я увидела, что это вызывает огромный интерес. Тогда, чтобы в ЖЖ все не пропало, я зарегистрировала домен pravdabeslana.ru, опубликовала на нем свои фотографии из Северной Осетии и стала выкладывать туда же транскрипты судебных заседаний. Потом я поняла, что не смогу ходить на все заседания, и отыскала местных журналистов, которые по моей просьбе ходили на суд и записывали все, а потом передавали материалы в Москву. Здесь мы расшифровывали записи и выкладывали их на сайт.

Стало очевидно, что суд над Кулаевым — это уникальная возможность получить как можно большее количество показаний от очевидцев событий. И мы принялись приглашать на судебные заседания всех потерпевших и свидетелей, кого можно было найти.

К тому моменту мы были в Беслане уже вместе с Еленой Милашиной, журналисткой «Новой газеты». С Леной мы познакомились на пикете памяти жертв Беслана, который я организовала в Москве возле здания представительства Северной Осетии в марте 2005, на полугодие со дня теракта. На пикет пришла Лена Милашина и очень подробно рассказывала собравшимся о теракте, ведь она была очевидцем и все три дня находилась в Беслане. Да и после теракта «Новая газета» тоже вела свое расследование. Так мы познакомились с Леной, и с тех пор мы стали заниматься расследованием вместе.

«Есть еще интересные показания, что террористов сначала готовили не к захвату школы, а к взятию бесланского отделения милиции, которое находится буквально в 300 метах от здания школы» «Есть еще интересные показания, что террористов сначала готовили не к захвату школы, а к взятию бесланского отделения милиции, которое находится буквально в 300 метрах от здания школы» Фото: ©Елизавета Азарова, РИА «Новости»

«БЫЛО ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ТЕРРОРИСТИЧЕСКИХ ГРУПП БЫЛО НЕСКОЛЬКО И ОНИ ДЕЙСТВОВАЛИ С РАЗНЫХ СТОРОН»

— Давайте немного пройдемся по хронологии теракта. Как известно, параллельное независимое расследование обстоятельств трагедии проводилось сразу несколькими лицами и организациями — в частности, парламентской комиссией под председательством Александра Торшина, а также тогдашним депутатом Госдумы Юрием Савельевым, «Новой газетой» и вами. И тогда же всплыла информация, что теракт якобы можно было предотвратить. Согласно этим сведениям, 1 сентября 2004 года в 5 часов утра в чеченском городе Шали был задержан некий гражданин Арсамиков, который рассказал правоохранителям, что планируется захват школы в Беслане. До теракта оставалось три-четыре часа, но ничего предпринять не успели.

— Собственно, эта информация у нас появилась из уголовного дела. В какой-то момент, спустя примерно год после теракта, мы получили через потерпевших доступ к материалам уголовного дела. И там была обнаружена телефонограмма о задержании одним из милицейских подразделений Чечни человека, который сообщил о готовящемся террористическом акте. Было понятно, что между нашими правоохранителями не налажено взаимодействие, чтобы они могли реагировать оперативно на такие сообщения. Хотя, возможно, такая информация поступала слишком часто, и ей перестали придавать значение. Так что эпизод с Арсамиковым в деле есть, но отдельно он никак не расследовался правоохранительными органами.

— А разговоры о схроне оружия, которое якобы было занесено в школу и спрятано там задолго до 1 сентября?

