«Надо сказать, граждане по части оптимизации и достижения эффективности расходов далеко обошли депутатов, чиновников и членов правительства» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ПРОДВИГАЕТСЯ ИДЕОЛОГИЯ: ВЫ ВЫ САМИ СЕБЕ ДОЛЖНЫ СОЗДАВАТЬ НОРМАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ ЖИЗНИ, ОБРАЗОВАНИЯ, ЛЕЧЕНИЯ И СТАРОСТИ»

— Анна Владимировна, мы все чаще слышим упреки в адрес российского государства. Посмотрите, в прошлом году и начале гражданам самых разных странах дали дышать свободнее: США и Китай снизили налоги на граждан и предпринимателей, в Индии 500 миллионов человек получили бесплатное здравоохранение по закону Modicare, в Люксембурге с 2018 года весь публичный транспорт стал бесплатным, в Италии в январе принят закон о введении безусловного базового дохода для малоимущих, безработных и пожилых людей. Почему у нас все происходит с точностью до наоборот: доходы людей падают, а налоги и другие поборы только растут?

— Российская внутренняя политика отнюдь не уникальна. Мы идем в ногу с миром, просто ноги очень разные. Посмотрите, что происходит во Франции. Там люди взбунтовались, и взбунтовались по тем же причинам, на которые пока только сетуем мы. Это проблема низкой оплаты труда, роста доли так называемого прекариата, а на самом деле просто неустойчивой занятости. Она вызвана деиндустриализацией, которая и у нас во многих регионах происходит, и Европу это не миновало. На месте промышленной занятости возникают рабочие места в сфере услуг. Как правило, это место гораздо более зависимо от колебаний рынка. В сферах, которые лишены протекции государства, государственной защиты, государственных гарантий, возникает неустойчивая занятость, и ее доля растет по всему миру.

США тоже не могут быть примером стабильности. Там уже несколько лет повторяется история с «шатдауном» (англ. Government Shutdown), во время которого не могут принять бюджет, люди не получают зарплату. В нынешнем году он побил все антирекорды, и президент Трамп на свои личные деньги был вынужден покупать служащим Белого Дома еду из «Макдоналдса». Поэтому вряд ли мы могли бы взять Соединенные Штаты в качестве примера стабильного социального государства. У них огромная проблема с медицинской страховкой. Есть Оbamacare, но она очень мало покрывает, несмотря на то, что она с такой помпой проводилась, в итоге она прошла в крайне урезанном виде и проблему доступа граждан к медицинской помощи она не решила.

Проблема кризиса и сокращения социального государства — это общемировая проблема. У нас она имеет свою специфику, но надо сказать, что в любой стране любая проблема будет проявляться специфично, в зависимости от конкретно-исторических условий национально-государственного развития.

Да, это, конечно, целенаправленный социально-экономический курс. Так называемый неолиберальный курс, который ориентируется, как заявляется, на сокращение доли государства в экономике. На самом деле это лишь заявления, поскольку речь о сокращении не всякого участия государства в экономике. Сокращается именно социальная роль государства, его влияние на экономику в целях социального развития общества, в целях социального обеспечения прогресса. Бюрократическая же и контрольная функции государства, его протекционизм по отношению к отдельным слоям, тем же государственным корпорациям или крупному капиталу, даже растет. И этот курс приводит к тому, что жизнь большинства людей ухудшается.

Государство не поддерживает должным образом профсоюзы, хотя и пользуется ими как приводным ремнем, особенно это касается так называемых официальных профсоюзов. Государство не поддерживает собственно работника, не стимулирует, не обеспечивает социальную ответственность бизнеса и работодателей. Сейчас в России очень распространены краткосрочные или, если конфликт затягивается, долгосрочные голодовки, забастовки, связанные с невыплатой заработной платы. Очень часто такие протесты работников заканчиваются проверкой прокуратуры предприятия-должника. Часть долгов на фоне конфликта погашается, потом ситуация повторяется снова. Это означает, что нет серьезного контроля над социально-трудовыми отношениями.

