В конце 2017 года, к годовщине смерти Гейдара Джемаля, был выпущен его посмертный поэтический сборник в издательстве «Традиция». Символично, что книга вышла в серии «Метафизическая поэзия». Соратник и ученик выдающегося философа, политолог Руслан Айсин рассказывает читателям «БИЗНЕС Online» о любимых строчках из произведений Джемаля, роли поэзии в жизни мыслителя и его отношениях с Ильей Кормильцевым.
Гейдар Джемаль
«ВЕДЬ Я ИЗ ТЕХ, ЧЬЯ ПЛОТЬ НАВЕКИ ТУПИТ НЕБЕСНЫХ КАР СТАЛЬНУЮ ОСТРОТУ»
Человек умирает, но живут его мысли и идеи, отчеканенные пером на никогда не тлеющих листах. «Рукописи не горят», а мы дополним: стихи не забываются. В конце 2017 года, к годовщине смерти Гейдара Джемаля, был выпущен его посмертный поэтический сборник в издательстве «Традиция», где главным редактором и вдохновителем является Андрей Степанов, сын старшего товарища Джемаля Владимира Степанова, тоже культовой личности для интеллектуального нонконформизма эпохи советского застоя. Сборник должен был выйти еще при жизни Джемаля, когда он, уже тяжело больной, внес последние правки и постановил его в печать. Однако его смерть отсрочила это событие, внеся свои неоспоримые коррективы.
Вообще, смерть, как то, что кажется нашему, не до конца раскрытому сознанию, понятным и очевидным, в описательной системе Джемаля предстает тайной тайн. Как гласит одна эзотерическая мудрость: черное надо познавать еще более черным, а неизвестное — еще более неизвестным. Здесь Джемаль вскрывает сердцевину этой тайны, и из ее центра алой кровью сочится ответ, который обескураживает и шокирует любого обывателя, привыкшего воспринимать жизнь как абсолютное, нескончаемое благо. Этот ответ он постулирует так: «Смерть — это знак Бога».
И словно сам заглядывает за завесу тайного и неизведанного, где ведет такой диалог:
Я ненавижу жизни ликованье
Еще ужасней смерти черный лик
В каком бреду
Как цепь на наковальне
Земное время мне сковал Старик?
Я вырву с мясом гвозди, что распяли
Меня на этом солнечном лугу
Достанет сил дракону!
Ведь не я ли
Свой гордый дух
Не раз сгибал в дугу...
Слезятся звезды и луна мигает
Они не знают настоящий зной
Не жалкий жар, который обжигает
А тот прозрачный
Вычурно резной
Пускай магически вокруг заледенеет
Животный трепет млеющей земли
И вместо трав кислотно зеленеет
Букетом в сердце брошенное «пли»
Я в этой глине долго спать не стану
Раскалом тлена разобью мороз
И над могилой обновленным станом
Взойду в снегах
Как колос
Как колосс
И белый ад от савана отступит
И я пройду по белому мосту
Ведь я из тех
Чья плоть навеки тупит
Небесных кар
Стальную остроту
(2001)
«МЕТАФИЗИКА ДЖЕМАЛЯ»
Часто так и говорят: «метафизика Джемаля». Это, конечно, с приставкой «мета-», то есть преодоление. Джемаль невыразимым образом ставит «неуд», перечеркивает и преодолевает 2,5-тысячелетнюю историю ложной мысли, когда-то начатой Платоном, а закончившейся разноликой мозаикой постмодернизма. Его методология мысли, его «логика монотеизма», опирающаяся на пафос Откровения, — это меч Зульфикара, который рассекает взмахом руки пространство лжи.
Гейдар Джемаль как-то сказал: «Свое поэтическое творчество я рассматриваю как эмоциональный контрапункт по отношению к главной интеллектуальной деятельности — теологическому умозрению». И в этом есть свой символизм, который мы выразили мечом пророка Зульфикаром, который имел раздвоенное лезвие. Поэзия и строгая, по-гегельянски выверенная методология мысли — это двойной удар, знаменующий скорую победу Духа в извечном противостоянии с косностью ветхого бытия.
Мы привыкли воспринимать Джемаля строгим концептуалистом, мыслителем, логиком, мысль которого зачастую трудна для понимания простого ума. А в своих стихах он предстает пред нами в несколько ином образе утонченного романтика и художника слова. Это редкое сочетание. Поэзия всегда острее, выразительнее, чувственнее и — крамольно будет сказано — понятнее ветвистой, словно многовековое древо, строгой философской мысли. Так уж устроен человек «прямо ходящий», что сердцем он воспринимает яснее, чем сознанием; при условии, что его сердце — вместилище духовного эфира, а не просто насос по перекачке крови. Но это не слабость. Иной видит и слышит сердцем, он — чувственная натура. И поэзия резонирующе говорит с ним языком чувств, эмоций, страсти. Другой же, словно строгий логик, воспринимает метафизический трактат, переживает его как творческая натура, переживает поэтические строки. Возвышенная душа может ничего не мыслить в сложных философско-метафизических построениях, аллюзиях и абстрактных категориях, но едва заслышав стихи, он словно срывает покров незнания и перед ним расстилается целый мир, а вопросы преобразуются в ответы... Это чарующее действие поэзии, не до конца объяснимое логически, но действенное.
