Смерть поэта Евгения Евтушенко в США вызвала немало насмешливо-оскорбительных и недостойных комментариев даже от людей, которые не замечены были прежде в подобном глумлении. Философ Дмитрий Галковский видит причину этой странной неприязни в общей культурной деградации российского общества. Если Пикассо дарил Евтушенко свои картины, Кеннеди удостаивал долгой беседы, а Сартр просил автограф, то среди нынешних деятелей российской культуры нет никого, кто был бы достоин подобного внимания.
Евгений Евтушенко
О ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ ПРИЗНАКАХ ПОЭТА, ИЛИ КТО ТАКИЕ ШЕСТИДЕСЯТНИКИ
Евтушенко был поэтом. Он умел писать стихи, причем речь не идет о простой версификации. У него есть много удачных стихотворений.
Вот собственно и всё. В данном случае это определяющая информация, позволяющая верно судить о человеке.
То, что о Евтушенко говорили последние 50 лет, это, большей частью, болтовня озлобленных советских мещан, адресованная не ему лично, а вообще поэту как типу личности. Мол, много о себе человек понимает, говорит об непонятном, нервный, носит нашейные банты и ювелирные изделия, четыре жены и пять детей, пьёт, курит, дебоширит, а также социально слабый.
Всё это и есть профессиональные признаки поэта, присущие ему имманентно, как члену сословия. Поэт — впечатлительный внушаемый человек, поглощённый собственными переживаниями, поэтическое творчество основано на импровизации и просто-таки требует «рассеянного образа жизни».
К этим видовым свойствам поэта можно добавить личные качества Евтушенко-человека. Евтушенко был весёлым и позитивным, добрым и совестливым. Для его рода деятельности он отличался поразительным трудолюбием, любил и уважал отечественную культуру. Он прекрасно читал стихи (особенно свои) и мог держать в напряжении большой зал и час и два.
Вся бессмысленная критика Евтушенко (бессмысленная, ибо нелепо обвинять врача в том, что у него характер и мировоззрение врача, а поэта в том, что у него характер и мировоззрение поэта) лучше всего изложена им самим, как это и полагается «рапсоду»:
За тридцать мне. Мне страшно по ночам.
Я простыню коленями горбачу,
лицо топлю в подушке, стыдно плачу,
что жизнь растратил я по мелочам,
а утром снова так же её трачу.
Когда б вы знали, критики мои,
чья доброта безвинно под вопросом,
как ласковы разносные статьи
в сравненье с моим собственным разносом,
вам стало б легче, если в поздний час
несправедливо мучит совесть вас.
Перебирая все мои стихи,
я вижу: безрассудно разбазарясь,
понамарал я столько чепухи...
а не сожжешь: по свету разбежалась.
Соперники мои,
отбросим лесть
и ругани обманчивую честь.
Размыслим-ка над судьбами своими.
У нас у всех одна и та же есть
болезнь души.
Поверхностность ей имя.
Поверхностность, ты хуже слепоты.
Ты можешь видеть, но не хочешь видеть.
Быть может, от безграмотности ты?
А может, от боязни корни выдрать
деревьев, под которыми росла,
не посадив на смену ни кола?!
И мы не потому ли так спешим,
снимая внешний слой лишь на полметра,
что, мужество забыв, себя страшим
самой задачей — вникнуть в суть предмета?
Спешим... Давая лишь полуответ,
поверхностность несём, как сокровенья,
не из расчета хладного, — нет, нет! —
а из инстинкта самосохраненья.
Затем приходит угасанье сил
и неспособность на полёт, на битвы,
и перьями домашних наших крыл
подушки подлецов уже набиты...
Метался я... Швыряло взад-вперед
меня от чьих-то всхлипов или стонов
то в надувную бесполезность од,
то в ложную полезность фельетонов.
Кого-то оттирал всю жизнь плечом,
а это был я сам. Я в страсти пылкой,
наивно топоча, сражался шпилькой,
где следовало действовать мечом.
Преступно инфантилен был мой пыл.
Безжалостности полной не хватало,
а значит, полной жалости...
Я был
как среднее из воска и металла
и этим свою молодость губил.
Пусть каждый входит в жизнь под сим обетом:
помочь тому, что долженствует цвесть,
и отомстить, не позабыв об этом,
всему тому, что заслужило месть!
