ПЕРМСКИЕ БОГИ

В составе делегаций, словно магнитом притягиваемых на Урал фестивальной командой Теодора Курентзиса, были слушатели Новосибирска и Тюмени, Вильнюса и Саратова, Петербурга и Москвы. Не без удивления была обнаружена завидной активности группа из Казани. Встреченные на первой же фестивальной пресс-конференции с Курентзисом, земляки отмечались посещением буквально каждого события, будь то ежедневная образовательная лекционная программа в Дягилевском клубе, премьера хоровой оперы Аны Соколович в филармонии «Триумф», дневной факультативный показ двух коллективно созданных опер по рассказам Рэя Брэдбери или предрассветные концерты в Пермской художественной галерее, где разной сложности музыку вместе с, увы, немногочисленными, обладателями билетов перед восходом солнца слушали пермские деревянные боги.

Круглосуточный фестивальный режим — одно из радикальных новшеств нынешнего года. После нормальных вечерних концертов и представлений в театре оперы и балета или на сцене Театра-Театра вместо того чтобы спать, народ шел на полночные gala в темный — чтобы ничего не отвлекало от музыки — зал Дягилевской гимназии, а затем — на набережную Камы в художественную галерею. 

Ожидание концертов в темном пространстве нижнего этажа завершала дежурная речь музейного директора о том, что «путь к музыке надо совершать осторожно и тихо, соблюдая дистанцию и ориентируясь по свечам». Запрещалось включать телефоны и аплодировать, поскольку «галерея расположена в здании храма». После такого предисловия подъем в подкупольный этаж становился сакральным переживанием.

На одном из ночных концертов хоровыми опусами старинных и современных авторов дирижировал Курентзис, в чьей силуэтной жестикуляции было гораздо больше от совершающего молебен священника, нежели от дирижера и персонажа, получасом раньше закончившего представление хоровой оперы Алексея Сюмака Cantos по мотивам биографии и поэзии американского поэта-парии Эзры Паунда.

Показ этой оперы без солистов и оркестра, зато с солирующей скрипкой (Ксения Гамарис) и зрителями, которых режиссер Семен Александровский посадил прямо на сцену, начался ближе к половине второго ночи. В конце сопровожденные самим Курентзисом к линии рампы, откуда требовалось спуститься в поросший деревцами Элизиум партера, люди, обескураженные красотой увиденного, услышанного и пережитого, выходили к горящим прямо перед театральным фасадом огням костров. Это было одно из самых обжигающих фестивальных прикосновений к вечности.

ПЕРМСКИЕ ГОРИЗОНТЫ

20 рейдов проекта RemotePerm берлинской группы Rimini Protocoll подружили с местными ландшафтами опробованный в 40 европейских городах проект стоминутной экспедиции в наушниках, где людьми руководит голос электронного Вергилия. Путь, как и в других городах, вел от городского кладбища до смотровой площадки на одной из прикамских башен-новостроек. 

Оглядывая закамские горизонты, люди испытывали готовность к взлету в неизведанное. И только вернувшись в человеческое состояние, начинали догадываться о хитром методе авторов путешествия, отхронометрировавших буквально каждый ваш шаг, сопровожденный размышлениями от «сейчас вы стая» до «река делает неотличимой одну каплю от другой, река делает их частью общего течения». Тем занимательнее было изучать Дягилевский на предмет «капельной» неповторимости или, наоборот, «речного» течения проектов, сливаемых общей продолжительностью фестивального времени в нечто важное и глубокое, что буквально погружало жизнь в новую театральную реальность.

Ни одного афишного хита, вместо которых — радикальные выходы в пространства междисциплинарности и необозримость всевозможных сюжетов, музыки и театральных техник. Художественное и одновременно лично адресованное шарахнули на открытии фестиваля, когда 120 человек фестивального оркестра MusicAeterna Первой симфонией Малера отыграли еще не отпустившее их ощущение, незадолго до фестиваля испытанное на венецианском острове Сан-Микеле. Там в отсеке греческого кладбища, где расположены могилы Игоря Стравинского и Сергея Дягилева пермяки ритуально поклонились обоим героям нынешнего фестиваля исполнением Adagietto из Пятой симфонии Малера, музыки, обязанной своей популярностью фильму Лукино Висконти «Смерть в Венеции».

Важной фестивальной премьерой стала хоровая опера-ритуал Аны Соколович «Свадьба». До Перми это сочинение канадской эмигрантки из Сербии звучало во Франции на фестивале в Экс-ан-Провансе. На сцене филармонии «Триумф» постановку осуществил руководитель театра «Дерево» Антон Адасинский, перемудривший с пластическим двойничеством танцорок роскошным голосам 6 пермских солисток, среди которых блеснула трагизмом и необозримыми глубинами своего сопрано Надежда Павлова, звезда прошлогодней «Травиаты» Роберта Уилсона.

Парой дней позже на ночном концерте Московского ансамбля современной музыки в Дягилевской гимназии публика уже открывала новую звезду — москвичку Ольгу Власову. Выступив в «Свадьбе» одной из исполнительниц, а затем продирижировав вместо Курентзиса третьим показом спектакля, она предстала роскошной актрисой и отчаянной героиней монооперы «Чужая» Алексея Сюмака. 

