Рафинат Яруллин: «Поэтому Лемаев и настаивал: «Надо строить! Надо строить!»

Николай Васильевич Лемаев Фото: ©Борис Приходько, РИА «Новости»

«ПРОСТО ТАК В МИНИСТРЫ НЕ БЕРУТ»

— Рафинат Саматович, в одном из откликов на предыдущую публикацию о Лемаеве наш читатель пишет: «Читая про Лемаева, вспоминаю Копылова Виталия Егоровича. Люди великой эпохи созидания стояли во главе многотысячных коллективов, создающих передовые продукты на мировом рынке и которых легко можно было встретить в цехе. Руководители жили интересами коллектива и предприятия».

— Да, Копылов — такого же уровня человек, специалист, руководитель, как и Николай Васильевич Лемаев. В советское время были такие масштабные люди — Костандов, Князев (Виталий Егорович Копылов (1926–1995), директор Казанского авиационного производственного объединения им. Горбунова (КАПО); Леонид Аркадьевич Костандов (1915–1984), министр химической промышленности СССР; Сергей Львович Князев (1908–2002), заведующий отделом нефтяной промышленности, секретарь по промышленности Татарского обкома КПСС с 1949 по 1974 год — прим. ред.).Их жизнь готовила, они проходили все ступени в своем развитии как специалисты и управленцы — от рядового рабочего и до руководителя высочайшего уровня, вплоть до министра. Как и везде, так и у нас, в нефтехимии, в Москву на такие высокие должности просто так и кого угодно не взяли бы.

— Всероссийский конкурс «Великие имена России» на номинацию ряда аэропортов страны показал, что Лемаев остается очень популярным человеком, и не только в Нижнекамске.

— Лемаев был настоящей легендой. Это был человек, который много сделал для развития отечественной химии. У него был большой опыт. Еще до Нижнекамска он был уже готовым специалистом. До этого работал в Уфе на гидроочистке, на установках крекинга, поэтому все эти проекты он хорошо знал. И пришел в «Нижнекамскнефтехим», уже поработав и начальником цеха, и в руководстве Татсовнархоза. Поэтому он знал, как строить, что и как делать.

А я пришел в «Нижнекамскнефтехим» сразу после окончания Казанского химико-технологического института. Студентами мы проходили практику в Германии на заводах Лёйна. Нас отправил туда ректор Кирпичников (Петр Анатольевич Кирпичников (1913–1997), советский и российский химик, ректор Казанского химико-технологического института с 1964 по 1988 год — прим. ред.), на этом предприятии Петр Анатольевич работал после войны главным инженером. И вот благодаря своим связям он отправил нас Германию, в ГДР, там мы пробыли 21 день, посмотрели, как организовано производство. После этого я был на практике в Усолье-Сибирском (город в Иркутской области — прим. ред.), там такой большой хороший комбинат, и мы там проходили не просто практику, а занимались чисткой резервуаров, другими производственными делами. И все равно хорошей базы промышленников у нас, студентов, в трудовом багаже не было.

А с Кирпичниковым Николай Васильевич дружил. В 1970 году начался пуск производства изопренового каучука, и он попросил своего друга-ректора: «Подготовь 30 специалистов-парней, подбери самых лучших!» Вообще, КХТИ регулярно, ежегодно поставлял специалистов в Нижнекамск, но тогда, в 1970 году, это был целый десант. Я учился тогда на кафедре пластмасс, но по просьбе ректората перешел на СК (синтетические каучуки — прим. ред.). Перешел и нацелился ехать в Нижнекамск.

Как-то утром, в первое время на производстве, когда я еще работал начальником смены, вдруг заходит человек — и все вокруг: «Дядя Коля, дядя Коля!» Ну, я в армии служил, поэтому встречаю как положено, докладываю: «Николай Васильевич, на объекте идет работа, происшествий и замечаний нет». Он зашел, посмотрел на людей, на обстановку в операторной: «Почему стулья изодраны?» — «Николай Васильевич, ну… Руки не дошли» — «Обратись к начальнику цеха — и всю эту мебель подлатайте, используйте аккуратно». Бережливость и аккуратность — это был его «пунктик», это было у него в крови.

Несколько позже по работе мне приходилось бывать на штабах, которые вел Николай Васильевич. Вот на этих штабах, планерках я как инженер увидел, кто такой Лемаев.

«В МОЕМ КАБИНЕТЕ НЕ РУГАЮТСЯ»

— Что представлял собой штаб?

