Василий Окулов сменил в Казани Кагановича после его самоубийства

Великая Отечественная война (1941–1945 годы). Советские бомбардировщики Пе-2 атакуют немецкие позиции Фото: ©Леонид Коробов, РИА «Новости»

«РУБАКУ-ПАРНЯ НАПРАВИЛИ В КАЗАНЬ СПЕЦИАЛЬНЫМ РЕШЕНИЕМ ПОЛИТБЮРО»

Василий Андреевич Окулов в своей военно-трудовой биографии сделал три «захода» на Казань. Первый — когда в 1919 году учился на здешних командно-кавалерийских курсах. Сюда его, 18-летнего лихого фронтовика Гражданской войны, «рубаку-парня», командировали реализовывать на личном примере модный и актуальный тогда ленинский лозунг «Учиться военному делу настоящим образом». По сообщениям сайта TatFrontu.ru, рожденный на Урале, в городе Алапаевске (что в современной Свердловской области), паренек из семьи сталевара Андрея Гавриловича Окулова с 14 лет вкалывал масленщиком, затем электромонтером на громадном Надеждинском металлургическом заводе, а потом, приписав себе в соответствующие документы лишние два года, сбежал на фронт под красные знамена. Так что в Казани его не надо было особо агитировать учиться только на отлично, оценки впоследствии ему выставил фронт, куда он вернулся после окончания курсов. Вот его военная биография: в рядах бригады Котовского сражался против отрядов генерала Дутова, в составе 29-й дивизии — против белочехов и Колчака. Воевал также против Петлюры, Махно и на Польском фронте. Был рядовым бойцом, командовал эскадроном, потом стал начальником команды связи полка. К сентябрю 1929 года служил уже начальником связи 15-й пехотной дивизии.

Смена коня и шашки на поприще связиста постепенно и логично привела юного командира в ряды молодой советской военной технократии, да еще технократии романтической и элитарной — «сталинские соколы» были тогда не менее популярны, чем легенды футбола сегодня. В 1929 году Окулов был командирован на учебу в Военно-воздушную академию РККА (сейчас Военно-воздушная инженерная академия им. профессора Жуковского — прим. ред.), которую в 1934 году с отличием окончил в звании военного инженера ВВС. После ряда должностей в авиации РККА (в 1934–1938 годах был военным представителем на авиационный заводах), дослужился до начальника военной приемки. «Военная энциклопедия» многозначительно замечает, что он «часто имел личные беседы со Сталиным».

5 марта 1938 года Окулов возглавил 22-й авиазавод в Москве, в Филях, где шло освоение серийного выпуска нового пикирующего бомбардировщика Пе-2, которому предстояло стать самым массовым и эффективным бомбардировщиком ВВС Красной армии времен Великой Отечественной войны. В Москве новое «изделие» шло, по всей видимости, неплохо, потому как именно Окулова — ни много ни мало специальным решением Политбюро! — бросают на решение той же задачи уже в Казань. Это было его «второе пришествие» в наш город.

«МИХАИЛ КАГАНОВИЧ ЗАСТРЕЛИЛСЯ ПОСЛЕ РАЗГОВОРА С БРАТОМ»

За краткой справкой из архивов — «1 июля 1941 года Окулов решением Политбюро был назначен директором 124-го завода в Казани» — стоят два больших обстоятельства. Первое — прошло чуть больше недели, как началась Великая Отечественная война. Второе — того же числа, то есть 1 июля 1941 года, застрелился директор Казанского авиационного завода №124 им. Серго Орджоникидзе Михаил Каганович, старший из трех братьев, государственных и политических деятелей Советского государства. Как сообщил корреспонденту «БИЗНЕС Online» известный казанский исследователь профессор истории Булат Султанбеков, произошло это в Москве, куда казанского директора вызвали для объяснений. Первым его приказом по заводу в самом начале войны было распоряжение об усилении дежурства в цехах, отделах, на складах и других важных участках производства, о повышении внимания к обеспечению сохранности государственного имущества, всемерной экономии горючего и горюче-смазочных материалов. Следующий приказ требовал резкого укрепления трудовой дисциплины. Это были последние распоряжения, которые подписал Каганович как директор Казанского авиазавода. Перед тем как явиться в высокие кабинеты, в Москве он зашел к брату, Лазарю Кагановичу, который в то время занимал одно из самых заметных мест в политической элите страны и был более осведомлен об обстановке и настроениях «в верхах». Так или иначе, но именно после разговора с младшим братом Михаил Моисеевич Каганович направился в свою московскую квартиру, где и застрелился. По-видимому, он посчитал такой исход наиболее «благоприятным» для себя. Впрочем, это тема для отдельной обстоятельной публикации, а сейчас хочется отметить в этой истории только одно: подобный поступок мог быть вызван исключительными обстоятельствами или неподъемностью поставленных задач.