У нас сохраняется регрессивный социальный налог. Если ваша зарплата за год достигает среднемесячного уровня, по-моему, в 80 тысяч рублей, то работодатель начинает вместо 22 процентов платить 10 процентов  (речь идет об отчислениях в пенсионный фонд России — прим. ред.) Получается, что освобождаются от части налогового бремени крупные зарплаты. Депутат Государственной Думы от «Справедливой России» Олег Шеин говорил, что, если мы сделаем налоговую шкалу хотя бы плоской, уже это даст серьезный приток денег в бюджет и закроет вопрос о дефиците пенсионного фонда, под предлогом чего была проведена крайне непопулярная пенсионная реформа.

— Но слуги народа говорят, что он и так слишком хорошо живет. Лейтмотив высказываний: стричь надо больше, а государство ничего не должно тем, кого стрижет. Например, депутат Госдумы Александр Карелин выступает против того, чтобы содержание пенсионеров перекладывали на государство. «Это я должен папе помогать», — говорит бывший спортсмен и призывает остальных россиян «перестать быть иждивенцами». Депутат Сергей Вострецов заявил, что налоги необходимо платить всем гражданам — даже домохозяйками. Для чего делаются такие заявления — от невеликого ума, в провокационных целях или зондируется терпение народа — какие еще реформы он выдержит?

— По-моему, Милюков в свое время задавал вопрос: «Что это — глупость или предательство?» В России это, наверное, вечный вопрос. Да, как посмотришь вокруг, и не только в России… Я думаю, что здесь есть элемент неумения выражать мысли. Есть такая ирония обстоятельств: когда человек плохо выражает свои мысли, он неожиданно для самого себя говорит правду. Он не может их закамуфлировать. Может быть, здесь именно такая ситуация.

Но вообще это довольно четкая линия, и она проявляется не только в таких уж совсем одиозных высказываниях. В основе этой линии лежит идея, что любая претензия со стороны граждан на социальную защиту, любое требование социальных гарантий, тем более льгот, — это социальное иждивенчество. Это категорически неверно даже с логической точки зрения. Иждивенцем является государство! Поскольку государство содержат граждане, это единственный источник его дохода, в какой бы форме эти доходы ни приходили в бюджет — налоги, доходы от госпредприятий, дивиденды. Иллюзией неолиберальных экономистов является и то, что все расходы на людей — это бремя. Это совершенно неверно, потому что именно вложения в человека обеспечивают наибольшую отдачу. Даже Советский Союз, при том что государство было довольно жесткое, на фоне тяжелейшего сталинского периода делал вложения и в развитие школьного образования, и в развитие дополнительного образования, и в профориентацию, и во многое другое, связанное с развитием человека. И отдача была.

Есть такой неплохой американский фильм «Скрытые фигуры» про темнокожих женщин, которые работали на  NASA во время космической программы еще до полета Гагарина. И в день, когда полетел Гагарин, руководитель этой программы произнес речь. Такая речь действительно была произнесена, и реальный человек, руководитель этой программы, тогда сказал: «Советский Союз победил нас за школьной партой». И то, что сейчас происходит — разрушение массовой культуры высокого уровня, которая была в СССР, разрушение системы образования, просвещения, — означает, что мы подрубаем корни того дерева, на котором сидим.

Я уж не говорю, что все эти высказывания об иждивенчестве противоречат Конституции. Понимаю, что ссылаться на Конституцию сейчас не очень модно, да и мешать она стала современному российскому государству. Тем не менее, по Конституции, Россия — социальное государство, и оно гарантирует социальные права и социальную защиту своим гражданам. И, кстати, не государство, а именно народ является по Конституции единственным источником власти. Так что государство служит нам и потому должно нам по определению. Странно, что этого не знают государственные чиновники, это как минимум повод для сомнений в их квалификации.

Почему такого рода высказывания вдруг так часто стали повторяться? Я думаю, что продвигается такая идеология — что вы сами себе государство, вы сами себе должны создавать нормальный уровень жизни, образования, лечения и старости. Такой индивидуализм вперемешку с консерватизмом.

