Александр Новак заявил о том, что в этом году добыча нефти составит 553 млн т, пиковые уровни около 570 млн будут достигнуты в 2021 году, к 2035-му добыча рухнет до 310 млн тоннФото: «БИЗНЕС Online»

«ПИК РАЗВИТИЯ СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКИ БЫЛ ДОСТИГНУТ В 1959 ГОДУ»

Что же, это наконец-то случилось, и российскую власть можно поздравить. Она, устами министра энергетики Александра Новака, ввела в повестку дня вопрос о том, что в России уже в среднесрочной перспективе грядет сокращение добычи нефти и что с этим надо бы что-то делать. Новак заявил это 18 сентября на совещании у премьер-министра Дмитрия Медведева, сказав, что, по текущим прогнозам, в этом году добыча составит 553 млн т, пиковые уровни около 570 млн т будут достигнуты в 2021 году, после чего пойдет снижение, и к 2035-му добыча рухнет почти вдвое, до 310 млн тонн. Отмечу особо: это слова министра, а не эксперта, то есть официальней некуда. При этом перспективы он обрисовывает довольно неприятные, и всю эту неприятность осознать довольно сложно, поскольку приток рентных (нефтяных) денег за последние полвека стал вещью естественной и привычной.

Вспоминаем СССР. Я уже писал о том, что с точки зрения балансировки экономики и минимизации нехватки капитала, труда, сырья и так далее пик развития советской экономики был достигнут в 1959 году. Отмечу особо: речь идет об органическом росте, естественном, а не об абсолютном показателе, который, очевидно, был выше. СССР провел форсированную индустриализацию, трансформировав экономику из аграрной в индустриальную, эта обновленная система выдержала (не без помощи союзников) испытание тяжелейшей войной, а после этого, в 50-е годы, восстановилась и превзошла довоенные показатели. Но обойти совершенно объективные пределы роста было ей не под силу, а состояние экономической науки в СССР тех времен, особенно на фоне идеологической накачки, не позволяло отметить эту проблему во всей ее полноте. Впрочем, это и сейчас представляет известную сложность.

Собственно говоря, вся первая половина 60-х годов буквально исчерчена экономическими прорехами, как в ветхой ткани, расползающейся под пальцами. Так, здесь надо вспомнить про 7-ю пятилетку, триумфально начавшуюся в 1959 году, – по факту же она продлилась до 1965 года, а пятилетний план был трансформирован в семилетний, поскольку посередине пути стало ясно, что выполнить его не удастся. Можно вспомнить расстрел демонстрации в Новочеркасске в 1962 году, обусловленный народным недовольством, которое, в свою очередь, было вызвано плановым повышением цен на мясо и масло «по просьбе всех трудящихся». Цены, впрочем, поднялись тоже не просто так, из вредности властей, но из экономической необходимости; отмечу, что именно в 1962 году СССР начал закупки зерна за границей. Отдельного упоминания заслуживает также история «рязанского чуда», когда первый секретарь рязанского обкома Алексей Ларионов в начале 1959 года пообещал за год утроить заготовки мяса в подведомственной области. Немедленно пошли государственные награды, почет и уважение – авансом. Ларионов это в итоге сделал – пустив под нож изрядную часть приплода скота, изъяв его (в обмен на расписки) у крестьян и прикупив в соседних областях, за что и получил орден Героя Соцтруда. Но год спустя ситуация перевернулась: заготовки мяса упали впятеро (то есть на 40% от базового уровня), поскольку была подорвана ресурсная база скотоводства, вдвое рухнуло также производство зерна – недовольные отсутствием компенсаций за изъятый скот крестьяне саботировали процесс, а Ларионов в итоге покончил с собой. Наконец, в этом ключе можно рассматривать и удаление Никиты Хрущева с высшего поста в 1964 году.

