Зураб Церетели: «Не может быть консервативного решения памятника мировой звезде, которая всей своей жизнью доказывала неприятие консервативного»Фото: Алексей Белкин

ЗА ОБЕДОМ С ЦЕРЕТЕЛИ

Интервью с Зурабом Церетели мы добивались несколько месяцев. Как только узнали о том, что именно его памятник Рудольфу Нуриеву будет открыт в Казани. Однако сначала Зураб Константинович был в отпуске, потом в командировке, затем был занят важными проектами в Москве. В ожидании мастера «БИЗНЕС Online» еще летом съездил в его дом-музей в Переделкине, где совершенно бесплатно можно посмотреть обширную экспозицию скульптур знаменитостей, отлитых в разные годы. Среди них мы нашли и предмет нашего интереса — бронзового Нуриева, который был запечатлен в полете. Но так как скульптор сделал не одну, а две скульптуры великого танцовщика, то нам пришлось наведаться еще и в музей на Большой Грузинской в Москве, где хранился второй монумент. И именно этот Нуриев в конечном итоге будет украшать столицу Татарстана. Но об этом мы узнали, уже когда нам назначили встречу со скульптором и предложили приехать в Переделкино еще раз.

К назначенному часу мы были на месте. Во дворе нас встретил помощник Церетели Сергий Шагулашвили и провел в хозяйский особняк, над входом в который возвышаются два гигантских бронзовых пса. Внутри дома, все стены которого увешаны красочными картинами Церетели, сразу же повеяло теплом. А навстречу нам вышел улыбающийся и по-домашнему уютный Зураб Константинович. Однако вместо интервью нам предложили для начала прошествовать к огромному, уставленному грузинскими блюдами столу, за которым хозяин с несколькими друзьями неспешно совершал обеденную трапезу, обсуждая последние новости, мелькавшие на большом экране телевизора. Отказаться от угощения было невозможно. И сам Церетели, и другие участники застолья, а также женщины, разносившие яства, с истинно грузинским гостеприимством настойчиво предлагали попробовать хотя бы часть из того, что в этот день Бог послал знаменитому скульптору и его гостям.

А Бог в этот день был щедр. Пузатые бакинские помидоры, ароматные огурцы и зелень, сулугуни, салаты, фаршированные перцы, хачапури, лобио, цыплята табака, жареная рыба. На горячее — нежнейшая долма и чакапули (тушеная в зелени и специях телятина). И как финальный аккорд — тающий во рту«Наполеон» и кофе. Среди других напитков были еще лимонад и минералка. И хотя алкоголь на столе отсутствовал, в завершение обеда Зураб Контстантинович, глядя на журналистов, неожиданно спросил: «Коньяк, виски?» «Нет, нет, нам еще работать», — хором ответили мы. И только после этого, спустя часа полтора, мы вместе с гостями (которых стало чуть больше) переместились в мастерскую художника, в центре которой на мольберте стоял уже почти готовый натюрморт и палитра с красками, источающими специфический аромат. Церетели облачился в красный фартук, подошел к мольберту, взял в руки кисти и принялся дописывать свой холст. 

Монумент Рудольфу Нуриеву будет открыт в столице Татарстана 7 ноября. Ждут на церемонии и самого автора Фото: Ирина Ерохина

«ВЫ СПРАШИВАЙТЕ, А Я БУДУ РАБОТАТЬ И ОТВЕЧАТЬ»

— Вы спрашивайте, а я буду работать и отвечать, — сказал художник. И тут же погрузился в творческий процесс.

— Зураб Константинович, проект по установке памятника Рудольфу Нуриеву в Казани, в котором вы принимаете участие, близится к завершению. Вы знаете, когда состоится его открытие? 

— Да, скульптуру мы уже переправили в Казань, где подготовлен постамент. Уже проведены монтаж и установка. Открытие состоится 7 ноября в 14 часов. Эта дата была определена властями Татарстана, согласована с президентом Рустамом Миннихановым. 

— А вы сами будете присутствовать на открытии? 