— Между тем министр труда и социальной защиты Максим Топилин в январе на Гайдаровском форуме сообщил: чтобы каждому человеку в стране дотянуть до прожиточного минимума — как он выразился, «чтобы преодолеть бедность полностью», нужно около 800 миллиардов рублей в год. Хотя ранее Кудрин заявил, что обозначенная президентом цель по снижению бедности на 50 процентов практически недостижима. При этом затраты на оборону, безопасность и правоохранительную деятельность в 2019 году и на плановые периоды 2020-2021 годы составят 30 процентов от бюджета: в 2019 году — 2,38 триллиона, в 2020 году — 2,46 триллиона, в 2021 году — 2,52 триллиона рублей. Почему не перераспределить хотя бы часть этих средств в пользу бедных?

— Оборона и война — одни из самых процветающих бизнесов. Оборонные заказы государства, поставки в армию всего и вся — это золотой куш, мечта любого капиталиста.

Вы сказали, 2,5 триллиона на силовые нужды. А вы знаете, сколько у нас предусмотрено на такую статью бюджета, как социальные расходы? Я вам скажу: это примерно треть бюджета, 5 триллионов рублей! С 2006 года социальные расходы чуть ли не в 20 раз выросли. Проблема не в том, что нет денег, а в том, что они крайне неэффективно расходуются. Из этих 5 триллионов, очень сложно подсчитать конкретно, но просто огромная доля — это расходы на бюрократию. Даже если найдут эти дополнительные 800 миллиардов на бедных, 300 или 400 сожрет бюрократия, которая будет этих бедных выискивать. Они все говорят, что нет денег. Это неправда. Найти дополнительные деньги можно, реструктурировав налоговую систему. Это не так уж страшно и болезненно даже для бизнеса. Необходимо установить дополнительные границы, препоны для сверхэксплуатации, то есть для оплаты квалифицированного труда на уровне прожиточного минимума. Необходим реальный, а не на словах, контроль над госкорпорациями.

Далее. Огромный пылесос для вытягивания бюджетных денег — это так называемое государственно-частное партнерство. Ситуация, когда государственный социальный заказ выполняет частная фирма, которая берет деньги, нанимает субподрядчика; часто возникает целая цепочка субподрядчиков, деньги уходят через цепочки. Сейчас в моде социальные проекты, они недешево обходятся, а результаты вызывают много вопросов. Вот сейчас национальные проекты пойдут. Это огромные деньги, и через ГЧП они будут освобождаться от контроля, и, соответственно, их социальная эффективность будет снижаться.

Каждый очередной виток реформы образования — это очередные деньги, которые будут уходить субподрядчикам, разрабатывающим новые стандарты, новую нормативную базу, программы, новые тесты и так далее, и так далее. Фонд обязательного медицинского страхования — это огромный бюрократический навес над собственно здравоохранением, медициной. В социальной защите еще круче. Выстраиваются все новые составляющие системы льгот, пособий, появляются все новые категории бедных, соответственно, растет бюрократия, которая всем этим занимается.

Есть куча льгот, которые в их существующем виде нецелесообразны и неэффективны. Допустим, если пожилому человеку 80 лет, его внук, не оформленный официально на работу, может иметь от бабушки 1200 и от дедушки 1200 рублей в месяц. Эти деньги почти никому не делают погоды, но в масштабах страны это довольно приличные траты и расходы, при этом социальные работники, чья деятельность действительно приносит людям конкретную пользу, получают копеечные зарплаты. Эти 1200 рублей получают и те внуки, которые приезжают проведать бабушку на Audi, и те внуки, которым реально не хватает на жизнь. Вот вам, пожалуйста, так называемая адресная помощь. Между тем, если верить по тому же Росстату, не пенсионеры первые кандидаты в бедные. Самый большой риск бедности — это рождение очередного ребенка. Семьи с двумя и более детьми, особенно проживающие в сельской местности, — вот наиболее вероятные кандидаты на попадание в категорию беднейших, работающие люди (по крайней мере, один из них точно работает). Надо в этой области что-то делать.