В поэзии зачастую нет рациональной логики, а если бы такая и была, то это уже была бы не поэзия, а расчерченный позитивистским мышлением набор статичных, холодных и неуклюжих в своей попытке выйти «за пределы ирреального» слов. Даже не слов, а так, сочетаний слепых букв. Впрочем, оставим исследование бездонного и темного космоса поэзии людям, которые с легкостью весеннего бриза бороздят эти просторы, даже не надев соответствующего скафандра. А нам хотя бы мечтами с ними выйти — нет, взлететь! — на околоземную орбиту и окинуть взглядом то, что не видно по горизонтали с земли.
Как написал Шарль Бодлер, прозванный «проклятым поэтом Франции», которого ценил Джемаль:
В своей округлости весь мир мне виден ясно,
Но я не в нем ищу приют последний свой!
Поэтическое содержание идей Джемаля — это, конечно же, тот самый эмоциональный контрапункт к его мысли.
«Я ЗНАВАЛ АКАДЕМИКА ЙОФФЕ — НЕВЫСОКИЙ СУХОЙ СТАРИК»
Его старшим товарищем был главный исследователь традиционализма на постсоветском пространстве Евгений Головин. Помимо того, что он был знáком и паролем интеллектуального качества для всего советского метафизического и художественного андеграунда 60–80-х годов, он еще считался и главным знатоком европейской поэзии. Адмирал, как называли его близкие, цитировал наизусть известных широкому кругу и неизвестных даже узкому числу специалистов авторов Средневековья и поэтов Нового времени. Головин был главным рецензентом. Так вот, из всего массива джемалевских стихов он выделил одно стихотворение, сказав, что вот этими строками он вошел в первую лигу поэзии. Строки эти не отмечены, на мой взгляд, чем-то особым, таинственным, мистическим, как прочие стихи, но Головин посчитал иначе. Вот они:
Я знавал академика Йоффе
Невысокий сухой старик
Кокаин, какаду и кофе
По субботам — шляпа, парик
В понедельник с утра сюртук
На обед — уха из наваги
Я любил его трости стук
Навощённые злые краги
В одночасье старик угас
Какаду он был как отец
Ненароком забытый газ
Положил и птице конец
Мне осталось от дружбы с ним
Шесть шкафов очень пыльных книг
Этот опыт непостижим!
Он загадочный был старик
(2007)
Есть среди его стихов и посвящения умершим близким людям и эмоциональная печать неких знаковых событий в его жизни. Они тоже вехи на пути. Поэтическая натура видит то, что скрыто тяжелым туманом, то, за пределами которого мало кто осмеливается взглянуть, не то что шагнуть в эту неизвестность.
«ОКНО В НОЧЬ»
В 2004 году Илья Кормильцев, тот самый автор слов к песням первых альбомов группы «Наутилус Помпилиус», в своем издательстве «Ультра.Культура» выпустил первый стихотворный сборник Джемаля «Окно в ночь». Книга в момент стала хитом и дефицитным изданием. Кормильцев знал толк в поэзии. На рубеже эпох он был одним из самых глубоких и бескомпромиссных поэтов. Человек колоссальной духовной силы, образец принципиальности и интеллектуальной воли. Немудрено, что они сдружились с Джемалем, вели философские беседы. В конце жизни, буквально на смертном одре, Кормильцев принял ислам. Очевидно, что Гейдар Джахидович оказал на его мировоззрение существенное влияние, в его последних интервью прослеживались идеологические нотки джемализма.
Мы знаем, что «Окно ночь» дарует прохладу грядущего рассвета... Как любил говорить сам Джемаль: «Темнее всего перед рассветом».
Именно перед рассветом, 5 декабря 2016 года, я написал следующие строки, еще не зная, что Гейдар Джемаль в это самое время в реанимации окончил свой земной путь, но как будто чувствовал это сердцем. Спустя час поступил звонок от врача с печальным известием...
Ты паришь над землей
В израненном бледном небе
Не поговорим уже с тобой
У подножья мирового древа
Твой саван... Ты там, а мы здесь
Стоим у могильный черты
Земля в кулаке дана на развес
Укрыть тебя до темноты.
Где-то у края райской реки
Мы встретим тебя в тиши
А пока прими эти строки
Как упокой мятежной души.
Но довольно прозы. Поэзия Джемаля скажет все сама, ответит на то, что вибрирующим вопросом нависает над каждым человеком, который чувствует неистовое жжение правды в груди...
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 21
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.