Боязнью мести мы не отомстим.
Сама возможность мести убывает,
и самосохранения инстинкт
не сохраняет нас, а убивает.
Поверхностность — убийца, а не друг,
здоровьем притворившийся недуг,
опутавший сетями обольщений...
На частности разменивая дух,
мы в сторону бежим от обобщений.
Теряет силы шар земной в пустом,
оставив обобщенья на потом.
А может быть, его незащищенность
и есть людских судеб необобщенность
в прозренье века, четком и простом?
Следует понимать, что шестидесятники — это не только первое вполне советское поколение, но и последнее поколение ещё русское. Не будучи сами русскими людьми, шестидесятники знали и помнили русских, часто русскими были их родители. А по тому, что пережили шестидесятники в детстве и отрочестве, — это персонажи шекспировских пьес. Шестидесятники, при всех их недостатках и смешных чертах, были поколением гигантов.
Очень легко обвинять Евтушенко в сервильности или измене своим идеалам, но этот человек прошёл через несколько эпох, а перепад давлений, например, между 40-ми и 60-ми был таков, что людей разрывало напополам, как глубоководных рыб, вытащенных на поверхность.
Через всю жизнь Евтушенко пронёс любовь к русской культуре, особенно к отечественной поэзии. Он составил отличную поэтическую антологию, по которой виден почти безукоризненный вкус. Евтушенко прекрасно понимал место Пушкина, Лермонтова, Блока или же Северянина, Надсона и Клюева в отечественной культуре. Это не невежественный Лимонов.
Конечно, советскую поэзию нельзя считать органичной частью русской литературы — она так же вторична, как поэзия Чили или Перу по отношению к поэзии Испании. Но эта та область культуры, где различия наименее значительны. Маяковского или Есенина действительно можно считать русско-советскими поэтами и в этом не будет никакой натяжки. Тем более это верно для нерусских поэтов, начавших своё творчество в исторической России.
РУССКИЙ С НЕМЕЦКИМ ЗАМЕДЛИТЕЛЕМ
В этническом отношении Евтушенко типичный новиоп, но в смысле культуры новиопство — это умозрительное упрощение. Если разобраться, в новиопах всегда существует русская культурная основа, соседствующая с тем или иным инородным «замедлителем».
Этим замедлителем у Евтушенко было не еврейство или украинство, а немецкое происхождение. Его настоящая фамилия — Гангнус. Это не просто немец, а немец, детство и отрочество которого прошло в германофобской стране и германофобском мире.
Отсюда возмутительная фантасмагория «Бабьего Яра». Нелепый и оскорбительный для русских пафос стихотворения (русские сильно пострадали от евреев за годы советской власти) совершенно стереотипен для немцев.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но сыплю в раны перец
я всем антисемитам, как еврей,
и потому — я настоящий немец!
Под этом подписались бы и Ясперс, и Хайдеггер. А пожалуй, и Гёте.
Немецкая кровь делает более ясными многие поступки Евтушенко, да и его внешний облик: манеру шутить, держаться, даже мимику и жесты.
Деланное «негодование» у советского истеблишмента вызвал отъезд Евтушенко в США в 1991 году. Ишь ты подишь ты — 60-летний человек осмелился переехать в Америку, чтобы преподавать там русскую литературу. Евтушенко был либеральным советским литератором, весь социальный пафос его деятельности заключался в демократизации СОВЕТСКОГО общества. Соответственно и пик его политической активности пришёлся на перестройку. Когда СССР распался, политическая активность Евтушенко потеряла смысл. Альтернатива заключалась или в превращении в украинского или прибалтийского националиста, чему русский поэт был совершенно чужд, или в новиопском перерождении в представителя космополитической компрадорской буржуазии, чему Евтушенко был чужд ещё более. Да и бегать 60-летнему человеку по бандитско-лужковской Москве было невместно. Многие его соратники бегали, выклянчили государственные и частные подачки, и живут не тужат. Мне, однако, представляется, что избранная Евтушенко роль — это роль более НРАВСТВЕННОГО человека. К тому же никакого брайтон-бича с Евтушенко в Америке не случилось. Он продолжал любить Россию, заниматься позитивной культуртрегерской деятельностью, да и вообще жил на два дома. Как и положено немцу — человеку по определению честному, порядочному и трудолюбивому.