«НЕФТЬ НЕ БЫЛА СПАСЕНИЕМ СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКИ, СКОРЕЕ СТАБИЛИЗАТОРОМ СИТУАЦИИ»

При этом нельзя сказать, что советские верхи совсем не понимали происходящего, ведь нарастающий ворох проблем был вполне реален. Были начаты (либо получили дополнительный фокус) работы по созданию вариантов модернизации явно буксующей советской экономики. Таких проектов, частично конкурирующих между собой, а частично смыкающихся, было три: математически-изощренная система оптимального функционирования экономики (СОФЭ), общегосударственная автоматизированная система учета и обработки информации (ОГАС) и попытка ввести рынок в советский госкапитализм, именуемая реформами Косыгина – Либермана. Ни один из проектов не взлетел – заумная и оторванная от реальности (к примеру, в ней было определение цены батона хлеба не от затрат на производство, а от системы дифференциальных уравнений) СОФЭ умерла довольно быстро, реформы были свернуты. ОГАС повезло чуть больше – ее пытались внедрить вплоть до поздней перестройки. Но решение, стабилизировавшее экономику СССР, пришло со стороны – в виде рентных доходов от нефти Западной Сибири, которые еще и резко увеличились в 70-е годы.

Здесь хотелось бы отметить три суждения.

Во-первых, я ничего не имею против нефтяной иглы как таковой. Если есть товар, на который существует серьезный спрос, или такой товар внезапно нашелся, как нефть Самотлора, найденная в 1965 году и пущенная в эксплуатацию в 1969 году, – отлично, надо его продавать, вот только стоит постоянно думать о будущем и о возможных трансформациях экономической ткани страны.

Во-вторых, стоит помнить, что само наличие ресурса на территории страны не означает возможности его эффективного использования. Отличным примером тут является баженовская свита, где на площади около 1 млн кв. км «разлито» нефти в количестве, по текущим оценкам, равном всей российской нефтедобыче за несколько десятилетий. Разум привычно воспринимает это как «несметное богатство», вот только проблемой является то, что стоимость этой нефти, по сути, отрицательна, поскольку себестоимость добычи даже нельзя внятно посчитать, но известно, что она в разы превышает текущую биржевую стоимость нефти.

В-третьих, надо понимать, что нефть была не спасением (в прямом смысле) советской экономики, но именно что стабилизатором ситуации, дополнительным источником ресурсов. По сути, нефтяные доходы позволяли «затыкать дыры» – закупать на Западе дефицитные «товары народного потребления», то же зерно (его закупки выросли с 13% от собственного производства в 1970 году до 44% в 1981 году), а также различное оборудование для заводов. Здесь же можно вспомнить смежную (для нефти как углеводорода) сделку «газ в обмен на трубы», заключенную между СССР и ФРГ в 1970 году; очевидно, газ предполагался советский, а трубы большого диаметра, необходимые для строительства газопроводов, были немецкие. Вместе с тем зависимость от поставок и продажи нефти, безусловно, возникла, и она сохраняется и по сей день.

«ОПЕК РАЗВАЛИВАЕТСЯ САМА ПО СЕБЕ, ДАЖЕ ЕСЛИ ЕЕ НЕ ДОБЬЕТ ТРАМП»

Дальнейшая история, в общем-то, проста и понятна. В 70-е годы цена на нефть была относительно высока, и развитые страны были готовы платить за тонну нефти чуть ли не по $100, в то время как ее себестоимость в Самотлоре составляла около 5 рублей. Доход от продажи был высок, и у Союза были деньги на все необходимое, хотя, в элитном смысле, за это пришлось заплатить резким увеличением аппаратного веса нефтяников. Кончилось это счастье во второй половине 80-х годов с падением цен на нефть: прорехи полезли вновь, это наложилось на политические изменения и, скажем так, не очень продуманные попытки различных реформ. Завершилось же все развалом Союза. При этом низкие уровни цены на нефть были все 90-е годы, и среди прочего ровно поэтому они и запомнились как время беспросветности и нищеты.

Нефть вновь пошла вверх в 2002–2003 годах. Российская экономика, уже вполне рыночная, сформировалась вокруг этого потока – как и просачивающегося по экономике от самих нефтяников, так и изъятого и перенаправленного при помощи фискально-бюджетных механизмов. Появились деньги – расцвело строительство, сектор услуг, стало выгодным импортозамещение (производство ранее импортируемых товаров здесь), пошла привязка к импорту оборудования, технологий, сырья, услуг по обслуживанию всего этого. По сути, за два десятка лет экономика страны выстроилась вокруг входящего потока рентных денег и где-то к 2013 году вновь подошла к пределам роста, расширить которые можно лишь увеличением размера входящего денежного потока. Этого нет, и именно поэтому экономика уже почти пять лет топчется на месте. Санкции, контрсанкции, отток капитала – все это важно, конечно же, но в основе текущей ситуации лежит именно этот достигнутый фундаментальный предел.