Фото: «БИЗНЕС Online»

«ГОСУДАРСТВО СТРАТЕГИЮ НЕ МЕНЯЕТ, НО ТО ТЕМ, ТО ЭТИМ БРОСАЕТ КАКУЮ-ТО КОСТЬ»

— Социологи на исходе года свидетельствовали о том, что впервые за многие годы люди в России готовы массово протестовать. Но большинство экономистов и политологов, с кем я беседовал, причем самых разных убеждений и политических взглядов, говорят, что массово граждане на улицы не выйдут. Почему?

— Я бы не стала говорить столь категорично, что не выйдут. Июнь, июль, август, сентябрь, особенно июль и сентябрь прошлого года дали беспрецедентную, по крайней мере в этом веке, картину протестов. Я говорю о протестах против пенсионной реформы. Их сравнивали с выступлениями 2005 года, когда люди вышли на митинги и шествия, не принимая так называемую монетизацию льгот. Но пенсионный протест — дело другое. Я позволю себе такое определение, им уже многие пользуются, думаю, это станет историческим мемом, в учебники под этим именем попадет.

Так вот, пенсионный протест по масштабам и, особенно по географии, все превзошел — и 2005, и, конечно, 2011–2012 годы, все антикоррупционные кампании. За год кто-то насчитывает 1200, кто-то 1800 протестных акций (я всегда насчитываю меньше, чем другие мои коллеги, например из центра экономических и политических реформ, поскольку я учитываю только акции, получившие освещение в СМИ). За третий квартал было почти 850 протестных акций, из которых более 500 — это пенсионные протесты. В июле были очень массовые акции, и реально низовые, основанные на низовой активности и самоорганизации, когда выходили люди, которые вообще никогда не участвовали в протестах. Не так называемые профессиональные протестующие, не активисты, не молодежь, которая любит, говоря современным языком, просто движуху. Это были обыкновенные работающие люди, средние во всех отношениях, аполитичные. Что важно, сентябрь показал не меньший подъем, чем июль, несмотря на обращение президента 29 августа.

Почему это все заглохло? У нас в обществе острый дефицит солидарности. Нет веры в то, что солидарные действия могут иметь реальный, значимый эффект. Те институциональные силы, которые обладают очень большими ресурсами, такие как профсоюзы и КПРФ, не проявили должной последовательности. Сейчас продолжаются заявления отдельных региональных профсоюзов, то там, то сям проходят отдельные акции социального протеста, где упоминается пенсионная реформа, но накала нет, и оседлать эту волну некому. Потому что руководство и ФНПР и КПРФ соглашательское, скажем прямо. Региональные ячейки КПРФ работали очень хорошо, и июль, кстати, показал потрясающую тенденцию к объединению оппозиции. Мы привыкли к тому, что то «Яблоко», то ЛДПР, то «Справедливая Россия», но чаще всего КПРФ проводят свои митинги, выполняя работу как бы оппозиционных партий. А это была реальная работа по мобилизации людей. Но уже сентябрь показал, что эта тенденция сломалась. Численность акций очень сильно снизилась, количество участников чуть-чуть сократилось, сократилась география. И постепенно все вернулось на круги своя. Начались опять собственные митинги партий. Иногда в одном городе по два-три за один день. Они уже были не массовыми, ну и так далее.

Была небольшая победа электорального протеста в сентябре на выборах. Очень небольшая, чуть-чуть, в трех регионах проскочили «случайные», как их уже тут же назвали в СМИ, руководители. И государство очень резко отреагировало, дав таким образом понять, что конвенциональный протест не пройдет.

— И что должно произойти, чтобы протестные настроения снова выплеснулись на улицы?