И, кстати, внуку Рудольфа Вильгельмовича Гангнуса было бы вполне естественно вспомнить свои европейские корни и уехать на ПМЖ в Германию. Как раз из патриотических соображений. Германская «алия» была тогда на подъеме.
Но почему-то отъезд Евтушенко (я хорошо помню то время) вызвал неимоверное озлобление. Думаю, как раз потому, что по своему типу поведения, по своим словам и поступкам Евтушенко всегда был простодушным российским немцем — мальчиком для битья у русских задир.
Это заставляет иначе посмотреть и на его «клоунские наряды». Действительно, 75-летний Окуджава, Астафьев или Солженицын смотрелись бы в нарядах Евтушенко сбрендившими мещанами. Но Евтушенко не мещанин, а европейский поэт. Стиль его одежды узнаваем на Западе, там так одевается часть интеллектуальной богемы. И весь стиль жизни Евтушенко всегда был абсолютно западным, «петербургским». Он был и остался русским немцем, несмотря на всю советско-азиатскую пургу, которая мела вокруг него 60 лет. Голос крови и зов предков.
Вот это, думаю, главное, что бесило добрых «соотечественников».
«ПОЭТ В РОССИИ — БОЛЬШЕ ЧЕМ ПОЭТ»
Андрей Тарковский, талантливый новиоп с кавказским замедлением, шипел у себя в дневнике:
«Какая бездарь! Оторопь берет. Мещанский Авангард. В свое время Северянин был в тысячу раз талантливее. А что от него осталось? „Ананасы в шампанском“? И презрительные улыбки. Жалкий какой-то Женя. Кокетка... В квартире у него все стены завешаны скверными картинами. Буржуй. И очень хочет, чтобы его любили. И Хрущев, и Брежнев, и девушки...»
Желание нравиться для поэта, конечно, страшный грех; Северянин по какой-то странной аберрации до сих пор считается русскими интересным поэтом; а если от Евтушенко останется только «поэт в России больше чем поэт», уже это не «ананасы», а достойное место в отечественной культуре. Но главное не в этом. На стенах у Евтушенко висели подлинники Шагала и Пикассо, ЛИЧНО ПОДАРЕННЫЕ АВТОРАМИ.
Думаю, это и есть основная причина презрения к Евтушенко со стороны современных деятелей культуры. Им важно объявить культурный статус шестидесятников фикцией, а то, что делали эти люди, пошлой болтовнёй. Тогда перестанет существовать проблема культурной дегенерации, идущей последние 20 лет, «и конца этому не видно».
Сейчас фразочки Евтушенко (да и Тарковского): «сидели мы как-то в кафе с Мастрояни»; «Сартр попросил мой автограф»; «я Кеннеди и говорю» — воспринимаются как неправдоподобная похвальба, а презрение Запада к пострусским дошло до стадии присуждения нобелевской премии Акакии Акакиевне Алексиевич.
Выходит, что и Евтушенко должен быть порван и втоптан в грязь. Бо не по чину ватникам.
Но бороться с культурой довольно сложно. А уж конкретно со стихами...
Я что-то часто замечаю,
к чьему-то, видно, торжеству,
что я рассыпанно мечтаю,
что я растрепанно живу.
Среди совсем нестрашных с виду
полужеланий, получувств
щемит:
неужто я не выйду,
неужто я не получусь?
Меня тревожит встреч напрасность,
что и ни сердцу, ни уму,
и та не праздничность, а праздность,
в моем гостящая дому,
и недоверье к многим книжкам,
и в настроеньях разнобой,
и подозрительное слишком
неупоение собой.
Со всем, чем раньше жил, порву я.
Забуду разную беду,
На землю, теплую, парную,
раскинув руки, упаду.
О те, кто наше поколенье!
Мы лишь ступень, а не порог.
Мы лишь вступленье во вступленье,
к прологу новому пролог.
Тревоги наши вместе сложим.
Себе расскажем и другим,
какими быть уже не сможем,
какими быть уже хотим.
Жалеть не будем об утрате,
самодовольство разлюбя...
Завязывается
характер
с тревоги первой за себя.
