Писатель Алексей Иванов в Казани: «Я полностью свободен от денег»

Алексей Иванов хоть и не первый раз был в Казани, но со своим творческим вечером выступал перед публикой впервые

 «ЕСЛИ БЫ Я ПИСАЛ ГЕОГРАФА С СЕБЯ, ТО СЕЙЧАС НЕ СИДЕЛ БЫ ПЕРЕД ВАМИ...»

Алексей Иванов хотя и бывал ранее в Казани (например, работая над романом «Вилы» — о пугачевском восстании; тогда писатель прошел путь Пугачева от столицы Татарстана до Волгоградской области), но творческий вечер провел здесь впервые. Если судить по количеству пришедших, это было самое удачное на сегодня мероприятие арт-резиденции «Старо-Татарская слобода». Люди заполонили даже все проходы и готовы были стоять все два часа, а именно столько длился обстоятельный диалог с читателями. Тем неприятнее выглядел небольшой инцидент в начале встречи. Дело в том, что стоять писателю столько времени было неудобно, а для того чтобы сесть, нужно было снять со стойки микрофон. Но выяснилось, что в таком случае у микрофона отходит контакт, а когда звук в очередной раз пропал, Иванов в сердцах произнес: «На расстреле, наверное, проще стоять, чем так». Впрочем, публика готова была слушать Иванова и без микрофона, ведь не зря модератор встречи Ильдар Абузяров назвал его «пожалуй, лучшим писателем современности». Автор «Географа» отвечал на вопросы с легким пермским акцентом и вполне обстоятельно.

Экранизацию «Географ глобус пропил» Иванов считает удачной (в отличие от «Царя» и сериала «Тобол», из титров которого он даже снял свою фамилию), хотя по тональности и смыслам она немного не такая, как книга. «Вообще, роман я написал еще в 1995 году, то есть за 16 лет до начала съемок, и писал я про героя того времени, — разъяснил Иванов. — Виктор Служкин — это такой художественный тип, который можно назвать отражением главного конфликта эпохи. Все мы отлично помним 90-е. Чего хотели все? Все хотели стабильности. У каждого представление о ней было свое: кто-то хотел вернуться в Советский Союз, кто-то жаждал либеральных ценностей, а кто-то просто — набрать денег. И мой герой в романе выдает свое кредо: „Я хочу не быть некому залогом его счастья и никому не хочу быть залогом своего счастья, но чтобы люди меня любили и я любил людей. Иного примирения на земле я не вижу“. То есть он ищет согласие, гармонию, стабильность. Главный его личностный конфликт был одновременно и конфликтом эпохи... А режиссер Александр Велединский начал снимать фильм в 2011 году. В это время сменились эпохи, а значит, и герои. Режиссер поступил очень правильно — на основе моего сюжета снял фильм о герое нового времени. Главный конфликт эпохи уже был совсем не таким, как в 90-е. Географ, которого играет Константин Хабенский, это человек, который дарит свободу, и не его проблема, что этой свободой люди не умеют пользоваться. Фильм начинается с песни „Я свободен“ Валерия Кипелова, Служкин одному из своих учеников говорит, что тамбур в поезде находится в свободной стране, про свою жену он заявляет, что не может держать ее на цепи. И он всем дарит свободу, но они ей либо не умеют пользоваться, либо она им не нужна. Жена начинает ему изменять, друг запутывается в отношениях, ученики, получив свободу, ведут себя как свиньи. Его благой порыв не получает положительного отклика, и это не его проблема.  Главная задача как человека мыслящего — жить по своему идеалу».

Служкин, по словам Иванова, разумеется не альтер эго писателя: если бы он писал этого героя с себя, то уже не сидел перед публикой, а либо пребывал в тюрьме, либо собирал бутылки. Тем не менее Служкин очень близок Иванову, и многие черты были списаны с него самого.

 «ВСЕ НЫНЕШНИЕ РЕЖИССЕРЫ ВООБРАЖАЮТ СЕБЯ ТАРКОВСКИМИ...»

Далее поговорили о проблеме «режиссер–сценарий». По словам Иванова, у нас, к сожалению, кинематограф режиссерский, то есть режиссер — абсолютный тиран, который может переписать сценарий так, как ему хочется, хотя он и не драматург. Такая же тенденция наблюдалась в 90-е, когда в России кино почти не снималось, впрочем, еще в 70-е появились режиссеры вроде Андрея Тарковского и авторский кинематограф. «И все нынешние режиссеры, видимо, воображают себя Тарковскими, которые могут написать сценарий под свой видеоряд, — язвит Иванов. — Только драматургия у них весьма хреновенькая. На Западе эта система обустроена совсем не так, как у нас, потому что там драматическая основа фильма гораздо крепче, адекватнее и ярче, чем у российского кино». Иванов утверждает, что сегодня именно сериалы определяют пути развития литературы, о чем еще лет 10 назад ему говорил Валерий Тодоровский: «В то время по телику шла не „Просто Мария“, но все равно какая-то дрянь. Я так удивился словам Тодоровского, подумал, что его просто занесло. Оказывается, был абсолютно прав, он уже тогда смотрел, как развивается западная культура, и сегодня сериал действительно становится искусством номер один».