— Это штаб стройки, строительства. Все проходило по субботам, в 9 утра в его кабинете. Приходили строители, монтажники, энергетики, киповцы — специалисты по контрольно-измерительным приборам и автоматике, а также представители заказчика. Я работал уже главным инженером одного из 11 заводов объединения, и вот на тех штабах видел его таким, какой он есть. Это был открытый человек, очень жесткий, со строителями он вел себя на равных, никогда не выпячивал — дескать, я заказчик, и будет только так, как я считаю. Он всегда советовался, спрашивал: «Мы вместе делаем одно дело». И при всем при этом — очень интеллигентный. Он сразу сказал всем: «В моем кабинете не ругаются». Во всех смыслах. Это вот я хорошо помню. Но, понятно, ругались. И все же это были скорее дискуссии, чем выяснение отношений и поиск виноватых. Спорили с пользой для дела.

Каждую субботу, с 9 и примерно часов до 11, а то и до часу дня — когда как проходили эти совещания. Здесь обсуждались вопросы как строителей, так и заказчиков. У тех тоже было много вопросов — оборудование вовремя привезти, обеспечить материалами и многое другое. Строители всегда искали эти «тонкие» места — но здесь Николай Васильевич очень хорошо дирижировал: «Ребята, найдем! Все будет, дайте мне время, я все сделаю». Я, молодой тогда еще, хоть и главный инженер завода, учился на этих совещаниях у их участников. Было очень интересно. Задачи ставились четко и решались оперативно быстро. Никакой суеты, никакой толкотни, никаких разговоров на общие темы. Только единственный раз, помню, как-то начальник штаба, который как раз его и вел, вдруг говорит: «Ребята, такая грибная пора — а мы здесь…» В ответ больше посмеялись, чем действительно посетовали. Это было единственный раз — такое лирическое отступление. Остальное — все в тему! Со сроками, с цифрами, и был жесткий контроль по этим делам. Если ты приходишь на следующий штаб, и ты не выполнил что-то, вот здесь Николай Васильевич, мне кажется, полностью проявлялся: интеллигентность, мудрость, знание дела. На этих совещаниях бывали и представители ЦК партии, обкома. Мне кажется, что он аккуратно с ними себя вел, никаких заискиваний перед вышестоящими я не замечал.

На фото Николай Лемаев (слева), Рафинат Яруллин (в центре), Вертон Верви (справа) Фото Михаила Медведева (ИТАР-ТАСС) 19.50

«КОМБИНАТ НАДО ПОДДЕРЖИВАТЬ В ФОРМЕ»

— Понимаете, это очень важно — видеть командира производства в рабочей обстановке. Все совещания, которые он проводил по вторникам (а по вторникам он проводил совещания уже только для химиков — директоров, главных инженеров, специалистов самого НКНХ), тоже были все точно расписаны: сделать то-то, сделать тому и к такому-то сроку.

«У кого вопросы?» — он эти вопросы выслушивал, иногда с юмором, иногда даже с сарказмом, но все принимал во внимание и давал поручения вне зависимости от рангов. Вопросы ставились разные, вопросов было очень много, потому что объединение, в котором работает такое количество людей, надо было постоянно поддерживать в форме.

Когда я работал начальником производственного управления уже всего объединения, около семи лет мы постоянно встречались на производстве. И в бытность его министром я неоднократно бывал у него в Москве с теми или иными вопросами — и с сырьем, и с другими делами. Всегда он встречал и разговаривал по делу. На какие вопросы он обращал особое внимание? Уже работая в Москве, он нам твердил: «Занимайтесь наукой! Занимайтесь экологией». Он много где бывал, в том числе и за рубежом, и видел, что там предприятия масштабом не меньше, но с охраной природы дело обстоит гораздо лучше. И нас заставлял работать в этом направлении, требовал: «Народ разбежится у вас из объединения, из города, нельзя это дело пускать на самотек. Ищите решения!» Так что при объединении с его времен была организована и действовала хорошая экологическая служба, постоянно отслеживались сбросы, проводились мероприятия, как их уменьшить, находились различные способы и средства, действенные и эффективные.

«ВЫ, НАУКА, ДАЛЬШЕ САДОВОГО КОЛЬЦА НЕ ВИДИТЕ»

— »Я бы с интересом почитал материал, — пишет нам читатель, — почему вся нефтехимия и нефтегазопереработка в РФ импортная, почему нет отечественных технологий и оборудования, почему латают капремонты из отработанных элементов, почему менеджеры крутят инженерами… Думаю, у Лемаева был ответ».

— Что я могу сказать по этому поводу… Ну у Лемаева, думаю, какой бы был ответ: в свое время он настаивал, чтобы были отечественные технологии. Например, долгое время иностранные фирмы говорили нам насчет производства бутилкаучука: «Если вы будете себя хорошо вести, будете нам товар продавать, может быть, мы вам продадим технологии». А Лемаев пошел совершенно по другому пути. Он нашел отечественный институт, в Ярославле, привлек к этой проблеме. У себя в лаборатории создали технологию, у себя же создали специальный катализатор и построили производство бутилкаучука. А после уже наступило время галобутилкаучуков. Это замечательный товар, который используется и для автомобильных камер, и в строительстве, для изделий из резинотехники, у него газопроницаемость очень низкая, — в общем, замечательный, интересный каучук. И «Нижнекамскшина», и казанский завод РТИ, и многие другие отечественные предприятия сегодня работают на этом сырье. Каучуков же очень много. Производство каучуков — они все отечественные. Автошины, например, у нас делают неплохие, но надо сказать, что производителей российских, как и российских технологий, у нас, к сожалению, сегодня мало. Мы в основном покупаем. Если в советские времена, во времена Лемаева, Советский Союз после США был на втором месте в мире по развитию химии, производство продуктов нефтехимии составляло 10 процентов от валового внутреннего продукта страны, то сейчас — 1,4 процента. Мы сейчас откатились куда-то ниже второй двадцатки. В США, например, сейчас доля продуктов нефтехимии от ВВП составляет 6,1 процента, в ФРГ — 6,9, в Китае — 8,9. В Японии — 8,2, причем в этой стране нет ни грамма своей нефти.

«С НАУКОЙ» ДВИГАТЬСЯ ВПЕРЕД И ВМЕСТЕ

— А почему произошло такое снижение производства?

— За тридцать лет мы занимались всем чем угодно вместо того, чтобы заниматься настоящим делом, экономикой, — прилично отстали в этой области. Сейчас живем на том, что при коммунистах построили. Приходится наверстывать. У нас немало своих, отечественных технологий, но все же порядка 80 процентов в нефтепереработке мы используем технологии иностранные. Спасибо руководству нашей республики — оно этим вопросом плотно занимается. Мы подняли ТАНЕКО, ТАИФ-НК — в рамках этих проектов построено много новых производств.

Как-то Лемаев отправил меня на учебу в Московский институт управления — повышать квалификацию. Я не хотел ехать, но он говорит: «Поезжай-поезжай, там буквально на два-три месяца, не пожалеешь». Да, он был прав — было очень интересно, узнал много полезного, что потом пригодилось в работе. Он регулярно брал нас с собой и в командировки — и по стране, и за границу отправлял.

Будучи министром, он познакомил меня с академиком Платэ (Николай Альфредович Платэ (1934–2007), один из выдающихся представителей советской и российской полимерной науки, вице-президент АН СССР, который курировал химию, — прим. ред.). Он ему, академику, и говорит: «Вы, наука, дальше Садового кольца ничего не видите, а этот парень — промышленник. Давайте вместе работайте». У нас в «Нижнекамскнефтехиме», кстати, была своя огромная лаборатория, где-то 300–400 сотрудников, которые занимались и чисто научными, и техническими проблемами. Все проекты, которые были построены по российским технологиям, требовали постоянного совершенствования — и в экологическом, и в технологическом плане, и в вопросах энергосбережения. Это же очень важно. Поэтому наш научно-технический центр (в разное время он назывался по-разному — и лабораторией, и научным центром), там все эти дела шли своим чередом. И позже, когда я уже переехал сюда, в Казань, проработав в Нижнекамске 25 лет, Николай Васильевич постоянно настаивал, чтобы мы «с наукой» всегда двигались вперед и вместе. А в последнее время он говорил мне: «Рафинат, давай занимайся биотехнологией. То, что мы катализаторы сами стряпаем или покупаем, — это очень хорошо. Катализаторы — это, конечно, очень хорошо, это здорово, но вот за биотехнологиями — большое будущее». И время показало, что это действительно так. Сейчас и на «Химграде» есть лаборатории, которые занимаются биотехнологиями, другими различными путями улучшения химических реакций, и сейчас многие специалисты занимаются этим направлением. Работы ведутся, например, с «Росатомом», с другими предприятиями.