— Государство должно продолжать ту политику, которую оно ведет, если оно хочет увидеть действительно массовые и целенаправленные протесты в России. Я думаю, что будет еще несколько таких волн. Следующий год покажет уже определенные ухудшения. В конце прошлого года Росстат завил, что реальные доходы населения возросли, а в начале нынешнего [глава Счетной палаты Алексей] Кудрин сказал, что нет, реально не возросли, инфляция все съела. Но они же считают инфляцию по всему кругу товаров. А если посчитать по каждодневной корзине, то она значительно выше. Реальные доходы, конечно, не растут, и даже если есть рост, то он распределяется в сторону более богатых групп населения, а если есть падение, то оно бьет в основном по среднему классу и примыкающим к его нижней границе людям из более низких по обеспеченности слоев. То есть это падение залезает в кошельки самых работающих людей. Людей, часто работающих в госсекторе или крупных компаниях, с целиком и полностью официальными зарплатами, то есть на надежду и опору государства. И вот когда эта надежда и опора поймет, что ей-то как раз надеяться на государство нельзя, очередная волна протестов типа пенсионных, может вылиться в длительные протестные волнения, как во Франции.

Но перед этим, я думаю, должны пройти несколько менее масштабных волн, чтобы отработана были некая система мобилизации, что ли, чтобы люди смогли почувствовать стойкую уверенность в своей правоте и своих силах.

Государство ведет себя крайне непоследовательно, стратегию не меняет, но всё время бросает то тем, то тем какую-то «кость». Другое дело, и я не уверена, счастье это наше или несчастье, но российский гражданин не агрессивен по отношению к государству. Это не тот протест, который развивается в такой своеобразной политической субкультуре, когда поддерживают [кинорежиссера Олега] Сенцова, или проводят бессрочные пикеты против власти. Даже те люди, которые протестовали против пенсионной реформы и протестуют сейчас против задержки зарплат, против закрытия школ и больниц, против свалок и полигонов ТБО, — это люди вполне лояльные государству, не видящие иного способа донести до него информацию о своих проблемах. И захочет ли государство установить диалог именно с этими гражданами (пока не хочет), насколько диалог будет продуктивен, зависит очень многое в ближайшем будущем России. Пока перспективы установления нормальных отношений между народом и государством не очень радужные. От того, как эти два субъекта выстроят или не выстроят свой диалог, как он будет развиваться, будет зависеть, сколько протестов будет, какие, в какой форме и с каким результатом.

— Как в этом плане обстоят дела в Татарстане, как там люди настроены по отношению к местным и федеральным властям?

— По крайней мере, по мониторингу СМИ можно пока сказать, что ничего взрывоопасного в Татарстане нет. Это не Дагестан, не Волгоградская область, не Московская область. Если говорить ситуативно, да были отдельные протесты вкладчиков в Казани, Москве, связанные с банкротством тамошних банков. Мусорная проблема тоже актуальна. Но сказать, что там есть постоянно повторяющаяся оппозиционная линия или линия на постоянно повторяющиеся социальные протесты, как в Волгограде, такого нет. Во всяком случае, нет в СМИ, не вживую.

— И, напротив, кто является опорой нынешней власти? Кто ей доверяет, готов защищать и всячески поддерживать — молодежь, пенсионеры, мужчины, женщины, рабочие, интеллигенция, бизнесмены, чиновники, силовики?

— Я бы сказала так. Опорой нынешнего государства является не кто, а что. Прежде всего это пассивный и такой ограниченный потребительский индивидуализм. Он не может и не является опорой развития. Он является опорой для иллюзии покорности. У государства было пассивное большинство, которое в целом поддерживало власть. Но сегодня эта поддержка все больше истончается.

