«Сейчас есть и Швондеры, и Шариковы. Только вот Преображенских очень мало»

Поставленный меньше чем за месяц спектакль отобрал много сил у всех участников процесса — особенно это коснулось специалистов по костюмам и декорациям

«У НАС МНОГИЕ СЧИТАЛИ, ЧТО СПЕКТАКЛЬ НЕ ВЫЙДЕТ»

В минувшую субботу в Русском драматическом театре «Мастеровые» (Набережные Челны) состоялась премьера «Собачьего сердца» — первой в истории челнинcкого театра постановки по произведению Михаила Булгакова. Как рассказал «БИЗНЕС Online» директор театра Армандо Диамантэ, многие в окружении считали, что спектакль не выйдет: его премьеру по ряду причин перенесли с начала сентября на середину ноября.

«Это очень сильное произведение — его сила заключается в том, насколько оно актуально на сегодняшний день, — считает Диамантэ. — Бывают вещи, важные в свою эпоху, а „Собачье сердце“ Булгакова — это произведение на все времена. Сейчас есть и Швондеры, и Шариковы, и кто угодно... Только вот Преображенских очень мало».

Ставил спектакль Семен Серзин — ученик мастерской Вениамина Фильштинского, главный режиссер петербургского «Этюд-Театра» 2013–2015 годов и номинант премии «Прорыв». Изначально Диамантэ предлагал «Собачье сердце» главному режиссеру «Мастеровых» Денису Хустиярову, но тот отказался — в труппе не было подходящего актера на роль профессора.

Армандо Диамантэ: «Бывают вещи, важные в свою эпоху, а «Собачье сердце» Булгакова — это произведение на все времена»

«Это была серьезная проблема, и Денис за данное произведение не взялся, — пояснил Диамантэ. — Мы шутим, что Семен Серзин просто не знал о том, что у нас нет актера на роль Преображенского, поэтому согласился ставить спектакль. До начала репетиций, до того, как он начал работать с актерами, эта проблема стояла злободневно. Но Семен очень изящно выкрутился из этой ситуации».

О том, какой именно выход нашел режиссер, мы расскажем чуть позже, а пока упомянем еще об одном эксперименте Серзина — приглашении на роль Шарика настоящей собаки по кличке Чага. Она каждый день присутствовала на репетициях и, судя по лайкам в «Инстаграме» театра, уже успела стать звездой автограда. В «Мастеровых» шутят: как бы у Чаги не началась звездная болезнь.

«С собакой очень повезло — она оказалась дрессированная, — сказал Диамантэ. — Нам предоставил ее наш осветитель. Она молодец. Мы имитировали вспышку телефонных фотоаппаратов — это могло бы ее вывести из себя. Она не реагировала ни на что — играла свою роль. Сейчас мы думаем о собаке-дублере. Мало ли — заболеет или еще что-то. Возможно, дадим какое-то объявление, устроим кастинг».

Собака по кличке Чага каждый день присутствовала на репетициях и, судя по лайкам в «Инстаграме» театра, уже успела стать звездой автограда

Из любопытных фактов о «Собачьем сердце» в «Мастеровых» — то, что театр сам договорился с наследниками прав Булгакова, минуя российское авторское общество. Наследники снизили изначально запрашиваемую цену в три раза, после чего челнинский театр заключил с ними соглашение и купил права на постановку.

При этом директор «Мастеровых» в беседе с корреспондентом «БИЗНЕС Online» не раз упоминал, что спектакль дался нелегко. Поставленный меньше чем за месяц, он отобрал много сил у всех участников процесса, особенно это коснулось специалистов по костюмам и декорациям. Впервые к спектаклю «Мастеровых» была написана музыка — ее сочинил Евгений Серзин, брат режиссера.

«Мы много размышляли, будет спектакль фестивальным или зрительским, и Семен постарался сделать и так и так», — добавил Диамантэ.

Размышляя об образе профессора Преображенского и вспоминая фильм Владимира Бортко, Серзин отметил, что не совсем согласен с образом Евгения Евстигнеева

«КНИГУ-ТО НИКТО НЕ ЧИТАЛ»

«Лаской-с. Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом. Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать», — говорит профессор Преображенский в начале спектакля на вопрос о том, как ему удалось приманить такого нервного пса. В конце он молча смотрит на то, как Борменталь и Дарья Петровна душат Шарикова на полу, а Зина добивает его тремя ударами подсвечника по голове. Когда Шариков перестает дергаться, профессор прогоняет всех вон. На другом конце сцены открывается дверь, откуда выходит гэпэушник. Преображенский снимает с себя костюм-тройку и остается в одном исподнем. Через секунду он решительно выходит за дверь, комиссар следует за ним. В центре сцены на стуле покоятся аккуратно сложенные брюки, пиджак и жилет. Свет гаснет. Так трагично в сравнении с оригиналом заканчивается «Собачье сердце» в постановке Семена Серзина.

«Булгаков, когда писал „Собачье сердце“ в 24-м году, не знал, что будет в 37-м, к чему весь этот переворот приведет. Сейчас уже нельзя отбросить это знание — о том, что было дальше», — так позже объяснил режиссер смысл финала.

Впрочем, вернемся к началу спектакля. Вот на сцене появляется большой стеклянный аквариум, внутри которого сидит собака. Звучит монолог Шарика, который почему-то читает женщина, сверху на пса сыплются мелкие крупинки пенопласта, имитирующего снег. К слову, пенопласт еще не раз напомнит о себе в течение всего первого действия: оставшись лежать на сцене, он будет скрипеть под ногами актеров, то и дело отвлекая внимание от происходящего. На собаку за стеклом смотреть интересно. Но вот появляется профессор Преображенский, которого играет Марина Кулясова. В зале слышится шепот: «Женщина?»