«МЕЖДУ ЗАВОДАМИ БЫЛ АНТАГОНИЗМ, ДОХОДИВШИЙ ДО ДРАК»

Предоставим слово казанскому исследователю истории авиации и авиастроения Равилю Вениаминову: «Завод №124 к тому времени оснастили прекрасным оборудованием, но казанцам не хватало практики серийного выпуска. С июля по сентябрь (с приходом на завод Василия Окулова — прим. ред.) удалось наладить возрастающий серийный выпуск Пе-2, доведя к осени до 50 процентов от выпуска на [московском] 22-м заводе. В сентябре готовились встречать эвакуированный 39-й завод, но в октябре приехал „родной“ 22-й завод».

12 ноября 1941 года на основании постановления Государственного Комитета Обороны и приказа Наркомата авиационной промышленности на площадях Казанского авиазавода №124 начали свое существование два самостоятельных завода: №22 по производству самолетов Пе-2 и №124 по производству самолетов Пе-8. «Москвичи получили от 124-го завода 5 тысяч рабочих, но вплоть до марта [1942 года] между заводчанами все еще был антагонизм, доходивший до драк», — констатирует Вениаминов.

«В связи с организацией двух заводов производственные площади были разделены между ними в соответствии с производственной необходимостью, — читаем в реферате „История Казанского авиационного завода в годы Великой Отечественной войны“ юного краеведа, ученика казанской гимназии №122 И. Малышева. — В ту часть площадей, где завод №124 производил самолеты Пе-8, были „влиты“ цехи московского завода. Для того чтобы не допустить демонтажа станочного оборудования, принадлежащего казанцам, было принято решение об обмене оборудования. Совместными усилиями размещение прибывшего оборудования на новой территории было произведено за месяц. Суммарная площадь, выделенная москвичам, составляла 88450 квадратных метров, то есть в два с половиной раза меньше, чем в Москве.

Отрицательным моментом „сосуществования“ на одной территории являлось и то обстоятельство, что у обоих заводов было много общих помещений помимо не поддающихся разделению производственных цехов. Общими для обоих заводов были вода, ацетилен, кислород, электроснабжение со всеми коммуникациями, все складское хозяйство, все социально-бытовые помещения. В стенах заводоуправления, например, пришлось разместиться двум директорам, двум парткомам, завкомам, комитетам ВЛКСМ и многим другим службам. Конечно, работать на одной территории двум коллективам было непросто, хотя в то время, наверное, это был единственно верный шаг, направленный на скорейший выпуск и отправку на фронт самолетов Пе-2 и Пе-8.

Жизненная практика доказала нерентабельность существования отдельных заводов на одной территории, и через полтора месяца они объединились <…> с присвоением новому заводу московского номера — Казанский авиационный завод №22 им. С.П. Горбунова».

Но былой «производственный антагонизм» далеко не ограничивался территорией авиапредприятия, в бытовом качестве он продолжался «по месту жительства» личного состава. Сама Казань, ее и республиканское руководство, равно как и местные жители, встретили вновь прибывших, прямо скажем, без особо распростертых объятий. Так что не только на войне как на войне. Тылу тоже досталось изрядно.