— По данным, которые мы собрали, в школе не было схрона. Информация об этом основывалась главным образом на показаниях ребенка и еще чьих-то не очень уверенных показаниях. Другое дело, что террористов могло быть гораздо больше, чем это прозвучало в официальной версии. Потому что захват школьного здания был осуществлен сразу с нескольких сторон. Если одна группа стала загонять всех, кто собрался на линейку, в здание школы, то другая устремилась мимо школьного забора к южному корпусу, чтобы перехватить тех, которые попытались бы выпрыгнуть из окон. И так далее. Это важный момент. Официально террористов было столько, сколько потом нашли трупов, — 31 человек плюс выживший Нурпаша Кулаев. Из них одна шахидка — Марьям Табурова — подорвала себя еще 1 сентября, один из террористов умер спустя день от ран, полученных от ее взрыва, а третий, неопознанный, был застрелен в школьном дворе в первые мгновения захвата. Предводитель банды, Руслан Хучбаров по кличке Полковник, был убит 3 сентября при штурме. Но у нас складывалось впечатление, что захватчиков было больше — по одежде террористов, которую описывали выжившие заложники, по тому, что у некоторых отсутствовал акцент. Не было ни ингушского, ни чеченского акцента — чистая русская речь. Еще более удивительны были показания одного из пострадавших, что среди террористов находилась женщина, которая говорила без акцента и курила. Если бы она была мусульманкой, она не курила бы, наверное, никогда.

В общем, было ощущение, что террористических групп было несколько и что они действовали с разных сторон. Вдобавок из показаний можно было сделать вывод, что они хотели дождаться, пока дети сами зайдут в школу. Им нужно было, чтобы линейка закончилась, взрослые ушли, и в школе остались бы только учителя и дети. Но что-то пошло не так и они захватили больше заложников, чем, видимо, рассчитывали.

Есть еще интересные показания, что террористов сначала готовили не к захвату школы, а к взятию бесланского отделения милиции, которое находится буквально в 300 метрах от здания школы. Эта версия мне кажется вероятной — хотя бы потому, что, если банда готовится захватить не школу, а милицейское здание, в этом нет для них никакой внутренней борьбы — в их логике. А, если бы их сразу готовили к захвату детей, это могло бы вызвать проблемы и протест у ряда членов банды. Именно протест против захвата детей стал, по всей вероятности, причиной подрыва шахидки в первый день.

(Из показаний бывших заложников на сайте «Правда Беслана»: «Там были две шахидки. Нам сказали, что мы должны погибнуть, и шахидки взорвались

— Вы говорите, что были две шахидки и они взорвались. От чего взорвались эти шахидки?

— На них пояса были.

— Но они сами взорвались или их кто-то взорвал?

— Был какой-то конфликт, их завели в класс. Сначала на пороге они говорили, потом их завели в класс. Кто-то из боевиков зашел с ними. Потом он вышел, и затишье. То есть, я так понял, боевики знали, что сейчас взорвется. Один боевик был ранен, впоследствии он умер. Стонал, вот от его стонов я и очнулся вообще после этого взрыва».)


— Почему же террористы передумали и свернули утром 1 сентября к школе?

— Я предполагаю, что школа изначально была их целью, просто не все в банде про это знали. По всей видимости, целью Басаева было совершить максимально «тяжелый» эмоционально и морально теракт. Что может быть тяжелее и невыносимее, чем захват детей в заложники? Захваты отделений милиции случались и прежде, да и сейчас нападают на отделы в Чечне, и это не вызывает большого эмоционального накала. А Басаев любил жесты — и практиковал их в своей террористической деятельности. Расчет был в том, чтобы вынудить Москву пойти на переговоры. Это было в стилистике, уже опробованной в «Норд-Осте», где среди заложников тоже были женщины и дети.

— Почему так важно количество террористов?

— Если террористов было больше, чем указывает официальная версия, это может означать только одно: часть из них ушла. Покинуть школу они могли, скорее всего, в ночь со 2 на 3 сентября, когда стало понятно, что никакие переговоры с ними не ведутся и вестись не будут. Вероятно, они поняли, что 3 сентября будет штурм, поскольку штурм обыкновенно случается на третий день.

Говоря же о террористах – носителях речи без акцента, стоит вспомнить Владимира Ходова, уроженца Бердянска, который, по нашим данным, мог быть двойным агентом. По нашим данным, он работал на ФСБ и был внедрен к Шамилю Басаеву, однако, возможно, был перевербован.

— До этого Ходов был судим за изнасилование, и уже поэтому мог быть на крючке у «органов».