— Конечно.  

— По данным нашей газеты, процесс выбора места для установки скульптуры затянулся в том числе потому, что некоторые варианты, которые предлагали татарстанские власти, не устраивали лично вас. Как было на самом деле? 

— Это всегда сложный процесс. Город предлагает варианты, но художник потом будет в ответе, насколько удачно скульптура вписана в пространство города. В Казани много мест предлагали, присылали разные варианты. Но в итоге мы сошлись на том варианте, который был выбран. Иногда проект сразу делается под конкретное выделенное пространство. Иногда есть несколько мест, которые предлагаются.

— У вас было две скульптуры Нуриева. Одна стоит в Переделкине, вторая хранилась в музее на Большой Грузинской. В итоге именно последняя была выбрана для столицы Татарстана. Почему она? 

— Это один и тот же образ фактически. Дело в масштабе. Тот вариант, который выбрали, больше подходит по масштабу к тому месту, где будет установлен. Ее высота вместе с фигурой самого Нуриева и колонной под ним составляет 5 метров. А та, что в Переделкине, — 3 метра. Во-вторых, сами казанцы выбрали именно эту скульптуру. 

— А вам самому какая скульптура больше нравится?

— Для меня это единый образ. Но я очень рад, что теперь один из них будет стоять в Татарстане. 

В Переделкине мы нашли предмет нашего интереса — бронзового Нуриева, который был запечатлен в полете Фото: Алексей Белкин

«НУРИЕВ С ТРУДОМ ПОЛУЧИЛ РАЗРЕШЕНИЕ ДАЖЕ НА ТО, ЧТОБЫ ПОПРОЩАТЬСЯ С УМИРАЮЩЕЙ МАМОЙ»

— Вы показывали свои скульптуры кому-то из тех, кто знал Нуриева?

— Специально — нет. Хотя модель видели мои коллеги, друзья, среди которых и художники театра и кино, и скульпторы, и музыканты. В общем, мне было интересно их мнение, взгляд со стороны. Но в основном я опирался на собственные впечатления. Я его знал, видел на сцене. Нуриев был великим танцовщиком. Таковым его знает весь мир.

— Как известно, Нуриева вы отлили в бронзе еще несколько лет назад. Это была ваша личная инициатива или чей-то заказ? Чем вас как художника привлекла фигура танцовщика балета? 

— Это была моя инициатива. Много лет назад я начал работать над скульптурной серии «Мои современники». Для меня «Мои современники» — это выдающиеся деятели русской культуры, которые оказали большое влияние на становление моего поколения. Но там и образы реальных современников — выдающихся художников, писателей, поэтов, музыкантов, певцов и артистов балета. Среди них и Рудольф Нуриев. Я сделал его образ, потому что хорошо его помню, он оставлял удивительно яркое впечатление своим искусством. Он удивительно яркая, сильная личность. А когда Рудольф Нуриев выходил на сцену и показывал свою пластику в полете — Боже мой, как это было красиво. Ведь говорят, что люди не летают, а вот артисты балета могут! Это потрясает.

— То есть это не был чей-то заказ?

— Нет. Мои педагоги говорили так: «Рождаешь идею и доводишь до конца». Вот я рождаю и довожу до конца. Так и с Нуриевым. Кстати, когда я приезжал за границу, то встречался со многими из тех, кто уехал из нашей страны. И я видел, что никто из них не был доволен тем, что уехал. 

— Но Нуриев, кажется, был доволен. 

— Не уверен. Если бы у него была возможность показать свой талант миру, быть свободным и при этом продолжать работать на Родине.... Но это, к сожалению, было невозможно здесь тогда. Нуриев с трудом получил разрешение даже на то, чтобы попрощаться с умирающей мамой. Представляете, какая это трагедия?

На Большой Грузинской в Москве хранился второй монумент, который выбрали для установки в Казани Фото: Алексей Белкин

«ДЛЯ МЕНЯ КАК ХУДОЖНИКА БЫЛО ВАЖНО ПОЙМАТЬ ХАРАКТЕР И ПЛАСТИКУ НУРИЕВА»

— Раньше к вам обращались власти Уфы с просьбой установить памятник своему земляку у них. 