По словам Серзина, для него было важно в первую очередь найти артиста, который справится с этой ролью, неважно, мужчину или женщину. Такого артиста он увидел в Кулясовой. Размышляя об образе профессора Преображенского и вспоминая фильм Владимира Бортко, Серзин отметил, что не совсем согласен с образом Евгения Евстигнеева.

По словам Серзина, для него было важно в первую очередь найти артиста, который справится с этой ролью, неважно, мужчину или женщину. Такого артиста он увидел в Кулясовой (справа)

«Преображенский — это стержень, человек неколебимый, а Евстигнеев — это все-таки что-то очень домашнее. Это артист, который известен тем, что гениально делал эпизодические роли. Такой очень мягкий актер. Фильм — это близкая, домашняя история», — считает режиссер.

Впрочем, Преображенский в постановке самого Серзина получился еще более мягким и домашним. Он скорее жалуется, чем рассуждает, скорее просит, чем требует. Он плачет, подумывает о самоубийстве и в конце наблюдает, как перед ним убивают человека. Он не пытается помешать, исправить ошибку, вернуть все как было. Он дает убийству свершиться. Из всего, что известно о характере Филиппа Филипповича, сложно сделать вывод о причинах такого решения. Вероятно, такой вот слабохарактерной видится режиссеру не эмигрировавшая русская интеллигенция 20-х годов прошлого века.

Перевоплощение Шарика в Шарикова (справа) показано как танец за стеклом человека с огромной красной головой собаки

На фоне грубого, напористого Шарикова в исполнении актера Алексея Ухова профессор как бы уменьшается. Он выглядит уставшим и безобидным, его протесты, угрозы выселить хулигана из квартиры не воспринимаются всерьез. Если в фильме (сравнение, увы, напрашивается само собой) Шариков в некоторой степени побаивается Преображенского и доктора Борменталя, то в спектакле «Мастеровых» он почти напрочь лишен этой черты. Обитатели Калабуховского дома бессильны перед ним — он больше, мощнее, наглее, громче, чем все они вместе взятые. Возможно, потому, что Шариковы с булгаковских времен стали еще более жестокими и озверевшими.

«После фильма ставить „Собачье сердце“ — это определенный риск, потому что книгу-то никто не читал, — сказал Серзин. — Я вот не читал. Нет, я читал в школе, но не помню. Я помню фильм — и все помнят фильм, потому что он намного ярче и внятнее, чем книга. Если читать книжку и параллельно смотреть фильм, там будет все то же самое. Можно, в принципе, и не читать. Фильм полностью отражает литературный источник».

Из любопытных фактов о «Собачьем сердце» в «Мастеровых» — то, что театр сам договорился с наследниками прав Булгакова, минуя российское авторское общество

«НЕ ЧИТАЙТЕ СОВЕТСКИХ ГАЗЕТ = НЕ СМОТРИТЕ ТЕЛЕВИЗОР»

В спектакле Серзина много неожиданного. Так, например, второй акт начинается с имитации немого фильма по пьесе Булгакова «Роковые яйца». Или еще одна фишка — в конце первого акта Борменталь вдруг спускается со сцены, берет микрофон и начинает рассказывать об утерянном дневнике, где содержались записи о настоящих опытах профессора Преображенского. Выступление сопровождается слайдами с черно-белыми изображениями людей и животных.

Или Шариков вдруг запевает «Гражданскую оборону»: «Как убивали, так и будут убивать, как запрещали, так и будут запрещать...» После этого он раздевается догола и прикрывается балалайкой. Кстати, Клим Чугункин, донор Шарикова, в версии Серзина попадает на операционный стол вовсе не после пьяной драки в пивной, а после пыток ГПУ. Или же Дарья Петровна неожиданно оказывается горбатой, одноглазой и, по задумке режиссера, «побитой революцией женщиной» с револьвером за пазухой. Играет ее, к слову, актер Евгений Федотов.

«У нас и Дарью Петровну играет мужчина, а Швондера — женщина. Режиссер, вероятно, решил: „Ну коль мешать, то что уж теперь“. Всех перемешал. Благо Борменталь, Зина и Шариков — того пола, которого должны быть. Полного, стопроцентного смешивания не произошло», — шутит Диамантэ.

Декорации создают эффект перевернутой на бок комнаты. Герои будто живут в зазеркалье

Вместе с этим в спектакле есть по-настоящему завораживающие в визуальном плане моменты. Швондер (Алена Знайда) появляется на сцене как черно-красный демон, завернутый в патриотическое знамя. Он ставит на стол метроном и начинает разговаривать под его стук, чеканя каждое слово.

Перевоплощение Шарика в Шарикова показано как танец за стеклом человека с огромной красной головой собаки. Танцем можно назвать и бесконечную сервировку длинного обеденного стола, за котором сидят Преображенский и Борменталь: Зина порхает над белой скатертью, изящно расставляя тарелки, бокалы, кувшины с водой, графины, салатницы...

Декорации создают эффект перевернутой на бок комнаты. Сияющая хрустальная люстра в стене, опрокинутые колонны, которые поддерживают атланты, лежащий рояль, портреты — герои будто живут в зазеркалье.

«Дисбаланс Шариковых и Преображенских — это внутренняя борьба в каждом человеке, — говорит Серзин. — Борьба за светлое начало — это важно. Низменные проявления — самые простые, к ним самый прямой путь. „Не читайте до обеда советских газет“ — сейчас можно сказать „не смотрите телевизор за ужином“. Так происходит выпрямление всех мыслей. Манипулировать Шариковыми, конечно, проще, чем людьми думающими. Но в то же время это не значит, что всех Шариковых надо задушить, как произошло в спектакле. Всегда нужно сохранять баланс».