— Как я понимаю, он и прежде совершал теракты. Он, в частности, произвел подрыв поезда Москва — Владикавказ в мае 2004 года в районе станции «Эльхотово». (10 вагонов из 18 сошли с рельс, но, так как поезд шел на маленькой скорости, никто не погиб — прим. ред.). Если человек приходил в банду, он таким образом проходил проверку: совершал теракты, нападения, чтобы доказать свою приверженность общему делу.

— Вы как-то объясняли для себя этот «феномен Ходова» — русского по рождению и украинца по происхождению, который среди банды, захватившей школу, выделялся своей жестокостью. Именно он, как говорят, использовал женщин и детей в качестве живого щита.

— Честно говоря, я не изучала психологию террористов — мне как-то противно. Хотя мы пытались найти мать Ходова, мы хотели поговорить с ней, чтобы понять, что за человек был ее сын. Но у нас этого не вышло, мы не смогли ее найти по месту ее жительства. 


«ДЕТИ ПОСЛУШАЛИСЬ И КРИЧАТ: «РАДИ АЛЛАХА, РАДИ СВЯТОГО ДУХА! МЫ НЕ ХОТИМ УМИРАТЬ!»

— Среди заложников-мужчин было активное сопротивление террористам? Или все подчинились безропотно и также безропотно погибли?

— В первый день было убито несколько заложников-мужчин. Я думаю, что кто-то из них точно был убит за сопротивление. Вот, например, Руслан Бетрозов — он пришел к школе вместе с двумя своими сыновьями. В спортивном зале вскоре после захвата он пытался успокоить, утихомирить всех. У осетин ведь мужчина считается в семье главным, и он пытался как мужчина действовать в возникшей ситуации. Однако, видимо, именно потому, что он взял на себя некие организаторские функции и мог стать неформальным лидером, боевики поставили его на колени и расстреляли прямо на глазах у его сыновей. Они тоже погибли 3 сентября.

Как я уже говорила, складывалось ощущение, что террористам не нужны были взрослые, им требовались только дети в качестве жертв. А мужчины им просто мешали.

(Из доклада Парламентской комиссии Александра Торшина: «К 9 часам 25 минутам террористам удалось принудить находившихся на школьной линейке людей вбежать в школу. Бо́льшая их часть была собрана в спортзале. С первых минут захвата террористами была создана атмосфера ужаса и паники среди заложников. Людей заставили поднять руки и держать их над головой, они сидели вплотную друг к другу, некоторые теряли сознание. Для нагнетания еще большего страха среди заложников один из террористов выстрелом в голову убил жителя Беслана Р. Р. Бетрозова. Его тело было цинично протащено за ноги через весь спортзал. Через некоторое время в спортзале был убит еще один заложник — Э.Д. Худалов.)

— На чем вы делали акцент в своем расследовании? Что легло в основу собираемых вами данных?

— Прежде всего, у нас были показания выживших заложников. Потом в нашем распоряжении были фотографии, сделанные журналистами на месте событий 1–3 сентября. У нас было видео — в основном запечатлевшее день штурма. Вести, к примеру, подсчет оружия, которое было на руках у террористов, мы не могли. Это все было в материалах уголовного дела, и эту информацию мы не могли проверить. Заложники давали показания, какое оружие они видели у террористов, но, так как преимущественно это были женщины и дети, то они в этом не разбирались.

 — Данные об оружии, пожалуй, важны, если речь заходит о штурме школы 3 сентября. Откуда и с какой стороны возникли такие катастрофические разрушения? 22 автомата Калашникова, один пулемет Калашникова танковый, два ручных пулемета РПК и два ручных противотанковых гранатомета — это все и кое-что другое, согласно официальной версии, числилось в арсенале у террористов.