«ЖИЛИЩНЫЙ ВОПРОС ИХ ИСПОРТИЛ…»

Как уже сообщала корреспонденту «БИЗНЕС Online» Айслу Кабирова, ведущий научный сотрудник Института истории им. Марджани АН РТ, доктор наук, автор многочисленных работ по истории ТАССР в годы Великой Отечественной войны, приток эвакуированных в республику с каждым днем нарастал, продолжался до 1943 года и составил около 278 тыс. человек; 70 оборонных предприятий, десятки учебных и научных организаций, в том числе две Академии наук — Российскую и Белорусскую, надо было как-то и где-то разместить (подробнее читайте на «БИЗНЕС Online» — прим. ред.). И большая заслуга нового директора Казанского завода №124 Окулова была не только в том, что он сумел наладить на нем выпуск бомбардировщиков Пе-2 и Пе-8 (последний под названием ТБ-7 уже в августе 1941-го бомбил Берлин; подробнее читайте на «БИЗНЕС Online» — прим. ред.), но и в том, что смог принять, а также разместить эвакуированный из Москвы громадный авиационный завод имени Горбунова. При активном участии Василия Андреевича (и, очевидно, не без использования связей в высочайших инстанциях) в республике происходили вещи невероятные.

Читаем научно-документальный журнал «Гасырлар авазы — Эхо веков» госкомитета РТ по архивному делу: «В этих условиях руководство ТАССР было вынуждено пойти на беспрецедентный шаг. 16 октября 1941 года СНК республики совместно с обкомом партии принял специальное постановление „О предоставлении 30 тысяч квадратных метров площади на территории Кремля для заводов Наркомата авиационной промышленности“. Около 26 государственных учреждений должны были быть переселены в порядке уплотнения или выселены за пределы Кремля (т. е. ради рабочих-авиастроителей вынуждены были потесниться, а то и убраться из своих кремлевских помещений местные наркоматы и прочие ведомства — прим. ред.). <…> Для эвакуированных работников завода №22 была освобождена площадь в 4107 квадратных метров, из которых 1300 квадратных метров было отдано под общежитие, 600 занимал детский сад, 2207 квадратных метров составляли квартиры рабочих и служащих. Например, в подъезде №3 проживали 18 семей и 260 одиноких граждан, в подъезде №4 — 34 семьи и 36 одиноких. Здесь же располагался детский сад-интернат на 120 мест…»

«ТЕМПЕРАТУРА НА УЛИЦЕ ОПУСКАЛАСЬ ДО МИНУС 50 ГРАДУСОВ»

«Что касается самой переброски в Казань завода №22, то вначале речь шла об эвакуации половины предприятия и его станков, а уже 12 октября [1941 года] было принято решение об эвакуации на территорию местного авиазавода всего московского предприятия, — читаем в реферате казанского гимназиста. — Эвакуация огромного завода даже в мирное время — непростая задача, а во время войны сделать это в сто раз труднее: на счету каждый паровоз, каждый железнодорожный вагон. Для переброски завода в Казань потребовалось 3 тысячи вагонов. С целью организации практической помощи при эвакуации часто бывал на заводе представитель госкомитета обороны П.В. Дементьев, в то время первый заместитель наркома авиационной промышленности».

«Круглые сутки безостановочно велись на заводе демонтаж и погрузка оборудования, ежедневно из Москвы в Казань уходило по 8–10 эшелонов. Для рабочих и их семей были специально оборудованы товарные вагоны с печками-буржуйками, а также деревянные будки на платформах, размещенные рядом с уже погруженным оборудованием. В целом переброска завода заняла около двух месяцев. В декабре 1941 года в Казань пришел последний эшелон с оборудованием и людьми, — читаем работу юного краеведа. — В отдельные дни температура на улице опускалась до минус 50 градусов. Можно себе представить, чего стоило многим рабочим, проживающим в отдаленных от завода районах города, добираться на работу, тем более что единственный транспорт — трамвай — ходил очень плохо. На работу за 10–14 километров люди шли пешком, поэтому часты были случаи обморожений, обострений серьезных хронических заболеваний. Потери рабочего времени были велики из-за массовых опозданий на работу, в том числе и из-за плохо организованной деятельности столовой. Рабочие тратили на обед до 3 часов, из которых на еду уходило 15 минут, а все остальное время приходилось на стояние в очереди. В корпусах предприятия также было невыносимо холодно. Люди работали не раздеваясь. Заготовки и детали выгружались прямо под открытым небом, так как складские помещения почти все были отданы под новые цеха и участки».

