Александр Расческов

МНОГОЭТАЖНЫЙ ГЛАЗ И ВЫСШИЙ ПИЛОТАЖ ХИРУРГА

— Александр Юрьевич, в вашей клинике такая сложнейшая аппаратура, как в кабине суперсовременного лайнера…

— Когда я оперирую и работаю с комбайном, причем иногда приходится два-три комбайна одномоментно использовать, у меня только ножных кнопок, я посчитал, 46. А сколько параметров на мониторах — там даже не сосчитаешь, наверное, под тысячу. Знаете, глаз можно представить в виде этажей: роговица, передняя камера, хрусталик, стекловидное тело, сетчатка, заглазное пространство. Возьмем для примера хирургию сетчатки. Раньше диагнозы ставили чисто описательные: синдром восходящего солнца, Туманность Андромеды… Потому что невозможно было детализировать. А современное оборудование позволяет оперировать на клеточном уровне — уже не просто сетчатка, а десять слоев сетчатки, и каждый слой описывается отдельно, и каждый слой оперируется отдельно, используются различные лазеры с различной длиной волны… И за счет этого, за счет современной аппаратуры повышается безопасность операции, достигаются лучшие результаты.

В чем еще отличие современной хирургии — она становится прогнозируемой. Ведь самый большой страх перед операцией — неопределенность. Поможет, улучшит жизнь или приведет к потере функции? А в современной хирургии мы настолько минимизировали все риски, что она стала прогнозируемой. То есть делаем уверенный предоперационный прогноз. Ведь когда глаз закрывается, там без вариантов: надо оперировать. Но когда ты оперируешь здоровый глаз, меняешь некоторые его параметры, улучшаешь — это очень высокая ответственность, хирургия высшего пилотажа. Мы делаем прогноз — и идем на операцию. А еще мы современную хирургию называем превентивной, предупреждающей. Сегодня некоторые заболевания мы можем предупреждать: провести операцию, которая предупредит развитие заболевания и сохранит человеку зрение на всю жизнь, полностью выключив механизм развития заболевания.

В операционной глазной клиники Расческова

— У вас только что установили новое оборудование. Для чего оно предназначено?

— В нашей сфере новое оборудование появляется почти каждый год, постоянно какие-то новые модели появляются, новые уровни качества, безопасности. Мы за этим очень внимательно следим и сразу закупаем, потому что на здоровье человека экономить нельзя. Если есть что-то лучшее, мы должны это применять, потому что на оборудовании более низкого уровня больше вероятность осложнений. Как на нем можно работать, если ты знаешь, что появилась техника, на которой вероятность осложнений намного меньше? Это же аморально и даже преступно в какой-то степени.

Все ведущие фирмы-производители знают про нашу клинику, и как что-то новое появляется — они сразу к нам. Мы еще не успеваем оплатить, а они уже приглашают наших докторов, обучают. И только-только оборудование сертифицируют в России — его сразу нам ставят. И мы по факту, когда оборудование уже используем, начинаем его оплачивать.

Вот и сейчас мы установили американскую инновационную систему последнего поколения для максимально безопасной хирургии катаракты. Тут объединены несколько интеллектуальных технологий, и на сегодня этот метод считается современным золотым стандартом хирургии катаракты. Первые операции на новой технике мы уже провели.

Идет операция

ХИРУРГ БЫ РАЗВЕЛ РУКАМИ И СКАЗАЛ: ВАМ ПОМОЧЬ НЕВОЗМОЖНО

— Кроме первоклассного оборудования в вашей клинике первоклассные специалисты разного профиля…

— В свой коллектив мы приглашаем ребят, которые только-только закончили институт и прошли интернатуру. Приглашаем молодых как раз из-за того, что доктору сегодня приходится работать с очень сложной аппаратурой, с компьютерами, а все это легче осваивают молодые доктора. У нас все они очень жадные до знаний, проходят стажировку в российских клиниках, за границей — у лучших профессоров-офтальмологов мира. У нас принцип такой: каждый доктор должен уметь работать на каждом нашем аппарате, каждый изучить. Ну а если кто-то хочет стать лидером в одном направлении, в какой-то одной спецификации — скажем, лазерная хирургия глазного дна, рефракционная хирургия и так далее — пожалуйста. 