— Ключевой момент — это причина первых взрывов в школе, раздавшихся днем 3 сентября. С этого и начались все дальнейшие трагические события. Официальная версия по этому поводу пару раз менялась. Первоначально считалось, что в 13:03 сработали те самодельные взрывные устройства (СВУ), которые террористы разложили и развесили в спортивном зале (на стульях, баскетбольных кольцах и т. д.). Но эта версия прожила недолго. Появилось видеозапись (она есть у меня на сайте) от 4 сентября, на которой взрывотехники и саперы демонстрируют лежащие на столе взрывные устройства, изъятые из зала. Они говорят о том, что эти устройства не взорвались — за исключением тех, которые пришли в действие от нагревания, когда возник пожар. Но и после возникновения огня некоторые СВУ не взорвались — на записи можно рассмотреть пластиковую бутылку, начиненную металлическими шариками, которая просто оплавилась. Следовательно, мы понимаем, что взрывные устройства террористов не могли стать причиной масштабных взрывов. Кроме этого, у нас есть достаточно много показаний заложников, которые свидетельствовали, что они сидели в зале так, что их ноги находились непосредственно под табуретками, на которых лежали СВУ. Поскольку эти люди, слава богу, остались живы и своими ногами впоследствии пришли в суд, очевидно, что эти устройства также не взорвались.

Значит, основной вопрос: кто отвечает за первые взрывы (раздались в спортзале 3 сентября в 13:03–13:05. Вскоре после этого начался штурм — прим. ред.), отчего они произошли и как произошли? Юрий Савельев, автор альтернативного доклада «Беслан. Правда заложников» как бывший ректор Военмеха, разбирающийся в вооружении и взрывчатых веществах, обратил внимание на следующее обстоятельство. Под окном северной стены в результате взрыва образовалась огромная дыра. На этот счет специалисты, проводившие экспертизу, сделали предположение, что террористы положили СВУ на подоконник — отсюда и пролом в стене, когда устройство сработало. Однако существуют совершенно замечательные фотографии Дмитрия Белякова, сделанные сразу после первых взрывов (они представлены у меня на сайте), на которых очень хорошо виден этот пролом под окном, но над ним — совершенно нетронутый подоконник и такой же нетронутый деревянный оконный переплет! Даже людям, не сведущим во взрывотехнике, понятно, что, если бы СВУ лежало на подоконнике, то он имел бы хоть какие-то повреждения. Значит, подоконник тут ни при чем. После этого нам сказали: «Да, взрывное устройство лежало не на подоконнике, а на стульчике рядом с окном». Но эта версия тоже не выдерживает критики, потому что, получается, что в результате этого взрыва метровая стена выбита наружу, а повреждения пола вообще нет! Так не бывает! Взрывотехника — это же наука…

Изучив характер первых взрывов, Савельев предположил, что они, скорее всего, были результатом выстрела по залу извне. Можно спорить, какое именно оружие при этом использовалось — огнемет или гранатомет, но в целом понятно, что стреляли извне. У нас очень много показаний заложников, которые рассказывали, что в этот момент они лежали на полу, открыли глаза и увидели на потолке горящий серебристый шар. Я потом даже специально смотрела — это в любом учебнике написано: такой шар образуется от применения оружия с зарядом магния. Они видели этот шар на потолке, в месте потолочных перекрытий —  но там не были установлены СВУ террористов! В потолке тоже образовалась дыра, и на этот счет существует много рассказов о том, как заложники лежали на полу и вдруг увидели над собой голубое небо.

(Из показаний на сайте «Правда Беслана»: «3-го числа во время штурма я сидела возле вот этой двери, вот эта основная дверь, которая выходит во двор. И во время взрыва так получилось, что у меня ребенок лежал на коленях, и я накрыла его. И в тот момент, как я его накрыта, у меня голова была повернута в сторону двери, и моментально, сразу же после взрыва я открыла глаза. Я сначала не могла понять, то ли это в дверях, потому что там дым стоял, то ли в стене дыра, но я видела голубое небо».)

Когда мы услышали показания про шар с догорающими частичками магния, про дыру в потолке и про многое другое, мы вынуждены были поставить под сомнение официальную версию.

После взрывов террористы погнали людей в основное здание школы. Части заложников в суматохе удалось убежать, но другие побежали в столовую и помещения южного флигеля школы, где располагались мастерские. Многие там и погибли. Почему они погибли? Потому что по столовой и по южному флигелю стреляли из того оружия, которое было в распоряжении у наших спецподразделений и у ополченцев. То ли они думали, что заложников там нет и что их не переведут в другие помещения школы, то ли еще почему-то. Выжившие рассказывали, как заложники вставали на окна и махали тряпками: «Не стреляйте, не стреляйте!» Фактически, перейдя в южный флигель, эти люди оказались в заложниках второй раз и по ним велась стрельба из всех видов вооружения, которое там только могло быть.