Очень значимым здесь, как ни странно, стал вопрос Курил (странно потому, что большая часть населения России живет в европейской части страны). Как очень верно заметил Борис Кагарлицкий: «Курилы — это Крым наоборот». Важным будет также противостояние с Украиной, когда рано или поздно настанет момент, когда надо будет что-то решать по поводу Новороссии. Тут и Курилы вспомнят. Тогда вот это пассивное большинство может поднять голову, осмотреться и пожать плечами. Пассивное большинство работающих людей, которые еще пока, уже без особой уверенности, но все-таки рассчитывают, что они могут самостоятельно решить свои проблемы. Это прежде всего люди средних лет, работающие по найму или самозанятые. В основном это провинция, больше малые города и даже село. Они понимают в глубине души, что эти проблемы растут с такой скоростью, что справляться с ними они просто не успеют, но пока еще надеются. Поэтому они ушли с улиц после сентября 2018 года, сказав про себя: «Ладно. Бог с тобой. Хочешь пенсию забрать — бери». Но терпение этих людей изнашивается, поэтому где-то к середине 2019 года мой этот афоризм «не кто, а что» окажется полностью правильным. Вот этот пассивный индивидуализм больше сдерживает людей, чем какая-то осознанная лояльность.

«Многие россияне сейчас видят СССР как великое, мощное государство, не забывающее и про маленького человека»Фото: «БИЗНЕС Online»

«СССР ДЛЯ МОЛОДЕЖИ ТАКАЯ АТЛАНТИДА — ПОЛУЛЕГЕНДАРНАЯ СТРАНА МЕЧТЫ»

— По данным Института социологии РАН, 51 процент россиян считают, что государство в первую очередь должно позаботиться о благосостоянии граждан, а державность и военная мощь второстепенны. Но, судя по действиям власти, она считает иначе и полагает, что лучше знает, что нужно народу, или это делается вопреки, по принципу «стерпится-слюбится»?

— Это во многом следствие современного состояния социально-гуманитарной науки и вообще гуманитарной мысли. Кто-то получил заказ: скажем, несколько академических подразделений получили грант на разработку так называемой национальной идеи, а дальше ее уже начали эксплуатировать. Меня всегда удивляло стремление продать некую державность. Россияне политически пассивны, но они очень рациональны и все еще, хотя бы в среднем, неплохо образованны.

Есть во всем этом, конечно, и момент оторванности слуг народа от самого народа. Я ясно вижу по высказываниям многих чиновников, что они не разбираются в уровнях и размерах зарплат, их сопоставимости с реальными ценами в магазинах и вообще мало что понимают в повседневной окружающей жизни. Вот эти смешные были передачи, когда депутат Саратовской областной Думы Николай Бондаренко провел эксперимент, питался на 3500 рублей. Так называемая иронически министерская диета. И пригласили на Первый канал на передачу многих «государевых людей», экспертов, представителей бизнеса и т. п. И, представьте себе, не нашлось ни одного человека, который когда-либо в своей жизни экономил на еде. Или, по крайней мере, помнил бы, как это бывает. Ни один человек не догадался, что экономия на еде, экономное ведение хозяйства — это не просто отказ себе в чем-то, не просто скудное питание. Это сложнейшая умственно-интеллектуальная деятельность. Это вам не в Госдуме сидеть! Это выработка стратегии — как кормить семью на ограниченное количество денег. Депутаты, члены правительства всё время рассуждают об оптимальных стратегиях, об оптимизации. А реально процедуры оптимизации ежедневно применяют люди, решающие, как при весьма ограниченных ресурсах обеспечить своей семье, детям определенный уровень жизни. Как не лишить их необходимого, с максимальной эффективностью использовать ограниченные или даже скудные бюджеты. И, надо сказать, граждане по части оптимизации и достижения эффективности расходов далеко обошли депутатов, чиновников и членов правительства, которые получают далеко-далеко не рядовые зарплаты именно за то, чтобы лучше всех считать и использовать деньги, оптимизировать и повышать эффективность.

Есть еще и определенная самоуверенность верхов, которая сформировалась за 27 лет социально-политической пассивности граждан. И, разумеется, есть давление со стороны крупного капитала, которого государство боится больше, чем народа.

— Раз уж вы упомянули Советский Союз. Социологи фиксируют максимальные за последние годы ностальгические настроения россиян по СССР. Это ностальгия по равенству, социально-патерналистскому государству, недовольство строящимся в России капитализмом или в основе таких настроений лежат иные мотивы?