— Да. 

— Вы были готовы отдать свою работу безвозмездно, без всякого гонорара, но затраты на транспортировку и установку (как сообщалось, они должны были составить порядка 30–40 миллионов рублей) для столицы Башкортостана оказались неподъемными. Проект не удалось осуществить только из-за этого или были еще какие-то причины?

— Это не очень корректный вопрос по отношению к Уфе. Наверное, были еще какие-то причины. Это у них надо узнать.

— Расходы Казани сопоставимы с этими цифрами? Или они изменились?

— Я не знаю. Мы не считали. Я занимаюсь искусством. А все расходы взял на себя казанский меценат.  

— Вы знакомы с Рустэмом Магдеевым, который занимается финансовым обеспечением установки памятника Нуриеву в Казани?

— Да, мы познакомились.


— Знаете ли вы историю того, как он подключился к этому проекту? Кто его вообще инициировал?

— Я знаю, что он сам все организовал, вышел на нас. Он финансировал и перевозку, и монтаж скульптуры, и установку. Это же целая история. И спасибо большое Магдееву за инициативу и за интерес к искусству!

— Правда ли что в Уфе снова зашевелились, когда стало известно о том, что памятник Нуриеву будет поставлен в Казани?  

— Я об этом ничего не знаю. Но если памятник Нуриеву появится в Уфе, будет хорошо. 

— В Уфе звучали голоса против памятника танцовщику из-за того, что его биография не соответствует некоторым консервативным ценностям. Много комментариев на этот счет было и от наших читателей. Что вы думаете об этом аспекте?

— Нуриев — уникальная творческая личность, бог танца, как его называли. Его свободолюбивая личность, его сложный характер, вся его жизнь не позволяют при создании его скульптурного образа пойти неким классическим путем. Не может быть консервативного решения памятника мировой звезде, которая всей своей жизнью доказывала неприятие консервативного... Ведь в скульптуре главное — образ, его цельность, символичность. Для меня главное в образе Рудольфа Нуриева — его жизнь как полет, прыжок к свободе, уникальная легкость этого полета, за которой талант и мастерство, годы тяжелого труда. Для меня как художника было важно поймать характер и пластику Нуриева. Я думаю, что поймал.

— Кому еще, на ваш взгляд, не хватает памятника именно в Казани?

— Вот это мне сложно сказать. К сожалению, я уже несколько лет не был в Казани и знаю, что город сильно преобразился. Надо посмотреть, а чего не хватает, должны подсказать сами жители.


«ЛИЧНО МНЕ КРИТИКА НИКАК НЕ МЕШАЕТ ЗАНИМАТЬСЯ ЛЮБИМЫМ ДЕЛОМ»

— Вы уже много лет являетесь бессменным президентом Российской академии художеств, создали Московский музей современного искусства. А какое значение вы вкладываете в понятие «современное искусство»? Как оцениваете его развитие в России?

— Искусство сразу оценить невозможно. Особенно современное. Для того чтобы его понять и принять, нужно время. Я изучал этнографию, археологию, работал главным художником Института истории и этнографии Грузии, был главным художником МИДа. Работал в Бразилии, бывал в Пуэрто-Рико, Сирии, Осаке, Вашингтоне, Нью-Йорке, Португалии и везде посещал музеи современного искусства, поэтому решил создать такой же музей в Москве. Проявил инициативу, выбил помещение на Петровке и создал музей современного искусства. Боже мой, как меня за это ругали! Что это за музей? Но у меня такой характер, что когда я чувствую свою правоту, то шагаю уверенно. И потом те же люди передо мной извинялись. Но мне неудобно называть фамилии этих людей. Современное искусство — это сложный организм, в нем много интересного и талантливого, а история покажет, кто в ней займет какое место.

— Как вообще вы относитесь к критике в ваш адрес и нападкам на вас?