(Из показаний на сайте «Правда Беслана»: «Сидит Цаголов, так голый, и между двумя окнами. Вот именно где мы были, в кухне. И он кричит: „Давайте, дети, хором кричать, чтобы в нас не стреляли“. И дети послушались, на самом деле кричат. „Люди добрые, помогите нам. Мы жить хотим! Мы не хотим умирать! Ради Аллаха, ради Святого Духа, ради всего. Помогите нам, мы не хотим умирать!“ Но никто не отвечает. Потом стрельба началась. И стрельба идет, прямо вот так, по голове, вижу, что искры летят. Прижалась, там момент какой-то затишье. И вот опять Цаголов говорит: „Наверное, не знают, что здесь еще мы живые есть. Давайте, у кого есть красная кофта?“ Там рядом женщина лежала, она с себя сняла майку, и вот так ее выкинули. Снизу я смотрю, повисла на гвоздике. Минут 10 прошло, к нам нет доступа, больше прошло, нет. Потом он кричит: „У кого белая майка, давайте!“ Опять кто-то выбросил белую майку, и опять так же повисла, это было вообще интересно. И минут через 20 заскочил омоновец — короче, наш. Я выглянула, в углу стал на этой печке. И то ли пулемет, оружие вот. Я говорю: „Вы наш?“ Он говорит: „Да“».)

Подсчеты, произведенные Савельевым, очень важны. Он сделал несколько важных вещей, которых нет в официальном уголовном деле. Он выяснил, где именно в спортивном зале сидели заложники, кто из них погиб и отчего. И выяснилась важная вещь: более 110 обгоревших трупов было обнаружено в спортзале в результате пожара, другие погибли, выбежав из школы, и где-то еще около 100 человек погибли в южном флигеле. Конечно, в этих подсчетах могут быть погрешности, потому что мы опирались только на ту информацию, которая была в нашем распоряжении. У нас не было полноты картины, какой должны были обладать правоохранительные органы (всего, по официальным данным, в Беслане были захвачены в заложники 1128 человек. 333 из них погибли, включая 186 детей — прим. ред.).

В Беслане было захвачено в заложники 1128 человек. 333 из них погибли, включая 186 детей В Беслане было захвачено в заложники 1128 человек. 333 из них погибли, включая 186 детей Фото: Сергей Савостьянов/ТАСС

«ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО В СПОРТИВНОМ ЗАЛЕ ПОЖАР НЕ ТУШИЛИ БОЛЕЕ ДВУХ ЧАСОВ. ЛЮДИ МОГЛИ СГОРЕТЬ ЗАЖИВО»

— Юрий Савельев был членом официальной парламентской комиссии, расследовавшей теракт в Беслане, и ранее в оппозиционных настроениях замечен не был. Почему его доклад был жестко принят в штыки?

— Потому что он противоречил официальной версии, высказанной парламентской комиссией во главе с Александром Торшиным. Комиссия подготовила свой доклад, а Юрий Петрович свой, и они мало в чем между собой сходятся.  Савельев — человек опытный, он все свои выводы подкреплял математическими расчетами и доказательствами, он не делал никаких политических выводов. Он все время подчеркивал, что, изучая бесланскую трагедию, выполнил чисто научную работу, основанную на показаниях заложников и на различных вычислениях. Впрочем, к его мнению все-таки прислушивались — особенно когда стали пересматривать версию возникновения пролома в стене зала. Поэтому проводились экспертизы и следственные эксперименты, по некоему зданию даже стреляли из «Шмеля», проверяя, возникнет пожар или нет. В рамках эксперимента пожара не возникло.

— Что, кстати, известно о пожаре в спортивном зале школы? Он ведь тоже унес очень многие жизни.

