Дмитрий Еремеев считает, что, принимая закон об автономной работе рунета, государство менеджирует риски, а не запрещает всё и вся Фото: «БИЗНЕС Online»

ЭТА ИСТОРИЯ НЕ ПРО ОГРАНИЧЕНИЯ И ЗАПРЕТЫ

В моем представлении, когда мы говорим о «суверенном интернете», речь идет о некоем внутреннем локальном интернете, который способен функционировать вне зависимости от различных внешних рисков, к примеру, если возникнут проблемы со связью вне страны или иные катаклизмы. То есть, условно говоря, какие бы внешние проблемы ни происходили, на ваш быт это никак не повлияет. Так что, я думаю, здесь история не про то, что «давайте мы все запретим и ограничим».

Коротко обозначу свою позицию по данному поводу: мне все это нравится мало, хотя идея и логика властей понятны, но всё всегда упирается в детали. Далее попробую объяснить подробнее, что понимаю под термином «суверенный интернет» и для чего все это затевается.

Для начала возникает несколько логичных вопросов. Получится ли на текущем этапе обеспечить такое взаимодействие в принципе? Это и корневая структура DNS (распределительная система, которая помогает находить друг друга в интернете), которая имеет экстратерриториальный принцип, и сертификационные центры и т. д. Насколько комфортно можно все это переделать сейчас? И достаточно ли усилий только с нашей стороны или понадобится помощь извне?  

Расскажу об одном глобальном тренде, который тесно связан с понятием суверенного интернета. Речь идет о персональных данных. Евросоюз и другие государства сейчас очень сильно обеспокоены этим. Скажем, в ЕС есть знаменитый GDPR (общий регламент по защите данных), который предусматривает существенные штрафы для компаний, нарушающих требования по работе с персональными данными граждан. Какие проблемы тут очевидны? Интернет развивался стихийно, многие сложности решались тем или иным способом, не всегда оптимальным. Со временем получилось, что интернет обрел ту самую экстратерриториальность благодаря тому, что где-то действует одно законодательство, где-то другое. Где-то была более развитая техническая инфраструктура, а где-то менее. То есть в силу всей специфики такого рода (а технологии начали развиваться все больше и быстрее, и это привело к тому, что вся наша жизнь проходит через интернет) произошло то, что вопросы, которые глобально раньше были не так актуальны (да просто людей в интернете раньше было меньше), стали важны сегодня. Появившиеся риски, угрозы, изменение бизнес-моделей и уберизация теперь стали существенными для того, чтобы регуляторы по всему миру этим занялись.

В частности, возникла озабоченность вопросом персональных данных. О том, как с ними нужно работать, задумались и в России, и в Америке, и в ЕС, и в огромном количестве стран. Почему? Потому что если ты не соблюдаешь определенных требований по работе с ними, то возрастает количество рисков, которые могут привести к негативным последствиям (ваши персональные данные могут украсть, чтобы использовать в неправомерных целях, их могут опубликовать третьи лица и т. д.). А соответствующие законы и регламенты данные риски начинают контролировать — так это выглядит в моем представлении.

Регуляции за инновациями никогда не поспевают. Сначала возникают прорывные технологии, которые, по сути, улучшают эффективность тех или иных бизнес-процессов, работы, но риски мы видим только потом Фото: «БИЗНЕС Online»

ПОЧЕМУ СЕЙЧАС ПОДНЯЛСЯ ВОПРОС О «СУВЕРЕННОМ ИНТЕРНЕТЕ» И ЕГО АКТУАЛЬНОСТИ В РОССИИ?

Хочу обратить внимание на важный момент: регуляции за инновациями никогда не поспевают. Сначала возникают прорывные технологии, которые, по сути, улучшают эффективность тех или иных бизнес-процессов, работы, но риски мы видим только потом. Далее, разумеется, мы пытаемся их как-то контролировать и решать. Абсолютно весь бизнес сейчас меняется, как трансформируются и способы коммуникации, взаимодействия между людьми. Соответственно, возникает все больше и больше возможностей и рисков. Раньше не было соответствующего закона, никто об этом не беспокоился, происходили утечки и еще куча всего, что приводило к большому дискомфорту граждан, а это в конечном итоге вызвало жесткую реакцию регуляторов.