Вот что вспоминал об этом суровом периоде эвакуированный из Москвы Андрей Бульший: «В октябре 1941 года в числе последних я эвакуировался из Москвы. Поселили нас в Татарской Слободе, в 8–10 километрах от завода. Трамваи ходили без окон, без дверей, очень редко, всегда переполненные. Вот и приходилось ездить то на подножке, то на крыше вагона, а чаще всего добираться до завода пешком. Позднее нас переселили в общежитие поближе к заводу, стало немного полегче… Стояли сильные морозы, а пальтишек у нас почти не было. Завод вскоре помог нам — выдавал талоны на обувь и одежду. Поскольку не хватало обуви, прямо в цехах начали оперативно клеить, хоть и грубо, теплую обувь. Завод потихоньку брал в свои руки и обслуживание трамваев и трамвайных путей. В 41-м я был совсем мальчишкой, но в войну взрослели быстро, и вскоре мне поручили руководить молодежной бригадой. В ней были такие же, как и я, 16–17-летние парни и девчата, но спрос с нас был как со взрослых. Работали по 12 часов в сутки, а иногда и целыми сутками. Так что после смены елe доходили до ночлега. Засыпали где кто: на кроватях, на стульях, спали не раздеваясь…»

«8 ЧЕЛОВЕК ДЕЛИЛИ 14 КВАДРАТНЫХ МЕТРОВ С КЛОПАМИ И ВШАМИ»

В конце декабря 1941 года, после завершения эпопеи с «притиранием» друг к другу и слиянием экс-антагонистов — московского и местного авиазаводов на территории Казани, Окулов вынужден был покинуть город. «Его ставят директором нового 23-го завода, организованного в Москве на месте выехавшего 22-го завода, — сообщает Вениаминов. — Окулов не пал духом и почти на пустом месте вновь создал авиационный завод. Спустя четыре месяца, 22 марта 1942 года, его вновь возвращают в Казань на 22-й завод, снова для того, чтобы он совершил чудо — восстановил и увеличил выпуск Пе-2. И он это сделал…» Таков был результат его третьего появления в Казани.

Окулов вспоминал, что, когда он вновь вернулся сюда, «на заводе был холод, все было страшно захламлено, везде лежал мусор». И работа началась с наведения чистоты. Весной посадили 2,5 тыс. деревьев, клумбы… Это было бы для директора просто мечтой, если бы лишь хлам и мусор стали единственной преградой для выпуска фронтовых самолетов! Так что для оценки обстановки вернемся к условиям, в которых налаживалось в войну их производство.

Как жили работники завода? По данным Кабировой, переуплотненность жилфонда в Казани была колоссальной; рабочие устраивались в общежитиях, средняя жилплощадь в которых колебалась от 2 до 4 кв. м на человека. В справке от 14 июля 1943 года, отвечая на официальный запрос руководящих органов, директор Окулов пишет: «Завод располагает жилищным фондом 70914 квадратных метров в заводских поселках на расстоянии 0,5–2 километра от завода. В том числе жилплощадь типа общежитий составляет 14903 квадратных метра на 4110 коек. На имеющейся жилплощади в заводских поселках проживают лишь 50 процентов работающих на заводе… Остальная часть — 50 процентов рабочих — проживает в районах Казани на расстоянии от 10 до 20 километров от завода. Из них 40 процентов рабочих, эвакуированных из Москвы, Ленинграда, Керчи, проживают на подселении у квартиросъемщиков».

В докладной записке в Татарский обком ВКП(б) прокурор республики Д. Исупов по итогам проверки «кремлевских хорóм» заводчан-авиастроителей писал: «В общежитии большая скученность, холод, антисанитария, отсутствует кубовая для воды, нет прачечной, нет теплой уборной, отсутствует вода. <…> За все время отопительного сезона помещение отапливалось всего лишь раз, температура доходит до минус 5–10 градусов, стены покрыты инеем, портятся обои, переплеты, полы и двери. Большинство жильцов заявляют, что благодаря отсутствию дров и неотопляемости здания они вынуждены спать в верхней одежде, по несколько месяцев не имея возможности попасть в баню, жильцам приходится в помещении стирать белье и там же сушить его».

О трудностях бытового и психологического характера для проживающих в таких условиях можно судить по заявлению семьи Старовойтовых, рабочих завода №22, которое приводит в своих исследованиях Кабирова. 11 февраля 1942 года, адресуя свое обращение в завком, они писали: «Работая в цехе с 3 января 1942 года и проживая у Маркитантова, который занимает жилплощадь 14 квадратных метров на 4 человека (трое из них работают на заводе), просим предоставить нам хотя бы небольшую комнату. Наша семья также состоит из 4 человек (три женщины и старик-отец — А.К.), на заводе работают также трое. Жить в таких условиях, как 8 человек на 14 квадратных метрах (две семьи), не представляется никакой возможности, так как при такой скученности в комнате имеются тараканы, клопы и даже вши».