— Ностальгия по Советскому Союзу понимается ошибочно: никто в таком виде, как она подается, по державности не ностальгирует. Многие россияне сейчас видят СССР как великое, мощное государство, не забывающее и про маленького человека. Карающее, но и дающее, дарящее. Представление о государстве как о мудром и справедливом монстре, причудливо сочетающего в себе черты Левиафана и Деда Мороза, вообще очень характерно для российского общественного сознания.

В 2010 году мне звонил журналист из Новосибирска и сказал: вы первая, кто написал о советской ностальгии. Моя статья называлась «К вопросу о советской ностальгии». Вообще ностальгия — это зыбкое явление, подвластное непостоянным, переменчивыми, нелогичным эмоциям. Советская ностальгия стала формироваться, когда Советский Союз окончательно стал прошлым. Есть значительная часть людей, у которых большая часть жизни прошла в Советском Союзе. Для них СССР — это их молодость, их любовь, их романтика, их достижения, их жизнь. Это один тип ностальгии. Есть поколение таких людей, как я, у которых молодость пришлась на Советский Союз. Я по этому периоду не ностальгирую вообще, но я человек такой, больше думаю о будущем, чем о прошлом. Но, вспоминая то или иное о своей жизни, человек вдруг констатирует: не было такого раньше, не было! То ли правда не было, то ли он не замечал. Но горечь от потерь настоящего, неуверенность в будущем часто заставляет нас с нежностью вспоминать прошлое.

У этой ностальгии есть и ряд вполне объективных причин. Прежде всего это, конечно, кризис национальной, культурной идентичности. Советский Союз, при том что он за время своего существования был очень разный, все же создал очень интегрированную социальную массовую культуру, героев, свои, как бы мы сейчас сказали, мемы, свои песни и так далее. Современная Россия за 27 лет своего существования не создала некий интегрированный образ себя, с которым человек бы мог себя соотнести. Если сейчас посмотреть на элементы бытовой культуры, бытовой идентичности, когда человек говорит «мы же русские, мы так делаем» или «у нас в России вот так», в основном все эти приметы связаны с Советским Союзом или родом оттуда. Именно там сформировалась наша бытовая культура, кулинарная культура, разные формы социальных взаимоотношений, этикета и т. п. Отсюда ностальгия по самым разным поводам.

У многих есть ярко выраженная тоска по социальной защищенности, которая самими тоскующими идентифицируется как ностальгия по СССР. Большинство людей очень тяжело переживают отсутствие социальных гарантий. Кому-то это компенсируется возможностями, эмоциональными и материальными, кому-то нет. Когда говорят о ностальгии молодежи, то они не могут ностальгировать, они этого не знали. Они либо вообще не жили, либо жили очень короткий срок при Советском Союзе. Для них это скорее, знаете, такая Атлантида — полулегендарная страна мечты. Для них это тоска — у кого-то сильная, у кого-то не очень — по могуществу, величию. Победа, космос, наука — это все ассоциируется с тем временем. Или это то же восприятие Советского Союза как некоего идеала социального государства. Идеалом СССР не был, но молодые люди нередко делают сравнение не в пользу их современной родины.

Советская система ограничивала политическую активность, несанкционированную социальную активность, но давала превентивно некие блага. То, что возникло сейчас, возникло не на руинах, а скорее вследствие мутации Советского Союза. Это не то, чтобы СССР был разрушен, а на его месте стали строить что-то новое — если на руинах, то из того же материала. Возникает тот же Советский Союз, но без всех его плюсов. Та же бюрократия, но без всякой социальной ориентированности. Та же авторитарность, но без всякой стратегии, национально ориентированной и социально ориентированной. Партийно-бюрократическая номенклатура, элита в целом приватизировала и коммерциализировала свою позицию. Отсюда вот такая чудовищная несправедливость. Централизация и монополизация ресурсов осталась, но была вышвырнута как обременительная, собственно социальная функция, ориентация на мощь страны в целом. Осталась концентрация средств и их бесконтрольное распределение внутри элиты