Другой момент, почему в настоящее время поднялся вопрос о «суверенном интернете» и его актуальности в России: даже те законы о персональных данных, которые есть сейчас, практически не соблюдаются крупными международными компаниями, не говоря о более мелких. И вопрос здесь то ли в нежелании этих компаний соблюдать закон, то ли в том, что это технологически реализовать невозможно или экономически нецелесообразно, особенно по сравнению с доходом, который они получают с данного рынка.

Интернет в России фактически шагнул в каждый дом и сформировался в том виде, в котором он сейчас и пребывает. На сегодняшний день, опять же в силу того, что интернет развивался стихийно, если произойдет какой-то катаклизм либо будут приняты решения об ограничениях трафика определенных узлов глобальными игроками, то даже внутри российских коммуникаций (а на интернет у нас завязано огромное количество предприятий, госучреждений, банков, бизнеса) может все встать. Чтобы подобное не привело к коллапсу, нужно с этим работать. Скажем, крупные организации всегда составляют матрицы рисков и смотрят на то, какие риски маловероятны, какие имеют среднюю вероятность, какие высокую, как они влияют на бизнес. Например, как мне рассказывали, произошедший у Shell розлив нефти в Мексиканском заливе как риск фигурировал в матрице рисков компании, просто вероятность его наступления была крайне мала. Разумеется, случившееся привело к катастрофическим последствиям для бизнеса. Менеджер компании до случая с розливом принял решение, что риски, вероятность наступления которых мала, — это не то, на что они готовы потратить деньги. В конечном итоге случилась катастрофа.

Интернет в России фактически шагнул в каждый дом и сформировался в том виде, в котором он сейчас и пребывает Фото: ©Нина Зотина, РИА «Новости»

ХОЧЕТСЯ ВЕРИТЬ, ЧТО РИСКИ ВСЕ ЖЕ ВЗВЕШЕННЫ И ДЕЙСТВИЯ БУДУТ ЭКОНОМИЧЕСКИ ОБОСНОВАННЫ

Собственно, можно провести аналогию с Россией — она тоже видит для себя риски, вероятность наступления которых, возможно, и мала, но если они случатся, то это будет нести катастрофические последствия для страны. Наверное, «суверенный интернет» — одна из попыток эти риски снизить. Возможно, руководство РФ считает, что риски стали более значительны, потому необходимо их снять. Думаю, у него есть определенные предпосылки для такого мнения. Вопрос, как мне кажется, в реализации и в экономической целесообразности, ведь интернет уже везде, а рабочую систему с большими объемами переделывать всегда намного тяжелее, чем корректировать на более ранней стадии, как это было в Китае. И на данном этапе возможны сбои, которые тоже могут привести к катастрофе.

Также, насколько я понимаю, речь идет о построении более эффективной системы анализа трафика, что, в принципе, как и с персональными данными, скорее параллельная задача. Понятно, что текущая система показала себя неэффективной и с повсеместным внедрением DPI (анализ содержимого трафика онлайн) можно добиться куда более эффективного контроля трафика. Правда, глобально на данном уровне развития технологий финансово целесообразным это посчитал лишь ряд стран, в том числе ОАЭ, где данная система, безусловно, показывает результаты. Зачастую даже при использовании VPN позвонить через мессенджер крайне проблематично. 

Хотим этого или нет, но мы живем в несовершенном мире, всегда правильно оценить риски не способны ни люди, ни компании, ни государство. Хочется верить, что в данном случае они все же взвешенны, действия будут экономически обоснованны и мы не получим закон, который будет непонятно как соблюдать.

Дмитрий Еремеев