Сегодня речь пойдет о первом знакомстве с сокамерниками в ИВС, о тюремных «мастях» от «неприкасаемых» до «черных» и о важнейших принципах, действующих в тюрьме Сегодня речь пойдет о первом знакомстве с сокамерниками в ИВС, о тюремных «мастях» от «неприкасаемых» до «черных» и о важнейших принципах, действующих в тюрьме

КАМЕРА. КАК НЕ СТАТЬ НЕПРИКАСАЕМЫМ

Задержанные на 48 часов попадают в изолятор временного содержания (ИВС), арестованные по решению суда — в следственный изолятор. Общие принципы поведения в этих учреждениях одни и те же, они же распространяются и на колонию для осужденных. Главное отличие ИВС от последующих этапов заключается в том, что здесь вместе содержатся и дебютанты, и рецидивисты: на следственные мероприятия и на судебные заседания в ИВС свозят арестантов без разбора. В СИЗО и в колонии «первоходы» с бывалыми зэками не пересекаются.

Как я уже говорил, в камере прежде всего работают вполне обычные правила общежития. Первыми словами задержанного должно быть простое вежливое приветствие — «здравствуйте» или «добрый вечер». Кто прежде сидел, может сказать, к примеру, «добрый вечер в хату», но разницы нет: мифология об изощренных «понятиях», о системе «правильных» реплик на все случаи жизни часто преувеличена или работает на зонах для повторно осужденных.

Во всей тюремной географии — хоть в ИВС, хоть в лагере — не принято сразу протягивать руку. Сначала нужно как минимум понять, с кем имеешь дело. Поэтому перед тем, как пройти в камеру, необходимо поинтересоваться: «В какую хату я попал?» Дело в том, что, если следствие намерено жестко на вас надавить, оно может устроить в камеру к людям нетрадиционной сексуальной ориентации или к представителям низшей тюремной касты «опущенных». И те и другие относятся к неприкасаемым, но, вопреки расхожему мнению, гомосексуалисты и «опущенные» — это не одно и то же. «Опустить» или «закатать в шерсть» могут за проступки, это не меняет ориентацию человека. При этом образ, сформированный поп-культурой, характеризует «опущенного» как человека, обязанного тюремным обществом к услугам интимного характера. Тут одно понятие вытекает из другого, и оба абсолютно не верны: никакое насилие на зоне недопустимо, никто не может потребовать никаких услуг — только, так сказать, уговорить. К вопросу рукоприкладства мы еще вернемся, как и к определению тюремных «мастей», а пока нужно понять главное: с представителями касты неприкасаемых нельзя оставаться в одной камере, иначе в будущем, в СИЗО и лагере, заключенный останется с ними жить.

Итак, если задержанный попал в «неправильную» камеру, оставаться в ней нельзя. О том, что здесь сидят «опущенные», они обязаны сказать сами. Прояснив вопрос, необходимо немедленно развернуться и стучать в дверь, вызывая надзирателя: «Я отказываюсь сидеть в этой камере». Требование о переводе должны исполнить — в Татарстане в этом смысле издеваться не принято, УФСИН не переходит границы. Я уже говорил, что наш УФСИН относительно гуманный. Есть зоны, известные своей жестокостью, — это Кировская область, Омск, где человека могут закинуть в камеру и избивать или заставляют маршировать часами. Татарстанским зэкам в этом смысле повезло. Даже если следствие хочет надавить на задержанного через посадку к «опущенным», персоналу УФСИН эти интересы по большому счету параллельны, тут действует юрисдикция минюста. Кроме того, сегодня в каждой татарстанской камере установлено видеонаблюдение с трансляцией напрямую в Казань. Есть негласное правило: нельзя доводить заключенного до самоубийства, а если его оставят с «опущенными», он ведь может и «вскрыться». Или начнет биться головой об дверь, а видеокамера будет это снимать. Лучше крайние меры на этом этапе, чем месяцы или годы с «опущенными» в случае реального срока.

ЗА ОБРАЗ ЖИЗНИ СПРОСА НЕТ

В СИЗО администрация, как правило, спрашивает новичка, в какую камеру он хочет сам. С «опущенными» в данном случае понятно — они не могут скрывать свой статус, не могут зайти к «черным» или к «мужикам», а то будет совсем плохо. Все остальные должны определиться, для этого надо знать, какие масти есть.

К вопросу о неприкасаемых добавлю только, что с ними нельзя здороваться за руку, сидеть за одним столом, пользоваться их посудой, никакого тактильного контакта. Этот запрет, к примеру, обязывает их всегда уступать дорогу и при необходимости предупреждать незнакомого заключенного о своем статусе. Эта каста выполняет всю грязную работу в СИЗО и на зоне: они чистят общие туалеты, моют полы в коридоре. В лагере они подметают плац — это одно из самых позорных занятий, как и чистка снега между двумя рядами заборов, на пути охранников, делающих обход. Позор в том, что они тебя охраняют, а ты им дорогу для этого расчищаешь.

Кто-то должен выполнять всю эту работу, зазорную для мужиков, потому что ее не делает УФСИН — нет возможности. Поэтому УФСИН заинтересовано в том, чтобы заключенных «в шерсти» было больше. Администрация не влияет на рост их числа, но системе они выгодны. Это бесплатная работа, максимум за сигареты и какие-то индивидуальные послабления.