— Критика — это очень хорошая реклама. К этому я пришел не сразу, но, к своему удивлению, научился у истории и великих художников. Сегодня удивительно, как могли их ругать, а тогда современники не поняли. Это участь художника, увы. Но лично мне критика никак не мешает заниматься любимым делом. У меня были замечательные родители, уникальнейшие педагоги, и я знаю, что делаю. У меня есть профессиональные потребности, много работы. 

— Как, на ваш взгляд, должны строиться отношения между властью и художником? Берет ли творец на себя какие-то обязательства, помимо правильного расходования казенных средств, если получает деньги у государства? 

— Просто так ничего не дается. У нас, у художников, свои задачи. Художник создает произведения, а государство его оценивает. Если произведение может быть музейной ценностью, то государство его покупает. Если оно может быть галерейной ценностью, то открывайте галерею и живите так, как хотите. Музейные вещи создавать не так просто. От Петра I до сегодняшнего дня для этого выделялись бюджеты. Но вкусы у всех разные. В России всегда была правильная школа. Я когда учился, педагоги учили нас очень основательно, большое внимание уделяли анатомии — мы мертвых рисовали, представляете? Когда анатомию хорошо знаешь, это очень помогает. 

— Так есть ли еще какие-то обязанности у художника, который финансируется властью? 

— Главная обязанность художника — быть художником. Например, мой учитель, великий рисовальщик Василий Шухаев, 12 человек взял в свой класс. Но из 12 человек он выбрал только двоих: меня и Тенгиза Мирзашвили. Остальные 10 где? Судьба у всех разная и обязанности разные — создать произведение и довести до конца работу.

«Это скульптурный образ современника. Я создал скульптуру в таком ключе, назвал ее «В здоровом теле здоровый дух». Я ее сделал, когда Путин еще не был президентом» Фото: Алексей Белкин

«ТЕХ, КТО ПЛОХО ОТНОСИЛСЯ К ЛУЖКОВУ И ЧТО-ТО ПРИДУМЫВАЛ, БОГ ЗАБРАЛ. БОГ ВСЕ ВИДИТ»

— Как вы думаете, справедливы ли претензии либерально настроенной культурной общественности о том, что государство ее зажимает в плане финансирования?

— Есть люди, которые больше государству дают, а есть, наоборот, которые больше от государства получают. Это трудный вопрос. Сложно обсуждать индивидуальные ситуации.

— Насколько вам комфортно работается с нынешним руководством минкультуры РФ во главе с Владимиром Мединским?

— Слово «комфортно» здесь как-то не чувствую. Министерство культуры, наше руководство не вмешиваются в творческий процесс. Они контролируют выполнение планов, расходы, научные исследования. А как художник я сам по себе. Но лично к Мединскому я хорошо отношусь. Он добрый человек, отзывчивый, он мне очень нравится. В искусстве очень важно, чтобы руководили добрые люди. Доброта полезна для искусства. 

— Вы хотите поставить памятник Владимиру Путину, чьи скульптуры стоят в ваших мастерских? Расскажите об этом проекте.

— Это скульптурный образ современника. Я создал скульптуру в таком ключе, назвал ее «В здоровом теле здоровый дух». Я ее сделал, когда Путин еще не был президентом. Увидел однажды, как Путин вышел на татами, и сразу же сделал 12 набросков на бумаге. Но я не только главу государства в бронзе создал. Я сделал очень много скульптур, барельефов, гарельефов разным людям. Нельзя забывать великих творцов. У меня есть Олег Табаков, Никита Михалков, Юрий Башмет, Андрей Вознесенский  — я люблю его стихи. Еще у меня есть Евгений Евтушенко, Андрей Дементьев, Белла Ахмадуллина, талантливейшая поэтесса. Помню, как Белла приезжала в Тбилиси. Она любила старый город. Однажды мы до утра гуляли с ней по узким улицам старого Тбилиси, и она громко читала стихи — так, что одно окно открылось и в нем появилась женщина. Но она узнала Ахмадуллину и молча закрыла окно. Таких хороших людей нельзя забывать. 