Так выглядит оснащение клиники

Конечно, каждый будущий хирург сначала проходит обучение в учебном центре на базе РКБ на моделях глаза. И простейшие операции начинает делать только после 4 - 5 лет стажировок и послевузовского обучения. Хотя во всем мире — что в Европе, что в Америке, да и у нас в стране — начинающий хирург впервые подходит к операционному столу в 40 - 45 лет. Хирурги даже шутят: полжизни ты пробиваешься к операционному столу, а дальше полжизни никого к нему не подпускаешь. А у нас молодые хирурги получают возможность работать, причем на новейшем оборудовании. Они это понимают и ценят. Им интересно и работать, и учиться. И они становятся звездами, успешными, богатыми, необходимыми обществу. У нас сегодня работает целое созвездие высокопрофессиональных молодых докторов. А с прошлого года наша клиника стала клинической базой для студентов медицинского отделения КФУ. Создали учебную комнату, проводим занятия, первый курс уже обучили. В перспективе — открытие кафедры офтальмологии на базе КФУ.

День медработника в КФУ. Клиника «Глазная хирургия Расческов» — клиническая база по подготовке студентов Института фундаментальной медицины и биологии КФУ

— Известно, что фишка, конек вашей клиники — комплексное лечение…

— Да, это особенность клиники, мы подходим комплексно, лечим все возможные патологии глаза. Но так и должно быть: что это за клиника, если в ней освоят всего одно направление и только им занимаются? А вдруг во время операции возникнут осложнения? Если нет комплексного подхода, то шаг вправо, шаг влево — и хирург становится беспомощным. А у нас есть возможность, если это необходимо, тут же, во время операции, перейти на другую область хирургии, я обычно говорю: на другой «этаж». У нас на каждый «этаж» есть и первоклассные специалисты, и комплекс оборудования.

Представьте себе такую гипотетическую ситуацию: у человека видит единственный глаз, остаточное зрение. В процессе операции может выясниться, что и у этого глаза есть серьезная проблема — связки хрусталика почти не держат, и он утонул. Все! В этом случае, если отсутствует направление витреальной хирургии глаза, в клинике не делают операций на заднем отрезке глаза, то человек просто может остаться слепым. Хирург разведет руками и скажет: «Вам помочь невозможно». А комплексный подход к лечению позволяет тут же подключить другой комплекс оборудования, перейти на задний отрезок глаза и закончить операцию благоприятно, сохранить человеку зрение.

Александр Расческов в Ницце с ведущим офтальмохирургом Филиппом Крозафоном (в тюбетейке), который одолжил коллеге для съемки шапочку Жак-Ива Кусто

Можно сказать так: хирург, который ведет только одно направление, знает только одну дверь. А у нас много дверей, для нас нет запретных, неизвестных зон в глазу, мы можем со всех сторон подойти к патологическому очагу.

Сегодня хирургия не только точная, она еще и точечная. Проколы 0,3 миллиметра, то есть очень маленькие: мы находим зоны поражения и подходим непосредственно к очагу поражения. Но если клиника занимается, например, только хирургией хрусталика, у них вход один, дверь одна, и если заболевание находится с противоположной стороны, им, чтобы до него добраться, надо разрушить половину глаза. Поэтому я считаю: в клинике должны быть все максимально возможные направления. Это резко повышает и уровень хирургии, и ее качество, и безопасность. А также позволяет профессионально развиваться докторам. Доктор чувствует себя именно офтальмологом, а не, допустим, катарактологом или роговичным мастером…

Интеллектуальная система для хирургии катаракты начала работу в клинике

ШВЕЦИЯ, ШВЕЙЦАРИЯ, ШЕМОРДАН… ЧТО ЭТО ЗА НОВЫЙ ГЛАЗНОЙ ЦЕНТР?

— Вы планируете открыть детское отделение?