— Так получилось, что пожар не тушили более двух часов. Это удалось выяснить благодаря расследованию Юрия Савельева. Юрий Петрович большой молодец: он собрал фотоснимки от всех фотографов, работавших в тот день в Беслане. А на каждой фотографии было выставлено время, в которое она была сделана. Когда Савельев синхронизировал данные с собранных фото, оказалось, что два с лишним часа в зале не тушили пожар! Соответственно, можно предположить, что люди сгорели заживо, потому что не могли выбраться наружу. Об этом же свидетельствовали и многие заложники, выбегавшие из зала в начале пожара: они говорили, что в зале оставалось много раненых. И они так и сгорели в зале, никто их не вытащил. 110 обугленных трупов, согласно данным следствия.

Повторюсь: все эти нестыковки с официальной версией появились достаточно быстро, буквально после трех первых судебных заседаний по делу Кулаева. Даже у того, кто прежде был полностью не в теме, после прослушивания показаний свидетелей возникало ощущение, что официальная версия событий — вранье.

— Но в мужестве тех, кто штурмовал школу, тоже сомневаться не приходится. Подполковник Дмитрий Разумовский, майор Александр Перов, прикрывший своим телом разорвавшуюся гранату, и многие другие погибшие бойцы «Альфы» и «Вымпела» от пуль, как говорится, не прятались.

— Я не успела сделать обстоятельное расследование гибели спецназовцев, но мне на самом деле непонятно, почему при штурме было убито так много «вымпеловцев» и «альфовцев» (по официальным данным — 10 сотрудников спецподразделений, 2 сотрудника МЧС и 1 из МВД — прим. ред.). Откуда такие беспрецедентные цифры потерь? Согласно распространенному мифу — бойцы побежали в атаку без бронежилетов и не готовые, поскольку штурм был неожиданный. Но это не так. Если посмотреть видео и фотографии от 3-го числа, мы на всех бойцах видим бронежилеты. Значит, что-то пошло не так. К сожалению, эти люди не дают свидетельских показаний и не идут на контакт со СМИ. Поэтому мне остается только догадываться, что произошло. Я думаю, что их подставили. При этом все бойцы, безусловно, действовали мужественно и профессионально, они в самом деле спасали заложников. Но что во время штурма пошло не так? Почему столько ребят погибло? Быть может, выжившие еще заговорят через какое-то время.

Помните, несколько лет назад журналистка «Комсомольской правды» Ульяна Скойбеда опубликовала небольшую статью, в которой на условиях анонимности взяла комментарий у сотрудника ЦСН ФСБ. И он сказал, что по школе был произведен выстрел, чтобы начать штурм, потому что других вариантов уже не было. Публикация вызвала большой скандал, газета была вынуждена убрать с сайта этот материал. Но я все равно надеюсь, что товарищи погибших когда-нибудь расскажут нам правду о тех трех сентябрьских днях.

— Какая же версия здесь напрашивается? Что спецназовцы попали под собственный артобстрел?

— Я не исключаю, что в той неразберихе они могли случайно попасть под огонь своих. Или же они не имели о штурме какой-то важной информации. Там ведь все секретничали: был один оперативный штаб, второй… Вот эти рассогласованность, неорганизованность, бардак и могли стать причиной гибели бойцов специальных подразделений.

— Могли ли в ходе штурма выжить другие террористы, кроме Кулаева? Или сам Нурпаша Кулаев чудом остался жив, хотя его должны были разорвать на части?

— По поводу Кулаева существуют разные версии, но я в целом верю тому, что он сам говорил на суде. Если коротко: он был взят в эту банду в качестве живой силы. Террористам нужны были лишние руки, ноги и глаза. Самому Нурпаше на момент совершения теракта было только 23 года. У него был старший брат, который давно был террористом. Я не исключаю, что тот ему приказал, и Кулаев поехал в Беслан. Потому что у чеченцев и ингушей старшего брата нельзя ослушаться, старшему мужчине вообще нельзя перечить. Самому Нурпаше это все было не нужно, и я допускаю, что он никого не убивал и вообще старался во всем поменьше участвовать. Когда начался штурм, он, скорее всего, предпочел не воевать. Тем более что кроме него там хватало фанатичных бойцов. Когда уже вовсю шел бой, нашим удалось перехватить телефонный звонок одного из террористов. Он звонил маме и кричал в трубку: «Аллаху Акбар!» И мама ему отвечала: «Аллаху Акбар!» А Нурпаша, видимо, хотел жить — поэтому он мог схорониться где-нибудь в здании школы, в углу. Это, возможно, и спасло ему жизнь.