— Как вы думаете, а можно ли еще при президентстве Путина поставить ему памятник? 

— Если памятник хороший с художественной точки зрения, то можно и поставить. Хотя, мне кажется, сам президент этого не одобрит. Он человек скромный. В Переделкине же стоит скульптура Путина, в Москве тоже. И народ меня благодарит.

— В то время когда Юрий Лужков был мэром Москвы, вас причисляли к узкому кругу его приближенных и называли главным скульптором столицы. Но с отставкой Юрия Михайловича изменилось отношение и к вам. Насколько сильно вы это почувствовали на себе? Отразилось ли это на вашем творчестве?

— Тех, кто плохо относился к Лужкову и что-то придумывал, Бог забрал. Бог все видит. А я как работал, так и работаю. Я за эти годы еще несколько скульптур в Москве поставил, музей современного искусства хорошо развивается, мэр Собянин многие инициативы поддерживает. Вот недавно образовательный центр в музее открыли. Самое главное — работать, создавать, а власти разберутся. Ну а кто интригами занимается, тем сочувствую.

«У нас, у художников, свои задачи. Художник создает произведения, а государство его оценивает» Фото: Алексей Белкин

«Я В ПОЛИТИКУ НЕ ВМЕШИВАЮСЬ. ДАВНО ОТ ЭТОГО ОТКАЗАЛСЯ»

— Сегодня у российских властей в почете скульптор Салават Щербаков, который в последние годы установил в Москве памятники Александру I, князю Владимиру, Михаилу Калашникову. Его работы тоже вызывают споры. Как вы оцениваете его произведения?

— Он очень хороший скульптор. 

— Как вы считаете, допустимы ли в работе скульптора такие ошибки, как это случилось, например, с тем же Калашниковым, когда вместо аутентичного автомата был выполнен совершенно другой?

— Конечно, хочется обойтись без них, но материалы художнику предоставляют ученые или коллективы сотрудников, например, предприятий. Если что-то кто-то недопроверил, может и ошибка выйти, а отвечает все равно художник.

— А что вы думаете о творчестве Даши Намдакова? В Татарстане его любят власти, несколько работ поставили, хотя у горожан они вызвали смешанные чувства. 

— Его работы я высоко оцениваю, он очень хороший скульптор. У него свой индивидуальный почерк, своя пластика. Его работы не похожи ни на чьи другие. В них и национальное, и интернациональное в плане формы, что очень сложно найти и выразить. И в мире его работы известны.

— В прессе приходилось встречать такие оценки:  Церетели и Pussy Riot — это две полярные точки современного искусства в России. Как вам такая оценка?  

— Сам я что-то не встречал. Ну и потом это не оценка, это чье-то мнение, еще и, боюсь, вырванное из контекста. Так сложно что-либо комментировать. Но у художника такая публичная профессия. Все его произведения могут обсуждать. Так что их надо и спрашивать.

— У вас достаточно много памятников установлено в разных точках мира: и в Америке, и Париже, и Лондоне. При этом в последнее годы у России серьезные проблемы с западными государствами. Отражается ли политика как-то на продвижении вашего творчества сегодня?

— Нет. Я не почувствовал. Возможно, потому что везде общаюсь с теми, кто любит и ценит русскую культуру. Я сейчас закончил 126-метровую скульптуру для Америки — «Рождение Нового Света». Был конкурс, я его выиграл. А это имеет большое значение, когда выигрываешь конкурс. 

— Российско-грузинские отношения тоже претерпевают далеко не лучшие времена. Между нашими странами нет дипломатических контактов. А есть ли у вас как у грузина, живущего и работающего в Москве, свой рецепт того, как наладить отношения между Россией и вашей родиной? Когда мы сможем растопить лед? Что для этого нужно сделать? 

— Я в политику не вмешиваюсь. Давно от этого отказался. А искусство, культурное пространство способно объединять. Это совершенно точно. Так что у меня рецепт один.