Сложная вокальная скороговорка в первой части характеризует ее не только полусумасшедшей болтуньей, взахлеб изливающейся случайно встреченному собеседнику о том, о сем, но и мастерицей, напомнившей искусством современного пения одну из главных звезд авангардистской эстрады ХХ века — Кэти Берберян, супружеству с которой мы обязаны появлению многих опусов знаменитого итальянского композитора Лучано Берио. Подстать авангардисту-итальянцу, вдохновленному мастерством Берберян, во второй части «Чужой» московский композитор Сюмак развернул возможности Ольги Власовой в радикальную сторону. Наложив несколько треков, записанных одной-единственной певицей, он показал женский голос как неслыханную инструментально-хоровую запредельность.

Другие грани человеческих возможностей демонстрировало дайверское шоу AquaSonic: пятеро датчан и датчанок, плавая в громадных аквариумах, извлекали музыку рыб и амфибий из невиданных инструментов и собственных горл. Ансамблевой слаженности их музыки помогали специальные наушники. Звуковым синхронам не мешали выныривания на поверхность за небольшими порциями воздуха. Никто не разглядел на музыкантах специальные отягощающие пояса и вряд ли кто оценил тренированность перкуссиониста, бившего в пять раз сильнее, чтобы преодолеть сопротивление воды. Но ступор перед силой затратного и супертехнологичного эксперимента был, пожалуй, даже сильнее сочувствия, испытываемого к полтора часа не вылезавшим из теплой воды первопроходцам аквариумного пения.

ПЕРМСКОЕ ЧУДО

Шквал новой информации обрушивался на фестивальную публику, не оставляя ей выбора. Разбитый в театральном сквере шатер Дягилевского клуба ежедневно принимал людей от мала до велика: лучшие столичные умы рассказывали о славянской, европейской и американской опере, о современной композиции и минимализме — от Джона Кейджа до Антона Батагова. Натоптыши и мозоли стандартного театрально-концертного опыта рассасывались под натиском премьер либо повторений хорошо забытого старого.

На премьере в органном зале батаговского сочинения «Где нас нет. Письма Игуменьи Серафимы» минималистской фортепианной летописью сопровождалось чтение писем из семейного архива Натальи Янсон, которую судьба разлучила с родиной и сыном на долгие годы, лишь единожды позволив увидеть контуженного на войне и много позже приехавшего к ней из СССР в Америку сына. Страшная правда о русском ХХ веке отдавала какой-то горестной мудростью духовного подвига русской женщины, 30 лет после смерти мужа молившейся его памяти в Ново-Дивеевском монастыре в 30 верстах от Нью-Йорка и все это время обращавшей слова любви единственному далекому-близкому родственнику. Батагов преподнес материал с деликатностью и тактом большого художника.

Не менее впечатлил выход пианиста Алексея Любимова: в ночном piano-gala он предстал мегавиртуозом. Казалось, что на нескольких роялях шпарит не патриарх исторически просвещенного исполнительства, а переадреналиненный олимпийский чемпион. Совсем другой поворот случился в его же программе на музыку Эрика Сати и Кейджа с французской певицей, акробаткой и художницей Луиз Моати. В докинематографической технике диорамы, силуэтного рисунка и водяных пузырей она сложила на экране, а затем и на гимнастическом снаряде незабываемый сюжет «Это (не) сон». Рукодельное искусство домашнего театра с живым фортепиано отменило актуальность гаджетов и заставило изумиться неисчерпаемости по-детски воздушных и милых сердцу фантазий. Опыт штучных домашних форматов придал особую выразительность миссионерскому профилю Дягилевского фестиваля. Принимать красоту экспериментов он учит без эстетского высокомерия, противопоставления «высоких и низких искусств» и прочих досужих тривиальностей.

Театр не место для отдыха, музыка не услада для ушей. Такие идеи без дидактики и нажима, но со смелым отчаянием первопроходца Курентзис внушает и реализует с энергией, невозможной в столичных реалиях, но последовательно внедряемой в жизнь уральской провинции. Теперь пермский фестивальный опыт намагничен так, что перенимать его впору не только другим городам России, но и просвещенной Европе. Пробуждать людей от спячки, от привычного и благостного копирования обрусевший дирижер-грек начал в Новосибирске, продолжил в Перми, которая в непостижимо короткий срок став уральским Зальцбургом, ныне уже вовсю проецируется на Зальцбург австрийский.

Именно там пермские оркестр и хор MusicAeterna выступят с «Реквиемом» Моцарта, а также в опере «Милосердие Тита». 10 августа Зальцбург услышит программу, звучавшую на открытии Дягилевского фестиваля — 2017: скрипичный концерт Берга «Памяти ангела» (солист — Айлен Притчин) и Первая симфония Малера. Ну а самой Перми от Дягилевского фестиваля останется репертуарная тройчатка балетов Стравинского в постановке трех самых заметных отечественных хореографов нового поколения — Вячеслава Самодурова, Владимира Варнавы и Алексея Мирошниченко. Звездный премьерный состав с участием Дианы Вишневой («Петрушка») и Натальи Осиповой («Жар-птица») на Дягилевском фестивале смотрели интендант венского Концертхауса Маттиас Наске, интендант Венской оперы Ян Холлендер, бывший премьер и директор Большого театра Владимир Васильев, нынешний руководитель балетной труппы Большого театра Махарбек Вазиев, которого на своем самолете в день закрытия фестиваля примчал из Москвы Роман Абрамович. Кстати, в его диалоге с соседом по креслу в одиннадцатом ряду партера подозрительно часто звучало слово «Татарстан».