Рассказал Иванов и о проекте с Леонидом Парфеновым — документальном фильме «Хребет России». Писатель оказался доволен больше процессом съемок, нежели их результатом: «Я планировал, что фильм про Урал выйдет на федеральном канале. Один большой продюсер сказал мне, что ни один федеральный канал не возьмет фильм о регионе длиннее, чем на четыре серии. То есть мы можем снять 40 серий про кремлевских жен, про любовниц Сталина, про какие-то московские истории. А про уральские истории больше четырех нельзя — не возьмут. И тут проблема не в моей работе или в качестве работы Леонида Парфенова, а в том, как в столице относятся к провинции и к России в целом».

Алексей Иванов отвечал на каждый вопрос с легким пермским акцентом и вполне обстоятельно

«ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ ПИСАТЕЛЕМ СТАНОВИШЬСЯ ТОГДА, КОГДА ПЕРЕСТАЕШЬ ДУМАТЬ О ДЕНЬГАХ»

Иванов считает себя профессиональным писателем. По его определению, это человек, который живет и зарабатывает на жизнь только литературным трудом. Таким Иванов стал в 2003 году. «Профессиональным писателем становишься тогда, когда перестаешь думать о деньгах, — объяснил он „технологию“. — У меня есть небольшой продюсерский центр, который реализует мои культурные проекты, в том числе он занимается всеми работами с моими правами. Я полностью свободен от денег, я даже не помню, сколько и за что мне платят, когда какие выплаты должны прийти. Я подписываю договор, и уже через час не помню, на какую сумму. То есть для меня эти вопросы не важны. Я никогда не пишу под заказ».

Лукавит Иванов или нет, проверить трудно. Однако профессиональный статус уже не позволяет ему писать только по вдохновению. «Однако есть музыка, которую я ставлю для того, чтобы настроиться, — рассказывает он. — К каждому произведению своя музыка. В „Сердце Пармы“ для меня главной была мелодия „Миг удачи“ Александры Пахмутовой, для „Географа“ — „Белая река“ Шевчука. Проще настраиваться, когда есть камертон».

Не обошлось и без разговора на тему «писатель–власть». Иванов считает, что тема взаимоотношений поэта и царя рассматривается в не совсем правильном ключе. Если культура находится на содержании у власти, имеет ли она право эту власть критиковать? «Это вопрос договоренностей, — говорит Иванов. — Когда культура берет деньги, она берет и определенные обязательства. Если она обязалась не критиковать, то должна соблюдать условия договора. А если она берет деньги и говорит: „Я все равно буду тебя критиковать“, — то не должна быть в претензии».

Но, по мнению Иванова, проблема взаимоотношения культуры и власти не в деньгах, а в неком проекте будущего. И у власти есть свой проект будущего, и у культуры. И какой победит, зависит и от адекватности, и от аргументированности, и от энергетики тех, кто проект продвигает. «В романе „Тобол“ есть два проекта развития Сибири: один олицетворяет губернатор Гагарин, другой — архитектор Ремизов, — обратился к собственному творчеству Иванов. — Гагарин хочет вестернизировать Сибирь, перестроить ее на европейский лад, он глобалист и не обращает внимания на особенности устройства Сибири. А Ремизов говорит: „Ты в Сибири ничего не сделаешь, если не знаешь, как она устроена“. И в противостоянии двух проектов побеждает Ремизов. То есть когда территория развивается, учитывая особенности и специфику местности, эта стратегия более правильная, чем глобализм в чистом виде».

Что касается пассионарности российского народа, то, по мнению Иванова, она сохраняется, хоть и сильно приугасла. Последний всплеск ее был в лихие 90-е, когда народ занимался чистым творчеством, созидательной деятельностью в меру своего понимания — так, как у него получалось. А получалось очень плохо. «Чтобы заниматься созидательной деятельностью, нужно одно непременное условие — свобода, — объясняет Иванов. — Без нее никакой пассионарности нации не будет. Когда нет свободы, есть агрессивность, когда внутренняя энергия, содержащаяся в людях, не находит выхода в созидательной деятельности и превращается в агрессию, направленную на себя и на свое окружение».