«ПОДПОЛЬНЫЙ БИЗНЕС» НА РЕЖИМНОМ ЗАВОДЕ В ВОЕННОЕ ВРЕМЯ

«Не всегда целесообразность и здравый смысл при проведении трудовых мобилизационных кампаний являлись приоритетом и в работе высших руководящих инстанций, — читаем в книге Кабировой „Война и общество: Татарстан в 1941–1945 гг.“. — Например, в апреле 1942 года директор завода №22 В.А. Окулов сообщал в Татарский обком ВКП(б) о том, что предприятию недостает 3200 рабочих, и просил ходатайствовать перед правительством республики о проведении для предприятия трудовой мобилизации. При этом республиканское управление трудовых резервов обязало администрацию завода снять с производства 139 учеников ремесленного училища, находящихся на практике, и передать их заводу №16. Причем ранее подобный маневр уже был осуществлен в отношении 58 учеников. Казалось бы, в случае, когда заводу №22 не хватало своих собственных рабочих, более уместно было оставить этих молодых людей именно на том предприятии, где они уже получили первые навыки самостоятельной производственной работы, особенно если учесть, что технологические процессы в каждом учреждении имеют свои специфические особенности и отличия и что для того, чтобы вникнуть в них, необходимо время».

Подавляющее число советских людей, в годы войны оказавшихся и трудившихся в тылу, поддерживали и жили лозунгом «Всё для фронта, всё для Победы!». Но основой экономических отношений на предприятиях страны и республики все-таки была трудовая повинность. 26 декабря 1941 года рабочие и служащие оборонной промышленности были переведены на положение мобилизованных и закреплены для постоянной работы за предприятиями, на которых они трудились. Самовольно ушедшие с производства и «злостные прогульщики» считались «дезертирами трудового фронта» и наказывались исправительно-трудовыми работами в лагерях и колониях на срок от 5 до 8 лет. Если в результате допущенной халатности на предприятии происходили крупные аварии, то виновные приговаривались к расстрелу. Эти дела рассматривались военными трибуналами.

Несмотря на драконовские меры, имели место нарушения трудовой дисциплины, которые даже в военное время носили различный характер. «Для выяснения их природы в 1941 году прокуратура республики проанализировала 659 дел по 10 судебным участкам, — приводит такие данные ведущий научный сотрудник Института истории им. Марджани АН РТ. — Были выявлены следующие разновидности девиантного поведения рабочих: невыход на работу в течение всего рабочего времени — 139 (21,1%), преждевременный уход с предприятий — 57 (8,6%), сон на работе — 34 (5,2%), отказ от выполнения сверхсрочных заданий — 11 дел (1,5%) и тому подобное».

Иногда данные нарушения носили объективный характер. «Частыми причинами прогулов являлось отсутствие одежды и обуви. Вполне понятно, что данный вид нарушений более всего возрастал с началом холодов. Так, только на заводе №144 города Казани осенью 1943 года 7 человек в течение 5 дней не выходили на работу, так как у них „не было никакой обуви, а босыми работать на производстве было невозможно“. По этой же причине в число нарушителей трудовой дисциплины попали и рабочие завода №22 Хромченко, Кузнецов, Амелин и ряд других», — пишет Кабирова.

Но даже в лютое военное время на громадном суперрежимном уникальном авиазаводе люди из корысти организовывали свой «подпольный бизнес» (читаем подробнее на «БИЗНЕС Online»):

«ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

заместителя прокурора ТАССР И.С. Надеева первому секретарю Татарского обкома ВКП(б) В.Д. Никитину о преступной деятельности работников паспортного стола завода №22 г. Казани

13 июля 1944 г.

Секретно

Прокуратурой Ленинского р-на г. Казани вскрыта преступная деятельность группы работников паспортного стола завода №22, занимавшихся систематической продажей паспортов со штампом об увольнении рабочим завода, что способствовало дезертирству с этого предприятия.

В преступную группу входили работники паспортного стола Поповская, Дорофеева и Орлова и рабочий завода Чефранов, который являлся посредником в продаже паспортов.