Вернемся в настоящее. Ситуация такая, какая она есть, и в дополнение к описанному мы видим фиксирование министром энергетики РФ Новаком грядущего снижения размеров рентного денежного потока. Проблема в том, что на картину в целом влияют и иные факторы.

Во-первых, здесь надо вспомнить старательное желание Дональда Трампа сбить цену на нефть (по его мнению, баррель не должен стоить больше $25; отмечу, что тот же Новак говорил о $50 за баррель как долгосрочной цене) и упразднить картель ОПЕК – для этого сейчас в конгрессе и рассматривается соответствующий законопроект. Довольно любопытно, кстати, что КСА наняло целый пул адвокатов для того, чтобы заблокировать его – вполне обычная практика американского институционального лоббизма.

Во-вторых, может оказаться, что Новак несколько лакирует действительность, и ситуация в отрасли поедет раньше и/или быстрее – в конце концов, история несбывшихся прогнозов российских чиновников от экономики весьма обширна. Здесь наверняка отыграют и введенные санкции на поставку оборудования для нефтедобычи. 

В-третьих, это вопрос электромобилизации – решения по переходу на электромобили приняты на политическом уровне, без учета расходов и окупаемости, и, соответственно, этот переход дополнительно будет давить на потребление нефти и нефтепродуктов. Собственно говоря, в США порядка 70% потребляемой (своей и импортированной) нефти используется как топливо для транспорта, а бóльшая часть этого объема (45% от общего потребления) используется в форме бензина. Если предположить схожее распределение формы потребления нефти и в Европе, то можно сделать предварительный вывод, что массовый переход на электромобили сократит потребление нефти примерно на 20–25–30% от нынешних уровней, «электромобильный спад» будет частично скомпенсирован ростом потребления в силу именно что развития экономики.

Наконец, под процессом выдавливания нефти из энергобаланса может со временем отработать еще один фактор – относящийся уже не к экономике как таковой, но к математике (теории игр) и психологии. Дело в том, что нефть сейчас (в целом) являет собой товар, себестоимость которого относительно невысока, но при этом продается он достаточно дорого. Соответственно, вся стратегия ОПЕК до сегодняшнего дня базируется на предположении, что они играют в бесконечную игру, в течение которой можно будет монетизировать все свои запасы нефти, мол, никуда потребитель не денется, все равно купит в конечном-то итоге. Но электромобилизация может привести к тому, что году этак в 2030-м, несмотря на весьма высокие (и, возможно, даже еще растущие!) уровни потребления нефти, кто-либо из владельцев запасов может принять решение, что свою нефть надо капитализировать уже сейчас, пока она еще стоит приличных денег. А другой владелец придет к этой мысли чуть раньше, сообразит, что соседи тоже вскоре догадаются об этом, – и начнет работать на опережение. Собственно, конец истории понятен: ОПЕК разваливается сама по себе, даже если ее не добьет Трамп, а нефть начинает стоить не по маржинальной полезности для потребителя, а по маржинальной стоимости производства, как большинство других ископаемых. Сама же нефть при этом смещается из ключевого, фундаментального сырьевого актива данного витка развития человеческой цивилизации в сторону актива важного (но никак не ключевого), куда-то на уровень нынешнего каменного угля.

Резюмируем: сама российская власть обозначила довольно скорое сокращение входящего денежного потока, от которого критически зависит благосостояние всех граждан страны, при этом ситуация, вполне возможно, даже опасней, чем кажется с официальной точки зрения. Вопросы, соответственно, простые: кто, что будет с этим делать и почему? Если проводить исторические аналогии и обратить внимание на итоги последних региональных выборов, можно предположить, что страна потихоньку входит в период новой перестройки, соответственно, через несколько лет можно будет ожидать заметного явления программ, решений, альтернатив и тому подобного интеллектуального продукта. Посмотрим. К сожалению, уже практически принятая стратегия пространственного развития, о которой я писал ранее и которая могла бы выступить основополагающим документом, описывающим трансформацию экономики при угрозе сокращения входящего денежного потока, совершенно не учитывает этого риска. Есть обоснованные сомнения и в анонсированном Владимиром Путиным «ускорении» (пардон, рывке) – опять же, итоги разнообразных госпрограмм развития я уже рассматривал.

Впрочем, это частности. Надо понимать, что отсчет уже идет, и либо рабочее решение будет найдено, либо в стране (или том, что от нее останется) воцарятся те самые 90-е. Навсегда.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции