Миляуша Таминдарова: «Хор – это мощнейшее пропагандистское оружие»

Миляуша Таминдарова: «Я всегда в курсе новинок, меня имена Oxxxymiron и Скриптонит в паралич не вводят, я знаю, что это за культура» Фото: Оксана Черкасова

«МЫ ДЕЛАЛИ ДЕРЗКИЕ ПРОЕКТЫ, ШЛИ ПЕТЬ НА ТРАНСВЕЧЕРИНКИ В НОЧНЫЕ КЛУБЫ...»

— Миляуша Амировна, Государственному камерному хору Татарстана сегодня исполняется 10 лет. Что удалось сделать за этот исторический промежуток?

— В истории развития мирового искусства 10 лет — это мгновение. Но тысячелетия как раз и сотканы из этих маленьких историй, из-за которых люди по-другому начали воспринимать мир, его высокие смыслы. И хоровая музыка — это именно тот сгусток, который переплетает человеческие судьбы. Это оптимальная история развития личностных способностей человека. Можно сказать, что за 10 лет мы где только не были, чего только не спели. Но это понятно, что любому коллективу, который трудится, нужно  делиться своим сокровенным. Тем более мы очень любопытны и жадны на события. Никто не упрекнет нас в равнодушии, и мы всегда готовы к сотрудничеству.  У нас есть чем похвастаться.

Но порой задумываешься, что есть этот жанр, почему он претерпевал немилость со стороны публики, а иногда, наоборот, его наделяли большими полномочиями. Ведь по сути хор — это мощнейшее пропагандистское оружие. Все, что обрамлено хором, поднимает идею на небывалую высоту. Поет девочка слабеньким голосом, вдруг вокруг нее возникает хоровая «педаль». И сразу величие, просторы, музыкальный масштаб. Недаром в русской истории православный хор всегда был рядом с политикой. Мало-мальский правитель всегда понимал, что нужен синодальный хор, хор патриарших певчих дьяков — выразитель национальной идеи.

— То есть в 90-х годах прошлого столетия именно потому, что государство было ослабленным, хоровое искусство не могло найти признания у публики?

— Конечно. Политическая обстановка была таковой, это было время  индивидуалистов. Так надоел всем конский энтузиазм партийных сводных хоров, что люди захотели чего-то уединенного, андеграундного, закрытого для общества.  Все уходили в декадансные интонации, утонченности — это не для широкого спектра публики. Как только поменялся политический вектор, все изменилось и по отношению к хору. Я почувствовала это сразу 9 Мая, не помню именно какого года. На Красную площадь вышел мужской военный хор и а капелла спел гимн России. И тогда у меня пробежали мурашки по коже, я поняла: это смена эпохи.

— Сегодня некоторые деятели культуры жалуются на невидимую руку цензуры, которая ограничивает их в творчестве. Вы чувствуете ее легкое дуновение?

— Ни один человек, ни дирекция ГБКЗ, филармонии или представитель минкульта РТ ни разу не вмешивались в мой творческий выбор и мою самостоятельность. А мы делали дерзкие проекты, шли петь на трансвечеринки в ночные клубы, смешивали азан с иудейским шофаром... Многие годы наш абонемент называется «Хоровой кроссовер». Для нас это не просто жанр, когда академическим голосом поют эстрадную музыку, ну или классические произведения внедряют в другой формат. Считается, что Татарстан стоит на пересечении Европы и Азии, вот так и мы стоим между классическими постулатами — что касается вокальной техники, музыкального ремесла — и современным языком. Язык, которым мы разговариваем, не может не учитывать и того мышления, которое существует в обществе. Человеческое внимание рассеяно, современный слушатель с трудом держит длинные временные дистанции. Но это происходит только в том случае, если тебе нечего сказать что-то принципиально нового.

Сейчас только ленивый не ругает оперного режиссера Дмитрия Чернякова, иногда — дирижера Теодора Курентзиса, но для меня они увлекательны именно своим мышлением. Я понимаю их отношение к времени, к стилю, к танцу. Я с Курентзисом никогда не виделась, но чувствую, что где-то мы одной крови, во всяком случае, по части страсти и одержимости.

«ВСЕ ХОТЯТ ЗАСУНУТЬ РЕБЕНКА В ТЕЛЕВИЗОР ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ, НЕ ПОНИМАЯ, К КАКИМ ЭТО МОЖЕТ ПРИВЕСТИ ПОСЛЕДСТВИЯМ»

— Насколько тяжело было пробивать хоровое искусство во время эры становления вашего коллектива?

— Непросто. Я сталкивалась с тем, что подвергалась серьезной обструкции. К примеру, была установка не пускать студентов консерватории к нам в хор. И я очень благодарна и рада, что так все получилось, я вырастила своих. Просто когда у тебя есть ресурс, ты выбираешь из лучшего. Но мы выбирали из того, что было, а было не густо, плачевно по человеческому материалу, по уровню образования. Мне кажется, уже нужно кричать SOS по поводу музыкального образования. Музыканты плохо читают с листа, плохо оснащены техникой.

— А всевозможные песенные шоу, которыми сегодня пестрит отечественное телевидение, не способствуют повышению музыкальной образованности?

— Вот где нужна жесткая цензура, так это в детской вокальной педагогике! Когда в эстрадном коллективе мои коллеги сталкиваются с тем, что у 9-летних детей огромные узлы на связках (это само по себе предраковые состояние!), от этого становится страшно. Да здравствует проект «Голос. Дети» и оголтелое  эстрадное пение в других проектах. Взрослые педагоги, не наделенные серьезными профессиональными навыками, начинают форсировать, растягивать мышцы детей по-взрослому. Часто можно услышать, когда преподаватель на уроке кричит на своего подопечного:«Громче! Где подача, экспрессия?!» В молодости у меня тоже были узлы на связках, знаю, что такое их удаление и что такое усталость. Эти две тоненькие связочки — инструмент влияния на весь организм в целом.

Я своего ребенка отдала бы все-таки в хор. Сам жанр форматирует нагрузку, ведь сольный вокал требует серьезного атлетизма, это колоссальная мышечная работа. Драматизм этого труда велик. Сколько мы знаем потрясающих певцов, которые со временем вообще не смогли петь? Узлы на связках — это недостаток техники. Когда человек в 75 лет поет великолепно, то это совершенство техники, она проверяется временем. Если голос через пять лет начинает трещать и ты не можешь справиться с тремоляцией, значит, были системные ошибки. Уже в раннем возрасте можно разболтать связки. Так вот, хор важен, потому что там нагрузка распределяется на многих, нет индивидуальной ответственности, и тогда человек выбирает удобный для себя режим, сам жанр форматирует его.

Недаром я сказала про конкурс «Голос» и другие аналогичные проекты. Представляете, какие непомерные амбиции у родителей, которые заставляют еще несформировавшееся существо включиться в дикую вокальную гонку? И мне просто жалко смотреть на вздувшиеся жилы детей, обратите на это внимание. Надо в таком случае быстрее завернуть ребенка в одеяло и уволочь домой. Это значит, он тянет мышцы горла во взрослом режиме, а ему нужно научиться управлять дыханием. Сольный вокал — это очень большая ответственность, а сейчас кто только его не преподает. Человек полгода у меня попел, потом пропал — смотрю, а он свою вокальную школу открывает.

— Неужели занятия по вокалу сегодня так востребованы?

— Да, все хотят засунуть ребенка в телевизор любой ценой, не понимая, к каким это может привести последствиям, в том числе и для его здоровья.

«НАША ПЕНТАТОНИКА ДРУЖИТ С АНГЛИКАНСКИМИ ХОРАЛАМИ И ШОТЛАНДСКИМИ НАПЕВАМИ»

— Если возвращаться к хору: какой солдат не мечтает стать генералом? Так, наверное, и в хоре — каждый хочет стать солистом...

— Вы правы. Мы сегодня воспитали 25 солистов, у каждого свой репертуар. Мы можем любой мюзикл, спектакль поставить. За эти годы хор оперного театра стал состоять на 50 процентов из наших учеников. У любимого мной Курентзиса в его пермском musicAeterna сейчас работают 5 человек.

— А не жалко расставаться со своими подопечными, в которых душу вложили?

— Поначалу я рыдала, а теперь радуюсь. Они замечательные музыканты, работают в хорошем формате. Я радуюсь, что многие из них стали артистами Большого театра, работают в новом ансамбле Александрова, в хоре МВД... У нас республика одна из самых поющих в мире. Посмотрите конкурсы что академические, что эстрадные — везде много наших. Видимо, глубокая фонетика татарского языка импонирует правильной вокальной установке.

— А татарская музыка может быть конкурентоспособной на мировом уровне?

— Да. Наша пентатоника дружит с англиканскими хоралами, шотландскими напевами, поэтому мы на конец декабря планируем грандиозный проект «Алтын граммофон», в котором татарская музыка будет внедрена как в международные контенты, так и в классические форматы. Яхин, Шуберт, Рахманинов — интонационно они рядом. Я хочу показать нашему народу, что мы равные с Западом и это очень красиво, что татарская песня «лежала рядом» с композициями Sting и Beyonce.

— Мы видели вас в проекте диджея Арта и Радика Салимова на фестивале «Сотворение мира». Сейчас у вас есть общие проекты с Алиной Шарипжановой, ребятами из Yummy Music, то есть молодыми представителями татарской популярной музыки....

— А мне других и не надо. Я меньше всего хочу состариться вместе со своим коллективом. Слава богу, у меня есть дети, они позволяют мне быть в тренде. Я всегда в курсе новинок, меня имена Oxxxymiron и Скриптонит в паралич не вводят, я знаю, что это за культура.

— А вы и ваш хор могли бы поработать с ними?

— Почему бы и нет? Всегда можно найти место для подвига. Они же что-то нам хотят сказать! Почему мы не делаем встречных движений? Oxxxymiron лингвистически и филологически очень убедителен, эдакий Пушкин из подворотни. Я не знаю, какая подготовка ведется к этим баттлам, там много звучит того, отчего в трубочку уши складываются... Если это импровизация, то это талантливо. Ну давайте закатим глаза и брезгливо сделаем вид, что их вообще не существует. Или лучше попытаться все-таки выслушать? Да, они смурны и циничны, но они дети нашей эпохи.

«ЭТО МОЯ МЕЧТА — «КАЗАНЬ АРЕНА»

— Что вы покажете сегодня на юбилейном концерте?

— Все, что любимо нами и публикой. Мы покажем свои бестселлеры, своих солистов, наших друзей, замечательный оркестр инструменталистов «Казан нуры». Также к нам придет камерный оркестр театра на Булаке. Они пока очень молодые, неоперившиеся, но у них есть огромное желание созидать, а для меня это дороже мастерства. Выступит оркестр Высшего танкового командного училища и многие другие.

— На канале «Россия» несколько лет назад выходил проект «Битва хоров», в одном из сезонов которого победили татарстанцы. Это влияет на популяризацию жанра?

— На мой взгляд, это профанация. Хор — это совместное дыхание, состояние. А когда для шоу понабрали случайных людей и когда они поют под прописанные плейбеки и при этом кто-то красиво танцует — к хору это не имеет никакого отношения, это другое. В хоре кожу друг друга чувствуешь...

— Как вы считаете, нужно ли продвигать хоровое искусство в массы?

— На самом деле это моя мечта — «Казань Арена». И мы обязательно должны найти повод, чтобы собирать стадионы и там вместе петь. Пока человек поет, пусть даже в душе, он счастлив. Но надо, чтобы он из душа вышел на площадь и понимал, что такое единство. Сегодня даже футбольные клубы хотят, чтобы их фанаты пели, мы уже делали подобный прецедент на одном из домашних матчей «Рубина» в еврокубках. Было очень эффектно, когда хор вместе с фанатами вопил «Эй, ухнем»...