Наша задача, задача «Татнефтехиминвест-холдинга» — находить новые технологии и внедрять их на действующих предприятиях, мы над этим постоянно работаем. Что касается Республики Татарстан, то Рустам Нургалиевич Минниханов, например, ежемесячно проводит советы директоров, где министры, руководители предприятий и мы поднимаем те или иные вопросы. Ваша газета, кстати, постоянно пишет об этом.

«ДАВАЙТЕ ДЕЛАТЬ КОРОЛЯ ПЛАСТМАСС!»

— Какие еще технологии были внедрены при Лемаеве?

— Как-то у меня вышел большой спор с Николаем Васильевичем. Он все говорил: «Давайте делать полипропилен». А что такое полипропилен — это король пластмасс! Из него можно делать десятки, сотни товаров. А я ему: «У нас нельзя, производство получится маленьким, нерентабельным, по балансу у нас мало пропилена». Он отвечает: «Ты сходи в магазин, посмотри, сколько стоят изделия из полипропилена». Это различные приборы, приспособления и предметы для домашнего обихода: кофемолка, электрический чайник, кухонный комбайн и так далее. На порядок дешевле, легче и лучше, чем то же самое из металла. А прибыль — очень приличная. Выпустив пластмассы, скажем, на 100 тысяч рублей товаров, изделий из нее можно продать на 700–800 тысяч. Еще плюс — значительно расширится ассортимент изделий. Поэтому Лемаев и настаивал: «Надо строить! Надо строить!» И вот благодаря тому, что у нас появилось производство каталитического крекинга (термокаталитическая переработка нефтяных фракций с целью получения компонента высокооктанового бензина, легкого газойля и непредельных жирных газов — прим. ред.), появился пропилен и оттуда. И мы построили-таки производство полипропилена! Николай Васильевич и здесь оказался прав.

Мы вообще наполовину «состоим» из полимеров. Вот, смотрите: часть ткани вашего свитера, каблуков ботинок, дужки очков, корпус мобильного телефона и еще много чего можно найти из полимеров, если внимательнее поискать.

«НЕ ДЕРЖИТЕ ЛЮДЕЙ В СВОИХ ПРИЕМНЫХ»

— Как он работал с молодежью?

— У нас был совет молодых специалистов, он постоянно привлекал их к различным перспективным и ответственным работам. Лучших молодых специалистов рекомендовал отправлять в науку. А задачу ставил так: сначала на производстве поработать, а потом уже в науку, из науки — снова на производство и так далее. Была постоянная ротация. Почему? Да потому, что каждый год вводилось в строй новое производство. Когда человек постоянно, годами на одном месте работает, он, что называется, черствеет. А когда ты с одного производства на другое переходишь — тебе надо учиться, надо совершенствоваться, заниматься, читать, вникать. И человек при этом рос. Вот мне в этом отношении повезло: каждые три-четыре года переходил с одного производства на другое. Было и интересно, и в то же время ответственно. Да и вообще, нефтехимия, полимеры — это очень интересно. Я читаю сейчас лекции студентам в КНИТУ-КХТИ, стараюсь рассказать и о теории, и как эта теория воплощается на практике. Приходят не только студенты, но и преподаватели. А студенты сейчас — вооруженные компьютерами, интернетом, с ними очень непросто, но интересно. Они очень любознательные, дотошные. Я сразу предупредил: «Если вы находите меня человеком старой формации — не стесняйтесь меня поправлять».

— Поправляют?

— Бывает. Нормальные, хорошие дискуссии у нас получаются. Рассказываю и про плюсы, и про минусы, заставляю обращать внимание на вопросы экологии.

И последнее — о «науке для начальства». Николай Васильевич всегда говорил своим подчиненным-руководителям: «Не держите людей в своих приемных, принимайте, и принимайте быстро. Вопросы могут быть и совершенно мизерные, но они для них могут быть очень важными». Он учил очень важной вещи — вникать в суть дела и стараться его решить. «Но и умейте говорить нет! Не надо зря обнадеживать, а тем более — обманывать людей, мол, будет рассмотрено, будет принято решение, если заранее знаете, что ничего этого не будет. Тянуть месяцами, годами — это неправильно…» — вот это я хорошо запомнил, на всю жизнь.

Окончание следует