Прощай, бедный Евгений. Евгений Галковский очень любил твои стихи.
Жизнь человека — готовый сюжет. Рассказ или фильм о Евтушенко должен начинаться так. Начало 60-х, кафе аэропорта, сидит подвыпившая компания молодых звёзд.
— Женя, а ты знаешь, когда умрёшь?
— Знаю. В 2017 году. Первого апреля.
Взрыв смеха.
Дмитрий Галковский, 3.04.2017
Дмитрий Евгеньевич Галковский — русский философ.
Автохарактеристика: «Дмитрий Евгеньевич Галковский, русский писатель. Из-за своего социального и этнического происхождения всю жизнь бойкотировался властями СССР, затем РФ. Несмотря на очевидные литературные способности, до сих пор не смог опубликовать ни одной своей книги. Известность приобрел благодаря интернету. Однако в сети же против Галковского ведется планомерная кампания, изображающая его психически больным человеком и скандалистом. Между тем известно, что Галковский — уравновешенный и общительный человек с университетским образованием, трезвенник, председатель клуба блогеров».
Родился в 1960 году в Москве в семье инженера и портнихи. Среди предков — лица духовного звания.
Окончил немецкую спецшколу. Работал на заводе им. Лихачева наладчиком пылеулавливающего оборудования, лаборантом в Академии бронетанковых войск им. Малиновского.
Четыре раза пытался поступить в университет. Только в 1980 году поступил на вечернее отделение философского факультета МГУ, которое окончил в 1986 году. На работу устроиться не мог, зарабатывал на жизнь нелегальным тиражированием и продажей запрещенной литературы.
1987 — написал философский роман «Бесконечный тупик», построенный как гипертекст. Публиковался лишь фрагментами до 1997 года, когда был издан самим Галковским тиражом в 500 нумерованных экземпляров. Книга была удостоена Анбибукеровской премии, но Галковский от премии отказался по неизвестным причинам.
1988–1989 — сотрудничал с самиздатским журналом Александра Морозова «Параграф». Некоторое время пользовался покровительством Вадима Кожинова, который в 1990 году устроил его в журнал «Наш современник» (Галковский ушел оттуда через год со скандалом).
Начало 1990-х — преподавал в Московском театральном лицее.
1996–1997 — издавал собственный журнал «Разбитый компас» (вышло три номера).
1998 — создал сайт «Самиздат. Виртуальный сервер Дмитрия Галковского».
С 2003 — ведет «Живой журнал».
2005–2006 — публиковался в интернет-газете «Взгляд», в 2007-м — в журнале «Русская жизнь».
Известен как ведущий российский конспиролог, утверждающий, что реальный хозяин современного мира — это Англия, управляющая им тайно и борющаяся с США и Францией (единственными, по его мнению, реально независимыми странами) за гегемонию. СССР и РФ, как и многие другие страны, Галковский рассматривает как «криптоколонии» Англии.
Поддерживает, хотя и с осторожностью, концепции альтернативной хронологии и истории: считает возможным искусственное создание «древних» языков для изготовления фальшивых «древних» текстов, полагает сфабрикованными сочинения Отцов церкви и сведения о плаваниях викингов, фальшивыми — новгородские берестяные грамоты. Европейскую историю считает достоверной лишь с XV–XVI веков, однако признает достоверность истории Древней Греции и Рима, что ставит принципиальный вопрос о преемственности между Европой эпохи Возрождения и поздним Римом — проблема, лежащая вообще вне официальной исторической науки.
Галковский — создатель так называемого «утиного движения», цели которого недостаточно ясны даже самим участникам. Сам Галковский именуется Друг Утят (явная аллюзия на Жан-Поля Марата, известного как Друг народа, и на многочисленные именования Сталина — Лучший друг физкультурников и т. п.)
В 2011 году получил из неизвестного источника серьезные средства, на которые создал организацию под названием «Цифровая машина», построил в Исландии офис «Цифровой машины», затем открыл представительство оной в Москве. Официально «Цифровая машина» занимается компьютерными играми с целью «утятизации» всей Земли.
Первый раз женился в 2012 году на журналистке и «утенке» Наталье Шеяновой, которая моложе его на 26 лет. Двое сыновей: Георгий (2013 года рождения), Геннадий (2015 года рождения).
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 4
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.