Расследованием установлено, что за взятку 6000 рублей Поповская при участии Орловой и посредничестве Чефранова выдавала паспорт со штампом об увольнении и чистый бланк увольнения, скрепленный соответствующими печатями, рабочему Давыдову, а также при участии Дорофеевой — паспорт рабочему Вахтерову.

Установлено, что подобный преступный сговор имел место между указанными выше работниками паспортного стола завода и помощником начальника одного из цехов завода Байдер, пытавшимся дезертировать с работы, а также с рабочими Жариковым, Журавлевым и Крюковым. <…>

По делу арестованы Поповская, Орлова, Дорофеева и Журавлев.

В ходе расследования выявлен целый ряд дефектов в работе паспортного стола завода по учету паспортов, которые способствовали злоупотреблениям и облегчали совершение указанных выше преступлений.

<…>

Бесконтрольность привела в настоящее время к тому, что по заводу не хватает паспортов почти на 1000 чел. рабочих. <…>

По данному делу ведется расследование, которое будет закончено в ближайшее время.

О результатах сообщим дополнительно.

Заместитель прокурора ТАССР, старший советник юстиции

Надеев»

ОРДЕН ЛЕНИНА И «СРЫВ СРОКОВ ВЫПОЛНЕНИЯ РАБОТ»

Первый секретарь Татарского обкома ВКП(б) Владимир Дмитриевич Никитин (1907–1959, возглавлял Татарский областной комитет ВКП(б) с июля 1943 по декабрь 1944 года — прим. ред.), разбирая причины прогулов рабочих с предприятий в сентябре 1943 года, специально подчеркивал: «От хорошей жизни, от хорошего стола, от ласкового отношения, от хорошего общежития, от культурного веселого обслуживания никто не убежит. Но всякий убежит, если будет жить в грязи, голодный и разутый (подробнее на сайте „БИЗНЕС Online“)…» Но директор делал все от него зависящее… Под руководством Окулова фронт Великой Отечественной был снабжен огромным количеством — более 11 тыс. штук! — пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Василий Андреевич восстановил производство ТБ-7 (впоследствии переименованного в Пе-8 в честь его автора — Владимира Петлякова — прим. ред.), уникального советского бомбардировщика, на котором в одиночку, без сопровождения истребителей, в 1942 году советская правительственная делегация во главе с наркомом иностранных дел Вячеславом Молотовым перелетела через всю воюющую Европу сначала в Англию, а затем и в США.

За образцовое выполнение правительственных заданий в сентябре 1945 года Казанский авиационный завод им. Горбунова был награжден орденом Красного Знамени. На вечное хранение заводу было передано переходящее Знамя Государственного Комитета Обороны СССР. Указом президиума Верховного Совета СССР от 16 сентября 1945 года более 2 тыс. рабочих, инженерно-технических работников и служащих были награждены орденами и медалями Советского Союза. Орденом Ленина были отмечены заслуги директора завода Василия Андреевича Окулова.

По окончании войны, в ответ на американскую атомную угрозу, при Окулове в Казани срочно было начато производство самолета Ту-4, специально предназначенного для транспортировки отечественных авиабомб (подробнее читайте на сайте «БИЗНЕС Online» в материале об авторе самолета, авиаконструкторе Андрее Туполеве, — прим. ред.). Тем не менее, несмотря на все эти заслуги, Окулова из Казани убирают «за срыв сроков выполнения работ». Он уехал в Москву, где в качестве руководителя до 1974 года решал «сложные задачи строительства новой экспериментальной и производственной базы ЦИАМ и ЦАГИ (Центральный институт авиационного моторостроения, Центральный аэрогидродинамический институт имени профессора Н. Е. Жуковского — прим. ред.), ее модернизации, что обеспечило проведение научных и экспериментальных исследований новых образцов авиационной техники».

Генерал-лейтенант инженерно-технической службы Владимир Окулов умер в Москве в августе 1977 года. «В Казани его никогда не забывали и не раз приглашали на заводские юбилеи. В Авиастроительном районе есть улицы Дементьева, Максимова, Копылова, Лукина, но нет улицы Окулова, — справедливо замечает Вениаминов. — А значение этого человека для нашего города отнюдь не меньшее, чем у названных руководителей авиапрома…»

Подготовил Михаил Бирин