Ступенью выше стоят «красные» — заключенные, работающие в административных должностях, зачастую таких, на которых должны работать офицеры. Например, «красные» могут работать в финансовом отделе штаба. В штабе нижнекамского лагеря, к примеру, работали около 30 человек. Это тоже показатель нехватки тюремного персонала. К «красным» на зоне относятся нормально, как и к обычным «мужикам», работающим на промплощадке или нигде не работающим. Ограничения для «красных» чисто символические — например, заходя в комнату «черной масти» (раньше их называли блатными), «красный» должен постучаться. «Мужик» не должен, «черный» тем более любую дверь открывает без стука.

«Мужики», как уже, наверное, стало понятно, формируют основную массу заключенных. Они могут работать, исключая сотрудничество с администрацией.

«Черный» работать не может и должен жить по понятиям — вот, собственно, и все. Есть, конечно, и другие мелкие права и обязанности, несущественные, — например, «черным» нельзя ходить на концерты, потому что их организовывает администрация. Я сам как-то организовал концерт, пригласил из Челнов группу «Веретено». Всем понравилось, но «черные» не пошли по привычке.

«Черные» и «мужики» не могут по одиночке ходить в штаб, даже если вызывают. Нужно отказываться или требовать, чтобы с тобой шел свидетель. При желании администрация может наказать за отказ, посадить в карцер, но еще раз подчеркиваю — УФСИН правила знает и заинтересовано в спокойствии. Один раз принудят к чему-то, другой, а на третий зэки могут устроить бунт — начнут все жечь или «вскрываться». На любой нормальной зоне всегда есть люди, готовые рискнуть жизнью ради общих интересов. Кстати, по лагерю вообще не принято шататься в одиночку, даже на виду, хотя в принципе не запрещено.

Как я уже говорил, в СИЗО «мужики» и «черные» сидят вместе, а в лагере новичок сам должен определиться, с кем сидеть. Независимо от того, кем он был на воле, он может подселиться и к «черным», но это право нужно подтвердить образом жизни. Я бы советовал «первоходу», если он не бандит, признавать себя «мужиком» — это самая подходящая среда для человека с улицы. Но в любом случае главное, что нужно знать о мастях, — это опять же принцип, четко действующий в местах заключения: за образ жизни спроса нет. Хоть «черный», хоть «опущенный» — без причины никто никому предъявить не может, спрашивают только за поведение.

НЕ НАВРЕДИ ДРУГИМ СВОИМ ПОВЕДЕНИЕМ

Возвращаясь к вопросу рукоприкладства, отмечу, что, несмотря на традиционные представления обывателя о тюрьме, мордобой на зоне строжайше запрещен, в том числе и по отношению к «опущенному». Право на насилие имеет лишь «смотрящий», причем только в рамках суда и наказания за проступок, — это обычно один человек на зоне. Если вы кого-то избили, основания для этого придется выкладывать очень серьезные. Все споры в лагере решаются на словах, а кто не умеет этого сделать, может вынести суд на общество, обратиться к смотрящему по зоне или по камере (в СИЗО).

Запрет на физическое насилие появился в 1990-е годы, когда в тюрьму стали заезжать накачанные спортсмены из группировок. Они стали мощной силой, начали подминать под себя зону... А как жить, если все решает сила? В таких условиях жизни нет ни для кого. Большим плюсом стал и закон о разделении заключенных на первоходов и зэков с повторными сроками. Получилось как в армии. Когда Сердюков освободил солдат от грязной работы, наняв специалистов на аутсорсинг, дедовщина кончилась сама собой. Весь ее смысл был в том, что старшие не хотели работать на кухне или мыть полы, заставляли младших делать это. Когда солдат вместо подметания стали обучать меткой стрельбе и боевой подготовке, вопрос дедовщины был закрыт.

За любые оскорбления тоже придется отвечать перед обществом. На зонах для первоходов нет жестких понятий о запретных словах. К примеру, если среди рецидивистов любые производные от слова «обида» могут трактоваться как намек на статус зэка («обиженный» — тот же «опущенный»), то при первом сроке к словам без персональной причины не цепляются, все зависит от контекста. В столь тесном обществе ценится прежде всего вежливость, в соответствии с правилом «не навреди другим своим поведением».

В СИЗО от сокамерников, как правило, можно не ожидать подвохов и провокаций — все сосуществуют достаточно мирно. Даже если новичок попадает к «черным», в первый раз все настроены ему помочь. Объяснят правила поведения, даже, быть может, выразят моральную поддержку. Могут и спасти, как было с меценатом Николаем Мясниковым (епархия пыталась силой отжать у него построенный им храм и организовала ему уголовное дело). Когда за ним, пожилым человеком, пришли в камеру в час ночи и попытались вывести на допрос, что абсолютно незаконно, камера его не отдала — заключенные встали стеной и не пропустили сотрудников внутрь. Есть рабочее время, когда следователь может тебя допрашивать, когда может приехать адвокат. Ночью-то адвоката никто в СИЗО не пустит. Да и сами надзиратели не имеют права заходить в камеру ночью. Для обыска нужен повод, для зрительного контроля есть глазок. Если в камере происходит что-то непотребное или преступное — например мордобой или разговор по телефону — тогда другое дело, но обстоятельства, как мы помним, фиксируется на видеокамеру. Работникам УФСИН сейчас намного сложнее нарушить закон.

На этом прервемся, а следующую часть серии о тюрьме я посвящу тюремному быту: правилам общежития, внутренней валюте и цене откровенности в тех или иных темах для разговоров.

Сергей Еретнов