— Уже ремонтируем помещение под детское отделение. Потому что увидели, что необходимость в этом высокая. Очень важно, особенно в первые годы жизни ребенка, дать возможность развиться зрению, вовремя его корригировать, стимулировать. У кого-то из детей от природы бывает все нормально с глазами, но у некоторых в тот момент, когда закладываются первичные рефлексы, бывают патологии. И задача детского врача — выявить это и «запустить глаз», задать ему правильную программу.

У нас есть клиники на севере, на юге Татарстана, там мы детское отделение открыли сразу. Тем более что там офтальмолога некоторые за всю жизнь ни разу не видели — редкое существо! А чтобы детей ему показать, это вообще почти немыслимо было. Поэтому мы там сделали детский прием, абсолютно бесплатный, чтобы первичную диагностику в раннем возрасте могли получить все, и если есть какая-то аномалия, ее скорректировать. Сейчас будем открывать клинику в Альметьевске, там тоже будет детское отделение. 

— Наверное, не очень-то просто открывать клиники в районах республики?

— Развивать нашу клинику нам помогают наши пациенты, их доверие к нам. Они, покупая у нас услуги, способствовали созданию полноценной глазной больницы, предоставили нам возможность покупать новейшее оборудование, осваивать современные методики, учить докторов, открывать филиалы в районах. Одно из наших ведущих направлений — доступность офтальмологической помощи. Мы тут, похоже, первые в мире. У нас был доктор из США, так он чуть не плакал, когда рассказывал, что всю жизнь мечтал создать клинику между Нью-Йорком и Вашингтоном, но увы… А тут был поражен: в деревне, где сто домов, в Шемордане, в Сиктерме-Хузангаево — оборудование первоклассное, мы проводим сложнейшие операции, которые обычно только в столицах делают. Знаете, на зарубежных конгрессах коллеги смеются: в документах идут — Швеция, Швейцария, Шемордан… Что это за новый глазной центр? Что это за страна такая — Шемордан, она на уровне Ватикана, Сан-Марино?

Хотелось бы построить полноценную, удобную во всех отношениях клинику, с хорошей парковкой. Это долгая-долгая, тридцатилетняя мечта. Отец мечтал, по наследству передал эту мечту мне.

Открытие филиала в Хузангаево

«ОВЕЧЬЮ ШКУРУ» К МОЛЕКУЛЕ ПРИЦЕПЛЯЕМ, И ОНА ПРОНИКАЕТ В БОЛЕЗНЕННЫЙ ОЧАГ

— Александр Юрьевич, есть ли надежда, что когда-нибудь любому слепому можно будет вернуть зрение?

— Только в России более двух миллионов слепых. Сейчас наука стремится в какой-то степени лечить даже генные заболевания, восстанавливать ткань, выращивать ее. Успехи есть, хотя до полноценного, поточного применения еще не дошло. Еще сегодня существует хирургия на молекулярном уровне, мы ее тоже применяем. Иногда нам удается некоторые клетки обмануть. Существуют лекарства, например, для лечения всевозможных отеков сетчатки, для подавления иммунного ответа. Мы посылаем в очаг болезни клетки — нельзя сказать, что это «волки в овечьей шкуре», но что-то в этом роде: «шкуру» к молекуле прицепляем, она становится как бы невидимой, проникает в болезненный очаг и блокирует развитие заболевания, лечит.

Ведутся разработки, чтобы дать всем слепым надежду вернуть зрение. Есть попытки сделать бионический, искусственный глаз. Но пока человек благодаря ему только отличает свет от темноты. Другое и очень перспективное направление — попытка подключить к нейронам головного мозга внешнее устройство. Целые институты над этим работают. И когда это удастся, работа офтальмологов может перейти на уровень электриков: выкрутил лампочку — заменил лампочку, выкрутил глаз — заменил глаз… Пожалуйста, вешай какой угодно глаз. Хочешь — инфракрасный, или ночного видения, или чтобы за три километра видеть, или, наоборот, с увеличением, как у самого сильного микроскопа, чтобы микробов разглядывать. Это вполне реально. Будет у человека набор глаз, целая коробочка. Через некоторое время это станет обыденностью. Думаю, в ближайшие 5 - 10 лет это реально.

Имеются противопоказания.
Требуется консультация специалиста