(Из показаний свидетелей на суде по делу Кулаева: «Потом через некоторое время смотрю, и вот этот забегает, вот гад, тварь! И забегает, и рядом со мной сел на корточки. Я ему говорю: „Тебе не страшно?“ Он мне говорит: „Нет. Я никого не убивал, Аллах. Я никого не убивал“».)

Но меня больше беспокоят те террористы, кто потенциально мог уйти из школы, не дожидаясь штурма. Одна мысль об этом заставляет поежиться.  Что до Кулаева, то он, как известно, отбывает пожизненное заключение в колонии «Полярная сова». Какое-то время назад к нему приезжал телеканал Russia Today и брал интервью.

— Вы ведь долго потом общались с «Матерями Беслана» — наблюдали, как они организовывались, а потом и маргинализовывались. Я имею в виду некрасивую историю с целителем Григорием Грабовым, в которого они в какой-то момент уверовали, и многое другое.

— На определенном этапе в этой организации произошел раскол: вышедшие из нее создали другую организацию — «Голос Беслана». Но «Матери Беслана» по-прежнему существует. У раскола было две причины. Часть потерпевших считала, что основным виновником случившегося является бывший президент Северной Осетии Александр Дзасохов. Поэтому и на суде, и за его рамками они подавали ходатайства и настаивали на его виновности. Они как вцепились в него мертвой хваткой, так и до сих пор не отпускают. Что до «Голоса Беслана», то для них наиболее важно было понять причину первых взрывов 3 сентября. И здесь они винили преимущественно оперативный штаб, в который входили силовики. При этом главная вина, разумеется, лежала на террористах — этого никто не оспаривал.

Вторая причина — Григорий Грабовой. Какая-то часть женщин начала активно общаться с ним, ездить к нему, что, конечно, дискредитировало организацию. Особенно в некоторых СМИ, которые делали так: транслировали какое-то заявление «Матерей Беслана» про расследование теракта, а следом показывали тех же несчастных женщин, которые всерьез говорили, что Грабовой воскресит наших детей. В результате они выглядели неубедительно.

К тому же активисты «Голоса Беслана» довольно быстро поняли, что в российских судах они получают полный «отлуп». Они прошли более ста судов, но везде с тем же результатом. Поэтому, когда они осознали, что в России они не могут добиться справедливости, они пошли за ней в Страсбург. Была подана жалоба в Европейский суд по правам человека — еще в 2007 году. В 2017 году ЕСПЧ принял решение в пользу потерпевших. Суд потребовал, чтобы пострадавшим были выплачены компенсации и было возобновлено расследование трагедии. По мнению ЕСПЧ, российское государство нарушило право на жизнь бесланцев. Сейчас в Страсбурге находится вторая жалоба от потерпевших, которые вдохновились примером тех, кто уже добился победы. 

— Сейчас, спустя 15 лет, можно ли говорить, что рана затянулась? Или возобновленное расследование может расшевелить эту утихшую боль?

— Я как раз недавно в очередной раз была в Беслане. И, если уж говорить о ране, то нет — она не затянулась. Тем более что суд в Страсбурге будет продолжаться. Расследование тоже возобновлено по требованию ЕСПЧ, но, правда, в нем ничего не происходит — дело открыто пока лишь формально. Конечно, есть надежда, что когда-либо все сдвинется с мертвой точки. Но я в таких ситуациях привыкла спрашивать у самой себя: сделала ли я все, что могла, чтобы помочь этим людям и помочь расследованию? Так вот, пару лет назад я ответила на этот вопрос положительно.